Глава 3

Светило упало меньше, чем наполовину, когда Лелетке был в пределах слабого света.

«Я спасен, и у меня еще куча времени до наступления тьмы. Зачем я боялся все эти годы? Зачем прятался? В мире должен быть свет, и вот он есть. Я поверил в это, и вот я здесь».

Где-то внутри Лелетке зародилось чувство, что все это неспроста. Так бывает, мозг устроен так, что всегда ищет связь между событиями. И иногда находит, даже если связи нет. Почему? Да все из-за постоянного желания счастья. Стоит его ощутить, как мозг сразу начинает запоминать его координаты. Так сказать, привязывать к местности, чтобы снова его найти или не потерять. Отсюда и желание делиться счастьем, чтобы оно не обиделось и не покинуло своего обладателя. Или предметы, которые были с тобой в момент счастья, становятся счастливыми, способными принести новое счастье после его прекращения.

«Я не должен быть спасен один. Какой в этом смысл? Зачем свету спасать нас от тьмы, если некто не спасется? Мне дано было найти свет неспроста, и я должен рассказать всем. Вот пересижу тьму и расскажу всем там, откуда свет не виден, про свет».

Он присел. Свет показался таким прекрасным, что счастье разрывало Лелетке изнутри, а вместе с ним росло и желание поделиться счастьем.

«А ведь я еще успел бы вернуться обратно в свои края и опять к свету до полной тьмы. Что тут сидеть одному, когда можно всем вместе в счастье?».

Мгновение и Лелетке несся назад во тьму.

«Я приведу с собой к свету всех своих земляков. Мы вместе будем там, где свет, как они будут рады внезапной возможности больше не бояться. Наши жилища не будут больше убогими норами, какими они были в целях маскировки и удобства возведения. Нам незачем будет прятаться от тьмы, мы станем строить для красоты, так как в месте, где есть свет способный спасти многих, не будет места страху, а стало быть, не должно быть ничего связанного со страхом, и мы будем учиться творить красоту. Должно быть, сложно будет сперва совсем не бояться? От чего и трудно будет отказаться от прошлых изуродованных страхом убеждений. Отказаться от излишней прочности в угоду красоте. Но мы как-то переживем. Я думаю, после первой пережитой тьмы в свете многое и многие изменятся навсегда. Весь цикл тьмы мы будем думать и говорить о свете и о красоте, и родятся новые светлые убеждения, нормы, правила, не отягощенные неотвратимым ужасом тьмы. Во главе всего будут только красота и свет.

Тогда, наверное, после нового рождения светила, мы обязаны будем пойти в разные стороны от света, чтобы привести к свету еще многих. Свет способный осветить многих не должен светить только нам. Это не справедливо. А когда нас станет так много, что свет не сможет нас в себе вмещать, я отправлюсь на поиски нового света, он точно еще где-то есть, потому что света не может быть меньше, чем нуждающихся в нем. Для чего бы тогда светило освещало наш мир? Для того, чтобы каждый ищущий свет мог найти его. Все это время не многие искали свет. Гммм, так светило может прийти в гнев и не давать никогда больше возможности найти его. Но ведь мы были невиноваты, мы не понимали истинного предназначения света, какой дарит нам светило раз за разом, сжигая все свои силы до конца. Теперь же я все понял, и мы после спасения от тьмы просто обязаны будем привести к свету всех, кто без него не может. Оставим тьму тем, кто живет только в ней. Не будем занимать их место под тьмой, и в мире наступит вечный мир и красота. Мы не будем занимать не свои места, и места для всех вдруг станет невообразимо много».

В голове Лелетке рождались откровение за откровением. Было похоже на то, когда школьник, узнавший случайно в первом классе закон Ома, да еще и как-то по своему поняв его, спешит к своему дедушке, электрику с сорокалетним стажем, помочь починить свет в кухне. Он в полной уверенности, что дед не в курсе, спотыкаясь, несет свет знаний в голову деда и свет в лампочку кухни. Своего рода Прометей. Попутно такой ученик представляет реакцию деда на непогодам умного внука. В голове всплывают всевозможные формы поощрения и признания.

