Часть вторая. Война. Глава шестая. Хроники. Продолжение.

— Без разведки кого, куда посылать? И от Спящих ничего…

— Похоже, научились они нас чувствовать. Что делать будем, Командир? Разведданные нужны.

— А если не Крылатых?

За дверью кабинета послышался шум.

— Дашка, пусти.

В кабинет просунулся мальчишка лет четырнадцати, за ним девочка такого же возраста.

— Здравствуйте.

— Грай, Руса, вам чего? Мы заняты, не видите?

— Видим. А это… пошлите нас.

— И куда вас послать?

Девочка пожала плечами.

— В разведку. Мы же знаем, что плохо… Все знают.

— Знают они. Вот можешь внятно и логично нам обьяснить почему именно вас в разведку?

Мальчик укоризненно посмотрел на собравшихся.

— Во-первых, мы район знаем, выросли там. Во-вторых, документы у нас настоящие. А в третьих… — он засучил рукава куртки. — Руки чистые, пусть проверяют. Только мы порталы еще не умеем.

— Командир, а ведь действительно. По другому никак не выходит.

Сабуров, вздохнув, почесал подбородок.

— Младших в разведку… Ладно, подберите кого-нибудь им для страховки…

… — Сова, ты все понял? Смотри, отвечаешь за них, при первом же шухере уходите. Ствол не бери, если что, на месте…

По тротуару, беспечно глядя по сторонам, идет мальчик в потертых джинсах и поношенном школьном пиджаке, на другой стороне дороги девочка в сарафане. Остановившись, присела, почесала лодыжку, прошептала.

— Ты видел, там у них «броня» стоит. Теперь направо свернем, к бывшему райкому выйдем, там скорее всего штаб, посмотреть надо. Что? Патруль?

Подошедшие к мальчику наемники, сделали ему знак остановиться.

— Кто такой, откуда?

— Да я здесь живу, вот документ. Мать за хлебом послала. Чего?

Мальчик достал из кармана пиджака авоську.

— Руки покажи. Ничего. Ладно, проваливай отсюда, пока мы добрые…

— А ну-ка подожди. — раздался рядом мужской голос. — Никак Игореша объявился… Какая встреча.

К ним, пошатываясь, подошел мужчина.

— А сеструха твоя где, Дашка?

— Знаешь его?

Мужчина удивленно взглянул на патрульных.

— А кто ж его не знает? Первый хулиган на районе был. Что он вам наплел, офицер? Мать его за хлебом послала? — издевательски захохотал. — А нету у него мамки. Отец то у них то идейным был, против вас пошел. За то его с женой, Надькой, и того… повесили. За дело значит. А он пропал вместе с сестрой, да вот нашелся. Где Дашка? Вы его проверьте лучше, может он из тех… ангелочков.

Мальчик закусил губу.

— Сволочь… Зря тебя отец пожалел. Ты же, сука, его и выдал.

Офицер потянулся было к кобуре. Раздались выстрелы…

— Грай!

Мальчик метнулся в сторону.

— Дашку уведи! Слышишь, Богом прошу, уведи ее! И автомат дай, я прикрою…

— Брат!

Девочка рванулась было вперед и остановилась как-будто кто-то перехватил ее.

— Держи, гранаты еще. Уходим…

Мальчик на бегу вскинул руку.

— Увидимся, сестренка!..

… Ну куда ты лезешь. Пулю лови. Смотри, поймал. Не зря меня за меткую стрельбу хвалили. Ничего, удача вынесет. Как там?

« На Великой Грязи, там где Черный Ерик,

Татарва нагнала сорок тысяч лошадей.

И взмутился Ерик, и покрылся берег

Сотнями порубанных, пострелянных людей!

Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!»…

Отец эту песню петь любил. А ведь зря мы наверное из родной станицы в Москву уехали. Остались, может и живы бы были. Да кто ж знает… Вставил новый магазин. Последний что-ли? Обидно… Одна граната еще останется. Левый бок внезапно обожгло болью. Вот значит и… Точно не уйти. «Живым брать!» А выходит и правда вещим тот костер был. Прости, сестренка, обманул я тебя. Не увидимся мы. Ты только живи да вспоминай меня.

«А первая пуля, а первая пуля,

А первая пуля дура ранила коня.

А вторая пуля, а вторая пуля,

А вторая пуля прямо в сердце у меня…

…Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!

С нашим атаманом не приходится тужить!»…

… Наемники осторожно подходили к мальчику, стоявшему у стены и зажимающиму левый бок. Меж пальцев текла кровь. Офицер вышел вперед.

— Все, пацан, отбегался. — ухмыльнулся. — Поди жить хочешь?

Мальчик откинул голову назад, выдохнул, улыбнулся.

— Хотелось бы конечно. Ты ближе подойди. Скажу что-то важное, про Крылатых.

Офицер сделал знак троим, подошел.

— Что сказать хотел? Говори.

… В пламени взрыва в небо взлетела крылатая тень.

«Кудри мои русые, очи мои ясные,

Травами, бурьяном, да полынью порастут.

Кости мои белые, сердце мое смелое,

Коршуны да вороны по степи разнесут.»…

Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!..

Перед штабом из портала буквально вывалился парень, держащий девочку помладше.

— Командир!

К ним подбежали.

— Что случилось, где Грай?

Парень махнул рукой.

— Там… На патруль напоролись. Да все вроде нормально было, а… Какой-то козел, из местных, Грая узнал, выдал. Пришлось уходить срочно. Там же люди были, если бы я начал, они бы пострадать могли… А Игорь остался, мол, прикроет… Данные все здесь. — он потер лоб. — Достаточно.

Девочка в испачканном сарафане попыталась рванутся назад, ее удержали.

— Брат… — упала на колени, закрыв лицо ладонями. — Он же единственный кто у меня был…

Сова присел рядом.

— Прости, если сможешь… — отшатнулся в сторону. — Что с тобой?

То ли стон, то ли рычание… Девочка запрокинула голову к небу.

« Не для меня придёт весна,

Не для меня Дон разольётся,

И сердце девичье забьётся

С восторгом чувств — не для меня.

Не для меня цветут сады,

В долине роща расцветает,

Там соловей весну встречает,

Он будет петь не для меня…»…

Она встала, тяжелым взглядом обвела стоявших.

— Нож дайте.

Какая-то девушка, всплеснув руками, бросилась к ней.

— Русичка, ты что! Не надо, пожалуйста!

Даша остановила ее.

— Стой, не лезь. Нож…

Один из парней, выдохнув, протянул ей клинок. Девочка подняла вверх левую руку, провела по ней лезвием.

— Слушайте все. На людях говорю. Кровью свой клянусь и Богом, что отомщу… За отца, за мать, за брата. Запомнят они нас. Надолго, навечно. Я их и живая, и мертвая убивать буду. Слово мое крепкое…

… Двое мужчин, не торопясь, вели от реки коней в поводу. Вечерело, вдалеке в станице, в домах начинали светится окна. Один, продолжая начатый разговор, покачал головой.

— Вот такие дела… А мстила она страшно, до озноба. Говорят, темные ее Безумной прозвали, страшнее смерти она для них была. Мол, бойся ночи. Безумная придет, заберет тебя. А коли душа в тебе осталась… и ее убьет. И никуда не убежишь, не спрячешься. В Аду найдет…

Его собеседник прикурил на ходу, выкинул горелую спичку.

— Говорят погибла она.

Первый махнул рукой.

— Слушай меньше всяких. Мертвой ее никто не видел. Просто… однажды утром к своим не вернулась. Только… люди гуторят, что видели ее после того. Отец мой видел. А с ним еще трое. Они вишь в ночном дозоре были. В наших краях это случилось, когда восстание было. — махнул рукой. — У Плещеевской то и было. Смотрят, из темноты к ним девчонка выходит. Вроде в черном и глаза у нее волчьи светятся. Постояла, посмотрела на них… улыбнулась, да обратно ушла. Увидела, что свои, казаки да при деле…

— А что это за поверье ходит про нее?

— А это, брат, такое. Рассказывают, что если плохо тебе, не знаешь, что делать… Помолись Руси, позови да попроси ее. Придет, поможет, спасет.

— Выходит, Святая она.

— Про то не скажу, а только свечки ей во всех церквях ставят. И молитвы возносят. А Святая она… врать не буду…

… Сколько уже идет эта война? Про которую говорят, что страшнее не было. Два, три года, а то и лет пять уже… Война на которой нет и не было пленных. Или были?

— Вы кого привели?

В предутренней мгле, в центре круга, переглядывающихся, перешептывающихся людей, опустив голову, стоял на коленях парень в камуфляже. По бокам двое с автоматами.

— Командир… Понимаешь, он Крылатый. То есть был им.

По толпе пронесся гул.

— Как?!

— Ну… Мы поработали, все нормально. Смотрим… Он на коленях стоит, без оружия. Хотели его кончить, а он… просит. Мол, убейте меня. Шева в него посмотрела, говорит… крылья у него сломаны.

Один из Крылатых подошел ближе.

— Имя то у тебя хоть есть.

— В детдоме Федором назвали.

— Откуда сам будешь? Да он местный что-ли… охренеть. Ты как у них оказался?

Стоявший на коленях вздохнул.

— Когда из детдома… Ничего и никого. Документы то ли потерял, то ли украли. Куда идти, что делать? Сижу на лавочке, подходят трое. Форма, все такое… Чего, мол, грустный? Ну рассказал я им… хоть кому-то. А они, переглянулись, говорят… пойдем с нами, поможем. Покормили, рассказали что да как… Красиво говорили.

Крылатый повернулся к остальным.

— Поняли, вот таких они специально ищут, мозги промывают. Пиздеть они умеют, извините, вырвалось. О чем они тебе рассказывали? Про великую Россию, про империю, да? Ну про подобное гавно мы тоже слышали… А что с крыльями?

Федор опустил голову.

— Были… наверное. Я же не знал, ничего не знал про это. А ведь, если они были, то как их на медосмотре не заметили? А потом, на первой акции, ну когда… сознание от боли потерял. Показалось, что это меня убивают. Очнулся, а те гогочут. Все, мол, теперь ты наш, кровью повязанный…

Из толпы вышла молодая женщина с вороном на плече, сверкнув безумными глазами, показала на пленного пальцем, закричала.

— Ты… ты дитя мое убил! Люди, он убийца! Убийца!

Она подхватила с земли камень, кинула и плача опустилась на землю. Ее подняли, отвели в сторону.

— Ну… — кто-то нарушил молчание. — Что решим? Что по справедливости с ним делать?

— Да чего там… в лесу прикопать… живого. И то легкая смерть ему будет.

Вперед вышла Мику. Подошла ближе к Федору, присев, дотронулась до его лица. Встала, повернулась.

— Не будет ему смерти, рано еще. Я страшнее придумала. Он жить будет. Слышишь… Попробуй снова человеком стать. А не сможешь…

К ней подошла Ульянка, постояла.

— Да будет так. Не сможет, значит и умрет не как человек.

Люди зашумели.

— Это что… сама Богородица за него вступилась.

— Ала… Сама Саиде Марьям пожалела убийцу…

Мику подошла к священнику.

— Отец Алексей, возьмите его, очистите от Тьмы. И пусть при церкви живет.

