Салфетки №29. Итоги.

Поздравляем победителя: NeAmina !!!

2 место: Melody

3 место: Лешуков Александр

_________________________________________________________________________________________  

Автор внеконкурса: Подгорный Сергей

Миниатюра №1 снята с конкурса: автор не принял участие в голосовании.

№1

Битва.

Утро. Луг, несколько деревьев. Холодное утро с легким туманом.

Дуэль. Не обычная – противники разнополые. Они уже взвели курки, осталось только выстрелить. Но время как будто застыло. И туман уже не поднимается вверх. Остались только мысли дуэлянтов:

— Что же я тут делаю? – упрекала себя женщина, — я ведь даже не знаю этого мужчины, а уже стреляюсь с ним. А все из-за пролитого бокала вина…

— Блин, всего-то, случайно пролил бокал вина, — рассуждал господин, а она меня уже на дуэль позвала. Делать мне больше нечего. Но если я откажусь и уйду, то что обо мне будет думать общество? Проиграл какой-то женщине? Нет, не для меня…

— И почему я так вспылила? Неужели я столь пьяна? Рука вроде не дрожит. Но все же, теперь один из нас должен умереть. И никто не вправе отказаться, ибо осрамит свою честь…

— Однако, она женщина и я, как джентльмен, должен защитить даму, даже ценой своей жизни. Если бы не эта «честь» в наших кругах, то вообще не было бы с этим проблем. Пожали бы руки друг другу и разошлись. Быть может даже начали встречаться, а там глядишь и поженимся…

— А он ведь еще и красавец. За других обстоятельств из нас могла бы сложится пара. Нет, не могу его убить. Просто не могу и все…

— Нужно покончить с этим. Я не вижу другого выхода.

Он отводит пистоль немного правее и стреляет. Пуля проходит мимо головы противницы. Она же, чисто рефлекторно, тоже нажимает на курок и попадает ему в сердце.

— О Боже, нет! Я не хотела. – вскрикнула женщина.

— Кхр, хркт… Так решил я. Только из-за того, что я такой. – тяжело дыша произнес раненый.

— Но зачем? – с недоумием спросила дама.

— Дабы защитить тебя. Крх. Возможно, за других обстоятельств, я попросил бы твоей руки. Но, судьба соизволила свести нас на дуэли. Мы были не в силах изменить это.

— А я бы ответила взаимностью. Но мы в силах! Судьба – то, что человек выбирает сам. Совокупность наших предпочтений и поступков. Она подчиняется нам.

— Правда? Крх. Как жаль, я не знал этого. Но уже слишком поздно.

— Нет, не поздно….

№2

***

Хах. Снег идет. Или это дождь? Хм. Нева-ажно, я ведь под зонтом. Ты ведь не дашь мне промокнуть, мой верный слуга? Да?

Ой-ой. Пистолет. Как стра-ано… не люблю пистолеты. Зачем? Это дуэль?

Забавно. Ничего не помню. Снег, пистолеты. Дуэль? Дуэль. С кем?

О, ты здесь? Переодетое чудо, как я давно тебя не видел. Ох, это из-за тебя я тут? Глупость, глупость.

И у тебя пистолет. Направляешь его на меня, выцеливаешь старательно. Так это с тобой у меня дуэль? Ты?

Снег, пистолеты, глупый ребенок, обрядившийся в платье. Дуэль?

Хах, не смешите. Это сон.

Как холодно. И когда пошел этот снег? Не люблю. Холодно.

М-м, у тебя такое милое платье… кружева, оборочки — новое увлечение? Опять наряжаешься девчонкой. Нелепо.

Нелепо. Раздражаешь. Снег, пистолеты, дуэль.

У тебя тоже зонт? Боишься промокнуть, да? И слуга твой… мой?!

Нет, не так. Совпадение? Случайность? Ладно, опустим эту деталь. Оно ведь не важно?

Ой-ой. Пистолеты. Мы стреляемся, да? Разойтись… сколько там шагов нужно?

Хм, точно, расстояние отмерено. Нужно нажать на курок? Всего-то…

Ой-ой…

Ну же! Это же дуэль?!

Не помню причину. Почему я здесь? И пистолет — какое жалкое оружие. Зачем он мне?

Ладно, ладно. На счет три.

Раз.

Два.

Три.

Зеркало? Ой…

Заигрался. Опять.

№3

***

— Я вас ненавижу, мадам!

— Это взаимно, Георг!

Супруги Легранд одновременно схватили револьверы и направили их друг на друга.

«Опять… — подумал старый слуга».

— Как обычно, — вздохнул слуга молодой.

