9

— Косорыл? — удивился я. — Твоего сына Косорылом зовут?

— Точно, — рожу старик скривил. — Косорыл. Он самый…. Торгаши его испортили. Всё грибками подкармливали, вот он и пристрастился…. Паразит…. Не знаю уж, надоумил его кто, меня предать или он сам? Не знаю…. Я-то, вишь чего…? На дальний тупичок хожу, с прадедом своим повидаться. Совета спросить, по косточкам евонным погадать. Или же просто так, посидеть возле…, поразмышлять…. Бражку ему приношу иногда. Любил он бражку-то. А в последний раз пошёл — Косорыл из-за угла появляется…. Я, конечно, рассердился. Ведь сколько им всем говорено было, чтобы за мной ходить не смели…. Браниться стал…. И не услышал, как подкрались сзади и мешок мне на голову надели….

Старик закряхтел, голову опустив…. И показалось мне даже, что горькие воспоминания эти выдавили у него слезу. Посочувствовать ему захотелось как-то…, поддержать. Я ведь в этой поганой клетушке всего ничего сижу, и то уже тошно. А он тут, сколько времени гнил?

— У нас, тоже, людей воруют, бывает, — говорю я, чтобы старичка от мыслей грустных отвлечь. — Бандюки воруют…. Но, думаю, они поскорее сбыть украденных пытаются. А чего их подолгу держать? Кормить ведь надо…. Да и стариков-то обычно не трогают, деток больше. Хотя…, всякое бывает…. Вот, помню, рассказывали…. У одной семьи детки пропали. И бабка старая, что за ними приглядывала, тоже…. Ну…, переживают все, конечно, с ног сбились…. А вскоре, являются к ним двое. Говорят, мол, сильно не переживайте, детки у нас. И бабка у нас. Денежки платите…. Понятно, обрадовались все, и за деток деньги сразу согласились отдать. А вот с бабкой заминка вышла. Уж больно она стара была. Платить за неё, сколько бандюки просили, не захотел никто. Показалось, что много слишком. Началась торговля. Потом ругань…. И, в конце концов, бандюки плюнули и сказали: «Гниды вы! Эту бабку, когда она помрёт, вы на удобрения продадите, а нам лишней монеты пожалели. Возиться нам с ней неохота. А то бы в жизнь вам её не вернули»…. Такое вот было, говорят…. Но не всегда ведь всё как надо выходит. Может у твоих-то…, совсем сговориться не получилось?

— Да нет, — старик головой мотает. — Тут не то…. С Битком не сговоришься. Он ведь не для выкупа меня здесь держит, а чтобы тыл свой прикрыть, пока со всей своей братией шляться чёрте где будет…. Тут вишь как получается…? Нашим-то сказал он, что ежели рыпаться будут, меня тут же прикончат…. А я чего? Один раз Биток побитым пришёл, захотелось ему поквитаться. Другой раз побьют его, он опять не успокоится…. А вернётся с добычей? Ему ж всё одно мало будет. Да во вкус ещё войдёт…. И что же мне проживать здесь, пока не подохну? Сродственнички мои не шевелятся. Может, плевать им на меня? Мол, был — хорошо. Нет — ещё лучше…. А может решиться не могут? Угроз Битка боятся…? Значит, получается, надо мне самому…. Самому решать надо…. Вот как получается. Ну, я и решил….

— Есть и тут всё-таки хорошие люди-то, — старик на ухо мне шепчет. — Нашёлся один. Помочь мне согласился. Весточку моему сыну передать. Я вишь чего решил-то…. Пускай передаст он сыну моему, будто помер я. Уморили, мол, тут меня вконец. И будто перед смертью я промолвил, что с тяжёлым сердцем ухожу, потому как те, кто мне страдания причинял, не понесут ответа. И косточки мои рядом с костями прадеда не лягут. И не свои, а чужие мокрицы будут обгладывать их…. Понял? Вот как я решил…. Вишь чего? Может слова-то такие, на сынка моего, да и на родственничков тоже, подействуют как-нибудь? Может поквитаться они захотят? Может…? Решил я, значит, так. И сделал так…. Вот…. Ну…, что думаешь-то? Хорошо ли?

— Хорошо ли? — поморщился я. — Нет. Не знаю….