Я думаю объяснять не надо чем, как правило, кончаются светоносные акты, когда ученик прибегает к деду. В лучшем случае, дед похвалит, погладит по головке, и ученик пойдет довольный, хотя и немного расстроенный несовпадением объема ожидаемого и реального признания. В худшем случае, после слов «не лезь не в свое дело, сопляк» мир получит вместо потенциального физика-ядерщика дебила-дворника с криминальной составляющей быта. Не скажу, что сочетание дебил-дворник такое же обязательное, как физик-ядерщик, просто в дворники часто идут далеко не по призванию, не от природной тяги к красоте и чистоте, а от этого страдает и престиж профессии, и качество уборки.

Однако, вернемся к нашим Лелетке.

«Мои земляки еще не знают о своем предназначении быть не только спасенными в свете, но и стать светоносной экспедицией по всему миру. Или лучше сказать разносчиками красоты и света. Нет, не разносчиками — носителями.

Все-таки, как удивительно связан мир. Нельзя что-то делать без того, чтобы не внести изменения в жизнь окружающих. Вот одна моя верно понятая мысль о месте света привела сначала к открытию, а затем и к всеобщим изменениям невообразимого масштаба. И сколько таких озарений меняло мир? Наверное, много, так как мир древний. Тому, кому захочется узнать, каким был мир изначально, никогда не распутать этот огромный клубок изменений.

А все-таки как-то не честно. Поступки одного резко меняют жизнь многих. То есть, взять моего соседа, всю жизнь ни хрена не делал, ни о чем не думал, ничего не ощущал, даже не боялся, как следует в ужасе тьмы, а тоже в свете будет. Вот чем он заслужил свет?».

Лелетке даже притормозил.

«Нет, ерунда. Пускай и он там будет, я добрый, в конце концов. Должен быть добрым, раз светило дало мне возможность найти свет. Свет не может быть без доброты, потому что зло — часть тьмы, а не света, а у них не может быть общего.

Видимо, мир так мудро устроен, чтобы не всем выпадала возможность делать действия меняющие его и судьбы многих, иначе от постоянных перемен, в мире была бы невообразимая суета, и миром правила бы «великая корова паники». А если представить, что два сильных действия, призванных менять судьбы многих, произошли одновременно? И перемены были противоположно направленны? Мир разорвало бы на две части. Нет, светило мудро поступает, награждая возможностью изменений лишь достойных. И мой сосед, как и все, что существуют не для великих дел, тоже есть благодаря мудрости светила. Опять же, если есть те, кто меняет мир, должны быть и те, для кого этот мир меняется. В чем смысл изменений для никого? Да и кто поймет, что это изменения, если понимать будет некому? Светило бесконечно мудро! Нужно передать эту истину всем, кто сможет понять, кто не сможет, пускай просто верит в это. Тогда свет станет ближе ко всем, даже к тем, кто еще во тьме».

После этих мыслей скорость Лелетке возросла, но движения стали настолько правильными, что суетливость радостного школьника переросла в походку просветленного Ламы. Радость пересола в понимание ответственности за мир. В свое родное место он добрался, хоть и быстро, светило не успело упасть и на две трети, но совсем другим. Как ему казалось, он стал старше всех земляков, как минимум на сотню циклов.

Вокруг родных мест кипела паническая суета. Никто не видели друг друга в упор, спеша к своим жилищам проверяя их прочность на время тьмы.

Лелетке расположился так, чтобы все его видели и закричал, что было сил:

— Эй вы, остановитесь! Я, Лелетке, которого вы давно знаете, говорю вам, что я нашел слабый свет, способный вместить многих! Он не далеко, мы успеем, если быстро бросим все и бросимся к нему!

Суетливая толпа сначала замерла, а через мгновение начала обступать его.

— Глядите и вправду Лелетке. Важный вид у него какой-то. — донеслось из толпы.

— Ты, что, Лелетке, спятил от страха? — в толпе пронесся смех.

— Это вы спятили! — надувшись проорал Лелетке. Его переполняла, обида, какая переполняет ребенка, который полдня рисовал на обоях стены подарок Маме, а мать не оценила творчества и отлупила за испорченную стену.

— Я повторяю, времени не много, но можно еще легко успеть. Если, конечно, не стоять тут столбами!

Толпа стояла в недоумении, задние ряды начали расходиться по своим делам.

Только что сформировавшийся просветитель, боролся с непонятным коктейлем чувств досады, изумления, диким непониманием и просто ярости.