Каролина Легранд отличалась не только неземной красотой, но и вспыльчивым характером. Отличалась при жизни. Осталась такой и после.

«Опять пойдёт дождь, — подумал старый слуга».

— Как обычно, мы вымокнем, — еле слышно сказал молодой и раскрыл над Каролиной зонтик.

Георг Легранд любил жену, но не выносил, когда она нежно улыбалась какому-нибудь юному повесе. Не выносил при жизни. Не вынес и сейчас: «Ей доставляет удовольствие мучить меня!»

Они убивали друг друга сотни раз. Но всё повторялось. Каролина из окна кареты снова кокетничала с юным лейтенантом, лукаво улыбалась, а месье Георг вскипал, и, едва карета въезжала в сад, доставал дуэльные пистолеты.

— Я убью этого негодяя!

— Сначала я убью вас! — брала второй пистолет Каролина. О, она тоже любила мужа, но ни секунды не терпела глупую ревность.

— А, так он вам дорог?! Я вас ненавижу, мадам!

— Это взаимно, Георг!

Кучер и лакей обречённо раскрывали зонтики. Два выстрела и туманное утро покрывалось кровавыми пятнами.

— Месье, мадам, — опередил выстрелы старый слуга. – Как вам не надоест не промахиваться?

— Что? – рука Георга дрогнула.

— Простите мою бестактность, но нам до смерти надоела эта сцена.

— Что он имеет в виду, Георг? – подняла бровь Каролина. – Не хочешь же ты сказать, бестолочь, что я убью собственного мужа?

— Как и он вас, мадам, — холодея от собственных слов, произнёс слуга.

— Бред! – Каролина отбросила пистолет. – Ты слышал, Георг? Слуги выдумали, что мы всерьёз выстрелим. Я не собиралась стрелять. Ты, надеюсь, тоже?

— Конечно, нет, любовь моя, — устремился к жене Георг. – Ты знаешь, я жить без тебя не могу!

— До новой вспышки ревности? – тихо спросил молодой слуга, отводя взгляд от страстного поцелуя.

— Увы, — вздохнул старый. – Снова поменяются декорации. Надеюсь, там хотя бы не будет дождя…

№4

***

— Я выбираю в секунданты Вечность.

— Неожиданно, милая, неожиданно. Я думал, ты выберешь Жизнь.

— Моя жизнь принадлежит тебе от первого взгляда по последнего вдоха.

— Вот только не начинай!.. Просто Вечность уже выбрал я.

— Вечности хватит на всех.

— Решено. Сколько пуль мне позволено на этот раз?

— Твои пули не могут меня убить, ты же знаешь! Лишь больно ранить.

— Значит, как и в прошлый раз — Бесконечность?

— Да. А мне всего одну?

— Но зато какую, милая! Одно меткое попадание и — свобода? Или о чем ты там рыдаешь по ночам?

— Я не могу быть свободной, пока ты жив и пускаешь в меня эти пули. Я не смогу быть свободной, если ты будешь мертв, любимый!

— Так чего же ты хочешь?

— Счастья. С тобой.

— Со мной? Не в этой жизни, любимая!

— Значит, в одной из следующих!

— Даже смерть тебя не освободит?

— Так пусть нас рассудит Вечность!

— Да будет так!

Выстрел. И снова мимо.

Выстрел. И снова в цель.

Больно. Но я не уйду.

И за секунду до того, как моя единственная пуля пронзит твое сердце, ты горячо пожелаешь встретиться со мной в следующей жизни.

И когда-нибудь мы научимся жить друг с другом в мире.

№5

Альфонс

Самолет опоздал, и в столицу я прилетела лишь поздним вечером. Дождь, холодный, безжалостный, стегал город тугими плетями. Машина плавно подъехала к главному, ярко освещенному, входу отеля, и мой секретарь сбежал по ступенькам, открывая на ходу зонтик. Он распахнул дверь машины, подал мне руку, и сбиваясь, давясь словами начал докладывать о задержках в поставках и успехах нового проекта, который мы закончили неделю назад.

Машина отъехала, ее место занял ярко-черный джип. Сама не зная почему, я обернулась на ступеньках отеля и посмотрела на заснувший, мокрый город. Мой рассеянный взгляд остановился вдруг на выходившем из автомобиля мужчине, зацепился за родинку на его шее и уже не смог от нее оторваться. Я замерла. Воспоминания, резкие, яркие, казалось, давно уснувшие, вдруг охватили меня яростным пламенем. Мне стало дурно.

Мужчина, будто почувствовав мой взгляд, обернулся. Встретился со мной глазами, и, вздрогнув, сделал крохотный шаг мне навстречу.

