Кот в мешке №5. Третий этап. Голосование

Форма — повествование

Вариация — Будешь предан — будешь пЕредан

Цена любви

Ирина вышла из подъезда своего дома и молча подошла к такси, которое уже стояло, заехав колесами на тротуар. Не обернулась. Решительно открыла дверь машины и села, поставив рядом с собой сумку с вещами. Водитель завел мотор машины и поехал, увозя ее в неизвестность. Мужчина в помятой одежде вышел из подъезда вслед за ней, но остановился на ступеньках и нервно закурил. Проводив ее взглядом, нерешительно махнул рукой вслед удаляющейся машине.

— Ну, вот и все, долг мне будет прощен. Вот только ее больше не увижу, — сказал он вслух сам себе.

Ирина ехала в такси и равнодушно смотрела в окно, все эмоции и переживания остались во вчерашнем дне. В душе была пустота. Разговор с Михаилом был долгим и трудным, но он уговорил Ирину поступить именно так… во благо… чему? Она так и не поняла. Выплакав глаза до боли и ощутив, что нервы напряжены так сильно, что хочется просто встать и выпрыгнуть из окна, согласилась с его предложением. Привыкла во всем слушаться и поддерживать, быть ему преданной и любить. «Мы столько пережили вместе, не могу сейчас отказать в помощи», — думала она. Безжизненным взглядом посмотрела на мелькающий пейзаж за окном, пытаясь понять, в каком направлении едет машина. Не верилось, что их семейная жизнь закончилась так нелепо. «Я устала бороться за него. А действительно ли он любил меня?» — этот вопрос не давал ей покоя и она погрузилась в воспоминания…

Они встретились случайно и чувства вспыхнули сразу ярким фейерверком. Михаил был первым мужчиной в ее жизни и она не замечала холодка в их отношениях. Через полгода он пришел к ней домой и сделал предложение — встал на колени и протянул бархатную коробочку с обручальным кольцом. Сердце Ирины забилось от счастья. Волнуясь, Михаил попытался надеть кольцо ей на палец, но уронил. Кольцо, подпрыгивая, покатилось под кровать. «Примета такая есть: счастья не будет, если кольцо из рук упало», – вспомнила она вдруг и на ее глаза набежали слезы. Но Михаил нашел кольцо и снова протянул его на ладони, предлагая выйти за него замуж. Ирина улыбнулась и забыла об этой поговорке. Свадьбу сыграли весной, когда все деревья в садах были усыпаны нежными белыми цветами. Были ли они действительно счастливы или это просто казалось? Ирине трудно было сейчас это понять, как и нелегко вспомнить в какой момент жизни Михаил начал врать и вести двойную жизнь. Из-за розовых очков влюбленности она не замечала, как потускнели его глаза и стали пропадать вещи из дома. Просто не придавала этому значения — обустраивала их любовное гнездышко, радостно бегая по магазинам. Купила статуэтки пухленьких, миленьких ангелочков – всегда мечтала, что парочка таких будет стоять в спальне. Присмотрела голубой чайный сервиз в желтых цветочках — представляла, как они с гостями будем пить чай на кухне и вести задушевные беседы…

Машину тряхнуло на выбоине. Ирина очнулась от забытья и снова посмотрела в окно – там мелькали деревья в зеленых кружевах из листьев. В такси работал кондиционер, было прохладно и приятно пахло кофе – ароматизатор в маленьком мешочке висел на зеркале заднего вида. «Когда-то мы часами гуляли в парке, вдыхали свежий воздух, слушали птиц и не могли наговориться, — вдруг вспомнила Ирина, — а потом…»

Он стал поздно приходить с работы. Наспех поев, ложился спать и отворачивался к стене, не говоря ни слова. Ирине было жалко его, думала, что старается заработать для них деньги и очень устает. Она тихонько гладила его по спине, целовала и старалась даже не шевелиться, пока он не засыпал. Потом уходила в ванну и выплакивала там под шум воды все свои обиды. Однажды Михаил не пришел домой. Свой телефон забыл в прихожей и Ирине пришлось всю ночь обзванивать друзей и больницы, пытаясь найти его. Только под утро забылась тревожным сном, сидя в кресле. Сквозь сон она услышала стук и проснулась словно от толчка. Открыла глаза и увидела его лежащим в коридоре с закатанным рукавом и маленькой ранкой от укола на сгибе руки. Поняла все и сразу и сердце сжалось от боли. «Зачем, почему так?» — ей было непонятно и захотелось получить ответ. Но гладя его по не бритой щеке, понимала – ответа не будет. Когда он пришел в себя, Ирине пришлось на коленях умолять бросить эту привычку. Михаил обещал. Они вместе долго ходили по больницам и по психологическим тренингам. Но   он все равно срывался, пропадая неделями, и все приходилось начинать снова. Сколько кругов ада прошли — не сосчитать. Потом бросили все и переехали в другой город, жизнь опять потекла размеренно. Но не долго продолжалось затишье. Он опять начал приходить домой поздно, ссылаясь на проблемы в работе. Когда Михаил засыпал, она осторожно осматривала его руки и ноги, но следов от уколов не находила. Метаясь по квартире, как загнанный зверь, Ирина пыталась понять, что опять случилось. Ведь на вопросы Михаил не отвечал, просто отмахивался рукой или начинал злиться.