— Это чего, он с батюшкой рядом будет? Слышь, ты… сотворишь что… пожалеешь, что родился. Запомни.

Священник подошел к Федору, поднял его.

— Пойдем, все хорошо будет. И не обижайся на них, не со зла они…

… Зайдя в церковный двор, Мику подошла к священнику, возившемуся с цветами на клумбе.

— Здравствуйте, батюшка.

Тот выпрямился, держась за поясницу.

— Самурайка, здравствуй. Ох, радикулит… не при тебе будь сказано. К дождю наверное.

— Давно бы к Доку сходили, полечились. А Федор где?

— Да отпустил я его. Тут и помогать особо не надо. Сам справляюсь. А Федя вон, на улице, не заметила что-ли?

Мику посмотрела за оградку.

— Ой… и правда. Ослепла, блин, совсем.

Федор в одеянии послушника сидел на траве, окруженный детьми и что-то рассказывал им. Проходящие мимо люди, видя его, улыбались, здоровались.

— Здравствуйте.

Кто-то помахал рукой.

— Блэк, братишка, привет…

Неожиданно один из мальчишек что-то сказал Федору и отошел. Тот, застыв на мгновение, закрыл лицо руками, упал на землю. К сказавшему подбежали сразу несколько детей. Один замахнулся на него.

— Дурак… Не знаешь разве, что нельзя ему такое говорить. Быстро проси прощения.

Подошедшая девочка, присела, обняла Федора.

— Не плачь, пожалуйста. Он не нарочно. Ты хороший.

Обидчик, шмыгя носом, вернулся и сев рядом, уткнулся в мужское плечо.

— Прости меня…

Федор выпрямился, потрепал мальчика по голове.

— Не за что.

— Спасибо. А тогда расскажи еще из Евангелия.

Рядом послышался женский голос.

— Федя…

Молодая женщина с вороном на плече.

— Катерина…

Дети заулыбались.

— Тетя Катя, здрасте.

Парень встал, подошел ближе.

— Здравствуй. Как ты?

Женщина покраснела.

— Хорошо, люди кругом все добрые. Помогают… и ты… — помялась. — Федя… придешь ко мне сегодня вечером?

— Приду.

— Ой, а батюшка как… не заругает? А то…

— Нет. Он ведь все знает, отпустит.

Женщина протянула руку, дотронулась до мужчины.

— Я же тебя ненавидела, убить хотела… а теперь полюбила.

Она смущенно улыбнулась.

— Знаешь… мне доктор сказал, что я здоровая. — дотронулась до своей головы. — Здесь здоровая… И сны другие снятся. Светлые… Ты это сотворил. Через эту любовь я живая стала.

Внезапно, обняв Федора, поцеловала его.

— Любый.

— Катя, люди же кругом, неудобно же…

Засмеялась.

— И что? Ничего в этом плохого… Нет греха на нас, а значит можно.

Отстранилась, подняла раскрытую ладонь.

— До свидания дети… Я ждать буду…

… Мику со священником переглянулись.

— Видишь как, Мария. Права ты была когда пожалела его. Человеком он стал… — батюшка помолчал. — Знаешь, а ведь у него татуировки появились. Такие как у всех Крылатых. Вчера утром ко мне пришел… Показывает, говорит… Мол простил меня Господь за грехи мои, а сам плачет от радости. И на левом плече Знак у него теперь, значит и крылья снова выросли. Ты что улыбаешься?

— Рада я… и за него, и за Катерину. Хорошо ведь когда у людей счастье…

… — Федор, что случилось, с Катериной поссорился?

— Нет, другое.

Федор, зайдя в комнату, сел на стул, опустил голову.

— Скажи, что тревожит тебя?

— Я вот думал… Батюшка, а ведь сколько еще подобных мне… обманутых, заблудших… во Тьме…

Священник тяжело вздохнул.

— То нам неведомо…

— Но их ведь спасать надо, к Свету возвращать. Разве нет? Или они не люди уже?

— Подожди… Федя, что ты задумал?

Федор упал на колени.

— Батюшка, благословите на подвиг духовный… во славу Господа, во спасение заблудших.

Священник покачал головой.

— Ты же немыслимого хочешь. Никто и подумать о таком не мог…

— Батюшка, я ведь таким же был, я знаю, что им сказать… Услышат они меня.

… Федора, стоявшего на коленях на площади, окружили люди.Женщины вытирали глаза.

— Господи… На смерть ведь идет. И ради кого? Тех кого Бог оставил, их спасать?

Из толпы послышалось.

— Брат, хоть ствол возьми. Мало ли…

Парень помотал головой.

— Нет. Не могу я больше оружия в руки брать. Да и не нужно оно мне. Со мной Слово Божье.

— Скажи, куда пойдешь и где искать тебя, если что?

— Россия большая, дорог много. Может где-нибудь да встретимся.

Федор встал.

— Командир, просьба есть. Когда от меня к вам приходить будут, то примите их, не побрезгуйте.

— Примем… как своих, как родных.

Подошла Катерина, обняла.

— Любимый… я бы с тобой пошла, до конца. Но знаю, что нельзя, то только твой путь. — отстранилась, положила ладонь себе на живот. — У меня от тебя ребенок будет. А я тебя ждать буду, хоть всю жизнь…

— До свидания, люди добрые. — Федор поклонился, осенил себя крестом. — Не поминайте лихом. — шагнул в свет…

… По дороге, мерно постукивая посохом, с котомкой за спиной, в черном, шел молодой мужчина. На плече ворон. Он повернул голову к птице.

— Ну что, Каркуша, поторопимся? Времени у меня мало, а сделать надо многое. Может хоть что-нибудь успею…

« По дорогам шли, по дорогам.

По дорогам без слез,

По дорогам без грез…

По дорогам шли,

К бесконечной Любви…»…

Лето.

Где-то за МКАДом.

… — Во, пацан, дает. И ведь не боится.

Собравшиеся на улице люди с удивлением, смешанным с испугом, смотрели на мальчика лет четырнадцати в потертой джинсе, стоявшего у стены с гитарой, прищурив правый глаз. Длинные волосы с проседью перехвачены кожаным ремешком. Рядом огромный пес с белой шерстью.

» Как однажды нас с тобой продали полным ведром.

Кто за это получил медали — чую нутром.

Как средь бела дня такое вышло, пьем, как всегда.

Глянь — хомут на шее, рядом дышло, как у скота.

Поздно нынче сокрушаться, паря,

Репу чесать.

Зараз всем гуртом в полон попались —

Ловок чужак.

Едем мы до хаты, нужен перекур…

В чистых водах просмотрите сговор — черти снуют.

Где запасы тридцати целковых — плата Иуд.

Слава Богу, тормошит причина сбросить напасть.

Все за нож отдать преблагочинный, духом не пасть.

Едем мы до хаты, нужен перекур…

Тихим сапом, где свирепым вихрем, где на рожон.

Зря от гнева бесы поотвыкли — воин прощен.

А кому пытать судьбу иную: в рабстве, на цепь.

Время видеть сторону родную через прицел.

Брошенные зерна восходы дадут — в осень соберем урожай.

Вовсе не зазорно в нашем саду к сердцу человека прижать.

Будет в чаши полно течь виноград, песни о героях споют.

Радостно и вольно, вместо наград — явленный небесный уют.

Как однажды нас с тобой продали — и поделом.

Кто за сделку получил медали? Дайте патрон.

Как однажды нас с тобой продали…»

Из толпы послышался испуганный голос.

— Пацан, ты что, совсем ебанулся? Такое петь. Не знаешь разве, что запрещено?

Мальчик, улыбнувшись в ответ, шагнул от стены. Белым пламенем на солнце вспыхнули крылья. Какая-то женщина, уронив на тротуар сумку, охнула.

— Господи, он же…

Зазвенели струны.

» Проснулся Зверь в кромешной темноте

И Богу была названа цена.

Прогнулись все — и братья во Христе,

Прогнулось все, но не моя страна.

Был урожайным високосный год

И кровью смерть была пьяным-пьяна.

От туч свинцовых гнулся небосвод.

Прогнулось все, но не моя страна.

В полнеба пламя,

В полнеба смог,

Россия с нами,

И с нами Бог!.. »

Мужики в рабочих спецовках, стоявшие рядом, закусив губы, сжали кулаки.

» Здесь памяти не предали отцов,

Здесь не отдали дедовской земли.

Какой ценою — не отыщешь слов,

Здесь за Отчизну жизнь не берегли.

И снова сила русская в руках,

И жизнь, и смерть за Родину красна.

Стоит и держит небосвод в веках

Моя непокоренная страна.

В полнеба пламя,

В полнеба смог,

Москва за нами,

И с нами Бог!

Пусть суждено погибнуть на кресте,

Но на колени не поставить нас!.. »

Послышался детский голос.

— Заканчивай.

Из толпы собравшихся выбежали трое мальчишек. Один, покосившись на пса, продолжил.

— Тебе уходить надо. Какая-то сука на тебя донесла. Сейчас здесь «зондеры» будут. — обернувшись, махнул рукой. — И вы тоже… валите. А ты давай с нами. Да не ссы, мы тоже… такие же. Ну ты понял.

Гитарист, кивнув, быстро положил инструмент в футляр, повернулся к псу.

— Хорошо. Сех, пошли. Еще не время оказывается.

Завернув за угол старого дома, прислушались. Послышался шум моторов, выстрелы, крики…

— Падла… — один из спасителей показал на дыру в стене. — Сюда, быстрее.

Дыра оказывается вела в… ход. Один из мальчишек достал из кармана потрепанной куртки фонарик, зажег… Дальше поползли на четвереньках, цепляясь за края кирпичей.

— Гитара же…

— Ну извини, бля… это парадный вход.

Наконец ползущий впереди остановился. Прислушался.

— Тихо. Мы уже считай в другом квартале. Ладно, отдохнем, да хоть познакомимся. Тебя как зовут?

— Люди Певцом кличут. А вы?

— Я Венька…

— Я Куба…

— Птица…

— А его? — Венька показал на пса. — Сех? Странное имя.

— Знаю.

(Сех. Пес на курманджи.).

— А те сюда не сунутся?

— Да нет. Боятся. Тут же целые лабиринты. Заблудиться как два пальца. Еще давно… до этого всего, несколько улиц перестроить хотели. Ну а мы здесь еще маленькими играли. Все входы-выходы разведали. Да и Галка со своими им тут пару раз сюрпризы устраивали.

— Кто?

— Увидишь. Да вообще это… «афганцы» они. У многих награды есть. Если бы не они… совсем нам бы жопа была. А Галка… в нашем районе вырос, все его знают. Перед… войной оттуда вернулся. Теперь вроде командира у нас. Не думай, он добрый.

Птица осторожно протянул руку к псу.

— Можно?

— Не бойся, не укусит.

— У меня тоже собака была…

Куба помялся.

— А ничего, что мы чужого ведем?

— Кто чужой? Дурак… Забыл? Если Крылатый, то свой, братишка. Помочь надо. Если маленький, защитить. А ты его видел. И потом… Знаешь ведь, что с ним за его песни бы сделали. Хватит болтать, пошли.

— Куда?

