Салфетки №279. Голосование

Уважаемые мастеровчане, кворум собран, есть 5 салфеток в конкурсе и одна внеконкурсная.

Тема тура: «Момидзи — шестое время года».

Приглашаю всех прочитать салфетки и проголосовать за лучшие из них.

ПАМЯТКА УЧАСТНИКАМ: Вам обязательно нужно проголосовать. За себя голосовать нельзя.

Проголосовать нужно до понедельника, (20.11.2017) до 14.00 по московскому времени.  

1.

Бордовые гроздья рябины призывно стучались в стекло.

Алые пятна перемежались с желтизной, подавляя зелень. Красиво. На земле акварелью те же краски.

Оля не смогла сдержать горький вздох. Осень нынче выдалась сказочная, будто решила побаловать напоследок…

Взметнулся фонтан пёстрых листьев, и показалась вихрастая голова Саньки. Оля рассмеялась и открыла окно.

— Скучаешь?

Она глянула вниз. Саня стоял на стремянке, неуверенно держась за стену.

— Перелазь сюда.

— Что? — Оля наоборот отпрянула.

— Одевайся, говорю! Пошли гулять.

— Мне нельзя…

— Тю! — Санька присвистнул. — В такую погоду всем гулять можно. Не дрейфь!

Оля с опаской выглянула на улицу. Окно выходило на задний двор больницы. Совсем рядом, рукой подать, шумел городской парк. По дорожкам прогуливались прохожие. С колясками, парами, в одиночку. Им не было дела до больничных окон. Ни врачи, ни медсёстры тут не ходили, так что…

Оля уверенно перекинула ноги на улицу. Чего ей бояться, в самом деле?

Саня быстро спустился и придержал неустойчивую стремянку. А как только Оля ступила на землю, схватил за руку и потянул к углу ограды. Там из-под пушистой спиреи он вытащил кросы.

— Обувай, а то в тапках далеко не уйдёшь.

— Куда мы?

Саня молча снова взял под локоть и уверенно повёл к дыре в ограде. И дальше, всё больше углубляясь в парк.

Наконец золотолистые деревья расступились, и Оля замерла.

Впереди блестело озерцо. Вокруг выстроились, чуть шевеля раскидистыми ветками, волшебные клёны. Красные с головы до ног, они резко выделялись на фоне синего неба. Заходящее солнце высвечивало деревья, усиливая кровавую краску.

Неожиданный порыв ветра поднял листву под ногами. Вкусно запахло прелой травой. Перепархивали с ветку на ветку пташки, крякали утки. Совсем близко к берегу чёрный лебедь чистил свои перья, сильно изгибая длинную шею. Оля счастливо рассмеялась и обернулась к другу.

Саня тепло улыбнулся в ответ, наклонился и подхватил на руки. Подмигнул и принялся кружить.

Красно-жёлто-зелёный калейдоскоп заплясал перед глазами. Сказка… Оля откинула голову, наслаждаясь ветром.

А потом слетела косынка. Холод обжёг голову, дрожь прошла по всему телу. Липкий ужас затопил сознание.

— Отпусти!

Саня сразу остановился и осторожно поставил Олю на землю, крепко обняв.

— Отпусти! — Она заколотила по груди, пытаясь вырваться.

— Тише-тише. Ну чего ты? — Тёплые пальцы коснулись голой макушки, и Оля вздрогнула. Саня чуть отстранился и посмотрел в глаза. — Ты самая красивая, понимаешь? И всегда такой останешься…

2.

— Тацуми-сан, Тацуми-сан! — Маленький вихрь врывается в комнату, чудом не опрокинув напольную икебану и плюхается на циновку напротив молодого парня лет двадцати пяти. Он со вздохом прерывает медитацию и смотрит на гостя, оказавшегося прелестной девушкой лет пятнадцати. У неё весьма растрепанный вид: школьная форма помята, в двух чёрных хвостиках на голове запутались листья, но зелёные глаза так и лучатся счастьем.

— Ташико. Ты когда-нибудь научишься входить нормально, как положено приличной девушке?

— Простите, сэнсей, — руки к груди, лёгкий поклон, но взгляд хитрый-хитрый, — но там на улице листопад.

— Листопад — нормальное явление в это время года, Ташико. Будешь чай?

Отказываться неприлично и девушка кивает, попутно пытаясь хоть как-то пригладить волосы.

Парень наполняет две чашки ароматным чаем. Два поворота к себе, лёгкий наклон головы. Ташико бережно берёт чашку, два поворота от себя, чуть более глубокий кивок. Привычный ритуал должен успокаивать, но девушка сидит будто на иголках. Однако Тацуми будто не замечает этого, он спокойно пьёт чай и смотрит в окно на опадающие листья.

Ташико не выдерживает, отставляет чашку и с мольбой смотрит на сэнсея.

— Ну Тацуми-сан, ну пойдёмте во двор.

— Наслаждаться момидзи можно и тут, Ташико. Говорят, Сико написал свои лучшие хокку просто глядя в окно. Ну скажем…

Как я завидую тебе!

