Запахи, звуки, картина мира — все совершенно по-другому поворачивалось, проворачивалось в мыслях. Прокрустово ложе уснувшего города, под которое приходилось расширять сознание, растягивать нервные узлы, и кое-что — дробить. Она села в жесткую ракушку на широком крыльце Дома и стала вглядываться в ночное небо. Сделала вид, что не замечает, как рядом на похожем «кресле» разместился Дохорн. Нащупала было флягу в рюкзаке, но вовремя поняла, что не успокоит. Не забыть.
— Вы же понимаете, что если бы не нужда… — начал было старик.
Ева молчала и смотрела на него так, словно желала разорвать на куски. Но, увы, как и многие до него, Дохорн совершенно не виноват в происходящем. Чем они еще могли торговать, право, кроме жемчуга? Даже не так. Кого еще могли они принести в жертву?
— Вы не пробовали что-то другое использовать в качестве инородного тела?
— Пробовали, конечно. Сохранились записи о том, что прежние исследователи разрубали еще не остывшие мертвые тела, и клали в раковину, потом из других миров привозили экзотических животных. Но хищную жемчужницу не обманешь. Она как бог, забирает себе все самое красивое и дорогое сердцу. Красота — тоже религия.
— Разумеется, маленькие девочки в это верят.
— Мы делаем совершенный жемчуг, и на продажу от одной жемчужины кормимся несколько месяцев.
— А Ренелин?
— Видите ли, самые дорогие, золотые жемчужины получаются только из женщин с золотыми волосами. Срок Ренелин скоро придет.
Ева сжала кулаки. Она и сама не ожидала, что в глазах мелькнет красная вспышка гнева, что она зарычит так, чтобы проснулся весь Дом.
— Вы понимаете, что умрете, Дохорн? Это ведь медленное умирание, проклятье, это как пожирать собственную плоть, и говорить, что сыт. А еще хуже все обернется, когда вы продадите, а вы ведь не можете не продать планету, верно? Потому что вам не на что содержать свой город! Это, конечно, решит проблему. Но потом сюда придет Во. Знаете, что сделает его корпорация? Думаю, самое маленькое, чего от вас потребуют — как можно больше жемчуга. Если у вас перестанет хватать собственных девочек, вам привезут еще, с других планет. Маленьких, испуганных, рыдающих. И вы будете скармливать их моллюскам. Потому что иначе ваша планета покроется дымом и пеплом, и на ней никого не останется. Жемчуг, который вы воспроизведете, будет продаваться по самым высоким ценам и выставляться в самых дорогих салонах планет Содружества. А когда его станет больше, и цена его начнет падать, вас просто перестреляют. А из планеты сделают очередной сырьевой аппендикс. Судя по всему, раз вышли на Во, вы этого и хотите.
Ева вдруг остановилась, и рывком притянула к себе прядь собственных золотистых волос. Во послал ее сюда одну совсем не случайно.
— Ах вы твари!
Злоба смешалась в ней с отчаянием. Рука потянулась за пистолетом.
— Нет, прошу вас! Мы никого не принуждаем, понимаете? Быть жемчужиной можно лишь добровольно!
Рука не долетела до кобуры на бедре. Потому ли, что Дохорн закрыл лицо руками и зарыдал, потому ли, что к горлу подступил горький ком, а в ушах зазвучали взрывы на другой планете, в то время, когда гасли звезды. Вдруг расхотелось крушить и уничтожать. Девушка рывком встала и пошла сквозь Дом — в свою спальню. И там уже, будучи совершенно одна, позволила себе ударить обоими кулаками в стену и зарычать. «Нет, Во, ты меня не получишь».
Ей снились сущие кошмары. Венера, которая не выходит из раковины, а, напротив, входит в нее, а моллюск с чавканием поглощает, перемалывая внутри. Ева слышала, как трещали у безмолвной тихой богини кости. Она металась, но убежать от проклятой раковины не могла. А однотипные Венеры, прикрываясь руками и волосами, все заходили, и заходили в раскрытую пасть жемчужницы. На розовой поверхности моллюска отпечатались кроваво-красные следы, кое-где торчали кости и волосы. Ева поняла, что падает в обморок, когда кто-то тронул за плечо, и вместо провала в небытие состоялся резкий подъем на ноги. Она схватила посмевшую прикоснуться к ней руку за кисть и одним резким движением вывернула, заставив человека упасть на пол. Только после этого глаза раскрылись.