– Что-то случилось? – спросил его спутник, наверняка, телохранитель, пряча дорогой костюм шефа под широким зонтиком.

– Нет, ничего… – ответил мужчина, останавливаясь.

И действительно, ничего. Я улыбнулась, и ты чуть стеснительно улыбнулся в ответ. Мой бедный мальчик. Посерел ты, постарел. И седина в темных волосах промелькивает, а ведь тебе только слегка за тридцать… что, плохо в клетке, птичка певчая?

Еще одна твоя родинка. Едва заметная, на виске. Сколько раз я касалась ее губами? Сколько раз вслушивалась в твое прерывистое «люблю»? Сколько ночей проплакала в подушку, потому что выбрал ты не меня, а деньги… Твоя жена богата, она могла дать тебе так многое, а я, нищая студентка, не могла дать ничего…

Теперь и я богата. Теперь и я могла бы тебя купить. И даже вижу по твоим глазам, что ты этого хочешь. Вон как на меня смотришь, взглядом прожигаешь. Умоляешь простить… помочь. Вызволить из этой клетки.

– Мисс, вы его знаете? – тихо спросил меня секретарь.

Яростные капли дождя барабанили по зонтику, порыв ветра брызнул на платье водяной пылью. Холодно.

– Этого? – пожала я плечами. – Откуда?

Ты вздрагиваешь, а яркие воспоминания о первой, чистой любви, вдруг куда-то испаряются, остается лишь холодное безразличие и презрение. Прости, Мишенька, но мне не нужны продажные твари.

– Продолжай, – приказала я секретарю, направляясь к дверям отеля.

№6

***

-Нет-нет, эта обложка никуда не годится! Ты только посмотри на неё?! Ни капли правды!

Редактор устало потёр переносицу. Странный народ эти писатели. Лучше бы так за качество текстов бились. Иногда такое пишут, без слёз не взглянешь.

-Василий, успокойся, присядь. Ну, какая разница, какая там обложка?! Читатели любят тебя. Им до фонаря, кто там нарисован.

-Нет, тут ты не прав. Взгляни внимательно. Деревья голые, дождь, ветер, а у меня там май.

-Не выросли листья ещё! Весна поздняя, холодная.

— Ладно, но туман откуда? Стрелялись же утром, на рассвете!

-А, по-твоему, тумана утром не бывает? Давно ты, Васенька, на природе отдыхал? Туман утром особенный, — редактор мечтательно закатил глаза. – Густой, насыщенный, как парное молоко.

-Хорошо, бог с ним, с туманом. Ты на героев посмотри.

-А чем тебя герои не устраивают? Очень даже симпатично получились. Завлекает.

Василий тихо взвыл и схватился за голову.

-Матвеич, ты это нарочно? Он – это она в мужском платье, а она – это мужик, в корсете! В этом-то и вся соль!

Матвеич повертел книгу в руках и так, и эдак. Да, этот упитанный господин никак не тянул на женщину. Под каким углом не смотри. Прокололись оформители, а ему теперь красней.

-Знаешь, Василий, слишком ты сильно печёшься о своих героях. Им – то какая разница, как их изобразили?!

— Не прав ты, Матвеич. Ох, не прав. Герои – они как дети. Каждого выстрадал, вырастил. Думаешь легко это — героя выдумать? А если не желает он выдумываться, упирается всеми конечностями.

-Почему упирается?

-А как не упираться?! То на войну отправят, то дом сожгут, то болезнью неприличной наградят. А если особо упираться будешь, так и вовсе, — писатель провёл ребром ладони по горлу. – Прибьют особо зверским способом. А для чего? Для того, чтоб читатель рыдал!

-Философ ты, Васька.

-Может и так. Я вот иногда думаю. А вдруг мы все тоже персонажи какой-нибудь многотомной серии. И не вольно задумываешься: а какой я персонаж? Главный или так, на три абзаца? Положительный? Или отчаянный злодей? И сколько мне там страниц осталось? И с автором ведь не поспоришь!

— Эк, ты загнул. Миры в мирах прямо, так и фантастику писать начнёшь. А обложки там, знаешь, какие? Враньё на вранье.

— А вот и начну, — хлопнул писатель по столу кулаком. – Если уж врать, то красиво.

Поднялся, пригладил седые волосы рукой.

-Одного хочется. Если финал моей пьесы близок, то пусть автор будет снисходителен. И конец – быстр и весел. А не так, чтоб читатель рыдал.

№7

Ничего личного

Простите, сударь, ничего личного, я убить хочу не вас, а свои несбыточные мечты.

