Глава 57. Локация 12. Выдай поджопник лезущему вперёд и переведи стрелки, указав пальцем на соседа, ибо наглость с честными глазами — презумпция невиновности при устранении конкурентов.

Экскурсия по величию Наполеона оказалась в небольшой тёмной палатке, установленной прямо на земле. Главный герой уже примерно Диминого возраста, в испачканном глиной мундире сидел на пушечном ядре за импровизированным письменным столом, которым служил высокий полосатый барабан. Наполеон что-то усердно строчил пером на листе бумаги.

Где-то за шатром вяло постреливала то одна пушка, то другая, а издалека доносились глухие разрывы. Кто стрелял, куда стрелял, из палатки видно не было, поэтому Дима остановил клип и вышел прямо сквозь ткань на свежий воздух, тут же поняв, что свежестью здесь пахнуть не может по определению. Всё было в за́мершем на стоп-кадре дыму, земли не видно. Словно на облака попал, расхаживая аки ангел на небесах.

Тут же запустила свой пионерский трёп Маргарита Ивановна, выскочившая следом.

— Штурм Тулона! — радостно возликовала она, размашисто махнув рукой на обозримое поле боя, где в нескольких сотнях метров виднелись мрачные полуразрушенные крепостные стены большого города. — Именно в этом сражении молодой Наполеон Бонапарт впервые продемонстрировал всему миру свой талант и гений великого полководца и стратега. Тулон признавался непреступной крепостью. Считалось, что взять город штурмом невозможно. Но именно гений Наполеона решил эту сложнейшую задачу. Назначенный революционными властями республиканской Франции командиром осадной артиллерии, он на одном из военных совещаний перед штурмом города произнёс свою знаменитую фразу: «Тулон здесь», указывая при этом на прилегающую к городу высоту, на которой мы в данный момент и находимся.

Всё это она высказывала весело, с задором, поблёскивая глазками. Хотя, может, это оправа поблёскивала или стёкла очков бликовали. Диме было по барабану. Он слушал гида вполуха, разглядывая застывшую картинку, а когда рассмотрел в деталях, то запустил клип, словно играя, подобно школоте́, в компьютерную игру. Ему, видите ли, стало интересно посмотреть на всё это в движущейся картинке. Тем временем включился звук канонады, и пионер-гиду пришлось поднапрячь голосовые связки.

— Наполеон при штурме Тулона проявил не только гениальность в стратегии, но и личный героизм. Он первым ворвался в осаждённый город с саблей наголо, ведя за собой штурмующую армию, чем снискал законное уважение солдат и офицеров.

И тут Дима вспомнил о Ко́не. Если эта сорока не он, то можно ли вызвать Господство в качестве консультанта или нет?

— Кон, — обратился он к небу, не обращая внимания на распинающуюся тётку, — а ты не мог бы составить мне компанию?

И тут же обернулся, почему-то понимая, что старичок если и появится, то непременно со спины. Угадал. Тряпичная открывашка палатки отдёрнулась, и на поле боя появился дедок профессорской наружности, ещё с порога вживаясь в роль старого брюзги.

— Компанию, компанию. У тебя вон компания. Рот не закрывается. Или ты предлагаешь нам с ней хором спеть тебе хвалебный хорал в честь великого императора?

— Вдвоём вы можете исполнить только дуэт, — улыбнулся Дима и тут же дурашливо поинтересовался: — А хор вообще — это сколько? Двое — дуэт. Трое — трио. Четверо — квартет, насколько я помню.

— Хор — это много.

— А много — это сколько?

— Не зли меня, прыщ, — грозно потряс пальчиком Господство, прерывая его детские вопросики. — Лучше послушай, что тебе умная женщина рассказывает.

— Умная? — удивился Дима, уставившись на Кона, явно понимая, что тот над ним прикалывается.

— Ну не умная, — пожал Искусственный Разум плечиками, — какая разница. Для женщины это не имеет значения. Любая считает себя умницей и красавицей, и попробуй этому перечить.

— А вот с этим соглашусь, — покивал в ответ бывший ученик школы соблазнения. — Себе дороже.

— О! В нашей группе пополнение, — наконец узрела Маргарита Ивановна новенького слушателя.