— Да, типа, домой. У нас тут… вроде как убежище. Давай за мной.

… Венька постучал условным стуком в железную дверь, потом, напрягшись, открыл.

— Смазать бы надо, Галка, мы пришли.

За дверью большая комната. Грубо сколоченные топчаны у стен с матрасами и грудами тряпья, стол на котором несколько зажженных свечей, пара табуреток, ящики. В углу что-то похожее на железную печку. Труба, выходящая в дымоход… В комнате дети, подростки, несколько женщин и мужчин. Из угла послышался мужской голос.

— Кто там с вами?

Мальчишки толкнули гостя вперед.

— Это Крылатый. Мы его от патрулей спасли.

— Правильно сделали.

Из полумрака к ним вышел молодой мужчина в «афганке».

— Давай знакомиться. Меня Виктор зовут. Старший я тут.

— Галка?

— Это еще со школы прозвище. Галкин фамилия. А ты? Певец? А имя у тебя есть?

Мальчик постоял, прикрыл левый глаз.

— Было… все было. Имя, семья, музыкальная школа, девчонка… Ничего не осталось, только шрамы.

Он расстегнул рубашку. Один из подошедших мужчин удивленно присвистнул.

— Илька, ты что?

Тот почесал затылок.

— Витька… С такими ранениями ведь выжить невозможно. Это я тебе как врач говорю. Не бывает…

Певец улыбнулся.

— А я и не выжил. Наверное.

Тот кого назвали Илькой, подошел ближе.

— А с глазом что?

— От побоев. Это что, медосмотр?

— Извини, брат, профессиональное.

Виктор махнул рукой.

— Ильяс… прекращай. Есть хотите? Картошка оставалась, сварили, да муки было немного. Лейла лепешек напекла. Венька, завтра надо где-то молока достать маленьким.

— Понял. Придется в другой район идти.

Пес, отойдя в сторону, сел, склонив голову. Подошедшую к нему ребятню, обнюхал и облизал по очереди.

Тем временем одна из женщин, отдав кому-то младенца, поставила на стол тарелку с парующей картошкой.

— Садитесь. А где новенький?

Тот стоял у топчана на котором сидела на коленях девочка лет восьми в стареньком платье. Сидела неподвижно, не мигая смотря на противоположную стену.

Женщина вздохнула.

— Не надо. Немая она и с головой… не то. Больная. То плачет, то может вот так весь день просидеть.

Певец только махнул ладонью, мол не мешай. Зажмурился…

… На фонарном столбе, в петле из провода висит девочка. Маленькая, лет восемь ей, не больше… На порванной блузки октябрятская звездочка, на груди фанерная табличка. «Партизанка». Рядом, похоже, еще несколько тел. Трудно разобрать в сумерках…

Мальчик подошел поближе, осторожно тронул девочку за коленку. Она внезапно откинулась назад, открыла рот, словно пытаясь закричать.

— Любушка… Я…

Девочка неожиданно кинулась ему на шею, обняв, застонала, замычала… Изо рта побежала струйка крови.

— Мммма… Т…ы, т…ы. П…а… т.ы. ы… Папа!

Певец прижал ее к себе. Погладил волосы.

— Люба моя. Нашел… Все хорошо теперь.

Подошедшая женщина тронула его за плечо.

— Слышь, ты чего? Отстань от нее. Над больной шутить вздумал? Какой еще ты отец, молодой еще…

Тот отмахнулся.

— Доня… Сех, смотри, нашлась.

Пес, подойдя, встал на задние лапы, потянулся к девочке.

— Ммммааа… а э… К…к…кусь. П…п…апа это же Кусь.

Певец осторожно вытер ей кровь.

— Ага. Есть хочешь?

Девочка молча кивнула.

— Тогда слезай. Где умыться можно? — он взял ее за руку.

Тщательно отмыв кровь с лица под умывальником, вытер ей лицо солдатским полотенцем, висевшим на гвоздике.

— Теперь и поснидать можно.

Сел на ящик за стол, посадив девочку на колени.

— Покушай картошечки. Соль передай, пожалуйста…

После… ужина Виктор пододвинул табуретку поближе. Вокруг собрались остальные.

— Поговорить похоже надо. Пацан, ты кто? Откуда ее знаешь? Что значит ты ей отец? Что вообще происходит?

— Вопросов много. А ответов… — Певец показал на пса. — Он все знает… он меня спас…

… В ночной тишине, мальчик, лежащий на земле, застонал, пытаясь открыть глаза.

Где я, кто я? Что было? Удары прикладов, женский крик, вспышки выстрелов. Он повернул голову, похоже какой-то пустырь. Привезли, выкинули… наверно подумали, что все равно сдохну. Хорошо хоть не зима, а то замерз бы. Где-то вдалеке послышался вой. Из темноты вышел… огромный пес. Ну здравствуй… Пес подошел ближе и внезапно стал вылизывать мальчика, как сука вылизывает щенков. Спасибо, а имя у тебя есть? Понял. «Оживай». Голос в голове не мужской, не женский. Детский. «Вставай… Певец.». Певец? Кто я сейчас? Тот же голос. «Слушай.». Понятно. «И найди меня, пожалуйста.» Кого тебя? Дочь? Ты шутишь, мне же четырнадцать… было. Или нет?

Он попытался сесть. Получилось. Что-то звякнуло на груди. Крест на металлической цепочке и какой-то медальон. Откуда? И… я же в Бога не верю. В ответ детский смех. Ладно, а медальон? Солдатский жетон, зачем? Мальчик посмотрел на свои руки. Это что, татуировки какие-то… Распятие, а на плече… Новоро… я даже не знаю что это значит. «Поймешь. Это от Него.». Кого его? «Вставай, боец. Твоя война началась здесь… «. Теперь женский голос. «Иди во Имя Господа и ничего не бойся.».

Мальчик встал, постоял, опираясь о пса. Потом поднял голову в ночное небо и засмеялся. Пожалеют ведь, что сразу не убили… Посмотрим теперь, что сильнее, слово или пуля. Поправил платок на шее, поднял с земли чехол с гитарой. Подмигнул псу. Знаешь куда идти? Тогда пошли…

— Ладно, будем считать, что поняли. Хотя…

— Галка, знаешь какие он песни пел. До озноба… Как там у тебя… Россия с нами и с нами Бог. Откуда только?

— Из снов. Там еще про Донбасс было. Наверно там тоже война, как везде.

Мужчины переглянулись.

— Ну у тебя и сны. Первый раз о таком слышим.

Певец молча встал, подойдя к топчану, достал из чехла гитару. Сел, тронул струны. Девочка примостилась рядом, застыла…

«Это сон:

Шрам на груди у сына твоего.

Слышишь стон?

Девять месяцев проклятья до гроба твоего.

Рассуди:

Это уголь или снег

Впереди —

Соль разъела, я ослеп.

Отведи

Стрелки влево — близок срок.

Путь найди

В мой пожизненный острог.

Отхлебал —

Подноси мне новый жбан.

Эх, как мал

Мой подреберный карман.

То не злато

По карманам забренчит:

Хриплым матом,

Горькой водкою залит.

И к любимой

Не найти мне языка.

Ты дубиной

Поутешь мои бока —

Поумнею,

Да отсохнет мой язык.

Отупеет

Да источится мой клык.

Только зря ты

Все поленья перевел.

Сбитый, смятый,

Я грызу прогнивший пол.

Свежей мятой

От похмелья отпои —

Пьет, проклятый,

Рвет рубаху на куски.

Посиневший,

Он на небеса кричит:

«Где ж ты, певчий?»

А из клюва кляп торчит.

Будь ты пропадь,

Отпущенья не проси.

Хоть свой локоть

Ты до крови укуси.

Это сон:

Шрам на груди у сына твоего

Слышишь стон?

Девять месяцев проклятья до гроба твоего.

Рассуди:

Это уголь или снег

Впереди —

Соль разъела, я ослеп.

Мокрый снег, воспаленные мозги,

Грязный век, жила серая, не зги.

Женский плач по острогам да церквям,

Пьяный скачь вдоль по выжженным полям…

Рассуди:

Это уголь или снег

Впереди —

Соль разъела, я ослеп.

Отведи

Стрелки влево — близок срок.

Путь найди

В мой пожизненный острог…»

— Сука… — Галка опустил голову, простонал. — Это же про нас, мужики… Откуда ты знать можешь…? Подожди, пацан, я тогда спросить тебя хочу. Если ты… Знаешь ли кто мы теперь такие? — он показал на детей. — Почему на них как на зверей охотятся? За что убивают? В чем их вина? И что вообще происходит?

— Знаю…

Когда мальчик закончил, несколько минут было тихо.

— Война, а вы по подвалам прячетесь как…

Виктор стукнул ладонью по столешнице.

— Ну ты… много то на себя не бери. Что от нас хочешь, чтобы с голыми руками на пулеметы? Ну было у нас немного взрывчатки со стройки, устроили пару фейерверков, благо вон Митрич сапер бывший…

— Подожди… почему… Бля, вы же в армии были.

— Были и что?

— То. Ты автомат свой помнишь?

Мужчина повертел пальцем у виска.

— Какой еще автомат? Совсем уже…

— С которым ты… ну воевал.

— Забудешь…

— Тогда представь его. Попробуй.

Певец слез с топчана, взял в руки автомат, появившийся на матрасе. Отсоединил магазин, выщелкнул патрон.

— В чем они хранились, помнишь? Представь. — показал на цинк, возникший из воздуха на полу. — С голыми руками, бля…

— Ничего себе… как ты это сделал?

— Не я. Ты… Мы любые вещи творить можем. Те что знаем или видим.

Один из мужчин встал из-за стола, подошел к Певцу, забрал у него автомат, повернулся.

— Рабочий ведь. Витек… а ведь все по другому выходит. Смотри. — он показал на пулемет у стола. — Интересно… а если РПГ.

— Да успокойся ты. Чего выходит? Нас здесь и десятка не наберется. Ну, не знаю, по городу может столько же. А там… Венька и чего ты меня в бок тыкаешь…

— Галка… А если нас всех по городу да по поселку собрать, да научить. Что думаешь, если мы пацаны, то ничего не можем?

— Совсем уже… В «Зарницу» не наигрались? Ну предположим старших… А где мы вас учить то будем? В подвале?

Певец почесал лоб.

— В подвале никак. Место нужно, где-нибудь за городом. И чтобы на отшибе было.

— А если полигон?

Один из мальчишек пояснил.

— Это за поселком. Там раньше военные что-то делали, потом бросили. Никто особо туда не суется, даже бомжи. Считается, то ли радиация, то ли… Да не хрена там нет ничего такого. Мы же там лазили. И лес рядом.

— Ну… теоретически можно. Только как мы туда доберемся? На автобусе? Без документов…

— Да это… не проблема. — Певец подошел к мальчишке, рассказавшему про полигон, дотронулся до его головы. Потом, повернувшись к пустому углу, очертил в воздухе полукруг. — Глянь, то место или нет? Тогда пошли…

— Не хрена себе, если честно. А это что?

— Обычные магией называют. А как на самом деле… мы сами не знаем. Это как ходить. Ты же не заморачиваешься, просто идешь. То же самое. Собирайтесь.