— Сам разберусь, не лезь, — говорил он раздражённо. Но видя слезы, непроизвольно катившиеся по ее щекам, утешал: — Все нормально, малыш, просто аврал на работе. Подожди, вот все утрясётся и заживем с тобой счастливо.

Ей хотелось верить… Но он повторял это каждое утро, как заклинание, уходя на работу и начинало казаться, что он убеждает в этом себя…

Такси резко затормозило на светофоре, сигналя зазевавшемуся пешеходу, который переходил дорогу на красный свет. «Вот лучше бы меня машина сбила! – подумала Ирина. — Что теперь будет со мной? А впрочем, какая разница… это лучше, чем оставаться в таком аду. Он предал меня, просто предал… Ненавижу… Но я не могу предать маленькое существо, которое уже растет внутри меня… Мой ребенок, это будет только мой ребенок. Надо устроить его судьбу, а со мной пусть будет то, что будет». И она застонав, словно от мучительной боли, прикрыла глаза и снова начала вспоминать…

В тот вечер он ворвался в квартиру в полном отчаянии. Его измученное лицо уже не казалось таким родным, тусклые глаза не выражали ничего, только страх.

— Пропал, я совсем пропал, — бормотал он, уткнувшись в колени Ирины, — меня убьют, понимаешь?

— Что случилось? – ее затрясло, словно от холода.

— Прости меня, прости… проиграл деньги в карты… много… Долг надо отдать до завтрашнего вечера, иначе меня убьют…

— П-п-постой, — от нахлынувшего ужаса она начала заикаться, — ну… д-давай продадим квартиру?

— Квартира уже заложена… Попробовал отыграть сегодня — не смог, — он посмотрел в ее глаза, полные отчаяния, и сказал, — хотел для нас… много денег… чтоб ты не в чем не нуждалась, понимаешь?

Она ничего не понимала, лишь чувствовала, как отчаяние болью пульсирует в висках. Перед ней был чужой человек, совершенно не знакомый. Положив руку на живот, Ирина завыла, словно раненная волчица, которая чует беду. «Уйти, вот сейчас встать и уйти от него? – мелькнула мысль в ее голове. — Но куда? И ведь я беременна…»

— Ты меня любишь, любишь? — тряс он ее за плечо, пытаясь привести в чувство. – Понимаешь Иринка, есть один выход, есть. Только не перебивай, выслушай до конца. Вообщем… там, один, с деньгами, глаз на тебя положил… Пообещал, что если ты к нему завтра переедешь, то он мой долг оплатит.

Наступила тишина. Она не могла поверить, что Михаил вот так запросто предлагает… такое, захотелось расцарапать ему лицо в кровь.

— То есть, сейчас надо собрать вещи и уехать к совсем незнакомому мужчине? – ее удивлению и возмущению не было границ.

— Ты главное не бойся, все продумано, — уже более уверенно продолжил Михаил, — составлен договор в двух экземплярах и мы подписали его. Так что если он не выполнит обещанного или будет плохо с тобой обращаться – через суд расторгну сделку. В обиду тебя не дам.

— Значит, в обиду меня не дашь, сволочь, и через суд вернешь? – угрожающий шепот Ирины перешел на крик. Нащупав рукой зонтик, она взяла его и бросила со всей силы.

— Ненормальная, понимаешь, что меня убьют? — отшатнулся он.

Молча встав, она пошла на кухню и закрыла за собой дверь. Там просидела весь остаток ночи – ей было противно даже смотреть на Михаила. А он устроился под дверью и до утра объяснял необходимость такого поступка. Ирине пришлось собрать сумку, положив туда самое необходимое, – устала его слушать и живот от переживаний начал сильно болеть…

— Все, приехали, — сказал водитель, заставив Ирину снова вынырнуть из воспоминаний.

Взяв свои вещи, она вышла из машины и медленно пошла к железным воротам по асфальтированной дорожке, все еще не веря в происходящее. Ворота распахнулись и ей навстречу вышел высокий седой человек. Ирина остановилась в нерешительности. Мужчина тоже встал напротив, внимательно смотря на нее.

— Добрый день… – он первым нарушил молчание. — Не судите меня строго, я не сумасшедший и вполне отдаю себе отчет в своих поступках. Просто хорошо знаю вашего мужа и думаю, что при таком образе жизни он принесет вам лишь страдания. А вы мне действительно очень нравитесь. Поверьте, не на чем настаивать не буду, вы полностью свободны. Просто прошу, поживите у меня немного. Мне очень одиноко, не хватает нормального, человеческого общения и душевного тепла. Ваш муж часто занимал деньги, но все время отдавал, а сейчас он проиграл действительно большую сумму. Ему нечем вернуть долг и я попытался спасти хотя бы вас. В то, что сейчас происходит, трудно поверить, но, может, потом вы мне еще скажете спасибо. Михаил с такой легкостью отказался от ваших отношений… Вы хотите к нему вернуться?

Мужчина сделал паузу, ожидая, что Ирина ответит. Но она не могла говорить. Решалась ее судьба, а она все еще не знала, что делать. Видя ее замешательство, мужчина продолжил разговор.

— Меня зовут Константин… Пожалуйста, поживите у меня немного, а решение примите потом.