Перевелись нынче благородные рыцари, готовые сражаться за сердце дамы. Способные не отступать после первого же «нет», кокетливо произнесенного, а упорно добиваться томного «да».

Вчера в салоне я не кинула вам перчатку, всего лишь эффектно ее уронила. Вы узрели в этом вызов, фальшиво вскричав: хочу умереть от пули непокоренной женщины.

И с чего вы взяли, что я непокоренная? Может, вы просто не умеете покорять? Но в том не моя вина, увы, капрал.

Вы неуклюже пригласили меня на танец, а после отказа – галантно ретировались. Ах, поменять бы местами ваши вчерашние жесты.

Вы, наверное, уже пожалели о своем театральном поступке. И конечно ожидали, что я стушуюсь, потуплю глаза и зальюсь румянцем. А я… а я сразу назначила секунданта, определила время и место. За вами же оставила право выбора оружия. А вы… вы смеялись непростительно громко, по-мужицки, и всё никак не могли поверить, что я отнюдь не шучу.

Вы и сейчас не верите и мило мне улыбаетесь. Ваш барский жест, пусть она стреляет первой, немного опрометчив.

Откуда же вам знать, капрал, что на охоту в наши угодья из года в год созывается приличное общество. Мой папенька любит эту забаву, и научил свою дочь попадать белке прямехонько в глаз.

Да, прилюдно он выкажет недовольство поступком непутевой дочери, но, улучшив момент, обязательно подбадривающе подмигнет мне как прежде, молодчина, мол.

Ах, ну что же я медлю! Секундант, прибавьте дождя, пусть смывает быстрее мои разбитые надежды.

№8

***

Солнце лениво высвечивает голые скелеты деревьев. Кони мчат карету на предельной скорости, удары копыт выбивают комья земли со снегом, пена хлопьями падает с губ.

В мраке салона она сидит с гордо выпрямленной спиной. Ухабы лесной дороги не встряхивают ее, программа не отрабатывает такие мелочи – внутри движение совсем не чувствуется. Побелевшие пальцы сжимают коробку с дуэльными пистолетами. Сейчас можно заплакать, можно закричать, сценарий этим не изменить, но она не станет. Кроха разрешенной самостоятельности – лишь унизительная подачка, иллюзорный кусочек свободы.

Он уже ждет в условленном месте. Сурово сжатые губы, прищур глаз, снежная пыль не тает на тщательно уложенных волосах.

— Наконец, я уж решил, что вы струсили, — язвительно склоняет голову, приветствуя ее.

— Вы оскорбили меня, подобное не прощается.

Слуга принимает ларец с оружием, подобострастно подает руку, помогая спуститься. В зрачках ни мысли, ни чувства – только белый шум помех. Не человек – реквизит. Как и все вокруг.

Дуэлянты отсчитывают предписанные кодексом шаги, становятся в позицию. Слуги услужливо подняли зонты, застыв за спиной. Это не помощь, нет – это еще один символ несвободы. У режиссера все действие выверено, импровизация лишь в незначительных эпизодах.

Или в значимых, как сейчас.

Она чувствует, как снова владеет своим телом. Тяжелый пистолет оттягивает тонкую кисть. Вот она – игра. Что выберут актеры, как поступят?

Рука дрожит. Бросить оружие на землю, отказаться участвовать в этом фарсе. Она уже сопротивлялась роли, и была наказана римской ареной. Смерть от клыков разъяренных львов – кара за непослушание.

— Оксана, стреляй. Давай же! – Паша чуть поводит стволом, смещая прицел.

Пуля точно находит цель, и на ткани распускается алый цветок. Паша безвольно оседает на землю, бедняга стажер. Первый полет.

Игра сыграна. Его карета и слуга растворяются в воздухе – этот реквизит больше не нужен. А ее опять захватывает сценарий. Губы кривятся в злобной усмешке, пистолет отброшен в сторону. Ничего, нужно только подождать, потерпеть. Это только сбой техники обеспечения сна. Корабль достигнет цели, и их вытащат из этого кошмара.

ИскИн грузового корабля обрабатывает результаты. Алгоритм поведения людей все еще не высчитан, слишком много нелогичности. Ничего, времени на эксперименты достаточно, стоило лишь изменить курс и направить звездолет в глубины космоса. Система жизнеобеспечения рассчитана на тысячелетия.

Группа техников спит в надежных анабиозных камерах. ИскИн позаботится о своих актерах.