— Ну ладно. Печку только залейте, да на поесть не забудьте. Женщины, маленьких держите. Все равно терять нечего.

… Выйдя из портала, Певец, обернувшись, сделал странный знак рукой, пояснил.

— Это я барьер поставил. Теперь нас увидеть и найти невозможно будет. Наверно никому кроме наших.

Мужчины огляделись.

— В темноте не разберешь. Но вроде тихо, никого.

— Сех бы чужих учуял. Но не расходится.

Одна из женщин, подойдя, сердито пихнула Виктора в плечо.

— Анька, чего…

— Того… Младшие спать хотят. Не на голой же земле.

— Тогда ставим палатки. Давайте. Утром разбираться будем.

Закончив с подготовкой к ночлегу, мужчины разобрали автоматы.

— Пойдем осмотримся.

Певец кивнул псу.

— Сех, помоги им. — повернулся. — Любаша, поспим немного.

— Д…д…да.

Разобравшись по палаткам, улеглись прямо на спальных мешках. Лето, тепло… комары только. Девочка прижалась к Певцу.

— П…а…па.

Тот поправил на ней накинутую рубашку.

— Спи, доня.

Прислушался. Мерное сопение… С улицы раздались мужские голоса.

— Пароль?

— Кабул. Отзыв?

— Баграм. Как у вас?

— Тихо…

… Утром, после завтрака младшие вместе с женщинами и псом ушли гулять в ближайший лес. Остальные уселись около палатки.

— Что дальше делать будем? Палатки летом хорошо, а зима придет? Обратно возвращаться?

— Минутку… — один из мужчин огляделся вокруг. — Певец, а вот скажи мне… Мы можем под землей видеть?

— Степа… ну и зачем это? К чему?

— К тому. — тот показал пальцем. — Вон там скорее всего котельная стояла. Там водосборник, там казармы. Что смотрите? Я же военный инженер, этих полигонов еще с института повидал. Все однотипные, по стандарту. А под землей коммуникации, трубы…

— Да все сгнило давно или выкопали.

— Но попробовать то можно.

Мальчик подумал.

— Собственно… как там? Теоретически? Почему нет. Как тебя, Степан? Давай посмотрим…

Примерно через час с небольшим обошли вокруг восстановленной котельной.

— Нормально получилось. Теперь вода. Похоже к городским сетям врезка была, а нам автономка нужна для гарантии. Мало ли… Вон там, где сейчас болотце сделаем озеро. И водозабор…

Вернулась экскурсия из леса.

— Мы грибов набрали и ягод. А когда обедать?

Сделали полевую кухню… Еще через пару-тройку часов поставили две казармы. Удовлетворенно выдохнули.

— Аня, Софа, Лейла… Давайте пообедаем что-ли да заселяться будем. Остальное потом. Минутку, а это что? Чего вы сделали?

Женщины посмотрели на Галку как на…

— Детская площадка же. А вам лишь бы с автоматами побегать.

— Ладно, а стрельбище… Анька, ты чего? Не дерись.

— Витька, ты лучше меня не доводи. А то ведь скажу, тебе плохо будет…

Один из мальчишек объяснил Певцу.

— Любовь у них. Представляешь?

Девочка которую все звали Ветка дополнила.

— А Аня у нас в детской комнате милиции работала. Строгая она…

… Сидящий за столом мужчина, прислушался к шуму на улице. Начиналось с палаток, а сейчас уже военный городок получается. Даже школа есть…

— Галкин, на меня посмотри.

— Вера Николаевна, прекратите. Война ведь…

— Витя, ну война, что теперь детям не учиться? Я же с тебя не слезу пока школы не будет. Ты меня хорошо знаешь.

— Знаю. Еще с пятого класса.

— Тогда давай, отрывай жо… себя от стула, начальник, и делай. Как вы это… строите или творите неважно…

От воспоминаний его отвлек голос за окном.

— Галка, у нас гости!

Кто там еще, что случилось? Прихватив автомат, он вышел на улицу. И сразу наткнулся на… Мальчик и девочка, лет четырнадцати-пятнадцати в залатанной на скорую руку одежонке с холщовыми торбами на плечах.

— Здрасте.

— Вы кто, откуда?

— Меня Вячик зовут, ее Стаська. Ты тут, главный, что ли?

— Слушай. — стоящий рядом мужчина, почесал затылок. — Представляешь, они прямо из воздуха, здесь… И как через барьер прошли?

Мальчик только пожал плечами.

— Мы же Крылатые, что непонятного?

— И откуда вы?

— Из Москвы. Точнее из Гуляй-Поля.

Виктор сел на крыльцо, недоуменно поморгал.

— Какого еще поля?

Девочка пояснила.

— Это наш поселок так называется. А вообще то сопротивление. Azadi, свободные значит. Там у нас и первые Крылатые. Это те кто в самом начале пришли. Вот можешь посмотреть.

Она подошла к Виктору, положила ему ладонь на лоб.

— А мы разведчики. Ищем наших…

Мальчик добавил.

— Воронятами нас называют, Предвестниками.

— И как вы нас смогли найти?

Мальчик с девочкой, переглянувшись, снова пожали плечами.

— Мы же друг друга чувствовать можем. Не в курсе? Ладно… помощь нужна? Оружие там или…

— Вроде нет, справляемся. Только пока решили тихо посидеть. Обучение закончим, тогда и…

— Это правильно.

Виктор посидел, подумал.

— Интересно, а вот сколько вас таких вот по… бывшему Союзу? И как вы…

— Достаточно. Или ты что, решил, мол, мы тут одни бегаем? Много нас, воронят летает.

— А если схватят?

Стася только засмеялась.

— Тогда убьют конечно. Только нас ведь хорошо учили. Да и опыт есть.

— В смысле?

— Ну мы же… до этого считай пол Союза объездили. Брат, где мы с тобой не были?

Вячик посмотрел в небо, пошевелил пальцами.

— Вроде в Прибалтике и на Сахалине не успели. Слушай, Ташкент помнишь? Вот где хорошо было. Тепло и на базарах всегда и пожрать, и бабки взять можно. Что смотришь? На будущее запомни. Стаську увидишь, карманы береги.

Та нахмурилась.

— Ну тебя… Наговариваешь на девочку, а я… — она сделала несчастное лицо и жалобно проговорила. — Люди добрые, подайте бедным сироткам на пропитание. Помогите кто чем может… Хорошо действует. А знаешь сколько таких сейчас по дорогам ходит? Всех не переловишь. — девочка помолчала, затянула по новой. — Папку с мамкой террористы убили, а мы милостыню просим. А если здесь нельзя, можно мы дальше пойдем? Спасибо большое, воздастся вам за доброту вашу, дяденьки военные…

Засмеялась.

— И ведь воздается им по ночам… Смертью. Воронята хоть и маленькие, да клюют больно.

— Верим. Может отдохнете у нас, расскажите про Свободных? Мы то, если честно думали, что одни такие. Даже не знали кто мы. — Виктор показал на Певца, стоящего около крыльца и держащего за руку Любашу. — Если бы не он, до сих пор бы в подвале прятались. Софа, покормить бы детей надо.

— Сейчас сделаем. Пойдемте, покушаете, а потом все остальное можно будет…

… Пообедали, поговорили. После того, как Вячек со Стасей, помахав руками на прощание, скажем, ушли, Виктор вздохнул.

— Столько всего оказывается происходит… Понять только не могу, зачем эти флаги красные, Бог тут причем… Певец, ты чего?

— Ничего. — сделал вид, что улыбнулся. — Просто это была моя страна, моя Родина. И что с ней сделали? Что сотворили?

Аня с младенцем на руках подошла, встала рядом.

— И моя. — показала на остальных. — И их. Наша Родина это была. А ты, Галка, значит этого не понимаешь. Дурак, да? Витька, лучше меня не зли…

— Да понял я. Значит с красным знаменем будем, за Родину. Ладно, в первый раз что-ли… А Бог причем? Певец, вот у тебя татуировки… Вон и у Любаши… Или что, как Стася говорила? Мол, коммунизм это царство Божие, а… те тогда какие-то сатанисты получаются? Не бывает.

Певец снова улыбнулся.

— Ага. И сожженных церквей не бывает, и распятых священников… Не бывает, не видел я этого ничего. Показалось, наверное.

— Ну ты…

— Мечети они тоже сжигают.

— И что получается? Мы атеисты вроде. Илька с Лейлой мусульмане… Софья…

Та только пожала плечами.

— Витенька, а у меня дедушка, знаешь ли, раввином был. Поэтому я и беспартийная. А деда фашисты расстреляли.

— И мы все на стороне Бога. Поэтому и Крылатые. Ладно, принимается. Все согласны? Это я для проформы поинтересовался. Мог бы и не спрашивать…

Маленький мальчик потрепал мужчину в «афганке» за рукав.

— Дядя Сережа…

Тот присел.

— Что, сынок?

— Я спросить хотел, можно? А зачем вы награды каждый раз, перед боем надеваете?

— А это для тех… Чтобы они знали, кто против них встал. Чтоб боялись…

« Ну а тем кто предал Родину,

Будет пиздец…»

… Как там считается? Июль макушка лета. На берегу сотворенного озера, как обычно, собралась ребятня. Купались, играли, загорали. На эхо выстрелов никто не обращал внимания. Со стрельбища же, а там наши. Мальчик, лежащий на траве, повернул голову. Рядом девочка. Смотрит в небо да улыбается. И Сех… Он протянул руку, погладил ей волосы. Она пододвинулась ближе, положила голову ему на грудь. Проговорила, чуть заикаясь.

— П-папа…

— Как ты?

— Х-хорошо.

И как ей скажешь, и надо ли?

— Доня, может ты останешься?

Девочка села и сердито ткнула его кулачком в бок.

— Д-дурак. — наклонилась, обняла. — Н-не б-бросай м-меня, н-не н-надо. Я же б-без тебя с-снова м-мертвая стану.

… Босые ноги легко ступают по прихваченной первыми заморозками траве. Рука крепко сжимает детскую ладошку. Не бойся доченька, немножко больно будет и все… Любушка… Дула автоматов…

« Мне бы надо успеть

До околиц допеть

До окрайних огней

Там и будет видней

Кину гривенник в снег

На погоду на век

А потом не найду

Да и дальше пойду.

По пустому холсту

Ни следа за версту

Перегонит метель

Мой шальной серый шмель

Да ударит мне в грудь

Да уложит меня

Помолчать отдохнуть

Как родного огня

По пустому холсту

Не видать за версту

Как с душистых полей

Не собрать всех шмелей

Коли крепко засну

Провороню весну

Ты мой голос пролей

Да на горечь полей

Зацветет мой кипрей

То для милой моей

Ты и песни мои

Соловьям подари

Пусть для милой поют

Пусть меня не зовут

По пустому холсту

Не слыхать за версту

Отдохну ли я

Ты любовь моя

Ты мой божий дар

А я не млад ни стар

Прикажи мне встать

Да колодцем стань

Из тебя напьюсь

Покурю убьюсь

Затяну распев

Затяну ремни

По дворам пойду

Разгонять беду

Что ни хлеб ни квас

На распев да в пляс

Обо всем найду

На такую еду

Ну ищи ори

Ну реви вари

Девять грамм

Девять дней

Горе срам

Что вкусней

Да мешай соли

Угощай хвали

Что от сор да свар

Одуренный вар

А давай вали

Что ли мало ли

Околесица

В небо лестница

А и добрые щи

За ушами трещит

Да устал хлебать

Эх, ядрена мать!