Внизу бессмысленной, бесформенной белой тряпкой валялась Ренелин. Ева уже знала, что с ее рукой все в порядке, хотя правительница атолла тихонько стонала.
— За что?
Гостья без особых эмоций вынула наконец из кобуры заждавшееся оружие и направила ствол на девушку.
— Убирайся.
— Ева?
— Уходи, говорят.
Она успела подчинить себе эмоции. Лицо ничего не выражает, глаза непроницаемы. Ренелин и не подумала сделать, как просили. Правительница атолла попыталась тоже стать равнодушной, но наверх прорвалось сдерживаемое рыдание. Один всхлип, и вот уже потеряно мнимое величие, вся она — сплошные слезы.
Искренность.
Вот то единственное, против чего не в силах устоять ни самоконтроль, ни отчаяние. Воинов М’тааны не учили стоять против себя и собственных чувств. И хотя Ева прекрасно знала, что именно на этом погорел ее мир, именно наивность стала причиной его гибели, не считала такую форму уязвимости грехом. Богиня, душа которой растворена в воздухе, учила жить. А те, кто убивал и победил, они выполняли приказы, они не выбирали своего пути. Они и не жили-то по-настоящему. Были бессмертны, потому что мертвы.
Ева села на полку-кровать, не сводя глаз с плачущей, ничего не требующей, никуда не зовущей жемчужины. Возможно, она впервые понимает, что и сама в тупике, и ее мир в тупике.
— Знаешь, когда на М’таа никого, совсем никого не осталось, я подумала, что есть и другие миры, где по той же причине никого нет. Вы даже не понимаете, с чем вздумали играть. Более страшной расы, чем земляне, трудно себе представить, Ренелин. А вы попросили у них помощи. Вы открыли им свою тайну. Вы идиоты. Смотря на тебя сейчас, я уже вижу труп.
Властительница атолла всхлипнула, уже не скрываясь.
— Что же делать?
— А ничего. Вы все уже сделали. Теперь ждите, пока вас сожрут.
Ева остановилась возле ржавой рамки ворот, и снова глотнула только что разведенного виски.
Буквы и цифры, которые ее интересовали, выбиты лет этак сто назад, и пропечатались на металлической балке на совесть. Их пытались затереть, но не очень старательно.
ВМ модель У, ПС-5. Ворота межпространства, модель усовершенствованная, пропускная способность пять.
Пять. Обычно на наименее перспективных планетах ворота пропускают только двоих, причем их совокупный вес не должен превышать 150 килограмм, иначе смерть обоим. Ворота схлопнутся, а бедняг выкинет в космос, или по частям — на Земле. Вот почему среди первопроходцев и просто путешественников днем с огнем не найти толстяка. Расширение пропускной способности — это немалые вложения в программное обеспечение там, на Земле, это риски и зачастую полное отсутствие окупаемости. ПС в несколько тысяч может позволить себе, разве что, Объединенный Музей. Ева прекрасно помнила, как не раз оставалась один на один с диким миром, полным неизученных чудовищ только потому, что корпорация экономила на воротах. И вот.
Во нельзя отказать в предусмотрительности. На случай неповиновения у него заготовлен сюрприз. Выход еще четверых первопроходцев. Фактически на бис. Вчетвером они могут снести город до основания. Уничтожить каждого жителя с особой жестокостью, поставить еще более страшные ворота, совершить обычные процедуры: привезти оборудование, пробурить скважины, и начать качать из планеты металлы. А потом, окончательно загрязненный, мертвый мир бросить. И отчитаться в соответствующую госструктуру, что разумной жизни не обнаружено.
Ева закрыла глаза. Жемчужные небеса нависали над ней.
— Дай сил, М’таана. Последний рывок.
Двери распахнулись. Дом пропустил ее в свои недра. Дохорн встал было навстречу, но Ева даже взглядом по нему не скользнула. Она прошла сквозь здание, как нож сквозь мягкую плоть моллюска. Пять башен снова выросли перед ней, белые и прямые. У озера все так же сидели за завтраком будущие жемчужины, и казалось, ничего не изменилось на Перлии. Кроме Евы. Она осмотрела притихших девушек в поисках Ренелин. Уже через миг гостья грубо схватила перлиянку за локоть.