Он повернулся и сделал несколько шагов назад, к своему дому. Ирина, как во сне, медленно пошла за ним. «Про ребенка пока не скажу ничего… Не ожидала, конечно, такого приема… но… остаться на время? Почему бы нет? Мне кажется, что такой безрассудный поступок менее опасен, чем жить с моим мужем… надеюсь, бывшим. По крайней мере будет время развестись и решить, что делать дальше, — думала она, — может, правда говорят, что ни делается — все к лучшему?»

Форма — повествование с элементами сказа.

Тема: будешь предан — будешь предан.

Подтема: «Нарушивший закон гостеприимства» с элементами вариации «Будешь предан — будешь передан».

Невольное благо

Всякое бывало в моей жизни, но глупо стесняться своего прошлого – в наше время для того, чтобы выбиться в люди, приходится идти на многое. Жизнь вообще не предполагает, что ты будешь свят и безгрешен, поэтому ни за один мой поступок мне не стыдно. Почти…

Давно это было.

Он пришёл поздно вечером. Днём была такая жара, которую не помнили даже старожилы – а наша местность и так скупа на дожди. Я не знаю, почему он выбрал мой дом – может, потому, что он стоит на окраине городка… В общем, когда раздался стук в дверь, я уже запер своё стадо, пригнанное с дальнего выгона, освежился и ужинал холодным картофелем. Когда стук повторился, я чертыхнулся, встал и пошёл прогонять незваного визитёра – после тяжёлой работы никого не хотелось видеть.

Но грубостью решить дело не получилось: человек, постучавший ко мне в дом, был пожилой и явно пришедший издалека – из мест более дальних, чем ближайшая станция железной дороги. Поняв это по тому, что удалось разглядеть в свете лампочки, висевшей над крыльцом, я спросил:

— Вам кого?

— Простите за наглость, пожалуйста, – раздалось в ответ, – но вы не могли бы разрешить мне немного отдохнуть у вас? Я очень долго иду, на улице уже ночь, а я слышал, в ваших местах водятся хищники.

— В центре есть гостиница, – ответил я сухо, – так что вы можете отдохнуть там. Если вы прошли так много, что значит для вас несчастные полмили? Хищники посреди городка на вас не нападут.

— Я бы с радостью последовал вашему совету, – проговорил незнакомец, – но сейчас я в таком состоянии, что не дойду даже оставшиеся полмили до гостиницы, о которой вы мне рассказали. И у меня совсем нет денег, чтобы заплатить за ночлег. Поэтому я и побеспокоил вас… Ради всего святого, позвольте мне хотя бы одну ночь провести под вашей крышей! Завтра я уйду, не причинив вам никаких неудобств, и вы обо мне даже не вспомните.

Я смотрел на него сверху вниз – я стоял на крыльце, а он ступенькой ниже – и видел длинные седые волосы, космами торчащие из-под потрепанной шляпы. Кое-где она протёрлась, и волосы пробивались через дыры, отчего казалось, что они прорастают сквозь шляпу, как побеги на месте срубленного, но не желающего умирать дерева. Он смотрел на меня с отрешённо-равнодушным видом, за которым явно скрывалась тревога. А я медлил. Легче всего было бы наорать на него, захлопнуть дверь перед самым носом и пойти лечь спать – я на самом деле чертовски устал в тот день, – но что-то мешало мне отогнать от своего дома человека, просившегося на ночлег голосом, в котором были слышны и смирение, и гордость. Да, его речь подкупала… Я ещё немного помедлил, а затем распахнул дверь:

— Заходите. Но предупреждаю сразу: я живу бедно, не женат, поэтому не могу предложить вам ни свежие простыни, ни изысканный ужин.

— Не беспокойтесь, – отозвался незнакомец, – я неприхотлив ни в пище, ни в ночлеге. Спасибо вам большое.

Он вошёл в дом и с видимым облегчением сбросил небольшой рюкзак. Я закрыл дверь и кратко посвятил незнакомца в особенности его сегодняшнего ночлега:

— Ванны нет, есть только душ. На ужин могу предложить лишь картофель и немного мяса.

— Просто замечательно, – отозвался вошедший. – Поверьте, что иногда у меня нет даже этого.

Я показал ему его комнату, дал чистое полотенце, а сам пошёл на кухню разогревать новую порцию картофеля. Когда он привёл себя в порядок и появился на кухне, ужин для него был готов.

Мы ели молча. Не скрывая любопытства, я невежливо рассматривал незнакомца и всё больше приходил к выводу, что передо мной – самый обычный бродяга, которых не видели в наших местах уже несколько десятков лет, с тех пор, как были приняты законы против бродяжничества. «Но если это так, ему надо поскорее отсюда убираться» – подумалось мне, и, наблюдая за тем, как он отправляет в рот очередную картофелину, я произнёс:

— Не очень хорошее место вы выбрали для того, чтобы путешествовать таким вот способом. Законы нашего округа суровы к бродягам.

— Я не бродяга, – возразил он с набитым ртом, затем прожевал и проговорил более внятно: – У меня есть дом. Просто… он далеко очень.

— Так что же вас выгнало из вашего дома? Почему вы не живёте там, в почёте и спокойствии, на радость своим близким?

Он горестно усмехнулся:

— Как же вы наивны…

Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь медленным пережёвыванием челюстей. Наконец я не выдержал и спросил:

— И давно вы так идёте?

Незнакомец кивнул.

— И что, вас ни разу нигде не задерживали за бродяжничество?

— Я не бродяга, – снова повторил он так, как будто это слово оскорбляло его до глубины души.

— Но вас легко можно за него принять.