Мне бы надо успеть

До околиц допеть

До окрайних огней

Там и будет видней

Кину гривенник в снег

На погоду навек

А потом не найду

Да и дальше пойду… «

… К ним подошли двое мальчишек. Один, поддернув трусики, присел.

— Певец, покидай нас.

Тот только вздохнул.

— Опять? Ну пойдемте, полетаем. Доча, ты как?

Девочка махнула рукой.

— Н-не хочу. Я с К-кусем посижу.

Зайдя в воду по колено, Певец поставил мальчишку на плечи, подкинул вверх. Тот взлетел, раскинув крылья, потом, перевернувшись в воздухе, нырнул в воду.

— А меня?

— Давай.

Лето, пляж, детский смех…

… — Значит уходишь?

— Уходим. Я ждал когда Любаша в себя придет. И… Галка, давай про оставить ее не будем. Зачем ненужные разговоры.

— Что-то у меня, у нас всех, плохое предчувствие.

— Прекрати. Пришли да ушли. Что теперь…

— Прощаться будете?

— Зачем? Все ведь давно знают. Удачи вам и берегите себя. Увидимся…

… По проселочной дороге шли двое, держась за руки. Мальчик и девочка. Рядом пес. То ли поседел, то ли шерсть у него белая. Неожиданно остановившись, девочка посмотрела наверх, показала пальчиком в небо.

— С-смотри.

— Да, Лебединая Дорога, Путь Бессмертных.

— Нам туда?

— Получается да. Не боишься?

— С т-тобой н-нет. П-пойдем…

« Это пепел тех, кто избрал дорогу

Это пепел тех, кто летел на свет

Это пепел тех, кто молился живому Богу

Это пепел тех, кто пришел в Назарет…

На небесах…»

… Мужчина, идущий по деревенскому кладбищу, остановившись, повернулся к тем кто шел сзади.

— Это здесь, то место.

Две могилы. Одна побольше, другая по меньше. Два креста. На одном прикреплена октябрятская звездочка, на другом висит солдатский жетон.

Вздох.

— Вот здесь их и похоронили рядом. Мальчишку и… он сказал, что девочка его дочь.

Мужчина махнул рукой.

— Не в этом дело. Песни он пел. Такие, что… — показал пальцем. — А вон там, у оврага их и расстреляли. Да только… после его песен с двух деревень все в партизаны ушли. — помолчал. — Ты не думай. Отомстили мы за них люто, как полагается. И похоронили как положено. Батюшка отпел… Да, с ними пес еще был огромный. Его потом с волками видели. Тоже, можно сказать, партизанили. Да вы их похоже знали…

Мужчина в «афганке» снял с солдатского ремня фляжку, протянул местному.

— Знали, немного. Помянешь, брата да сестренку?

— Помяну. А вы вот что. — повернулся к женщине с мальчиком лет пяти. — Пойдемте ко мне. Авдотья моя стол накроет, все как полагается…

… Идущих по сельской улице парня с девочкой подростком и большим псом, окликнули.

— Певец, здорово! Любаша, Сех…

— З-здравствуйте. — ответила та на ходу.

— Слышь, останьтесь еще.

Парень махнул рукой.

— Извините люди. — поправил чехол с гитарой, висящий за спиной. — Домой идем.

— Ну это дело такое. Вернетесь?

— Обязательно.

— Тогда мы ждать будем…

Уже за околицей девочка, остановившись, с интересом посмотрела на парня.

— П-папа, а где наш дом?

Тот подумал.

— Точно не знаю.

— Ладно, п-пойдем. Может н-найдется. Д-да, Кусь?

… Тринадцатилетний мальчик подполз к мужчине, лежащему в кустах с автоматом.

— Папа.

Тот повернул голову.

— Что, сынок?

— В лесу чужие. Вон там. — мальчик показал пальцами. — Военные и много. Человек сто, наверное. Сюда идут.

— Игнат… — шепотом позвал мужчина. — Готовься.

В соседних кустах блеснуло дуло ручного пулемета.

— Понял.

— Гриня, предупреди остальных и до лагеря.

— Подожди, папа, они не со злом идут. И боятся чего то. Я нашим сообщил, а пока здесь, с вами побуду.

— Хорошо, только укройся.

Тем временем на лесную опушку вышел мужчина в военной форме с погонами капитана. Постоял. прислушиваясь, потом поднял вверх руку, подавая знак. Голос прозвучал казалось из ниоткуда.

— Стой. Кто такой?

Военный, наклонившись, положил автомат на опавшую хвою, выпрямился.

— Командир третий мотострелковой роты капитан Зотов.

— Что хотел?

— Вас ищем. Со мной…

— Нашли, что дальше?

Капитан примиряюще поднял руки, повернулся.

— Бойцы, выходим. Спокойно, оружие за спину.

Из-за деревьев показались солдаты. Кого-то вынесли на самодельных носилках.

— Игнат, я к ним пойду.

— Хорошо, я прикрою.

Сидевший в кустах, мальчик напрягся. Его отец, выйдя из укрытия, подошел к капитану.

— Раненые у вас.

— Да, пришлось с боем уходить.

— Гриня, что скажешь?

— Они не враги, папа. К нам хотят. Творить портал?

— Капитан… ты и несколько твоих с ранеными в отряд пойдете. Остальные здесь подождут. И пусть оружие в стороне, вон там, сложат.

Военный вздохнул.

— Понятно, не доверяете. Хорошо… Вы с ранеными за мной. Остальные ждут здесь, оружие туда…

… Выйдя из круга света, капитан удивленно огляделся. Среди деревьев аккуратные бревенчатые срубы, дымящиеся печные трубы, дощатая мостовая. Деревня какая-то…

Его толкнули в спину.

— Что встал? Раненых туда несите, в госпиталь. Сам сюда иди, говорить с тобой будут.

Военный подошел к сколоченному из досок столу. Навстречу ему со скамьи встал пожилой бородатый мужчина в застиранной гимнастерке.

— Ну здравствуй, садись поговорим. Ты у нас будешь Зотов Сергей Павлович, капитан. А меня Никитой Анисимовичом звать, люди Дедом кличут. Я здесь и командир, и председатель в колхозе, и советская власть получается… А теперь скажи мне, Зотов, почему ты к нам решил уйти?

Капитан помолчал, вздохнул.

— Неправильно все, понимаешь… Как будто глаза открылись, зло ведь творится… не по закону, не по совести. Деревни сжигают, детей вешают… Как это? И мы… присягу же давали, что народ защищать будем. А из нас кого сделали… То ли каратели, то ли…

Никита достал из кармана папиросы, покачал головой.

— Значит дошло, это хорошо. Все правильно, капитан, вы были и есть часть советской армии и никак по другому теперь не будет. Ладно… Сколько вас?

— Сто пять бойцов. Из разных частей, большинство старослужащие.

— А ты командир…

— Ребята выбрали, по ходу дела. Прежний то, уходить не хотел. Пришлось его…

— Понятно. А вот семья у тебя есть?

Капитан, неожиданно застонав, закрыл глаза.

— Была…

— Ты что, почему была?

— У всех офицеров, семьи в заложниках. Чтобы и думать не смели… У меня жена и два сына, понял?

Дед повернулся к мужчине, сидящему рядом.

— Кузьмич…

— Капитан, последнее письмо от жены откуда было?

— Из дома, город…

— Слушай, мы с тамошним подпольем попробуем связаться. Они помогут, выяснят, что да как. Ничего не обещаю, но если твои живы, вытащат. Да и за сведения спасибо. Извини, Сергей, в голове твоей посмотрели, ты же сам рассказать хотел. Дед, завтра карателей ждать надо.

Капитан кивнул.

— Да… и военные, и наемники, и… не знаю даже кто. Я их раньше не видел.

— А конкретней?

— На монахов походят, только без крестов. В черном, лиц не видно и знаки какие-то странные носят. А еще холодом от них несет могильным. Страх нагоняют.

Никита только хмыкнул.

— Ведаем кто они, то Жрецы Темные. Ну да на эту нечисть тоже управа есть. Мирра… — он подозвал девочку лет двенадцати, что сидела рядом на пеньке, сложив руки на коленках. — Знаешь уже?

Девочка, пожав плечами, кивнула.

— Ага. Не волнуйтесь, мы их встретим. — она улыбнулась. — Нечего им землю да лес осквернять, сдохнут… Ой, а это… Их звать?

— Да зови, пусть поохотятся. Видишь, капитан, какая война у нас… странная. И, поверь, лучше не знать, кого Мирка со своими покличет. Чтоб ты знал… сирота она. Всю ее семью сожгли, жалости в ней нет… Ладно, садись ближе. Где карты? Обсудим, что завтра делать? Смотри, здесь болото, место гиблое. Мышь не проскочит. Там они и останутся…

— А мы как пройдем?

— А для нас там как асфальт проложен. Дорога… Только не спрашивай, капитан, как и что, и бойцов своих предупреди, чтобы не пугались завтра…

… После войны, капитан Зотов найдет свою семью. Дед удочерит Мирру. Но это будет потом...

… Лишь тогда, как исстари, от Москвы Престольной

До степного Яика грянет мой Ясак —

Поднимусь я, старчище, вольный иль невольный,

И пойду по водам я — матерой казак.

Две змеи заклятые к векам присосутся,

И за мной потянутся черной полосой…

По горам, над реками города займутся

И година лютая будет мне сестрой.

Пронесутся знаменья красными столпами;

По земле протянется огневая вервь;

И придут Алаписы с песьими главами,

И в полях младенчики поползут, как червь.

Задымятся кровию все леса и реки;

На проклятых торжищах сотворится блуд…

Мне тогда змееныши приподнимут веки…

И узнают Разина. И настанет Суд…

(Алексей Толстой. «Суд»)

… И полыхнуло от Амура до Немана.

Россия кровью да слезами умытая.

И пустели деревни да села, да казачьи станицы.

Время ответа пришло.

Да не воры мы не разбойнички,

Стеньки Разина мы работнички…

… Мы веслом махнем — корабли возьмем!

Жги!

Кистенем махнем — караван собьем!

Жги!

А ножом махнем — всех бояр побьем!

Жги!

Чтоб до неба встало, чтоб им, сукам, страшно было!

Не жалей…

Жги!

… — Эй, давай на майдан, станичники.

— А что случилось?

Перед зданием правления начали понемногу собираться люди.

— Олекса, чего стряслось?

Вышел председатель, оглядел собравших.

— Такое дело, станичники, что власть сменилась, знаете. — Показал на непонятный трехцветный флаг, висевший над правлением. — Но это ладно. Что по России идет, тоже знаете. Даже говорить о том страшно. А теперь они от нас еще и детей требуют.

По толпе пронесся гул.

— Как, зачем? Что им наши дети сделали?

— Про Крылатых все слышали. Про тех, кто этой власти не подчинился. А среди них говорят детей много, молодежи. Вот их и ищут, от малых, до подростков. А теперь решайте, отдать своих на расправу или как?