— Покажи мне свой мир.
— Хорошо, позже я буду...
— Сейчас же, — голос стал стальным, режущим ухо, отслаивающим реальность вокруг.
Пререкаться бесполезно.
— Что тебя интересует?
— Все пять храмов.
Четыре башни из пяти имели столь сходное строение, что уже при осмотре третьей Еве невольно захотелось зевнуть. Коридор, лампы, зал со столом. Ну и ракушки, конечно. В мутноватой черной воде очертания гигантских моллюсков угадывалось с трудом. Ее, привыкшую к смерти в собственном мире, передергивало от отвращения.
— Ты ненавидишь меня? — совершенно прямо, глядя в глаза, спросила Ренелин.
Если бы Ева знала! Если бы ей вообще было ведомо, что она испытывает, одновременно желая прикоснуться к розовым пяточкам, поднять вымокший, неловко смятый в руках подол и обнять ноги, боготворить ее, и сейчас же разорвать на куски. И хорошо, что пистолет на предохранителе, перещелкивать долго, за это время уляжется, остынет. А не то взвела бы и нажала. И рука бы не дрогнула ни на миллиметр. Как будто в опасное животное, в дикого ящера или кошку с ядовитыми когтями, выпустила бы пять, нет, шесть, семь зарядов, прямо в голову. Чтобы выжечь мозг. Впрочем, тебе его и так выжгло, маленькая дурочка.
Ренелин отвернулась, пытаясь скрыть слезы. Еву бы это, наверное, подкосило, сделало мягче, податливее. Если бы только осталось немного времени на нежности.
Пятый храм Перлии действительно был храмом. Сомнений не возникало от самого порога. Во-первых, лестница перед дверью-ракушкой вела только вверх. Преодолев несколько ступеней, гостья очутилась под огромным светлым колпаком. Конус башни подпирали многочисленные колонны, от пола до потолка стены украшала выложенная из осколков раковин мозаика, а верхняя часть, похожая на купол, была расписана в голубых и зеленых тонах.
— Водоросли? — догадалась Ева.
Как огромный купол освещался, для гостьи осталось загадкой. Просто светло, словно стены прозрачны. Вернее, даже нет так, словно они светятся изнутри. Ева не удивилась, увидев стоящие в глубине храма ширмы. Внутренняя часть была отделена от общей.
— Не ходи! — закричала Ренелин, но остановить не успела.
За ширмой открылся все тот же, только вдвое больше, чем в других башнях, деревянный стол. А еще глубже, как своеобразный альков, зиял провал черной воды. Целое озеро.
— Золотая? — спросила Ева, стараясь спрятать назад неловко задрожавшие руки.
Ренелин беспомощно кивнула, фактически уронив голову на грудь.
— Ты хочешь к ней?
— Меня готовили к этому, — ответила жемчужина совершенно спокойно. — И я могу исполнить свой долг… Могла бы… Если бы ты только сказала, что понимаешь...
— Я понимаю. Но я бы не пошла покорно в пасть моллюска.
— И что бы ты сделала, если б во Вселенной, которой правят деньги, единственным способом их добыть и выжить была бы твоя гибель? Чтобы ты сделала, Ева, ответь? Когда на тебя с обожанием и болью смотрят глаза стариков, когда ты видишь полуголодных детей, плещущихся в роскошном фонтане, а море снова уносит жизни и не приносит пищи?
Ренелин готова была расплакаться. Еве вдруг расхотелось добивать. А действительно, что бы она могла сделать, если бы была нежной жемчужиной, для которой две важнейших ценности — собственная красота и красота мира? Если бы не было в ее жизни ни падения целой планеты, ни динозавров и тигров, застывших в полуметре и полупрыжке? Что, если б так? Вряд ли ей бы пришло в голову жалеть свою жизнь. Да полно, она бы просто поступила так же, в точности, до звука, до шага, как сейчас Ренелин.
— Я бы сопротивлялась, — солгала Ева.
Это лучшее, что она могла сейчас сделать для временной госпожи атолла. Заменить отчаяние желанием бунта, дать цель.