Он нервно дёрнул плечом:

— Значит, не так уж и легко, раз до сих пор не приняли…

Я зевнул. «А правда, – вдруг мелькнула мысль, – чего это я к нему прицепился? Завтра он пойдёт – или поедет, если повезёт – куда-нибудь за горизонт, я погоню на выгон своё стадо, и какая мне тогда разница будет, кто он, откуда и куда шёл? И почему шёл? Он же ничего не хочет говорить, так зачем я буду клещами из него что-то вытягивать?» Однако сидеть в молчании было скучно, и я равнодушно спросил:

— А чем вы на жизнь зарабатываете?

Казалось, этот вопрос слегка оживил старика:

— Я фигурки вырезаю и продаю. Хотите, покажу?

— Покажите, – согласился я без особого энтузиазма. – Но я ничего покупать не буду.

Он махнул рукой, встал, принёс из коридора рюкзак и начал выкладывать на стол затейливо вырезанные деревянные статуэтки. Я взял одну и начал рассматривать, затем перешёл к другим.

Незнакомец оказался настоящим мастером: в фигурках отчётливо угадывались характеры, черты лиц были тонкими и точными, позы – напряжёнными и говорящими, да и вообще всё было так живо передано, что казалось, будто какие-то люди специально позировали резчику. Рассматривая их, я с удивлением обнаружил, что все они изображали одно и то же: стену дома, человека возле неё с занесённой рукой, словно он кого-то прогонял или хотел ударить, и ещё одного – стоявшего перед ним и державшего на плече крест. Всё было вырезано так правдоподобно, что у меня по коже пробежали мурашки. Кроме того, одна фигурка в каждой паре напомнила мне в мельчайших деталях сидевшего передо мной незнакомца – только более молодого и без длинных волос.

— Да, очень интересно, – проговорил я и осторожно, словно боясь повредить, поставил вырезанное чудо на стол. – И как торговля?

— По-разному бывает, – неопределённо отозвался он. – Иногда совсем плохо. А иногда удаётся накопить на билет и немного проехать.

— Интересная сцена, – продолжал я. – Из Библии, верно? Но почему вы вырезаете только её?

Незнакомец не ответил и сгрёб фигурки в рюкзак, оставив одну, затем поднялся и медленно проговорил:

— Благодарю вас за ужин. Вы позволите мне теперь прилечь отдохнуть?

— Подождите, – поспешно, словно боясь опоздать, произнёс я, – вы не сказали, как вас зовут.

— Вы и не спрашивали… Но зачем вам моё имя? – произнёс незнакомец с неожиданной тоской. – Вы ж его завтра всё равно забудете. – Он направился к комнате, но перед дверью остановился и словно нехотя произнёс: – Иногда меня называют Ударившим Бога. – С этими словами он закрыл за собой дверь.

Конечно, я посещал церковь и даже мальчишкой бегал на занятия в воскресную школу, но я не помнил ничего такого, которое бы рассказывало о человеке, посмевшем ударить Бога. Да и Бог был для меня чем-то отвлечённым, как правитель округа, напоминавший о себе лишь раз в год, когда присылал налогового инспектора. Я снова взял статуэтку и принялся её рассматривать. Да, сомнений не было: в человеке с крестом явно угадывались черты Иисуса, а его собеседник напоминал незнакомца… Но никакой связи между всем этим я уловить не мог.

Я поднялся, вышел во двор, аккуратно закрыл дом и быстро, словно боясь передумать, пошёл в центр.

Дежурный в полицейском участке встретил меня недовольно и сонно:

. – Ну, и что у тебя стряслось? Сбежали коровы, и ты пришёл только сейчас, когда все доблестные полицейские давно спят?

— Послушай, – наклонился я к нему, – у меня в доме сейчас спит какой-то странный бродяга. Может, он проповедник, может, ещё кто, но мне проблемы не нужны, а в том, что они будут, я не сомневаюсь. Обязательно донесут…

— Ну-ну-ну, – нахмурился дежурный, – не начинай. Мы тоже не всех прямо-таки слушаем… Как его зовут?

— Он назвал себя Ударившим Бога.

Дежурный хмыкнул:

— Ох уж эти бродяги… Любят они всякие громкие прозвища. Ударивший Бога, Летучий Голландец, Вечный Жид…

Он говорил что-то ещё, но я уже ничего не слышал, поражённый его последними словами…

* * *

За ним пришли рано утром, и кажется, он этому не удивился. Будто знал, что так и произойдёт. Когда его уводили, он ничего не сказал, а лишь посмотрел на меня странным взглядом, в котором мелькнуло что-то вроде благодарности. Но за что он меня благодарил, я не понимаю до сих пор – неужели за то, что я сдал его властям? Его фигурки остались лежать в комнате небрежно разбросанными на столе, хотя я сам видел, как он складывал их в рюкзак. Я собрал их в кучу, выбежал на задний двор, развёл костёр и бросил её в огонь – торопясь, словно желал от чего-то избавиться.

Вскоре после этого начались перемены: коровы приводили двойни, неожиданно поднялось в цене мясо и молоко… Словно где-то открылся источник неиссякаемых благ и непонятно почему решил излиться прямо на меня. Я расширил своё стадо, достроил дом, женился – в общем, «встал на ноги», как говорится. Затем родился сын… Всё наладилось. В своём городке я стал уважаемым человеком.