Дима только ещё шире растянулся в улыбке, поняв, что, как и предполагал, эти два аватара не взаимосвязаны, а значит, представление при их столкновении должно выйти занимательным. Как они, интересно, будут между собой собачиться? И удастся ли переключить внимание престарелой пионерки с себя на старичка профессора? Тем временем гид даже и не подумала прерываться, продолжая разглагольствовать.

— За взятие города Тулон Наполеону Бонапарту было присвоено воинское звание генерал. На тот момент ему было всего 24 года.

— Кон, — не обращая внимания на голосившую сопровождающую, обратился Дима к Господству, — а что это он в палатке пишет?

— Доносы строчит на своих подчинённых офицеров и победные реляции командованию, в которых всячески восхваляет свои заслуги.

— По принципу: себя не похвалишь — от других хмуль дождёшься?

— Что-то в этом роде, — согласился с ним ангел воплоти.

— А доносы на кой?

— А как он ещё мог приструнить и заставить подчиняться более опытных офицеров, которые только и делали, что занимались фрондёрством и откровенно плевали на его назначение командующим, вытирая о мальчишку сапоги?

— Фрондёрством? — удивился Дима.

— В то время это было модным в офицерской среде, и не только в революционной Франции. Показывать себя безумно храбрым и предельно независимым было хорошим тоном для служивого аристократа. Дисциплина у командного состава практически отсутствовала. Они не служили. Они делали одолжение. А если что не нравится вышестоящему начальству — к барьеру и стреляться.

— Мля, — ухмыльнулся абитуриент, первым делом позавидовав беспредельщикам Наполеоновской эпохи, потому что с его нынешним преподавательским составом подобного не выкинешь.

— Наполеон Бонапарт отличался удивительной прозорливостью и смекалкой, — тем временем продолжала звонко голосить Маргарита Ивановна, стараясь перекричать канонаду, при этом не смотря на слушателей за спиной и упиваясь видами сражения. — Заняв эту высоту, он смог подавить сопротивление обороняющихся и отогнать от Тулона английский флот, который до этого, находясь в гавани, огнём своих пушек поддерживал бунтовщиков.

— У меня вообще сложилось такое впечатление, — продолжил вполголоса Дима диалог с Коном, любуясь статностью заднего вида престарелой пионерки, — что Наполеон с самого детства врал, как дышал. Это что, была ещё одна грань его таланта?

— Многие исследователи его биографии с тобой согласятся, утверждая, что он обладал удивительной способностью врать так, что ему все верили. Ложь, воспринимаемая за правду, — это высшая ступень лицедейства. Особенно показательна в этом плане его итальянская компания и, в частности, битва на Аркольском мосту.

— О, Аркольский мост! — неожиданно резко обернулась к ним Маргарита Ивановна, услышав нечто знакомое. — В том побоище Наполеон проявил себя самым героическим образом. Когда атака французов захлебнулась, он лично вбежал по трупам своих солдат на мост, подхватил выпавший из рук убитого знаменосца флаг и, под свистом пуль и снарядов, гордо взвил его над своей головой. Солдаты воодушевились подвигом своего генерала, и победоносный штурм продолжился до полного разгрома врагов.

Дальше она принялась осыпать героя лестными эпитетами, превознося его на разные лады. Дима её уже не слушал. Он уставился на Кона вопросительным взглядом, как бы требуя продолжения. Тот не стал противиться, продолжив:

— На самом деле Наполеон действительно в своём знаменитом заразном азарте ринулся среди солдат на мост. Но, будучи мелким среди исполинских гренадёров, идущих на штурм, его сначала уронили, затоптали, а затем вовсе спихнули с моста в топкий болотистый берег реки. Генерал провалился в жидкий ил чуть ли не по пояс. Телохранители сверху заметили и спрыгнули следом. Вытянули горе-командующего, оставив где-то в жидкой грязи его сапог. Вымазанного с головы до ног оттащили в командную палатку, откуда впоследствии он принялся строчить руководству в Париж победные донесения. Именно там, под пером бесстрашного генерала появился, подвиг с поднятым знаменем, воодушевившим солдат на победу.

Кон говорил тихо, а увлечённая своим выступлением Маргарита Ивановна, как тетерев на току, осталась глуха к его нелицеприятным высказываниям о её кумире. Она находилась в состоянии эйфории от влюблённости, упиваясь идолом своей мечты.

— В последствии, — продолжала она с задорной интонацией звонко пионерничать, — великий художник Антуан Гро написал знаменитую картину «Бонапарт на Аркольском мосту», увековечив героя столь славной битвы на все времена.

