Глава 1

Яркое, слепящее светило, становилось просто красным. Опять тот прохладный ветер, несущий в довольно скором будущем почти вечную тьму. В цикле перерождения светила тьма занимает треть всего времени, а циклов перерождения не более шестидесяти в нашей короткой жизни.

«На что тратим треть жизни, после перерождения, пережить тьму?! Возможно. Лучшее время жизни уходит на то, чтобы затаиться, переждать, не быть съеденным до нового рождения светила. Нет, если в мире есть справедливость, должен быть и свет. Свет без, этой почти вечной тьмы. Ведь как учат великие — тьмы, по сути, нет, так как нельзя тьмой потушить свет, но можно светом рассеять тьму. Выходит, тьма просто отсутствие света… Интересно».

Такие мысли уже давно терзали голову Лелетке. Каждый раз перед наступлением тьмы в период перерождения светила. И это понятно, что может быть страшнее ужаса тьмы? Только его предвкушение и осознание неминуемости.

В воздухе ощущалась прохлада, впервые после слепящего периода светила. И надо бы радоваться возможности не щурить глаза, не прятаться от зноя, а спокойно перемещаясь по миру наблюдать его красоту. Но мир играл другими красками: зеленый сочный изумрудный цвет становился почти черным, землистым. Удивительный по красоте мир растений превращался в сплошную темную стену. Исчезали причудливые формы ветвей, листьев. Как будто светило забирает все цвета мира в себя, опомнившись, что отдало слишком много своих цветов этому миру и теперь обессилело, стараясь спастись, краснеет от напряжения, но неумолимо падает с небес. А цветы? Эти прекрасные огромные разноцветнейшие цветы становились едва различимы. В них было все: и пища, и общение с друзьями, которые были еще неспешны, как теперь, и любовь, и просто какая-то необъяснимая красота, которая возможна только в мире света. Так вот, в мире тьмы цветов просто не становилось. Как и всего того, что радовало глаз в мире света. Так удивительно просто все исчезало во тьме, и от этой простоты становилось невообразимо страшно. Как бывает страшно летящему в пропасть от осознания того, что сейчас он просто умрет.

И тьма приближалась. Неспешные друзья неслись по своим норкам, причиняя тяжкие телесные и душевные повреждения и себе, и всем встречным. От этого они все переходили из разряда любимых или просто хороших знакомых в вызывающих отвращение. Страх одного усиливает страх рядом находящегося. Так рождается паника, которая обладает удивительной силой превращения. Она превращает все живое в стадо тупых несущихся коров. Видимо прародительницей паники была великая древняя корова…

«Почему в очередной раз все бегут, даже не думая противостоять тьме? Ведь для этого просто нужен свет. Ладно, все, почему я в очередной раз бегу? Почему, почему страшно!?…».

В голове Лелетки в очередной раз всплыла древняя легенда об огнях во тьме. О свете вечном свете, что светит без перерождения, но всегда слаб и не в силах развеять всю тьму, но может спасти многих. Нужно только найти путь к нему. Уже двадцать циклов перерождения светила перед наступлением тьмы эта легенда не давала ему покоя, но каждый раз все кончалось одинаково. Мозг начинал делать вид, что работает рационально. И весы серого вещества начинали взвешивать все за и против. Получалось, что против больше: тьма поглощает все, остаться во тьме без убежища — верная смерь. Никто из его знакомых не пережил тьму вне убежища и даже не были известны подобные случаи где-либо. Отсюда напрашивался вывод, что выжить практически невозможно. Однако, хрена с два! Это страх заставил мозг сделать такой вывод. Зачем? Чтобы Лелетки не чувствовал себя трусом. Мозг как никто знает, что быть трусом, а точнее чувствовать себя так, вредно для организма, особенно если твердо знать что трусить плохо. Подмена вывода элементарна. Никто из его знакомых никогда не пытался выжить вне убежища во время тьмы, следовательно, количество положительных и отрицательных исходов равно нулю. А стало быть, не известно можно или нет выжить вне убежища. Как ни странно, именно сомнение в возможности выжить вне убежища во тьме и было основным аргументом «против», все остальные вытекали из первого. К примеру, рев страшных животных во тьме. Кто знает, что они страшные, если их не видно?! А вот аргументы «за» были повесомее, несмотря на такие же статистические данные успеха. Дело в том, что находка вечного света сулит перемены в жизни, которая совсем не устраивает. Даже если эта попытка не приведет к успеху. Во-первых, умереть в попытках изменить все к лучшему намного лучше, чем просто умирать в невыносимости постоянства хода жизни. Во-вторых, в случае успеха все, наконец, изменится. И, в-третьих, гибель в попытках поиска, реальная гибель, изменит статистику возможных исходов, и тем, кого будут мучать такие же мысли, будет несравнимо легче.