Но временами мне не спится. И тогда я вспоминаю этот случай, и меня не покидает странное ощущение, что я вмешался во что-то недоступное моему пониманию, в такое, во что не имел никакого права вмешиваться. Ведь Вечному Жиду суждено было скитаться по земле до второго пришествия, а я же…

А фигурка, вырезанная им – та, которую я рассматривал на кухне – стоит на тумбочке возле моей кровати. В той суматохе я забыл о ней – и теперь иногда смотрю на лица, застывшие в одном выражении, и думаю…

Форма — монолог (при оценивании прошу не обращать внимание на несоответствие формы изначально заявленным формам)

Вариации: Мертвецы все знают но не говорят

Нарушивший законы гостеприимства.

Мы узнаем

Не стучитесь в дома мертвецов. Никто не ждет здесь вас, пышущих жизнью, теплом, с горячей алой кровью, струящейся по венам…

Не заглядывайте в окна почивших. Их посмертие не для вас, таких подвижных, ярких, улыбающихся заискивающе и нагло…

Не ищите истин у перешедших на иную сторону. Все истины здесь, в настоящем, в реальности. Никто из них не откроет вам правду. Ответ рядом с вами, прожигающими дни, монеты, родных…

Не просите у мертвецов,

Не молитесь мертвецам,

Не открывайте им свою душу…

Все мы рано или поздно узнаем, о чем молчат мертвые.

Форма — повествование

Вариация — Мертвецы все знают но не говорят

Карфарес и еще шестеро Старейших стояли в самом низу похожего на огромную трубу зала. Это был не зал, а лифтовая шахта приема катеров ближнего поиска. В последнее время она служила местом собраний всего населения космолета.

Вверх по спирали по внутренней поверхности трубы уходила винтовая лестница. Она была заполнена Молодыми. Где-то среди них, юных и талантливых, прекрасных и пылких, находилась внучка Карфареса. Любимая до дрожи в коленях, до ноющей боли в груди – продолжение его самого и сына, погибшего при неудачном столкновении корабля с кометой. Тогда много погибло. Внучка переживала смерть отца остро, долго. Теперь она там, на вершине трубы. Наверное, даже не смотрит в сторону Карфареса. Теперь она в активистах группы пилотов. Разумеется, ведь Карфарес столько лет обучал ее управлению космолетом.

А она ищет «другой путь»…

Молодежь, как всегда, перекрикивала друг друга, перебрасывались между группами лозунгами и речевками. Гомон нестройных речей перекрывал звук двигателей космолета. Чем выше были уровни, тем напряжёнными и яростными становились выкрики.

«Освободиться! Нам не указ! Мы знаем их цель и она не наша!»

Сверху на Карфареса и еще шестерых Старейших летели пластиковые упаковки от продуктов и пустые бутылки из-под воды. А следовало не разбрасываться столь важными материалами. Молодые отличаются недальновидностью. «Мне не пригодится! У меня другие помыслы!» — кричала внучка Карфаресу, когда он отругал ее за невнимательное отношение к растениям в коридорах прогулочных палуб. Там был, конечно, тот парень из отдела прогрессоров. Но все равно, не стоило ей так кричать. Показать себя взрослой можно еще сотней способов.

Карфарес вздохнул и улыбнулся. Молодые, жаркие, категоричные, считающие себя всесильными, только от того, что ноги их крепки и желудки железны. Но головы пусты и не заполнены. Еще не заполнены. Увы, не может мудрость и опыт, облечённые в ветхую шкуру, обогнать пустозвонную юность.

— Мы напишем новый кодекс! Наш кодекс! Ибо не зря назван был предками наш корабль «Покорителем Звезд». Но прежде мы должны покорить изжившее внутри корабля, освободиться от ненужного…

Гоорберн, молодой словоплёт из отсека «архивариусов». Много читал, много смотрел видео, много нейровизировал. С самого детства, когда его мать принесла его в библиотеку и посадила перед первым экраном. Она больше не появлялась в библиотеке, обосновывая это тем, что не чувствует связи с сыном. Все эти годы мальчиком занимался Этерий. Вот он стоит со связанными руками, рядом с Карфаресом. Согбенный, с имплантами зрения, с имплантами слуха, и прекрасно понимающий и без имплантов, что ничего не изменить.

Мальчик! Гоорберн! Перед тобой твои предки! Не мифические, а реальные. А ты не слышишь ни слова из их речей! Лишь коснувшись поверхности проблем корабля, ты готов вытряхнуть из космолёта всех лишних!

Сколько десятков месяцев, пропахших кондиционированным воздухом с искусственными подсластителями «хвоя»или «море», теперь уже старики, Старейшие, нянчились с этими, не видевшими земную твердь, детенышами? Много. Никто и не вспомнит, как единовременно накрылась система обогрева жилых палуб и охладители трубопровода из отсека двигателей. Тогда детей, всех детей, собрали на одной палубе и в течении 20 часов корабельного времени переносили на руках из одного отсека в другой, чтобы сначала согреть, потом чуть остудить. Пока бригада из ремонтников металась по внешней обшивке в поисках неисправности. Да мало ли было…

Мы были слишком преданы детям. Почему? Только лишь потому, что они из одного с нами вида существ? Только ли потому, что посыльные человечества должны достигнуть той сияющей точки в конце пути?

