Стиходром 315. Голосование

Причудливо мелькают этажи,

Скрипят натужно лифтовые тросы,

И белый пепел мятой папиросы

Летит как снег на злую плоть земли.

С шипеньем отверзаются врата

В подъездный мрак, изысканно-печальный,

И слышится со всех сторон венчальный

Вой кошек. В нём и боль, и красота.

В пустой квартире, где и тени негде пасть,

Я на полу. Распластан и повержен.

Укус свинца был обречённо нежен.

Небытие. Нетраурность. Невласть.

Причудливо мелькают этажи…

***

Рыдала пальма молча и бесслёзно.

Не улететь, как птицы, не сбежать…

— К чему мне снег? Я вовсе не берёза,

Он не к лицу мне. Он мне не под стать…

Природа-мать, оставь свои капризы,

Даруй, как прежде, солнца жаркий взгляд,

Твой снег мне белый саван, а не ризы,

И не невесты свадебный наряд…

— Прости меня, дитя, твои мученья

Не мой каприз – чиста перед творцом.

Виной всему не я – венец творенья,

Что без творенья стать решил венцом.

Причудливой причудою причудился мне сон.

В нём было всё причудливо: ты, я, она и он.

Мы, слишком непохожие, в один букет сплелись.

Такие ярко-разные, мы как-то ужились.

Ты мак, такой пионистый, обвил меня плющом,

А я кувшинка алая, болтаю всё о том,

Что и ромашка синяя должна синее быть.

Ведь он тюльпан сиреневый — ему её любить.

Ромашка соглашается, желтеет на глазах.

Тюльпан давно ей нравится, она почти в слезах.

И тут, без приглашения, к нам роза вдруг пришла.

Красивая и смелая, дорогу перешла

Ромашке жёлто-синенькой, подруженьке моей!

А роза усмехается! И я сказала ей:

— Ты, роза, здесь ненужная. Ты лишняя для нас.

Она же мне ответила: — А как вы без прикрас?

В букете всё причудливо. Я вам дарю шипы.

Тюльпан пусть станет кактусом, и будем вместе мы.

Ромашка ваша синяя распустится на нём,

И будем мы, счастливые, цвести уже втроём.

Вы с маком столь пионовым забыли про меня.

А я ж дарю неоновый цвет белый янтаря!

*

Бывают сны причудливей? Вы видели? Я – нет.

А впрочем, мне понравился мой сон про тот букет.

Занесены просторы снегом,

И ветви гнутся тяжело.

Холодной непривычной негой

Укрыто. Бело и светло.

Под снегом не ветла с берёзой,

Не ели лапа мохнатая,

Причудливы климата повороты —

Заснежена пальма патлатая.

Никак она не ожидала –

Дитя горячей пустыни,

Что лист её длинный, немалый,

Однажды во льду застынет…

Ты помнишь? Тогда были пальмы в снегу,

А южное солнце – в закате;

И берега кромка дремала во льду,

А ветер трепал подол платья…

Я пальцы твои, согревая, сжимал,

Мечтая и сам отогреться.

А ветер причудливо кудри трепал

И холодом дул в твое сердце.

Ты помнишь? А может быть, это был сон?

Ведь стуже – не место на юге.

И не было пальмы, и снега, и волн,

И не было нас друг у друга…

Покрыло снегом пальмы в Сочи

В июле больше нет жары

Такие вот узрели очи

Причуды ядерной зимы…

А ведь ещё совсем недавно

До неба гриб произрастал

И шляпкой огненной, коварно

Пыль в стратосферу поднимал.

В его огне горели дачи

И депутатские дворцы

Ну а потом снег сыпать начал

Покрыл все пляжи и кусты…

А помнишь, тогда, в Батуми

Выпал белейший снег.

И не когда-нибудь,

А в июле.

Кому расскажешь – не поверят впредь.

Но мы с тобой видели тот снег.

Однажды утром ты странно засмеялась, глядя в окно,

Я даже испугался, пытался оттащить тебя

От магического квадрата, привести в чувство,

А ты вырывалась и всё кричала:

«Смотри!

Снег!»

Потом, как два сумасшедших, мы играли в снежки.

В июле, в Батуми.

И если бы у нас был фотоаппарат,

Мы бы смогли всем доказать,

Что седьмого июля тысяча девятьсот сорок пятого года

В Батуми выпал снег.

Но надо ли это?

Ведь теперь, много лет спустя,

Сидя в разбитых тапочках

В маленькой уютной кухоньке

За чашечкой ароматного чая

Я могу невинно, с лёгкой улыбкой за стёклами очков,

Спросить тебя:

«А помнишь тогда, в Батуми

Выпал белейший снег?»…