5. Первосвященник.

Бориса передёрнуло. Брать себя ответственность за целый мир он не желал ни за какие коврижки. Повеяло дешёвым чтивом или игрушкой. Но не хватило решимости развернуться и уйти, да и внутренний авантюризм подзуживал узнать подробнее. Он, не поблагодарив Синедрион, пошёл вслед за служкой в комнату. Служка забрал его одежду, помог ему обмыться и умаститься. Масло было отличным и с лёгким приятным запахом какого-то благовония. Поэтому от других благовоний Борис отказался. Затем служка подал ему хитон и удалился. Хитон приятно лёг на тело, он был сделан из тончайшего элитного льна ― виссон. Инженер ощутил, как хорошо действует на кожу умащение. Он подошёл к возвышению, на котором была сложена стопка предметов и свиток Торы рядом. Древний вариант иврита Борис уже подзабыл, да и написано было без огласовки, и он несколько минут разбирал строчки.

«Вот одежды, которые он должны сделать: наперсник, ефод, верхняя риза, хитон стяжной и пояс».

Кроме них, на возвышении лежали кожаные сандалии и золотая табличка с непроизносимым именем Б-га. Назначение этих двух вещей было вроде бы понятно сразу, их он решил оставить напоследок. А вот одежд и аксессуаров было не пять, а восемь. Правда, из них выделялись две пары, видимо, части одного предмета или одежды. Да ещё были какие-то скрепы. Пришлось читать дальше.

Два куска плотной дорогущей шерсти из разноцветных нитей, в том числе золотых, это, наверно, ефод. Если я понял, один из них должен быть спереди, наверно, тот, на котором дополнительные золотые кольца и другие прибамбасы. А пришитые к обоим кускам полосы такой же шерсти — это нарамник, и нарамники нужно связать, чтобы одеть этот ефод. Но где рама, на которую нужно надеть эти нарамники? Не видно её. Ага, на нарамнике два крупных гнезда, и к ним подходят два камня, Точно! Про них так и сказано: написаны на них в порядке имена двенадцати колен, по шесть на каждом. Ладно, просто свяжу нарамники вместе.

Попутно Борис сообразил ещё кое-что. Среди команды корабля было лишь четыре еврея: он сам, Ицхак, геолог, исповедовавший воинствующий атеизм и естественнонаучный материализм, и две еврейки. Симпатичная третий штурман Рахиль, за которой Борис уже попытался приударить, и Сара, целиком ушедшая в свою физику и всё время бубнившая что-то про мезоатомы, которые могут ненормально долго жить вблизи мест силы Тёмной материи. Поскольку что-то говорят о целом мире, значит, Синедрион желает получить агента на корабле, и тогда у него просто не было выбора. Вот поэтому слабо религиозный Борух, кажется, и был удостоен.

Кое-как одевшись в соответствии с текстом Торы и накинув верхнюю ризу, он приступил к головному убору. Про него ничего сказано не было, кроме материала, а на камне осталась лишь длинная полоса материи. Значит, это нечто типа чалмы. Но когда Борис потянул эту ткань, из неё выпали тончайшие листки пергамента и скатились в дыру под камнем. С одной стороны в камне было нечто типа жёлоба, открывавшегося в дыру. Сначала Борис хотел проигнорировать эту неприятность, но затем полез в дыру за листками. На них мелким красивым почерком на современном иврите была написана подробная иллюстрированная инструкция, как одеваться и как крепить разные части. Пришлось Борису вновь раздеться до хитона, поскольку, в частности, верхнюю голубую ризу надо было надеть сразу поверх хитона, под всеми остальными частями. А рама оказалось раменами, то есть плечами на древнем иврите. Да и почти все крепления были завязаны или вдеты неправильно. Это тебе не техническая система, где Борис славился умением собирать и разбирать старые устройства, документация к которым не нашлась, а потом порою с помощью «говна и палок» ещё и улучшить их. Тут всё было завязано на некий «сакральный смысл», не поддававшийся логике технаря. Причём часто завязано в буквальном смысле: требованиями к размеру и форме узлов. Оставалось устройство, которое, видимо, было урим и туммим. Снаружи оно выглядело как совокупность двух круглых камней из неизвестного минерала, причём ухитрились меньший камень либо вставить, либо вытесать так, что он свободно вращался внутри, но не выпадал. На задней стороне «урима» было двенадцать дырочек, и прилагались к нему двенадцать толстых разноцветных нитей, видимо, для прикрепления к наперснику. Борис попытался прикрепить, что кое-как получалось, но тут его техническое самолюбие взыграло, тем более, что идиотские ритуальные требования к креплениям не были перечислены в инструкции, да и вообще этот прибамбас описывался лишь именем «воссозданный урим» и картинкой.