«Почему мы их любим, Карфарес? Почему не заставим их умереть вместе с нами?» — спросил Этерий, когда все оставшиеся на космолете Старейшие были «арестованы» и посажены в неуютную каюту почти у самого технического лифта. Недалеко от отсека утилизации. Что символично. Молодые окрепли и, воспользовавшись слабостью Старейшин, чисто физической слабостью, тут же списали стариков со всех счетов.

Может, и Земля, отправляя давным-давно юных в космос на «Покорителе Звезд» пыталась отделаться, освободиться от части разросшегося населения? Мы были преданы Земле, когда согласились выполнить задачу, поставленную правителями, и были преданы ею, выбросившей нас. Знавшей, что это путь в один конец.

«Может, мы потеряли связь с родной планетой и потому распадаемся?», пробормотал Карфарес.

«Нет», — сказала Старейшая Ниель. – «Мы их слишком любили. И этим ограничили. Мы должны были дать им право вести корабль, даже если бы они изменили курс. Мы сопротивлялись – и вот отброшены и не нужны, как взятая преграда».

«Изжившему свой ресурс человеку не следует занимать место на распределительном камбузе. Он с достоинством должен уйти в далекий космос! Мы сами...» — последние слова Гоорберна заглушили вопли одобрения. И площадка с семью стариками начала движение в сторону отсека утилизации.

Форма — повествование

Вариация — Будешь предан — будешь пЕредан.

Фамильная реликвия

Дракон взревел и пошёл вперёд. Принц храбро выставил меч перед собой, гигантская рептилия открыла пасть и выдохнула струю огня, на которую было жарко даже смотреть. Принц совершенно скрылся из вида за красно-оранжевыми всполохами, но вот пламя бессильно опало, нисколько ему не повредив, и минуту спустя дракон был повержен деревянным мечом прямо по носу.

– Поздравляю с победой, ваше высочество, – сказал дракон, склонив голову перед мальчишкой лет восьми. – А теперь вам пора на занятия.

– Ну, Кон, – обиженно протянул принц. – Давай ещё!

Но ящер остался непреклонен.

– В другой раз, – сказал он, вытянул шею, перехватил принца пастью поперёк туловища и понёс, принц же вопил, смеялся и пытался подёргать дракона за длинный ус, так дразняще шевелящийся совсем рядом!

– Кон, пусти, ты должен меня слушаться, ты же мой!

– При всём уважении, – усмехнулся дракон, выложив свою ношу из пасти на огромное кожистое крыло, – я пока не ваш, ваше высочество, а вашего многоуважаемого отца. Вот когда вы станете королём…

– Зануда, – буркнул принц и обиженно надулся. Впрочем, это не помешало ему по крылу перебраться ящеру на спину, уютно умоститься между двух зубцов на хребте и залихватски пришпорить дракона пятками, как лошадь. – Дай усы, а?

Получив запрошенное, принц цепко схватился за усы и тряхнул ими, словно вожжами.

– Поехали!

– Так значит, вы уже не возражаете против посещения занятий? – хмыкнул дракон.

– Зануда, – повторил принц с улыбкой. – Так и быть, вези меня наставникам на растерзание!

Кон – сокращение от Дракон, конечно же – был символом страны в общем и королевской династии в частности. Он оберегал королей и их наследников на протяжении многих поколений, его изображение красовалось на королевском гербе и королевской же печати, даже подпись свою правители предпочитали изображать фигурно, чтобы она силуэтом напоминала могучего ящера.

Казалось, что Кон был всегда, и уж точно никто не помнил, как именно у королевской династии появилась столь необычная семейная реликвия. А вот дракон не забывал ни на минуту.

В конце концов, когда двух сошедшихся в смертельной схватке существ погребает под обвалом, сошедшим из-за переизбытка магии, этот момент либо остаётся в памяти до конца жизни, либо вообще не успевает запомниться, потому что ты умираешь мгновенно. Дракону и его противнику повезло, они выжили, но оказались заперты в пещере. Чтобы выбраться на свободу, им пришлось объединиться, и спустя неделю под свет солнца выползли уже не злейшие враги, а почти братья.

Когда восторг по поводу вновь обретённой свободы угас, настала пора решать, что делать дальше. Не просто так ведь Гартак, талантливый воин и маг, отправился дразнить дракона.

За голову ящера, изводившего окрестные деревни вот уже несколько лет, была назначена весомая награда – право претендовать на руку принцессы, единственной наследницы престола. И Гартак мрачно сообщил, что всего лишь успел первым. За ним придут и другие желающие, и рано или поздно кому-то да улыбнётся удача.

Кон пессимизма друга не разделял и лишь, ехидно скалясь, заявил, что не видит в этом никакой проблемы.

На следующий день Гартак доставил к королевскому дворцу голову крылатого ящера. Дракон шёл в комплекте, был взнуздан, осёдлан и всячески изображал хорошую ездовую лошадь. Доказательство победы было более чем весомым, и Кон остался со своим другом

в качестве домашнего питомца. Защищал от покушений, гонял разбойников на дорогах, а позднее – нянчил юного принца, появившегося на свет вскоре после свадьбы.

Увы, век человека короче драконьего. После смерти Гартака, казалось, Кона ничто уже не удерживало при дворе. Однако он остался, с клыкастой усмешкой заявив вступившему в права преемнику короля, что тот в наследство получил не только корону, но и здоровенную крылатую ящерицу.

Новоявленный король совершенно не возражал, будучи знакомым с Коном с детства, и с наступлением старости завещал дракона уже своему наследнику, закрепляя традицию.