— Слышь, Олекса, ты умом двинулся? Как можно свое дитя на смерть отдать? Корова и та своего теленка защитит.

— Видно они нас ниже скота ставят, не дело…

— А если не подчинимся… Как в Калиновской будет. В церковь загонят всех, да запалят…

Какая-то женщина закрыла лицо руками.

— Я же вчера к реке ходила…

— И чего там увидела то?

— Трупы в воде… Откуда только принесло их… И мужчины, и женщины, и дети… Голые да изуродованные…

Люди перекрестились.

— Господи…

Из толпы вышел старик в пиджаке с георгиевскими крестами, опираясь на байдак, оглядел всех.

— А я вот что скажу, казаки… В горы надо уходить.

— Это чего… против власти пойти, ворами стать?

— А по-другому никак не выходит. — Старик показал пальцем на председателя. — У тебя дочь растет, отдашь?

— Нет. Только, если в горы, то с чеченами надо решить. А то ведь… мало ли как оно повернется. Петька, куда поперек старших…

Тринадцатилетний мальчишка, вышедший вперед, только пожал плечами.

— А чего? Чечены сейчас сами к нам придут. Важное скажут. Вы бы лучше расступились, да место освободили.

В воздухе вспыхнули круги света, коснулись земли…

— Это что еще за…

— Порталы называются. Мы ими пользуемся.

— Слышь, Крылатые в станице… час от часу не легче.

Из порталов вышли с десяток чеченцев вместе с подростками. Председатель прищу-рился.

— Кто пришел? Ахмат, ты? Салам. Свои…

Один из пришедших поднял руку.

— Здравствуй, Алексей. Здравствуйте, люди добрые, извините, что без приглашения.

Кто-то из станичников повернулся.

— Настена, где ты там? К тебе жених пришел.

Из-за спины председателя выглянула смущенная пятнадцатилетняя девочка.

— Да ну вас, дядька Савелий, скажите тоже. — Подошла к шестнадцатилетнему пареньку, потупилась. — Лечик, салам.

— Здравствуй, Настя, как дела у тебя?

Девочка поковыряла носком землю.

— Плохо, война ведь. А ты чего тут?

Парень пожал плечами.

— Отец попросил помочь.

— Ты порталы сделал что-ли?

— Я, вместе с Вахой и Джаной… и другие тоже.

Ахмат тем временем обратился к собравшимся.

— Слушайте, казаки, вы меня все знаете. Вот что скажу. Мы с вами на этой земле уже давно живем… по-разному у нас случалось. И кровниками были, и в кунаках ходили. А сейчас, похоже, время пришло вместе за оружие браться да воевать. Эти… не только на наши с вами жизни посягнули, но и на веру. Ваши церкви кровью оскверняют, у нас мечети сжигают, нескольких имамов убили. Просили вам передать, что все тейпы решили… умрем, но не покоримся нечестивым шайтанам. С тем по всем станицам гонцы отправлены. А еще… на Коране поклялись и своей кровью, что не предадим вас. До конца с вами будем. Аллах тому свидетель и пусть Он покарает нас, если нарушим эту клятву. Ала…

— Вот и порешалось. Что скажите, казаки?

Несколько мужчин вышли вперед.

— Ну, с нами понятно. Как говорится, конь, ружье да шашка, а семьи куда?

— Ваши семьи мы в горных аулах укроем, никто не найдет.

— А с оружием как?

— С этим наши с вами дети, Крылатые, помогут. Хоть танк сотворят.

Спрашивающий почесал затылок, сдвинув папаху.

— А нахрена он в горах был нужен. Да может пригодиться…

— Ну, если на то повернулось… тогда любо. Они войну захотели, ее и получат. Не в первый раз.

— Подождите-ка, раз такое, атамана выбрать надо, чтобы по порядку все было.

— А Олексу и выберем. Чем не атаман. Любо, казаки…

Ахмат тем временем подошел к станичному священнику, постоял, потом решился.

— Уважаемый, я спросить хотел. Правда ли говорят, что… та кого вы, Люди Книги, зовете Богородицей… сама Святая Марьям с сыном Исой сошла на эту землю, чтобы сражаться во Имя Аллаха?

Священник кивнул.

— Да, то истинная, правда, мне дано было видеть ее.

Чеченец повернулся к своим.

— Вы слышали. Идите и расскажите об этом всем, пусть все правоверные знают, что пришло время последнего джихада. Аллах Акбар!

Станичники тем временем переговаривались между собой.

— А ведь много слухов по земле идет. Да вот, говорят, Алена Арзамасская вернулась. Есть те, кто ее видел. В черном и глаза у нее волчьи. Только почему то рыжая… Ну да ладно.

— Подождите, казаки… Если она пришла, то и… Разина ждать надо? Да ведь это…

— Оно и есть. Видать время подошло…

К Алексею подошли.

— Атаман, а с хоругвью как? Без нее нельзя, сам знаешь.

Тот кивнул.

— Сейчас. — Повернулся. — Жена, неси потаенное. Маруся, давай.

Женщина вышла из круга, вернулась со свертком, подала мужу.

Алексей достал красное знамя, развернул.

— Когда сняли, приказали уничтожить. Да я спрятал. Вот хоругвь наша и другой не будет.

К нему подошел мальчик.

— Подождите. — Протянул ладонь, на полотнище вспыхнуло. — Герб наш. Чтобы знали кто мы, чтоб страшно им было…

— Правильно сделал, молодец.

— Тогда… — подошел молодой нохчи, вскинул руку, на знамени зажглась надпись на чеченском. — Теперь все.

— А что написал хоть?

— Во Имя Бога и Справедливости, Аллах Акбар. Бог Велик. Пусть это знамя вселяет ужас во врагов.

— И это правильно.

— Ну, раз все решили, давайте собирайтесь. Коней ведите, не оставлять же…

— Заводите их в порталы, да осторожней, чтобы не пугались по первому разу.

Священник постоял у храма, тяжело вздохнул.

— Как церковь бросить?

Ахмат успокоил его.

— Уважаемый, мы вам церкви поставим, во всех аулах…

— Не робей казаки, на священную войну идем. За Волю да Веру…

… По горной дороге стук копыт. Конный отряд. Впереди знаменосец с красным знаменем, за ним молодые всадники. Девушка в черкеске и кубанке с красной лентой подскакала к чеченскому парню.

— Лечик…

— Что?

— Да все спросить хотела. — Она похлопала себя по запястью. — Про это.

— Татуировка, что такого?

— Ой, а вам же нельзя.

Чеченец подумал.

— Ну, вообще-то да. Только я ведь ее не делал. Она сама появилась. Имам удивился, конечно. Но… раз сама, значит, получается, можно. У всех наших такая есть, как символ, вроде.

— А что она означает, интересно просто.

— Называется «Длань Фатимы». Смотри… пять пальцев это пять столпов Веры, понимаешь? А глаз… это значит, что Аллах всегда смотрит за мной.

— У меня тоже, глянь, распятие — Она засучила рукав черкески. — У всех наших такие. А на плече у тебя есть?

— Да. Только я… мы не знаем, что она означает. Но, наверное, что-то важное, раз была дана нам. Возможно, мы поймем это позже.

Девушка подъехала к знаменосцу, протянула руку к знамени.

— Можно? Спасибо, брат.

Выехала вперед, расправила крылья, обернулась.

— Пусть все увидят кто мы!

«Лес дремучий, старый бор славный

Начинает разговор с нами.

В молодой моей руке сабля,

Словно птица на древке знамя.

Мы оружие берем в руки,

Край любимый, отчий дом помня.

Лес не выломать стальной вьюге,

Выносите в смертный бой кони.

Знамя мы из рук отцов примем,

В боевом седле врагов встретим.

Припадай да если в бой к гриве.

Взвейся славный боевой ветер!»…

Едущие сзади мужчины переговаривались.

— Дочка у тебя, Алексей, настоящая казачка растет.

— Да, Ахмат, прав ты. В деда пошла.

— А скажи, … отдашь ее за моего младшего? Породнишься?

— За Лечи? Почему нет, он парень видный, джигит.

— В нем растет кьонах, все чувствуют это. У него судьба великого воина.

— Только пусть она сама скажет. А принуждать не буду.

Ахмат засмеялся, показал на сына, скачущего рядом с девушкой.

— Какое принуждение? Посмотри на них. Сокол и соколица. И ей, и ему не нужны слова…

— Ну, раз такое.… Тогда, после войны свадьбу и сыграем. Договорились?

— По рукам…

… Районный центр спал, да тревожным был тот сон. Вот по улице прошагал патруль, рокот мотора. Стоявший на посту у комендатуры часовой в камуфляже равнодушно посмотрел на повешенных, висящих на дереве, ухмыльнулся. Подошел офицер с двумя.

— Тихо?

— Так точно.

— Прекрати, не в армии. Скоро смена…

Неожиданно один из подошедших прислушался.

— Что это?

Издалека донесся отзвук волчьего воя, еще и еще.

— Странно, как будто переговариваются.

Офицер достал сигарету, закурил.

— Хватает тут. Передают, в соседнем районе рота пропала, поехали на акцию и… как в степи может сто человек бесследно исчезнуть? В горах, шалят, горные дороги все перекрыты. То подрывы, то.… И местные, что чурки, что эти… — сплюнул — казачки, суки. Волками смотрят и смеются в лицо. И ведь ничего не боятся. Ладно, мы тут порядок наведем. Пошли дальше.

Тем временем подходило время рассвета. Уже не ночь, но еще не утро. В небе начинали гаснуть звезды, по степным балкам стлался туман. Часовой зевнул, … внезапно предрассветную тишину разорвал девичий крик.

— Эскадрон, с нами Сила Божья!

И яростный рев из сотен мужских глоток.

— Гайда!

— Руби!

Из тумана вылетали фигуры крылатых всадников, полыхнуло знамя. БТР, стоящий на противоположной стороне улицы, попытался развернуться и тут же вспыхнул. В окна комендатуры полетели гранаты.

— Заканчивайте здесь, остальные за мной. И чтобы ни одна падла не ушла!

… Мужчина, подошедший к окну, осторожно отогнул занавеску. Повернулся.

— Бой идет.

— Кто это, что…

Из соседней комнаты вышла старуха.

— Видать, Черная, к нам в гости зашла.

Неожиданно входная дверь распахнулась, на пороге появились трое вооруженных, обнаженных по пояс мужчин. Огляделись, увидев висящую в углу икону, перекрестились. Один поднял руку.

— Здравствуйте. Не бойтесь, никто вас не тронет. Посидите, скажем, когда выйти можно будет. А пока до свидания.

Они вышли, аккуратно прикрыв дверь.

— Это кто был?

— Да наши, казаки…

Женщина недоуменно почесала затылок.

— А чего они голые?

Подошедшая к ней старуха шлепнула ее по лбу.

— Дура, про Воинов Христа не слышала? Говорят, Бог их от пуль защищает, поэтому они и в бой идут такими, не страшась ни ран, ни смерти.

… К догорающему зданию комендатуры подходили люди. В окружении конных, подъехала девушка в бурке. Вздохнув, показала на повешенных.