В этот раз, во время конца своего цикла перерождения светила, в двадцать первый раз за время жизни Лелетке (одни и те же мысли) пришли в голову несколько раньше. Еще было достаточно много времени до падения светила с неба. Тьма еще не так пугала и заставляла мозг искать оправдания трусости. Возможно, сказывался опыт прожитого времени, или страх очередной тьмы настолько доконал, что тоска от его приближения уже не проходила даже после возрождения светила, и вовсе не покидала голову Лелетке.

Неожиданно поняв, что у него еще есть время, внутри Лелетке пробежал легкий ветерок, волнение переполнило его. Он начал понимать, что такое настоящая надежда. Не та, что возникает в оправдание бессилия, когда говорят «остается только надеяться», хотя очевидна безнадежность этого процесса, и вместо надежды приходит отчаянье. А именно та надежда, которая заставляет мозг искать возможные варианты достижения результата, на который возложена надежда. И, кстати, в этом случае на весах серого вещества хорошее побеждает, даже если надо рискнуть проходом над пропастью.

«Сейчас светило светит не ослепительно. Значит, можно рассмотреть тот другой свет, который не такой сильный, но вечно дарящий себя многим. Даже если я не успею это сделать, еще будет время для создания убежища перед тьмой. Какая разница если даже оно будет хуже старого? В них будет одинаково страшно, а значит, они равны».

Эта мысль вызвала дикую радость в голове Лелетке, какая бывает, наверное, раз и то не у каждого. Как радовались хулиганы, задержанные на пятнадцать суток после победы хоккеистов в фильме «Легенда № 17». Какая радость бывает у детей от первого снега.

Какое-то время он перемещался в пространстве не в состоянии ни думать, хотя бы для определения направления движения, ни даже искать глазами тот самый свет способный спасти многих.

Затем, как это всегда бывает, в миг самого наивысшего счастья, началось возвращение в реальность. Первая мысль была легким испугом. Ему вдруг стало жаль того пространства, что он преодолел не вглядываясь в мир в поисках света, не только теперь после прихода этого понимания, но и до этого во все времена, когда светило становилось просто красным.

«Тот свет мог быть везде, где я был, в любой части мира, а я не видел его потому, что не искал. Сколько раз я мог пролететь мимо света!? Сколько раз в суете и тоске, сокрушаясь о приближении тьмы, или в праздном проведении времени в период ослепительной фазы светила?! Но теперь нет времени для бесцельности, нужно хотя бы определить сторону поиска света…».

Радость и надежду стало вытеснять отчаянье…

«Прочь большая корова — паника!? — во всю силу проорал Лелетке. — Я не стану частью паникующего стада, бегущего от тьмы! Стадо от тьмы…».

Последняя фраза вывела Лелетке из паники в раздумье. Ему показалось, что он то ли что-то понял, то ли вспомнил. Так бывает, когда в пылу спора, среди гранитной стены логичных доводов в пользу твоего оппонента вдруг замечаешь слабое место. Возникает понимание того, что эта гранитная стена стоит на зыбком, плывучем основании. На секунду ты перестаешь слышать спор. Затем. вдруг чувствуешь логический скачек. Ошибочный вывод, который возник на уверенности в своей правоте, а не на фактах. И ты запинаешься на невольном повторе последней фразы. Невероятная сила понимания правоты наполняет речь стройными очевидными, но где-то так долго скрывавшимися снарядами аргументов, которые громят любые стены.