Сейчас Кон был уже не так лёгок на подъём, редко выбирался за пределы города и предпочитал ходить по земле, а не летать. Годы брали своё, даже драконы стареют, хоть на это им нужны многие и многие века.

Жалел ли он о том, что большую часть жизни служил людям? Нисколько.

Юный принц спрыгнул на землю, весело улыбаясь, помахал дракону ладонью и скрылся во дворце. Оставалось лишь надеяться, что он не заблудится по пути в комнату для занятий.

Кон улыбнулся мальчишке вслед. Ради таких моментов определённо стоило становиться фамильной реликвией.

Форма — повествование

Вариация: синтез всех трех тем

Венерина мухоловка

Полуразрушенный дом на сваях полыхнул разом, словно облитый бензином.

— Табань! — рявкнул Викинг.

Зюзя хекнул и налег на весло. Шахтер и Лори, сидевшие на носу лодки, перекрестили горящее строение дулами автоматов — от печной трубы до свай и от крыльца до пристройки. Гамма и Булат, обороняющие корму, щурились в прицелы карабинов на всполохи, плясавшие по мелкой ряби темной реки.

— Парни, это не огонь, — настороженно проговорил Шахтер.

В этот момент дом внезапно погас и зашипел, окутавшись черным дымом, словно мутировавший гриб-дождевик, разбрасывающий споры. Шипящая туча сорвалась с места, быстро пронеслась над излучиной реки и исчезла в прибрежных зарослях.

— Это светляки, — Зюзя растерянно отмахнулся от искорки в пол-ладони величиной, которая мигнула и понеслась вслед за стаей. — Откуда их столько?

Ему никто не ответил.

Тишина. Мягкий плеск серых волн о заплатанный борт резиновой лодки. Утренние сумерки клубились туманом.

Викинг медленно опустил автомат и взялся за весло. Зюзя подладился своим, и лодка тронулась дальше. В пути гребцы еще раза три хватались за оружие, но потом даже дергаться перестали.

— До войны мой отец строил дачу, — задумчиво сказал Лори. — Двухэтажную, с широкой лестницей. И в стене напротив каждой ступеньки он вмонтировал светодиоды. Идешь — загораются. Прошел — погасли. Ничего не напоминает?

— Вряд ли нам дорогу подсвечивают, — отозвался Шахтер, поправив налобный фонарь. — Скорее, это нас кому-то показывают… Как думаешь, командир?

— Приплыли, — буркнул Викинг. — Давайте к берегу.

Воздух отсырел, придавленный к земле темными клокастыми тучами. Туман дрожащими пальцами забулдыги цеплялся за прибрежные кусты, в которых отряд замаскировал лодку.

Гамма ступил на сухой берег последним, задел полуметровый черный росток, и земля вокруг него схлопнулась. Булат, рыча, заколотил ножом по мохнатому стеблю в обхват толщиной, но из плотно сомкнутых челюстей неизвестного растения уже не доносилось ни звука. Викинг и Шахтер, стараясь не дотрагиваться до влажно поблескивающих шипов, всунули между мясистыми створками весла, с трудом отжали несколько сантиметров… и тут зеленые челюсти с алым нутром раскрылись сами.

Когда приступы рвоты утихли, Зюзя лихорадочно вытер губы и дрожащим голосом проговорил:

— Мы же осмотрели берег… И я смотрел, и Шахтер, и Булат, все смотрели!

— Хватит, — поморщился Викинг. — Здесь никто не виноват. Ты первый раз в рейде, пацан, это понятно… Как ни страшно звучит, но… если выживешь, то привыкнешь.

Через час на пути к электростанции они потеряли Лори — точно так же, быстро и страшно. А когда электростанцию миновали, в зеленые челюсти попал Булат.

Зюзя, которого вновь скрутил приступ тошноты, отдышался и невидяще уставился на далекий изломанный метромост. Тот щетинился арматурой, словно гигантская мохнатая гусеница ядовитыми волосками.

— За нами следят, — прошептал парень серыми губами. — И убивают поодиночке…

— Сдурел? — хмыкнул Шахтер. — Смотри, в штаны не наложи, с перепугу-то.

— Ходу, — сухо бросил Викинг. — До вечера мы должны…

— Он прав.

Все трое вскинули оружие и заозирались.

— Тихо, тихо, — успокаивающе проговорил голос. — Я сейчас выйду с поднятыми руками и кое-что предложу. Со мной еще собака, не пугайтесь. И ее не пугайте. Уговор?

— Уговор, — помедлив, настороженно отозвался Викинг.

Незнакомец шагнул из-за бетонной глыбы — высокий, плечистый, в какой-то совершенно невероятной тактической броне, обвешанный оружием. Шахтер выдохнул сквозь зубы, а Зюзя часто заморгал и выбрал свободный ход спускового крючка. Мужчина демонстративно растопырил обе пятерни, выждал пару секунд. Двумя пальцами стянул с лица плотную маску и дружелюбно представился:

— Егор Лихачев. Можно Лихач. Собаку мою зовут Север. Он показываться не спешит, потому что… просто потому что. А пацан прав. На вас охотятся.

Викинг сдвинул брови:

— Ты, мужик, не рехнулся ли, часом?