Клип с Тулоном закончился, плавно перетекая в следующий. Знакомый уже Диме зал Собора Парижской Богоматери. Знакомый антураж коронации Наполеона императором французов. Только, в отличие от первого посещения, на этот раз клип предстал в движении.

— О-о-о, — подобострастно заблеяла Маргарита Ивановна, моментально преображаясь из пионерки в пенсионерку, которой аж целых три рубля к пенсии добавили. — Коронация великого императора. Как он был великолепен.

Под стёклами её очков блеснули слёзы. Руки сложились над безразмерной грудью в молебном жесте. Складывалось такое впечатление, что сбылась её самая заветная мечта. Она была просто счастлива присутствовать на этом торжестве тщеславия.

— Он был в бархатном жилете с золотой вышивкой и бриллиантовыми пуговицами, — умилялась Маргарита Ивановна, захлёбываясь от восторга, — в малиновой бархатной тунике и короткой малиновой куртке с атласной подкладкой, с лавровым венком на голове…

Дальше Дима слушать её перестал. Заметив, что Кон телепортировался несколько поодаль от гида, молодой человек счёл за лучшее составить ему компанию, медленно отойдя от экскурсовода. Не понимая пока, куда смотреть и за чем следить, молодой человек первым делом решил разговорить ангела-консультанта, уже догадываясь, о чём будет вещать восхищённая наполеоновская фанатка.

— Я так понимаю: мы здесь лицезреем апофеоз его величия?

— До этого ему было ещё далеко, — поддержал Кон предложенный диалог, — но апофеоз амбиций — однозначно присутствует.

— А, ну да, — вспомнил Дима, — он ведь кроме патологического вранья ещё страдал просто наполеоновскими амбициями.

— Не то слово, — улыбнулся старичок профессорского вида, — смотри, что он сейчас сделает.

Дима присмотрелся. Похоже, в этот момент происходило помазание божие на царствование, или как эта процедура в императорской коронации называется. Наполеон, донельзя наглый, вальяжно подошёл к какому-то нарядно одетому священнослужителю, держащему корону двумя руками. Вид у последнего был такой, что Дима подумал, будто священник однозначно ждал, что этот наглый корсиканец сейчас влепит ему пощёчину, непонятно за что.

— Согласно ритуалу, — продолжал вполголоса комментировать происходящее Кон, — Бонапарт должен был встать на колени перед папой римским Пием VII, который во славу Господа возложил бы на его голову императорскую корону, но амбициозный император решил эту традицию сломать.

Наполеон тем временем вырвал из рук у папы римского корону и, упиваясь своим тщеславием, торжественно водрузил зубчатый обод себе на голову собственноручно, как бы давая понять, что он выше католического понтифика, поднимая себя до нечто божественного. Затем взял корону поменьше и с той же богоподобной наглостью короновал Жозефину. Клип закончился.

Убогая обшарпанная комната, примерно шесть на шесть. Письменный стол, два кресла. В углу ширма. За ширмой короткая кровать с горой подушек в изголовье. Пол, застеленный ковром, наполовину завален большими листами штабных военных карт в несколько слоёв. Наполеон, напоминая грузного рахитика с впечатляющими залысинами, широко расставив ноги и заложив руки за спину, что-то из этого положения рассматривал на лежащей у его ног карте, выпятив нижнюю губу.

За столом сидел рыжий щуплый мужичок с пушкинскими бакенбардами, замерев с гусиным пером в руках и в ожидании смотря на профиль Бонапарта.

— Стоп, клип, — быстро скомандовал Дима, решив сначала дать возможность говорливому гиду выговориться, а затем в динамике рассмотреть всё, что тут ему предоставляется.

Маргарита Ивановна ожидания оправдала.

— Последнее пристанище величайшего из великих — остров Святой Елены.

Торжественно, с интонацией прочтения некролога, принялась вещать убитая горем застарелая пионерка, как и положено, провожая в последний путь героя, чьё дело не умрёт, а имя впишется во всемирную историю золотыми буквами.

— О, — с тоской протянул Дима себе под нос. — Это надолго. Пойду-ка я на воздух. Гляну на знаменитый остров.

