Мутноватый кристаллик виски растворился за считанные секунды. Ева опрокинула флягу и с наслаждением прижалась к горлышку обветренными губами. Надо кончать с излишней чувствительностью. Разумеется, у нее ничего не получилось. Образ Ренелин в сознании никуда не исчез, напротив, разросся, заполняя собой все внутри. И снова хотелось выть. Даже нет, скулить, свернувшись маленьким клубочком. Пальцы сжали флягу с противоестественной силой. Костяшки побелели. Пришло время исполнять задуманное. Передатчик на руке мягко засветился, потом рябь, как обычно, и, наконец, заплывшее противным жирком лицо Во.
— Ну, прошла неделя-то, — не приветствуя, перешла к делу Ева. И прямо в эфире опрокинула в себя еще глоток.
— Все пьешь? Не боишься, что из премии вычту?
— Чего мне бояться, Во? Я же первопроходец. Смертник, — «пошутила» Ева.
— Я жду отчета, — донесся голос Во, разрезая тишину, выкручивая, вытягивая слух.
Он предпочел сменить тему. Это хорошо. Значит, нервничает. Значит, врет, что и требовалось доказать. Слова прозвучали, словно ножом провели по стеклу. Вот оно! Ева и не заметила, как природа уверенно взяла свое. Охотница снова стала слышать не только звуки, но и эмоции. М’ таана бы ею гордилась. Вранье причиняло гостье атолла почти физическую боль. Но Во надо было врать на протяжении всего разговора, на сколько бы тот не затянулся.
— Тут только самый мелкий жемчуг. Море обеднело. Так что даже нет смысла ставить ворота. Я бы оставила грязный мирок подыхать.
— Ты уверена? — спросил Во как можно любезнее, с самым слащавым выражением своей свинячьей мордочки.
— Да абсолютно. Да на них смотреть страшно. Нищета, голод. Скоро друг друга жрать начнут.
Во кивнул.
— Хорошо. Я тебе верю. Собирай вещи, и послезавтра я тебя жду. Конец связи.
Кивнул он слишком отчетливо, чтобы не успеть заметить крупную каплю пота, скатившуюся по щеке от гладко выбритого виска. Он приходил в ужас от того, что придется драться с Евой, он понимал, что убить ее будет непросто. Охотница в ней усмехнулась. Ох уж эти танцы мироздания! Почти двадцать лет она была первопроходцем Во, и оказалось, что все это время работодатель прекрасно знал, с кем имеет дело. Что ж, тем лучше.
Значит, завтра их будет всего четверо. Трое и Ральф.
Она ушла к обрыву одна. Кинула рюкзак на камни и первые несколько секунд просто смотрела в молочную даль разлившегося тумана. Почему это место? Для призыва в принципе сгодилась бы и ее маленькая спаленка в Доме, и берег озера, и даже одна из пяти башен. Но хотелось прийти туда, где произошло преображение. Где впервые за много десятилетий она снова начала жить. Т’ттариини. Непроизносимое для землян и одно из самых простых имен М’таа. Она снова стала собой.
Охотница сняла берцы, затем носки, а потом и мягкий прозрачный материал, служивший ее пяткам кожей — надрезала маленьким ножичком и тянула на себя, пока не оторвала, плохо отстающий от нее кусок синтетики. Нехитрое, но кропотливое занятие. Пятки нескоро приобрели свой натуральный, чуть синеватый оттенок. На щиколотках проступили яркие бирюзовые татуировки.
Примерно та же участь ждала руки. Правда, с них кожу сняла как перчатки — одним резким движением. Над синими ладонями, на запястьях и выше, до локтя, все так же мягко светились зеленые цветы и жуткие черные ритуальные знаки, похожие на иероглифы. Все это переливалось в лунном свете, двигалось вместе с мышцами на руках, шаталось, и должно было вот-вот начать отбрасывать тени. Последней процедуре преображения подверглась шея девушки. Она зажглась бирюзовыми знаками, а слева под ухом, как всегда, Ева с удовольствием нащупала бугристое клеймо. Знак М’тааны.
Полупрозрачные синеватые пальчики вынули из рюкзака зеркало. Теперь предстояло снять линзы. Ева ненавидела эту процедуру. Но пришлось. Зрение приобрело нормальные для ее народа свойства. Гостья атолла перестала видеть вдалеке и стала ощущать физически свойства предметов вблизи. Ее ярко-зеленые, без зрачка, без радужки, просто травянисто-зеленые глаза осмотрели камни вокруг. Теплые, холодные, живые, мертвые, разные. Пока ей казалось, что к своему естественному состоянию привыкнуть крайне сложно. Она уже настолько сильно влезла, сжилась, срослась со второй сущностью, что была не совсем готова ее потерять.
Еще несколько длинных, безобразно длинных мгновений ушло на то, чтобы найти в рюкзаке черный, как ночь, сверток. Самое тяжелое, что она с собой несла. Ева невольно взвесила его в руке, прежде чем раскрыть. В серебристом лунном свете два синеватых серпа с широкими обоюдоострыми лезвиями смотрелись немного дико. В середине каждого из изогнутых клинков тянулось утолщение, испещренное древними знаками богини. Ножи слишком тяжелы для землян. А она не помнила, когда в последний раз брала в руки оружие своего дома. Секрет его стали, прочной, тяжелой, рубящей при известном усилии даже кости, ушел в звездную вышину вместе с взорвавшейся планетой. Ева сжала холодные костяные рукояти, нежно, требовательно, словно они были ей родными братьями.
Она стала чертить на песке символы и призывать в голос. Но этого оказалось недостаточно. Тогда в ход пошли движения, танец, страстный, огненный. Взметнулись волосы, зажглись новыми огнями татуировки. Вот теперь он должен был услышать.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.