Когда город погрузился в липкую беззвездную темноту, она кинула во флягу полупрозрачный кристаллик виски и развела по самое горло водой. Напиться. Балкон с удушливой, навязчивой теплотой древней пустыни зажал ее в объятьях тугого воздуха, схватил и усадил в кресло-ракушку. Она застыла в ожидании, сливаясь с темнотой и пытаясь разобрать звуки. Когда погасли звезды, и другие миры приняли ее, надо было как-то жить. Прятаться, убегать и урывать скудный кусок. Вот тогда она впервые поняла шепот улиц. Чтобы схватить чужой кошелек и остаться незамеченной, следует слышать все, происходящее вокруг. Размеренные шаги прохожих, шуршание шин и детский плач. Если постараться уловить, ты понимаешь, что все это движется, колышется, всхлипывает в одном ритме. Поймать ритм — удача. Считай, ты уже сыт. Так вот. У ночной Перлии ритма нет. Ни единого звука: ни оханья ночных птиц, ни шелеста травы на ветру. Ничего. Может быть, потому так ясно Ева различила шаги Дохорна.
Старик опустился в ракушку рядом с ней, и его белое до хруста одеяние со скрежетом провалилось в кресло. Ева зажмурилась от резкого звука и глотнула виски. Прижечь боль.
— Зачем вы ходи...
— У вас есть здесь место, подальше от города, где может на время укрыться все население?
Он не спрашивал, что задумано.
— Я вас, черт возьми, должна предупредить, что шансы минимальны.
— О каких вы шансах? Почему не оставить все, как есть? Почему вы решили строить из себя Мессию, вы, оценщик? Проснулась мания величия?
Ева закрыла глаза, досчитала до десяти и шепнула:
— Дохорн, если вы не прекратите ломать комедию, я пущу вам заряд в голову. Вам как никому прекрасно известно, что шансов против Во просто нет. Ни одного. Я готова дать маленькую ниточку за одно-единственное обещание.
— Какое?
— Больше ни одной жемчужины. Вообще ни ни одной. Если ваша странная временная монархия выдержит эту встряску, то Ренелин останется править до своей естественной смерти. И только так. В противном случае лучше уж я сама вас перестреляю. Потому что земляне, прежде чем сделать это, пару раз изнасилуют ваших невинных жемчужин, а потом засунут в моллюсков и обогатятся.
— Да что же вы так спешите представить землян чудовищами? Господин Во вел себя как приличный человек...
— Не спорьте со мной. Я таких миров, как ваш, немало перевидала.
— Почему я должен вам верить?
— А вам есть, кому еще верить?
— Хватит! — раздался от дверей необыкновенно громкий голос Ренелин.
Она вошла, едва касаясь взглядом и Дохорна, и Евы. С гордо поднятой головой. Королева.
— Простите, госпожа, но ваша гостья смеет отдавать приказы, и я, как защитник вашего долга стать жемчужиной...
Дохорн раскланялся. Ева криво усмехнулась, глядя на малоприятную комедию. Она глотнула виски, кажется, совсем не уважая местную власть.
— Вы, Дохорн, не совсем верно понимаете долг золотой жемчужины. Я хочу стать воплощением Перлии, но, поймите, меня гораздо больше беспокоит безопасность моего народа. А это значит, что я советую вам слушать нашу гостью.
— Мне неизвестны ее мотивы.
— Мне известны, — громко сказала Ренелин и посмотрела Еве в глаза.
Ах, девочка, ты думаешь, известны? Гостья еще раз глотнула виски.
— Да прекратите вы надираться в присутствии правительницы, или нет? — возмущенно закричал Дохорн. — Элементарный этикет...
—… будет вам не нужен мертвому, поверьте.
Дохорн отшатнулся.
— Вам придется поверить. Проверять меня у вас уже нет времени. Завтра я должна доложить Во, что нашла или не нашла жемчуг. Учитывая, что меня посылали сюда стать жемчугом, и не говорите, что Во не упомянул об этом, то это у меня нет ни одной причины доверять.
Дохорн побледнел.
— Это правда? — спросила Ренелин.
Старик кивнул, уничтоженный окончательно. Жалкие попытки сослаться на этикет не привели ни к чему.
— Да как же вы могли… — возмутилась было Ренелин.
— Заткнитесь оба. Успеем выяснить отношения, — рявкнула Ева. — Так есть у вас место, где жители могли бы укрыться на время?
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.