И пошёл, никого не спросив. Прямо так сквозь стену и вышел, оставив певунью траурных речей в гордом одиночестве, так как тут же следом за ним последовал и Кон. А та так увлеклась, что отсутствие за спиной слушателей и не заметила.

Погода за стенами каменного сарая, а по-другому этот архитектурный шедевр назвать было нельзя, предстала мерзкая. Серость. Сырость. Порывистый ветер трепал всё, что под его воздействием могло трепаться. Мелкая морось превращала, кажется, в насквозь мокрое даже то, что по законам физики не могло промокнуть. Видимость была не более 50 метров. Дальше всё становилось расфокусированным и теряло очертания, как бы растворяясь.

Дима задрал голову к небу и почему-то решил, что это вовсе не дождь такой мелкий, а тупо на остров села огромная туча, и эта морось — просто её конденсат. На кой ему было это открытие, он сам не понял. Но переключение с узконаправленных размышлений на нечто нейтральное и отвлечённое позволило молодому человеку прочистить заваленные мыслями мозги, обнулив их для следующей волны интеллектуального наполнения.

— Кон, — обратился он к Искусственному Разуму, который как специально пристроился за его плечом, — я, конечно, двоечник по биографии Наполеона, но что-то мне говорит, что именно под конец жизни, на острове Святой Елены, он собственноручно оформил свою легенду, переписав историю своей жизни, как ему этого хотелось.

— И да, и нет, — ответил Господство. — Наполеон Бонапарт действительно посвятил время нахождения в ссылке на написание истории собственной жизни. И в какой-то степени сформировал легенду своего величия. Вернее, окончательно огранил. А сама она, по существу, началась создаваться значительно раньше. Как раз после того, как стал императором.

— Интересно, — равнодушно проговорил Дима, продолжая всматриваться в мутную даль, в которой ничего не было видно. — Получив неограниченную власть, он перетряхнул архивы?

— Архивы, если и подчистил, то не афишируя. Да и зачем ему это было нужно? — удивился Кон. — Это бы ему славы не прибавило. Он пошёл другим путём. Бонапарт последовательно на протяжении всей своей карьеры создавал свой образ по крупицам через средства массовой информации, доступные ему на каждом этапе своего возвеличивания. Сначала боевые листки Итальянской армии, а затем официальные парижские издания. Выпускал памятные медали, бюллетени Великой армии, заказывал знаменитым художникам картины своего величия.

— И за всё это расплачивалась казна?

— Естественно, — хмыкнул Кон, типа, а как могло быть по-другому. — Он ещё с молодости проявил удивительную способность выдавать плохие новости за хорошие, а хорошие — за триумф. Если охарактеризовать деяния Наполеона одним словом, то это слово — «пропаганда». Причём кое-кто из твоего времени считает именно Наполеона отцом современного для вас искусства промывания мозгов. Император одним росчерком пера уничтожал неугодные средства массовой информации и облагодетельствовал прихлебателям, кто «правильно» воссоздавал его образ. Кстати, этот образ он придумал для себя сам: вечная двууголка, серый кафтан, рука между пуговицами и так далее. Мелочи, которые стали в будущем неотъемлемой изюминкой Наполеона Бонапарта. Своеобразным визуальным маркером, по которому его безошибочно узнавали, не путая ни с кем другим.

— Интересный приём, — задумался Дима и тут же спросил: — То есть ты хочешь сказать, что он всю жизнь старательно играл роль великого и неповторимого, которую сам для себя и написал?

— Конечно. Но он не сразу пришёл к этому. Маска императора французов создавалась постепенно, по мере его победоносного шествия по Европе. А вот решающую роль в возникновении «золотой легенды» о Наполеоне сыграл не он, а его солдаты, оставшиеся без дела после завершения наполеоновских войн и с тоской вспоминавшие о Первой империи и своём «маленьком капрале». Эта легенда ушла в народ, а вот это уже было очень серьёзно.

— То есть величие — это в первую голову массовая узнаваемость и популярность? Я представляю, что о нём могла напридумывать народная молва.

Кон многозначительно промолчал, и это Диме дало больше, чем если бы он ответил. Они вернулись в комнату, в которой безостановочно продолжала причитать Маргарита Ивановна. Под конец она мельком очертила грандиозную работу над написанием Наполеоном своей биографии и поведала о блестящей операции по пересылке данной рукописи на континент, что больше походило на шпионский детектив. На этом прогулка по клипам величия Бонапарта закончилась.