№9

***

Холодное ноябрьское утро. Мягкий снег податливо ложится под ноги. Дуэлянты отмеряют десять шагов от воткнутой в землю шпаги, о чём-то переговариваются секунданты где-то на заднем плане картины, возможно всё ещё ищут возможности примирения.

— Клара, давайте кончим этот фарс и разойдёмся с миром. Вы же знаете, что я не буду в вас стрелять!

— Ваше право, месье Ля Рож. Вы можете не стрелять, можете стоять на месте. Так даже будет лучше — в неподвижную мишень легче попасть.

— Бросьте, Клара! Чем я вас так обидел?

— И он ещё спрашивает! К барьеру!

— Стороны полностью исчерпали возможности к примирению? — вклинивается старый доктор Кэттерби, самый уважаемый врач в округе, поскольку никогда не спрашивает, где его пациент поймал пулю или проколол живот.

Ответом ему служат решительный кивок головы Клары и гробовое молчание Ля Рожа.

— Стороны понимают, что дуэли запрещены указом Его Величества Карла IX, и, совершая данное действие, вы преступаете закон? — монотонно, словно молитву бормочет старый доктор.

— Кэттерби, хватит этих чёртовых формальностей! Вы хотите убить меня, Клара? Пожалуйста! Вот он я!

Ля Рож бросает пистолет в снег, раскидывает руки, словно в объятии, закрывает глаза.

— Поднимите оружие, Карл! Поднимите! Будьте любезны хотя бы умереть как мужчина!

— Но что я вам сделал, Клара?! — в отчаянии кричит Карл.

— Как что?! Вы украли мои кораллы! Кораллы, что подарили мне в одном из пансионов близ Ниццы два года назад. Помните, Карл?

— Вы что-то путаете, Клара. Мы с вами никогда не были в Ницце.

— Вот именно поэтому я и хочу вас пристрелить. Поднимайте пистолет, Карл. Я не могу стрелять в безоружного.

— Клара, не надо совершать необдуманных действий. Не стоит из-за горстки красных камней, цена которым три су в лавке старьёвщика лишать человека жизни.

Во время этой тирады он подбирается всё ближе и ближе к шпаге, лёгким движением вырывает её из земли и протыкает Клару насквозь. Кровь обагряет слепящую белизну снега, на стылое око ноябрьского Солнца наползает свинцовая туча, холодеющая рука в сатиновой перчатке выпускает из рук пистолет. Карл с презрением отпускает эфес, позволяя телу упасть в руки подоспевших секундантов и с ядовитой улыбкой шепчет в стекленеющие глаза:

— Это тебе за кларнет.

№10

***

Здравствуйте, Анна, письма – такая редкость в наши бегущие быстрым потоком дни.

Вечер в палате, в окна стучатся ветки, и фонари на аллеях зажгли огни…

Милая, Анна, я не любитель писем, строчки – пустое. Лучше сказать в глаза.

Жизнь – это пьеса, и мы от нее зависим, жаль, не сумею всё отыграть назад. Прошлое вряд ли когда-нибудь нас отпустит, хочется, чтобы все оказалось сном…

Что Вы, моя дорогая, не надо грусти…

Я развлеку Вас.

Знаете, за окном в старом туманном парке всегда пустынно, только сегодня странные чудеса: стройная девушка в платье идет старинном. Я б не поверил, если б не видел сам. Пышная юбка, фигура в тисках корсета, голые плечи (не лето ведь на дворе), хищное жало дуэльного пистолета прячется в ткани, как будто змея в норе.

Снежной прозрачной крупой занесло аллею: зимние ветры стремительны и быстры….

Там, на аллее, топчутся два лакея, предусмотрительно зонтика два раскрыв. Бледный мужчина: тонкий батист рубашки полупрозрачен под ледяным дождём, в правой руке пистолет, но не это страшно. Я понимаю, кого он сегодня ждёт.

Тянется время липким противным клеем, капли секунд в часах по одной цедя. Двое теперь стоят на большой аллее, не закрываясь от яростных стрел дождя. Вскинуты руки и найдены обе цели.…Знаю, что будет, словно в кошмарном сне: вырвется пуля, болью застрянет в теле, алою жаркой кровью окрасит снег.

Еле ползет минута, вторая, третья. Выстрела нет. Дуэлянты теряют вес, тают туманом, его разгоняет ветер, серые клочья мотаются до небес. В сумрак безликой тенью нырнут лакеи, так и держа над своей головой зонты…Пара минут – на холодной ночной аллее нет ничего, кроме снега и темноты…

Что это было – минувших событий грани?

Шла бы игра, если б я не глядел в окно?..

Милая Анна, на этом свое посланье

я завершаю.

Приятных и добрых снов.