Правду сказать это показалось мне слишком уж как-то…. Да и от тётки Пузырихи слышать приходилось, что нельзя такое говорить — беду накличешь. Только вслух я этого произносить не стал. А то ещё подумает старик-то, что я бабские разговоры подслушиваю….

— Вот ещё…, — носом старичок зашмыгал и отвернулся, обиделся будто. — Придумай тогда чего получше….

— Так вон, Сторожишка-то наш, закимарил, — сказал я в полголоса. — Можно попробовать дверку всковырнуть как-нибудь, да убежать….

А старик в ответ закеркал, головой затряс. Не сразу я понял, что он смеётся так.

— Убежит он…. Таракашка, — говорит он, керкая. — Тут окромя сторожа этого, народу ещё полно. Да хоть те же бабы тебя обратно за волосья и приволокут…. И уж бегать-то мне…. Мои ноги уже своё отбегали….

— Что же теперь? Сидеть и ждать? — спрашиваю я, набычившись. — А если, и, правда, придут убивать? Тебя прибьют…. И меня заодно….

— Ну вот, перепугался. Таракашка пужливый, — старикашка посмеивается. — Ты же мертвеном притворяешься…. Если хорошо притворяться будешь, не тронут тебя. Карыва ведь не любит, когда его мертвенов убивают….

И опять о своём «Карыве» заталдычил старикашка этот. Нет, чтобы объяснить толком, что за «Карыва» такая….

— Чёрт…. Да я ведь уже двадцать раз сказал, — огрызаюсь я. — Не знаю я ни черта про этих мертвенов чёртовых, и про этого чёртова Карыву ни черта не знаю…. Как я притворяться-то буду? Как…?

— Тише ты, — старик ладонью по башке мне слегка хлопнул. — Разошёлся он…, пужливый таракашка. Вон, сторожа разбудил….

И правда. Смотрю сквозь клетушку, Сторожишка голову поднял, озирается, глазами заспанными хлопает….

— …Меня же сразу раскусят…, — продолжаю я, переходя на шёпот. — Раскусят сразу….

— Да…, — рука старика опять в бороду залезла. — Тебе, видно, нужно, как дитю малому, всё растолковывать. И учить, как дитё малое учат…. Да…. Видно так оно и надо. Я-то сам уже и не помню, кто мне всё это рассказывал…. Или дед, или бабка? Ну да ладно…, слушай значит…. Раньше-то вишь, как было? Стены плесенью не мазали…. Да и не знали ещё плесени-то…. А ходила по проходам девица, звали её Виже. У неё светляк был ручной. Уж больно он светил хорошо да ярко, никакой плесени не надо. Вот…. Только проходов-то много, а Виже одна и светляк у неё один. А люди всё просят: «Посвети» да: «Посвети». Тут посвети, там посвети…. Вот и ходила Виже по проходам, чтобы везде светить…. Люди-то потом приспособились…. Проснутся они, зевнут. Глаза протрут, смотрят — идёт Виже. Тогда они потягиваются, встают и начинают делами своими заниматься. А когда уходит Виже, снова люди глаза трут, снова зевают, потягиваются и спать ложатся. Вот…. А чтобы не страшно спать было в темноте, чтобы червь Вертлявка в ухо не заполз или таракан нос не отгрыз чтобы, вслед за Виже сестра её ходила. Светляк-то у неё тускло горел, в самый раз для сна. Поэтому и звали её Сонница…. Хорошо тогда люди жили, всегда знали, когда чем заниматься. Когда Сонница идёт — спать, когда Виже — дела делать…. Вот только Карыве жилось плохо. Сидел он в дальнем углу и всё думал да размышлял, как порядок этот нарушить. Хотелось ему свой установить…. Какой, говоришь? Понятно какой. Кровушки ему больше хотелось, и чтоб ему одному поклонялись и никому больше…. Вот и задумал он светляков у Виже и Сонницы отобрать. В ловушку решил он сестёр-то заманить, тряпками всякими да мхом…, яму прикрыл, так чтоб не видно было, и к сёстрам пошёл…. «Вот ведь, — сказал он им. — Везде вы ходите…, светите везде…. А и не знаете, что в одном месте так ни разу и не побывали». Удивились сёстры: «Как такое возможно? Где же место такое?». «Как где? — отвечает им Карыва. — Там-то и там-то. Сходите, проверьте…». Пошли сёстры посмотреть, правду ли сказал им Карыва, да в яму-то и провалились…. Сказывают, что недалеко отсюда это случилось-то…. Гнилая Яма где…. Там как раз, мол…. Вот…, значит…. Барахтаются сёстры в яме, Карыву на помощь зовут. А Карыва им говорит: «Давайте я светляков ваших подержу. Без них-то способней вылезать будет». Виже-то да Сонница, без задней мысли, светляков своих и отдали…. Обрадовался Карыва, что так ловко он сестёр перехитрил, схватил светляков и бежать…. Да только не далеко он убежал-то. Со светляком Виже управиться у него не получилось. Тот и без того больно ярко горел, а в руках у Карывы запылал пуще прежнего. Так, что Карыва от этого яркого света совсем ослеп. Ослеп Карыва, запнулся, упал и светляков из рук выпустил. И сколько он потом ни шарил по сторонам, ни одного светляка не нашёл. Те-то, видно, с перепугу погасли да расползлись кто куда…. Вот так…. Виже и Сонница из ямы-то выбрались потом, а уже везде темно, выколи глаз. Заплакали они от обиды, и пошли незнамо куда, светляков своих искать. И на том месте, где слёзы их падали, плесень светящаяся выросла…. Люди-то, когда поняли, что светлее уже не будет, стали эту плесень разводить да стены ею мазать…. Так, вот, оно всё было. И так, вот, оно всё стало. И до сих пор так…. Слушай значит, дальше…. Карыва-то ползал, ползал, шарил, шарил. Да разве чего найдёшь слепой-то? Только если уж случайно наткнёшься. Вот и наткнулся Карыва на прохожего человека, заполз на него, в загривок впился и, глазами человека того, завладел…. Человек-то тут же мертвеном стал, да только, вишь, одного мертвена Карыве мало. Проходов много и мертвенов должно быть много….