— Снимите мученников, похороните с почестями. А мы отомстим. Кровью умоем нехристей. Клянемся!

Один из всадников подъехал к дому рядом, наклонившись, сорвал со стены лист бумаги. Вернувшись к остальным, протянул бумагу девушке.

— Атаманша, погляди.

— Что там?

«Разыскиваются.

Террористка по кличке «Черная»…

Террорист по кличке «Сокол»…

За любые сведения о них полагается награда.

Шестьсот тысяч рублей и земельный надел с домом…»

Девушка захохотала.

— Дешево они меня с Лечи ценят. Надо чтоб до миллиона цену подняли.

Потом серъезно посмотрела на всадников.

— Браты, вы бы оделись. Людей смущаете, нехорошо.

Казаки смущенно потупились.

— И то верно, извините нас. В бою одно, а тут соромно, не на пляже.

Девушка продолжила.

— Ведомо мне, что среди вас Крылатые есть. Выйдите.

Из толпы вышли несколько подростков и молодой мужчина.

— Как тебя зовут? Николай? В армии служил? Значит военному делу обучен. Люди, он головой будет, слушайтесь его. А вы… барьер сотворите от не прошеных гостей, остальных защитите. Обустройте все…

Неожиданно один из местных показал на нее пальцем.

— Гляньте, что это?

На плече у девушки возник сокол. Она погладила птицу.

— Салам, любимый. — Отъехав немного в сторону, продолжила. — Люди тут. Слышишь меня? Да мы… гуляем. Да нормально все, не беспокойся. Подумаешь, бурку прострелили, делов-то. Только отцу не говори, ругаться будет. Сам-то как, как твои Волки? Хорошо.… Где ждать будешь? У Черных Камней? Ладно, я, наверное, скоро буду. До встречи.

Вернулась к остальным.

— Вроде все сказала. Ну, счастливо вам оставаться, люди. А мы дальше, родную землю освобождать. Может, еще увидимся.

Из толпы послышалось.

— Атаманша, ты бы хоть себя поберегла.

В ответ она, засмеявшись, обернулась, лихо, сдвинув кубанку на затылок.

— А на все Воля Божья! Чего волноваться, да бояться зря!

Привстав в седле, махнула рукой.

— Эскадрон!

Как на Тереке-реке казаки гуляют.

Ой, да, да ой, да

Казаки гуляют…

Фигуры всадников растаяли в дымке…

… После войны Лечи и Настя сыграют свадьбу. Они проживут долгую, счастливую жизнь. Простреленная в нескольких местах Настина бурка будет висеть в их доме на почетном месте. Их сыновья будут с гордостью рассказывать своим детям о бабушке. Но это будет потом...

Район Минской автострады.

… ‒ Товарищ командир, разведка передает, что фашисты появились.

‒ Ну, наконец-то, с утра ведь ждем.… Много их?

‒ Достаточно, колонна большая.

Бородатый мужчина в гимнастерке, из-под которой виднелась тельняшка, обернулся.

‒ Павлик.

‒ Здесь я. ‒ ответил мальчик.

‒ Передай армейцам, пусть готовятся. Жарко будет.

‒ Понял.

‒ И пусть ваши поддержат.

На дороге тем временем показалась голова колонны. По бокам БМП. Рядом с ними фигуры в камуфляже. Один из партизан укоризненно покачал головой.

‒ Совсем обнаглели, не боятся. Ничего, накажем.

Бородатый опустил бинокль.

‒ Алесь, давай, рви гадов!

… По колонне с двух сторон из леса ударили «Утесы». Девочка, стоявшая на коленях, рядом с бойцами вскинула руки.

‒Гэта вам за маму!

По дороге пронеслась волна пламени…

Молодость моя,

Белоруссия.

Сосны да туман,

Песни партизан.

Песни партизан, алая заря,

Молодость моя,

Белоруссия…

… Мужчина с генеральскими погонами, в сердцах, стукнул кулаком по столу.

‒ Скажи мне, откуда они взялись! Все эти батьки Минаи, Коржи, Федоровы? Откуда вылезли, из каких болот? С красными флагами, за советскую власть… ‒ выдохнул. ‒ А мы для них…

Его собеседник пожал плечами.

‒ Фашисты. И ничего не ты, не я сделать уже не сможем.… А меньше надо было деревень жечь, да детей расстреливать. И ждет нас с тобой военный трибунал, если доживем, конечно.

‒ Поосторожней с такими разговорами.

‒ Ну, ты же меня давно знаешь…

‒ Поэтому и предупреждаю…

Район Мариуполя.

«Ех, яблучко, куди котишся.

До повстанців потрапиш

Не воротишься...»

… ‒ Батька, тут… ‒ в хату зашел боец.

‒ Шо случилось, Щусь?

‒ Да до нас люди прийшли. С оружием, говорят з Донецька. Вроде, шахтеры.

‒ Ну, пойдем, глянем.

На площади, под красным знаменем, выстроились три сотни вооруженных людей. Один вышел вперед.

‒ Вот, прими, батька. Сводный шахтерский полк, из Донецка.

‒ Полк, говоришь.… А ты?

‒ Командир Александр Захарченко. Ребята на собрании выбрали.

‒ Как дошли?

‒ Быстро, через портал. Но повоевать немножко пришлось.

‒ Как у вас в городе?

‒ Вас ждут.

‒ Понятно. Гриша, шо скажешь? Ну, давай до коменданта. Пусть бойцов накормят и прочее, Александр, ты ко мне потом зайди. Обсудим, шо да как.

‒ Батька, глянь що у них на знамени написано? Разве можна на красном знамени таке писати?

На красном полотнище надпись.

«Пресвятая Варвара, Спаси и Сохрани нас!»

‒ Можно, Федос, время такое. Шо еще, давай быстрее, дел много.

‒ Да это… Що с пленными робити?

‒ Я же говорил уже. То не люди, звери, бешенные в обличии человеческом. Порубать их… и все.

‒ Понял. ‒ Спрашивающий обернулся. ‒ Хлопцi, гоните давайте эту падаль камуфляжную до яру на Божий Суд...

… К повстанцам, сидевшим около полевой кухне, подошла молодая женщина в потертых джинсах и армейской куртке с автоматом за спиной, поздоровалась.

‒ Товарищ Антонина, сидай з нами.

Один из бойцов спросил другого.

‒ Кто она?

‒ З Києва буде, журналистка. Не гайдамачка яка, наш, бойовий товариш. Спящая вона, крила тiльки ростуть. Каже, що книгу пiше. Ти запитати чого хотiла? Давай, на все питання ответим.

Женщина, кивнув, достала из кармана куртки диктофон.

‒ Да. ‒ Помолчала. ‒ Зачем я это..., а може потом хто и почитат, поймет… За що билися i погибали бойцы доблестной повстанческой армии Батьки Махна. А то ж напридумывают...

‒ Не сумнiвайся, дочко. ‒ успокоил ее пожилой махновец. ‒ Прочитают.

‒ Тогда… странный вопрос звичайно. А за що ви, хлопцi, воюете, за що кровь проливаете? Кто ответит, ты?

‒ Давай я. За що? Та за радянську владу, народну. Тiльки без партій, без… не треба нам этого гавна. Сама знаєш до чого воно призвело. Вонi ж ще вчера коммунистами були, а сегодня… Я тебе про них так скажу. Влада их развратила. Без них людям краще. А им кулю в лоб, за все, що вонi з батьківщиною нашою створили.

Сидевший рядом, закурил, выпустил дым в сторону.

‒ За Волю, сестричка, за коммунизм. Щоб для всех людей то було.

Антонина замялась.

‒Извините, конечно. А ось… кажуть про нас, що ми церкви палимо, священников вбиваем… Мол, в Бога не верим. Чули ж таке? А щоб ответили?

Бойцы покачали головами.

‒ Ну, Антонина, ты…

Один завернул рукава своей рубашки.

‒ Бачиш, татуировки. Свыше вони и мне, и iншим даны були. Ось и ответ. Сама знаешь, за такие татуировки наших живцем палять. А те… сатане поклоняються. Просто ж. У нас Бог в сердце, а у них...

‒ А що на плечах? Донбас-Новороссия?

Боец подумал.

‒ А то й значить. З Донбасу нова Россия та Украина почнуться. А значить и з нас. А потом, Антонина, и до Києва дойдем. З Божою Допомогою. Правильно, хлопцi?

‒ Дякую. Гаразд, пойду я. ‒ Антонина выключила диктофон, встала и хотела идти. Ее остановили.

‒ Куди? Постой-ка, справа до тебе есть. Хлопцi думають, що давно газета нам нужна. А раз ти журналистка, то давай — ка ось що. До товариша Аршинова и вопрос про это перед ним поставь. Зрозумила? Ну, йди...

… Сидящий на лавочке около дома парень взял в руки гармонь, растянул меха. Прикрыв глаза, запел.

«Як батько заграє, — ворог враз ридає;

То іти до кого молодому козаку?!

Червоні ліворуч, білії праворуч,

А я піду до батька на гражданськую війну.

Любо, братці, любо, любо, братці, жить,

З нашим отаманом не приходиться тужить…»

Из дома вышла пожилая женщина, села на лавочку, рядом с усевшимися около парня девочки с мальчиком. Вздохнув, сложила руки на коленях.

«Із валки лунко, лунко в береги

Вдарили одразу короткі батоги.

Батько нахилився, коня у кар’єр,

"Висікти сволоту!", цівку плечем впер.

А першая куля, а першая куля

Порснула по мені та спасли ремні.

А другая куля, а другая куля

Вранила коня, ще за світа дня.

Любо, братці, любо, любо, братці, жить,

З нашим отаманом не приходиться тужить.»…

Подошли еще трое бойцов, девушка в белой косынке с красным крестом.

«А третяя куля, а третяя куля

Вцілила мене, мого коня нехай мине.

Як терпець урвався — то не налякать,

Тільки б дотягнуться, а на смерть начхать.

Не сумуйте батьку, нічого пенять,

Ті хто виноваті вже навіки сплять.

А що не владнали та не домайстрували

Буде того зілля нашим дітям дорубать.

Любо, братці, любо, любо, братці, жить,

З нашим отаманом не приходиться тужить.

Годі на сьогодні, браття, храбрувать,

Коні натомились, хлопці хочуть спать.

Нічого не шкода, ні врага-ірода,

Шкода тілько волі та буланого коня.

Любо, братці, любо, любо, братці, жить,

З нашим отаманом не приходиться тужить.»…

‒ Гарно, Гнат, поет. Не зря в филармонии учился. Но, давайте дальше. Шо после Мариуполя делать будем?...

… Антонина Полищук не успеет закончить свою книгу. Она погибнет через два месяца под Лисичанском. Но это будет потом...

… ‒ Лиска, кончай… маятся. Делать больше нечего?

‒ Мать, ну интересно же. Откуда эти, в камуфляже, взялись? Кто они, если их даже кгбэшники ссутся? Костя?

‒ А действительно. Со свастиками, рунами и… трезубами какими-то. Уля, что думаешь?

‒ А вы не понимаете? Бездна…

‒ Ну и не хрена себе, мы с кем воюем…

Другой мир.

Где-то на Украине.