«Нужно двигаться в сторону шума, который всегда с одной стороны в период, когда светило становится только красным. Почему? Потому, что я много двигался во все другие стороны и не видел света даже случайно. Никакого намека на свет не припомню. Стало быть, если он есть, то он в той стороне, где я никогда не был. Говорят, это шумят жуткие создания… Да кто их видел этих жутких-то? А говорят, что они даже размера огромного и дымят, и рычат. Даже страшнее тех с копьями по всему телу, что едят нас. Или состоящих из слизи противных… А, к чертям, если есть свет, то он там, где не было меня, так как я его никогда не видел. Нет больше времени искать пути безопаснее, во тьме везде небезопасно. К свету через страх!!!».

После последней фразы, похожей на боевой клич, Лелетке двинулся на шум. Первое время страх не давал ему искать свет. Глаза смотрели, но не видели. «Великая корова паники» не пускала в мозг образы из мира, пуская дрожь по телу. В голове то и дело возникали картинки на тему, как быстро соорудить довольно прочное убежище. Он остановился, несколько раз вздохнул, схватил себя за голову, и сильно зажмурил глаза. Со стороны казалось, что он хочет выдавить что-то мешающее ему из головы.

«Еще не темно… Вот оно, просто красное светило еще светит. Еще все видно, надо только решить про себя, когда я остановлюсь и буду искать убежище. Пускай это будет тогда, когда от светила останется половина, я успею найти убежище, я так уже делал как-то. Еще в юности, когда загулялся. Очень веселая гулянка тогда была, помнится. Правда, потом тьму пережить было особенно страшно, но не об этом теперь. Да, так и сделаю, закончу поиск света, когда светило упадет наполовину. И будет достаточно времени, чтобы намного продвинутся в сторону шума, в поисках света».

Лелетке продолжил движение, вглядываясь в пространство впереди, порой переводя взгляд на светило.

«Интересно, светило во время рождения такое же, как и перед падением. Не зря говорят, что старый, что малый. А если наш мир круглый, и светило просто кружится вокруг мира, чтобы дать свет всем? Или наш мир крутится, как катящейся шар в лапах навозника. А навозник, как «светило» всегда с одной стороны шара, он просто толкает его? И мы всегда на одной стороне, потому, что очень малы по сравнению с шаром? Таким образом, нам будет казаться, что это не мы крутимся, а скарабей появляется из-за шара, а потом исчезает за ним».

Он резко дернул головой, как бы стараясь стряхнуть с головы то, что вставляет в нее все эти идеи.

«Что за бредовые мысли?! Светило-то всегда разное в разных своих фазах, значит, оно меняется, перерождаясь. Все! Только поиск света и все!!!».

Пейзаж становился все однотоннее и бесцветнее. Светило неумолимо высасывало цвета из мира перед падением.

Глаза Лелетке устали всматриваться в сумеречный горизонт. Светило уже начало падение одним своим краем. Вдруг, вдали что-то показалось. В землисто-серой стене горизонта что-то было золотого цвета. От волнения, он ускорился так, что чуть не упал во тьму уже стелящуюся тонким первым слоем над миром.

«ЧТО это!? Что?? Это он — свет, точно он! Я такого нигде не видел. Это точно он, теперь только бы до наступления тьмы успеть. Я просто не переживу, если придется пережидать темноту в такой близости от света! Я вижу его, но я не знаю, как он далеко, когда он из блеска станет светом, сколько пространства надо преодолеть!…».

Адреналин распирал Лелетке. Ему было трудно дышать то ли от развитой им скорости, то ли от радости открытия, то ли от страха не успеть. Когда он вытирал выступающее на глаза слезы, ему на секунду становилось страшно, от того, что казалось, он вытер со слезами этот блеск, что он ему только показался, он есть только в его усталом измученном сознании, которое еще недавно родило бредовые мысли. Нет! Это не сумасшествие. Ему не показалось. Блеск был и он становился все ярче. Но самое главное, он становился ярче, быстрее, чем падало светило. Радость постепенно вытесняла все другие чувства.

«Светило на треть упало! А и черт с ним, блеск уже стал шаром света вдали! Я успею, я нашел!!!».

Ели бы Лелетке знал группу Queen, именно она бы играла в его голове «We Are The Campions». А пока «только небо, только ветер, только радость впереди…».