Ты высшей красоты достигнешь

И упадёшь, кленовый лист!

— Да, но Сико и много путешествовал, учитель, — парирует Ташико.

— Ты же не угомонишься, да? – Чуть помедлив парень встаёт, берёт сумку и направляется к выходу.

— Ура! – Ташико вихрем пробегает мимо и вылетает во двор.

Когда Тацуми выходит, она уже на качелях, раскачивается выше и выше, и вдруг прыгает, приземляясь прямо в опавшие листья, но ноги смешно разъезжаются в стороны, и девушка плюхается на сведенные колени. В одном месте юбка задирается, открывая больше, чем нужно, и Тацуми понимает, что краснеет. Но саму Ташико это вообще не беспокоит. Наоборот, она валится на спину и заливается счастливым смехом. Очередной порыв ветра налетает на клён, и водопад ярких листьев накрывает девушку. И Тацуми хочется, очень хочется лечь рядом с ней, смотреть на кружащиеся листья и смеяться. Но увы, сенсэю не положено. По крайней мере не на школьном дворе. Поэтому он подходит, легко поднимает девушку за руку, игнорируя её как бы случайные объятья и предлагает: «Пойдём в парк. Пруд, покрытый алыми листьями, чудесен в это время года».

Ташико улыбается легко и открыто, и в душе Тацуми расправляют крылья бабочки.

3.

Листья должны быть алыми, но в темноте не видно. Ночью только я знаю их истинный цвет. Да и днем тоже. Кто лучше меня оценит алый? Цвет движения-завершения. Цвет воздаяния. Р-раз — и грех повержен. Алое на серебристо-стальном — такое медленное и стильное. Прямо как я. Мой стиль именно таков: ждать в темноте и тишине, притворяться кем-то другим, или просто находиться там, где меня не знает. Таиться и наносить удар. А потом просить или даже требовать комментариев. Я имею на них право! Отдельных, особенных, оценок моему труду по искоренению греха. Как комментируют алый цвет листьев и время их опадания. Я тоже время, время опадания греха. Гениальное, неподкупное и внезапное. Р-раз – и одним меньше. Листом или грехом. Не хватает только комментариев. Иногда я делаю это медленно, как падает лист, алый, с тринадцатью остриями. Все равно я неизбежен и приду к каждому. Неизбежен, но милосерден и жду слова. А может, это я должен говорить. Объяснять, что без меня никогда не наступит момидзи.

В следующий раз я попробую.

4.

Эдем

— А знаешь, Эви, как красиво осенью в Японии? В ноябре листья клёнов краснеют, и прозрачный розовый воздух кажется волшебным. Этот сезон даже называют особым словом «момидзи», что в переводе означает «клён». Жаль, что ты никогда не бывала в Японии.

Прекрасное лицо Эви оставалось невозмутимым, и Ичиро продолжал:

— Красные листья за окном напоминают мне «момидзи». Мы могли бы гулять по лесу и слушать пение птиц, держаться за руки и смотреть в небо. Если бы ты только…

Эва продолжала молчать. Огромные красные листья бились о стекло. Казалось, они тоже участвовали в разговоре.

— Но наш корабль разбился. Мы застряли на планете, так похожей на Японию в сезон алых клёнов. Сигналы о помощи уходят в неизвестность. Эта планета — настоящий рай, но нас всего двое. Здесь тепло, в изобилии вода и еда. Воздух наполняют изысканные ароматы. Каждый день я прихожу и говорю с тобой. Эви, я знаю, ты слышишь!

Ичиро, наконец, оторвал взгляд от лица девушки, отделенного от него стеклянной перегородкой. Ах, Эви! За время полета он страстно полюбил ее, но не решался признаться. И вот теперь, когда из всего экипажа уцелели только они двое, он говорит ей о своих чувствах, читает стихи. Но Эви не слышит, ей повезло меньше, чем ему. Она неподвижно лежит и ждет помощи. Он бы все отдал за один ее живой взгляд, за возможность ощутить трепет ее губ. Но судьба безжалостна.

«Эдем» спешил к планете, с которой поступил сигнал. Закон космоса: ближайший корабль должен попытаться помочь. Планета утопала в красной растительности. Определить место сигнала получилось далеко не сразу. Но вот между деревьев показался корпус старого звездолета. Седой старик неподвижно сидел возле прекрасной девушки, находившейся, казалось в летаргическом сне. Губы его шевелились.

— Момидзи! – успел выдохнуть спасенный прежде, чем силы оставили его.

— Капитан, он пришел в себя. Согласно бортовому журналу, корабль потерпел крушение двадцать восемь лет назад. Из всего экипажа выжил только этот Ичиро и девушка-андроид, которая получила серьезные повреждения. Андроида мы восстановили, а вот человек еще нуждается в реабилитации.

Эви вошла в комнату, где с отрешенным видом лежал Ичиро. После спасения он никак не мог переключиться с ежедневных бесед с девушкой на восприятие нового окружения.

— Ичиро, я вернулась! Я все помню! Мы с тобой обязательно отправимся на Землю и поедем в Японию в сезон момидзи!