— Впрочем, как хотите! Забейтесь в очередной раз в свои норы и дохните от страха во тьме. Зачем вам свет, если вы не идете к нему? Я могу пойти к нему и один. Видимо, свет не для всех, а для избранных, смелых!!!…

У Лелетке на секунду пересохло горло. Он отвернулся в сторону света, прошел сквозь толпу в полной прострации, затем остановился и переполняемый злостью крикнул не оборачиваясь:

— Когда-нибудь светило не родится вновь! Оно дает вам время найти свет, борясь с тьмой, тратя все свои силы и падая… А вы не ищите света, так зачем ему и вовсе светить для вас если, вам свет не нужен!?

И герой просветитель опять бросился к свету. На душе было еще хуже того, когда он просто боялся неизбежной тьмы, не зная о свете.

«Я больше никому не скажу про свет, я буду жить там один, и изгонять всех пришедших, неблагодарных, хитрых. Что они себе думают?! Значит, Лелетке ищет свет, рискует, кидаясь в неизвестность, а мы спокойно посидим, посмотрим, а если у него выгорит, то и мы с ним? Подлецы!…».

Именно так выглядит падение самопровозглашенного короля, с самовыдуманного для себя трона. Дикая драма разыгрывается внутри, самопровозглашённого короля мира, избранного светилом, а толпе зевак и дела нет. Они же не знают, что перед ними король избранный светилом, светило им ничего не сказало.

— Эй, Лелетке, стой! Ты куда?

Лелетке, замер затем в пол поворота обернулся на толпу.

— Чего вам?

— Объясни, какой свет, что ты нашел там? Куда собрался? Зачем народ смутил и мчишься куда-то?

— Я же говорю, нет времени, надо успеть до тьмы, светило падает.

— Что светило падает и так всем видно, куда спешить-то? Ты не рехнулся ли часом?

— Хорошо! Я объясню, но только, если все будут молчать и слушать, потому что повторять нет времени!!! — где-то внутри Лелетке его самосознание вновь, полезло на самопредуманный трон.

В толпе довольно быстро утихли, никто не хотел спорить с доводом, что времени нет. Его и вправду становилось все меньше. Просветитель же говорил так, как будто знает, что говорит, и таким тоном, что не послушать его почему-то казалось страшнее тьмы.

— Все знают, про то, что где-то есть свет? Слабый вечный свет, который не гаснет во тьме, и способный вместить многих?

Толпа ответила коротким одобрительным гулом.

— Так вот, я нашел такой свет, он не так далеко отсюда, как нам многим казалось.

— Где он? Где?

Толпа загудела в возбуждении.

— Тихо!!!

Все снова стихло.

— Он в той стороне, откуда страшный шум, когда светило рождается и когда делается только красным. Видимо, этот шум охраняет место, где слабый вечный свет. Поэтому, не всем дано найти свет, а только смелым. Не в этом суть, я только что был в этом месте, я добрался до него быстро. Светило не упало и наполовину с момента начала падения, как я был там. И я решил открыть это место вам, своим землякам. Чтобы и вы могли спастись от тьмы. Светило не упало еще и на три четверти, мы успеем к свету до тьмы, если отправимся прямо сейчас. Решайтесь, я не буду ждать долго, уйду один.

Толпа загомонила, споря друг с другом. Лелетке уже было отвернулся и хотел начать движение, как вдруг, сзади, на разные голоса заголосила толпа.

— Веди нас! Мы с тобой, Лелетке!

Милыми голосами пищали слабые половины земляков, лидерство всегда заводит эти половины.

— А, черт, будь что будет. — кричали более грубые молодые голоса.

— Веди, но гляди, не сносить тебе головы, если это все враки твои. — кричали старые, прожившие жизнь голоса. Хоть напоследок увидеть свет, тогда и помирать не страшно будет.

Так начался большой исход к свету, для небольшой группы земляков. Наверное, так открывались самые невероятные уголки нашей планеты. Невыносимость быта толкала отчаянных и смелым ко всем видам Америк, к разным Австралиям, и Новым Зеландиям. Разные результаты давали такие походы и открытия, иногда самые жуткие, но, тем не менее, движение живущих это не остановило, и, наверное, не остановит.