Замолчал вдруг старик. Задумчиво в сторону куда-то уставился….

Ждал я, ждал…. А когда понял, что продолжения уже не будет, спросил:

— Так, что получается…? Карыва, клещ что ли? Ну, кусали меня клещи…. Ну и что? Мертвеном я пока только притворяюсь….

Молчит старик, не отвечает. Через прутья клетушки рассмотреть что-то пытается…. И мне тоже интересно стало, чего там…. Мне тоже посмотреть захотелось….

Ничего особенного я сначала не увидел. Ну…, Сторожишка. Ну…, спит…. Сидит на корточках, голову опустил, посапывает. Баба с корзиной мимо прошла, внимания на него не обратила. Детки за ней плетутся, за подол держатся. На Сторожишку не посмотрели даже…. А потом…, ещё…. Идёт, один. Посвистывает. Высокий, худой, нос крючком. Тоже, думал, мимо…. Нет, не мимо. К Сторожишке подошёл, пнул его в бок. И не слабо пнул-то. Так, что тот подскочил и от боли скорчился. Рожу скривил, глаза вытаращил, понять спросонья не может, что происходит…. А этот…, стоит, поглядывает исподлобья….

— Что? Спишь? Огрызок…. — говорит.

«Ничего себе, — думаю. — Дела. А я уж решил, что сторожам здесь спать позволяется, что здесь всё так, шаляй-валяй. А оказалось…».

Хотел, было, я впечатлениями своими со стариком поделиться, да он цыкнул на меня, лишь только я заикнулся….

Ладно…. Что ж…. Нет, так нет.

А этот-то…, что пинаться любит, к клетушке подошёл, дверку приоткрыл и закинул к нам, сюда, кулёк какой-то.

Старик как кулёк увидел, тут же потянулся к нему. Схватил, разворачивает…. Тогда-то я и понял, что там. Запах такой — голова закружилась. И вяленое, и сушёное, и пряное….

Старик рот набивает, а я от слюны захлёбываюсь, и брюхо сводит, мочи нет. Мне бы руку протянуть да попросить у старичка кусочек, так этот…, что пинаться любит, уставился на меня, просто не отрываясь смотрит….

Нет, не решился я…. Мало ли? Вдруг мертвены не едят? Хотя, внутри у меня просто беда, в животе тоска, на душе тоска. Хоть плачь. А этот-то…, так и стоял, ждал, пока старик кусок последний не проглотил. И только потом дверцу захлопнул и пошёл…. Поглядел напоследок, как Сторожишка бок свой наглаживает….

— Смотри, огрызок. Башку свою проспишь…, — говорит.