Что-то дёрнуло Бориса ещё раз тщательно обыскать дыру. Сбоку он нашёл смятую бумажку. Да, именно бумагу высшего качества, но небрежно скомканную. Расправив её, он прочитал: «Ведущему члену Синедриона запрещается оставить здесь найденную им данную бумагу, её нужно взять с собой и содержать в тайне и порядке». Ниже вполне нормальным компьютерным шрифтом с иллюстрациями была дана полная инструкция по прикреплению урима к наперснику и выделенное красным цветом предупреждение: «Внимание! Урим надевать лишь перед молитвой с обращением к Б-гу для наставления в дальнейшем пути. Крепить с помощью жил силы и заместителя туммима. После молитвы немедленно снимать, независимо от её результата. В остальное время хранить втайне в двойном ларце вне Храма». Пришлось вновь лезть в дыру, но там ничего не нашлось. Внимательно обыскав комнату, в маленькой выбоине стены рядом с полом Борис нашёл коробочку с проводками из неизвестного сплава и маленьким кристаллом. Борис хотел было плюнуть и выругаться, но, поскольку был в Храме, сдержался и процедил лишь: «Чисто жидовское издевательство!»

Может быть, за ним как-то наблюдали, но почти сразу после находки туммима прозвучала труба и Борис вышел из заточения. Его внимательно осмотрели, одобрительно покивали, попросили положить урим и коробочку с туммимом на маленький столик в углу, и служка (на самом деле еврей средних лет интеллигентной внешности) проводил его в маленький отдел второго круга, где можно было цивилизованно справить нужду и обмыться. А в столовой служка потребовал опустить руки в чашу, но омыть их трижды пришлось не водой в чаше, а политой служкой струёй.

Есть лёжа было непривычно. Еда была простая, но в основном вкусная. Чечевичная похлёбка, жареная ягнятина, яйцо. И ко всему этому маца, которую пришлось под испытующими взглядами съесть, как и всё остальное, целиком, не оставляя объедков. Вина не было, вместо него подали большую чашу козьего молока. Борис просил заменить молоко, которое он плохо переносил, водой или каким-то отваром. Но ему отказали: «В жизни тебе больше не приведётся вкусить благословлённого молока храмового стада».

Когда все одиннадцать членов Синедриона омыли руки и привели себя в порядок, поднялся реб Меир с таким лицом, как будто ему под нос сунули серую пупырчатую жабу Breviceps fuscus.

― Реб Борух! Мне поручено изъяснить тебе просьбу Синедриона. И есть вторая просьба. Если ты отвергнешь нашу первую просьбу, то мы настоятельно просим тебя подобрать в экипаж корабля вместо себя другого еврея. А почётное одеяние и права члена Синедриона останутся у тебя.

Реб Меир нервно сглотнул и продолжил:

― Мы знаем, как из-за тупости реба Ицхака Меирсона еврейство отстранили от колонизации. Это не просто большая несправедливость. Это ошибка. Мы должны её исправить. И твоя задача, реб Борух, будет обеспечить на корабле десять евреев. Но не более двенадцати, чтобы не вызвать раздражения и подозрений.

— И всех мужского пола? — сморозил Борис.

— Нет, и, более того, в связи с чрезвычайной ситуацией евреев должно быть меньшинство, но не менее трёх. А остальные — еврейки, которые могут иметь детей. Ты возразишь, что всё равно герои-терраформеры должны будут погибнуть. Но здесь уже ты должен приложить все силы, чтобы еврейство выжило. Прежде чем разговаривать дальше, предлагаем тебе надеть урим и горячо помолиться. Нам нужен совет.

В комнату внесли свинцовый и пластмассовый ларцы. Борис понял, что по отношению к новоделу строгие правила Храма допускают многие послабления. Свинцовый ларец вложили в пластмассовый, положили внутрь урим и туммим, закрыли ларцы и торжественно отнесли их в комнату облачения. Борис понял, что и ему придётся сходить туда, поскольку нужно будет снимать наперсник.