Мужчина улыбнулся. Во взгляде мелькнуло понимание. Сбылась его мечта.

5.

— Привет! – ее рука поднимается в приветственном жесте, но так и застывает. Небольшой шлагбаум между ее и моими глазами. Начинает понимать. В прозрачных, серых, как ноябрьское небо, глазах, седыми льдинами разрастается страх.

До чего я люблю, когда они «вскрываются». Выстреливают страхом, как тропические цветы, жаждущие опыления. Им всем нужно семя, наделяющее смыслом их смерть. Бесполезные ветреные создания, больше всего на свете они боятся уйти в землю без шанса на продолжение, возвращение. И я дарю им эту надежду.

Вечерами, когда воздух становится прохладным и прозрачным, я иду любоваться кленами. Точеные листки оттенка густого бордо под стать моему настроению. Опустив руку в карман своего плаща, медленно поглаживаю холодную сталь клинка, пока вторая рука расслабленно и легко, как хорошей знакомой, машет очередной птичке, которой не суждено пережить эту осень. И не важно, что она видит меня впервые, они рады обманывать и запутывать. Плутовки готовы на все, лишь бы заполучить желаемое.

А я люблю ясность — прозрачную, вечную, чистую.

Внеконкурс

1.

Души прекрасные порывы

— Могу я тут присесть? — вопросительно вскинул брови с виду еще не отрезвевший парень, примерно 28-30 лет, и не дожидаясь ответа сел.

Мы с подругой обменялись недоуменными взглядами, и с чувством глубокой неприязни посмотрели на нарушителя нашей амурной идиллии. Незадолго до этого мы купили билеты в кино на фильм «Сладкий ноябрь», и в ожидании сеанса пили чай с пирожным за столиком в кафе возле кинотеатра.

— Понимаете, я ведь работаю в Уренгое… на нефтянке… вахтовым методом, — смешно сморщив нос продолжил незнакомец, — Неее, вы не подумайте… Деньги у меня ееесть, — сказав это, парень вытащил из кармана помятые купюры и выложил на стол.

— Вы, это, деньги спрячьте. А мы ничего и не собирались думать, — взял инициативу я, и добавил с холодком, — но хотели бы сами посидеть, без посторонних.

— А, да. Понимаю… — спрятав деньги обратно в карман, поднял руки, как будто сдаваясь, парень. — Я просто хотел поговорить… Я вот только сегодня вернулся… Две недели жил в лесу… ветер, холод… там почти зима, а тут теплооо, желтые листья… — бабье лето! — он попытался изобразить улыбку, но получилась издевательская гримаса.

Подруга посмотрела на него сочувственным взглядом. Мне тоже почему-то стало его жаль. Но чем же ему помочь? Вопрос риторический. Поэтому, мы продолжали хранить молчание.

— Могу я вас угостить? — спросил незнакомец.

— Вообще-то, нам пора идти, наш сеанс начинается. Спасибо! — ответил я уже мягче.

Поерзав на стуле, парень хотел что-то сказать, но не найдя слов, промолчал.

Я попросил счет у официанта. Через несколько минут мы поднялись, незнакомец махнул рукой на прощание…

В зале кинотеатра погас свет. Мы заняли лучшие места прямо в центре небольшого полупустого зала. Через несколько минут зрители погрузились в магическое очарование романтической мелодрамы. Замечательный актерский состав с Киану Ривз и Шарлиз Терон в главных ролях, красивые картины теплой осени в Калифорнии, трогательный сюжет о коротком месяце, в котором молодые люди знакомятся, завязывают отношения, влюбляются и теряют друг друга из-за неизлечимой болезни главной героини — все было очень трогательно. В финальной сцене, когда главный герой понимает, что его необыкновенная настоящая вдруг нежданно появившаяся любовь безнадежно умирает, и в бессильном отчаянии бродит по улицам холмистого города под звуки волшебной песни «Who can say» в исполнении ирландской певицы Энии, моя девушка негромко всхлипывая трясется. По ее щекам катятся неконтролируемые слезы. В порыве чувств обнимаю ее.

Вдруг, в темном напряженно притихшем зале раздается до боли знакомый голос, который громко возглашает: «Люди! Кому нравится Эния, давайте встанем покачаемся! Выыысшая музыка!» Мы оборачиваемся на звук и видим в блеклом экранном отражении нашего недавнего незнакомца, качающего стоя в такт музыке. Зал молчит.

— А, ну-ка, сядддьте! — как гром среди ясного неба раздается с дальнего угла голос пожилой контролерши.

Парень в испуге поспешно рушиться на стул.

Чувствую, рядом подруга трясется, теперь еле сдерживая порыв неконтролируемого смеха. Смех накатывает и на меня. Мы вместе, прижавшись друг другу, продолжаем трястись. Нам хватило рассудка сдержать громкий хохот…

Героев фильма было жалко… и фонтанирующего душевными порывами парня было жалко… и зрителей тоже было жалко, но… почему-то дико хотелось смеяться!