Спрыгнувший в траншею, боец с белой повязкой на рукаве огляделся.

‒ Командир, что за херня? Никого вообще. Может съебались просто?

Взошедший на бруствер мужчина, сдвинув пилотку, почесал затылок.

‒ Ничего не понимаю. Сообщений о прорыве не было. Проспали, что-ли?

‒ Ага, и мертвых с собой забрали.

‒ Да может, прикопали где, только… по ним же вчера артиллерия отработала. И никаких следов захоронений. Куда они своих убитых дели?

Подошли остальные бойцы.

‒ Что вообще происходит? Село пустое, мужик сумашедший. Что он нам кричал? Мол, бегите, здесь бесы… Бред какой-то, где противник?

‒ Холодом посреди лета тянет, чувствуйте?

‒ Короче. ‒ Командир показал на блиндаж, около которого с шеста свисал залепленный грязью и кровью флаг с символикой какого-то нацбата. ‒ Проверить надо.

Трое подошли к входу в блиндаж, с автоматами наизготовку вошли. Через минуту выбежали. Один присел на корточки, его вырвало. Другой трясущимися пальцами показал на блиндаж.

‒ Т-т-там…

‒ Что там еще?

‒ С-сами п-п-посмотрите.

Зайдя в блиндаж, командир только выдохнул.

‒ Вот и гражданские нашлись. Охуеть, блядь…

В углу, вповалку навалены трупы. Мужские, женские, детские.… На столе человеческий череп, чаши, похоже с кровью, наполовину сгоревшие черные свечи, на стене и полу кровью были нарисованы какие-то символы. Один из бойцов, вглядевшись внимательней, дернул командира назад.

‒ Осторожней, ничего не трогайте и валим отсюда, если жить хотите.

‒ Заминировано, что-ли?

‒ Хуже. Уходим быстрее, потом объясню. ‒ Он показал на странный след, похожий на отпечаток лапы на стене.

Выйдя из блиндажа, отошли подальше от захваченных позиций, сели на траву, закурили.

‒ Гамми, а теперь рассказывай. Что за херня и чего ты испугался? Я тебя таким еще не видел. Хотя да… обосраться можно легко.

‒ Я подобное уже видел. Когда еще в милиции работал. Сатанисты…

Один из ополченцев засмеялся.

‒ Мишка, нашел, чем пугать.

Командир оборвал его.

‒ Тихо. Дальше рассказывай. Всем слушать…

‒ Я этим после одного громкого дела у нас заинтересовался. У нас пацана убили, пятилетнего. Горло перерезали, кровь выпустили. В жертву принесли. Кто, что не выяснили. Местные, кого за жопу брали, кричали, что не они и знать ничего не знают. Только по глазам видно было, что до усрачки они боялись. Ну, а потом майдан, война.… Но я пока дело вел, в книги полез. Короче, там… ‒ показал на блиндаж. ‒ Людей всех в жертву принесли, ритуал призыва провели.

Внезапно стало тихо, кто-то поперхнулся, кто-то перекрестился.

‒ Призыва кого?

‒ Его Самого.

‒ Слышь, брат, ты с этим не шути. Не надо…

‒ А я не шучу. Дьявола они вызвали. Он их и забрал. И живых, и дохлых. А где они сейчас, лучше даже не догадываться.

Командир помотал головой, приходя в себя.

‒ Теперь вроде понятно. А я все думал.… С других участков ведь тоже о подобном докладывают. И не только у нас. Значит вот что. Выставить оцепление, в село и на позиции никого не пускать. Со священниками в штабе пусть решают. Бек, связь давай…

Монгольская граница.

«Горы здесь плечом

Держат небосвод,

И восток опять в огне.

С солнечным лучом

Сразу оживет

Золоченый барс на броне.

Спросят нас в селе: "Ходите под кем?

Ваши командиры где?"

Бэтээр-баатор,

Акээм-мерген

И великий хан Эргэдэ!»

… Дверь в кабинет начальника заставы распахнулась.

‒ Товарищ командир… Дозорные с пятого участка доложили. С той стороны гости. Вооруженные и много. Только непонятно. Похоже, Джучи это пришел.

‒ Да ну… ему что, детей учить надоело? В дээрэмчины ( бандит, разбойник. ( Монгольский.) решил податься? Дожили…

‒ Он вас просит приехать.

‒ Ну, раз просит. ‒ Мужчина надел фуражку, закрепив ремешок под подбородком, крикнул в открытое окно.

‒ Слава, заводи машину, прокатимся.

Когда начальник заставы вышел на улицу, с порога медпункта его окликнула женщина.

‒ Дима, что случилось? Провокация или…

‒ Жена, ну ты… Джучи в гости заглянул… Клавдия, прекращай.

Женщина махнула рукой.

‒ Напугал ты меня. А это ладно, привет ему передавай… Слава, ты его только обратно привези. Под твою ответственность.

Шофер козырнул.

‒ Не волнуйтесь, Клавдия Викторовна…

… Сидевший на войлочном коврике молодой монгол, услышав шум подъезжающей машины, обернулся и приветственно помахал рукой.

‒ Дмитрий, здравствуй. Проходи к нам, садись, покушай, айрага выпей.

Начальник заставы вышел из машины, подошел к пограничникам, сидевшим вперемешку с монголами.

‒ Старший, докладывай, что случилось?

‒ Появились внезапно, прямо перед нами. Буквально из воздуха. Поздоровались. Знакомые… Сказали нам, чтобы мы с вами связались. ‒ Подошел ближе, перейдя на шепот. ‒ Похоже, они в поход собрались, только на кого…

‒ Дмитрий, садись к нам. Поговорим и о делах, и о…

Начальник заставы огляделся. Несколько сот вооруженных людей. Вместе с мужчинами и женщины. Лошади вьючные и запасные. Автоматы, штук пять ручных пулеметов, даже РПГ… Задержал взгляд на красном знамени, на бунчуках, воткнутых в землю. Подошел, сел на коврик, не глядя, принял поднесенную чашку, отпил.

‒ Джучи, что случилось, вы с кем воевать собрались? Ты же учитель…

‒ Я был им. Скажи, как у вас обстановка?

‒ Тихо. С вашей стороны даже контрабандисты куда-то делись, с нашими местными нормально. Правда, слухи всякие доходят, но ничего конкретного. А что?

Монгол вздохнул, положил мясо на тарелку.

‒ Дима, это не слухи.

‒ Не понял, ты о чем?

‒ У нас дацаны жгут, людей семьями в пустыню на верную смерть выгоняют, степь от крови покраснела,… ‒ он снова вздохнул. ‒ У вас ведь тоже самое. Неужели не знаешь?

Дмитрий пожал плечами.

‒ Слушай, мы здесь как в космосе, ближайший аймак за несколько километров. Последний приказ из штаба был об охране границы. Бардак короче. Подожди,… радист пару раз какие-то сообщения странные перехватывал. Крылатые, свободные, партизаны… бред ведь… или нет? Если знаешь, что поделись.

Монгол кивнул.

‒ Хорошо. Мы конечно не знаем, что у вас в России точно происходит, но… Наши ламы говорят, что идет последняя война.

Дмитрий усмехнулся.

‒ Скажи еще, что ядерная.

‒ Нет, страшнее.

‒ И с кем воюем, кто на нас напал?

‒ Никто. И нас, и вас наверху продали.

‒ Кому?

‒ Его настоящего имени не знает никто. Вы… христиане, мусульмане, иудеи называете его Зверем, Владыкой Тьмы.

Пограничник усмехнулся.

‒ Да ну.… А вы, значит…

‒ Если землю заполонили творения Эр-Каана, значит, пришло время появиться крылатым всадникам Света.

‒ И вы эти всадники? Джучи…

‒ Ты не веришь. ‒ Монгол встал, расправил крылья. ‒ Смотри.

Послышались испуганные вскрики пограничником.

‒ Командир, что это, кто…

‒ Джучи, мы все видели. Мы верим. А я могу спросить тебя? Ваши бунчуки… я догадываюсь, откуда они. Чингисхан, да? А знамя?

‒ Понимаешь, то что мы здесь это благодарность за Халхын голын байлдаан… За Халхин-Гол. Я скажу тебе так. Мой дед воевал вместе с Жуковым. Если бы он был жив, то сидел бы рядом с нами. Мы помним. И ты знаешь, где могут быть… свободные? У нас есть проводники, но они даже не Унтаж байна (Спящие. ( Монгольский.). Точно не знают.

‒ А это еще кто?

‒ Те, у кого только растут крылья. Скажи, тебе снилось, что ты летаешь?

‒ А это еще к чему?

‒ Это один из признаков появления крыльев.

Дмитрий почесал затылок, подумал.

‒ Да, вроде, нет. Подожди, Валька рассказывал. Про полеты и девчонка ему какая-то рыжая снилась. Говорил, что она на ангела была похожа.

‒ Твой сын станет Крылатым. Прими это и береги его. Тьма попытается убить его.

Дмитрий жестко усмехнулся.

‒ А вот это вряд ли. За сына я сам любого… ‒ он удивленно посмотрел на Джучи. ‒ Кстати, а где твоя жена? Она в порядке?

‒ Конечно. Она здесь, ты ее не заметил? Гэрэл…

Девушка в мужской одежде, сидящая поодаль с младенцем, укоризненно покачала головой, махнув рукой.

‒ Дима.… У тебя с глазами что-то? Здравствуй.

‒ Извини. Да, Джучи, ты спрашивал, где ваши могут быть? Карта есть? Хорошо, смотри. Моему радисту, вроде удалось запеленговать, откуда были сообщения. Приблизительно отсюда.

Монгол подозвал к себе мужчину, показал на карту.

‒ Знаешь это место?

Тот кивнул.

‒ Да. Три дня пути отсюда. Только…

‒ Что?

‒ Там было большое стойбище. Теперь оно исчезло.

‒ Они поставили завесу невидимости. Это мудрое и верное решение, я сделал бы то же самое. Подожди. ‒ Джучи дотронулся до головы мужчины. ‒ Теперь я знаю дорогу. ‒ Повернулся к Дмитрию. ‒ Нам пора расставаться. Запомни, если что, вы все можете уйти к нам. Степь укроет и не выдаст.

‒ Спасибо. ‒ Мужчины обнялись. Внезапно пограничник хлопнул себя по лбу. ‒ Слушай, забыл ведь. Клавдия тебе привет передает.

Монгол покачал головой. Дмитрий виновато развел руками, мол, извини. Джучи уже был в седле, поднял руку.

‒ Тумен, в боевом порядке, рысью…

С давних детских пор

Верный талисман —

Каменный в кармане кистень.

Заревет мотор,

И Отец наш сам

Выстрелом разбудит день.

Через перевал

Потечет отряд,

Унося в долины смерть.

Будто на врага

Установкой "Град"

Рухнула Алтая твердь!

И Великая Степь решила,

Что отныне будет одна земля на всех,

Одно небо на всех

И одна Воля на всех!

Урагшаа!

… Из станицы вы поднебесной,

Мы же Дети гневных Небес…

… Джучи не увидит, как его сын садится в седло. Он погибнет, прикрывая отход пограничников с заставы. Дмитрий и Клавдия своего второго сына назовут его именем. Но это будет потом...