С помощью найденной бумажки переодевание удалось закончить за пять минут. После этого Борис вышел в общий зал, ему передали молитвенное покрывало, он укрыл голову, чтобы не отвлекаться, и стал молиться внутри себя. Он понимал, что всё действительно жизненно важно. На нём задача выживания народа после того, как Землю очистит потопом огненным. И Борис закончил молитву громким призывом: «Слушай, Израиль! Велик Б-г твой, Б-г единственный!»

При последнем слове молитвы у Боруха подвело живот, он судорожно сдержался, чтобы не издать неприличный звук и запах. От этих судорог воссозданный урим стал вращаться и открылись три дверки на наперснике. Когда камни остановили вращение, все увидели слово נפש (Ха`им, жизнь, душа). Члены Синедриона поднялись, увидели буквы и тоже воскликнули: «Слушай, Израиль! Велик Б-г твой!» А Борис еле вымолвил: «Мне нужно удалиться».

— Беги! Обращение через урим всегда было тяжёлым! — неожиданно благожелательно сказал реб Меир.

Борис убежал в сопровождении служки в отгороженную маленькую область внешнего круга, служившую для нужд Синедриона. Через несколько минут служка (на самом деле незаурядный врач-диагност) вернулся.

— Не убил и не покалечил ли его урим? — с тревогой спросил реб Меир.\

— Нет. Он только как следует очистится. Я приготовлю ему мягкий целебный отвар, — ответил доктор Залмансон.

Все облегчённо вздохнули, даже реб Меир. Но, когда вернулся Борух, и ему пришлось продолжать речь, лицо Меира стала ещё более кислым, как будто ему предлагают эту жабу живьём съесть. Тем не менее речь раввина текла свободно. Борис не думал, что такое возможно.

— В новом мире вам невозможно будет сохранить букву нашей веры, но дух необходимо отстоять. Даже завет Ноя подлежит умолчанию и замене другим, поскольку разрешение есть мясо было отредактировано и воспринято как право человека на тиранию над всем живущим на Земле. И это привело к антиэкологичности поведения всех сынов Ноя. Трижды Земля подходила к краю потопа огненного, трижды его удавалось предотвратить. Но в конце концов он случится. Поэтому ты можешь не соблюдать все нормы ортодоксального иудаизма.

Видно было, как многие слова буквально выворачивали душу раввина. Чего стоило согласие: текст Торы был отредактирован и дурно понят, что заложило мину под человечество через авраамические религии.

Ещё полчаса раввин говорил на богословские темы, ни разу не воспользовавшись формулой: «Б-г сказал такому-то». Когда он наконец-то устал, и приложился к чаше с напитком, Борис не выдержал и спросил:

— Но ведь многие из этих слов в Торе однозначно были названы словами Б-га?

— Человек не может ни увидеть, ни услышать Б-га единого. Он передавал мысли свои через посланников, а даже посланники Его не идеальны. Как заметил проклятый Борух Спиноза, и как теперь мы вынуждены согласиться, в излишнем рвении священники редактировали текст Торы. Поэтому тебе будут даны два ларца с текстом Торы на керамических табличках, рассчитанных на сотни тысяч лет хранения. Один ты отдашь в музей, а второй будешь хранить в тайне и передашь новым евреям как величайшую святыню. И открыть его завещай лишь после того, как появятся истинные пророки.

Эти слова дались ребу Меиру труднее всего. Сейчас он отрекался публично от фундаментализма, который рьяно отстаивал всю жизнь.

Далее раввин наконец-то стал заканчивать, посоветовал удержать хотя бы обрезание и иврит. Мужчины-евреи должны были жениться на еврейках и основать колено чистокровных евреев, а остальных женщин надо было уговорить рожать как можно больше, от разных выдающихся или сильных мужчин. При этом следовало избегать насилия и обмана, а если кто-то сам обманется, то это его судьба.

И под конец реб Меир, еле преодолев отвращение, высказал:

— Очень советуем завести дружеские связи или хотя бы взаимное полное доверие с этим идолопоклонником, представителем хопи, и женить его на еврейке. Он сможет подсказать, что сделать, чтобы человечество в новом доме не стало враждебно планете и посланникам Б-га, надзирающими за нею. Было бы идеально, если бы основная часть евреев жила в области хопи, даже если для этого придётся многим пожертвовать.