— Ничуть, — усмехнулся Лихач. — Просто растения здесь мутировали в очень… умных тварей. Но Север чует эти ловушки, а я умею их обходить. Так что мы как бы здешние спасатели. Если встречаем людей, стараемся вывести их из города живыми. И вас тоже попробуем вывести.

— Неужели? — Викинг и не думал опускать оружие. — А взамен что?

— Ничего.

— Типа за просто так возьмете и выведете?

— Да.

— А кто мы такие и куда идем — не интересует?

— Нет.

Помолчали. Егор переводил невозмутимый взгляд с одного путника на другого и ждал, когда они согласятся.

— И на хрена ты все это делаешь? — Викинг чуть отвел дуло автомата.

Лихач пожал плечами:

— Почему бы и нет.

— Преданность сдохшим идеям гуманизма? — Викинг усмехнулся, опустил оружие и кивнул на запад. — Хорошо. Нам нужно в ту сторону.

— Станция метро. Торговый центр. Подход к вокзалу, — Лихач прищурился, растопырив три пальца. — Это где хуже всего. От вокзала пойдете сами, дальше вполне безопасно… пока. Идем. И молча.

Егор спрятал лицо под маской и зашагал вперед, не заботясь о том, следуют ли за ним остальные. Когда он проходил мимо очередной бетонной глыбы, из-за нее к хозяину протрусил хаски в бронебойном жилете.

Шахтер хмуро посмотрел на Викинга и покачал головой, однако командир жестом показал идти за непрошеным проводником.

Вскоре маленький отряд подошел к огромному пролому в земле. Сквозь переплетение балок и арматур проглядывали искореженные крыши вагонов метропоезда.

Север, приподняв морду по ветру и чутко поводя ушами, крался впереди. Движения Лихача приобрели необычайную плавность. Он будто плыл над поверхностью — армейские ботинки с высокими берцами едва шуршали по бетонному крошеву.

— Чисто, — негромко сказал он, не оборачиваясь. — Давайте быстрее.

Через пару часов вдали показался торговый центр, и его решили обогнуть по парковке. Возле самого въезда, пробираясь между ржавыми машинами, Север утробно зарычал, сделав стойку на когда-то черный облупленный минивэн. Егор подал знак обхода и, крадучись, двинулся правее. Викинг и Зюзя последовали за ним, а Шахтер, недобро покосившись на Лихача, решил заглянуть в автомобиль. Минивэн подбросило вверх с таким грохотом, будто под ним взорвалась связка гранат.

— Черт! — заорал Егор. — Вот черт! Бежим!

Трое мужчин и собака, уворачиваясь от еще двух клацающих зеленых челюстей, рванули к выезду с парковки, промчались по асфальтовой площадке и остановились только на другой стороне улицы, возле обгоревшей девятиэтажки.

Викинг остановился и с яростным воплем выпустил в сторону торгового центра длинную очередь. Зюзя прислонился к стене дома и сполз по ней, вцепившись зубами в запястье.

— Север, — шепнул Егор, когда автомат Викинга сухо щелкнул и замолк. — Как же так, Север?..

Пес жалобно моргал и переминался с лапы на лапу.

— Это все ты! — выпалил Зюзя срывающимся голосом. — Никто за нами не охотится, это ты нас куда-то заманиваешь! Шахтер догадался, и ты его убил!

— Прекратить! — нахмурился Викинг. — Шахтеру просто не надо было туда соваться… — Он тяжело вздохнул и сказал более мягко: — Давай мы поищем место для привала, а ты пока здесь побудь, приди в себя.

Парень угрюмо кивнул.

Как только Егор с собакой и Викинг отошли метров на пятьдесят, из окна второго этажа на голову Зюзи мягко опустился влажно поблескивавший зеленый побег.

Викинг погиб вечером, на пороге вокзала.

Егор стоял напротив Зюзи и молчал.

— Мне нужно передохнуть, — надтреснутым голосом сказал парень.

Лихач кивнул. Они прошли в зал ожидания и устроились в уцелевших креслах, а Север со вздохом уселся у ног хозяина.

— Послушай, Зюзя, — неловко заговорил Егор. — Ты можешь подумать, что я сумасшедший, но эти растения и правда…

— Не надо! — Парень вскинул руку в протестующем жесте. — Не сейчас.

Пару минут спустя он встал.

— Я отлучусь ненадолго, хорошо?

Лихач кивнул и указал на выход к перронам:

— Там всегда было безопасно.

Парень не спеша пересек зал ожидания, вышел на крытую бетонную площадку и растворился в наступающих сумерках. Егор посмотрел на Севера:

— Присмотри за ним, что ли…

Север умчался легкими прыжками, а минут через пять раздался тревожный лай и выстрелы. Егор рванулся к выходу и увидел вдалеке фигуру Зюзи. Парень стоял на крыше сошедшего с рельс вагона, опустив оружие, и смотрел куда-то вниз.

Егор не стал его окликать. Перебежками, оглядываясь, он приблизился к вагону и по раскуроченной стене легко взобрался наверх.

— Зюзя, кто стрелял?

— Я, — глухо отозвался парень. — Подойди…

Лихач сглотнул внезапно подступивший к горлу ком, подошел ближе и внизу, на черной обгоревшей земле с легким запахом креозота, увидел безголового Севера. Пес был теперь белым и красным, ярко-красным…

— Ах ты ж…

Зюзя вскинул на Егора глаза, полные дикого ужаса.

— Прости, но я…

Под ногами Лихача взорвалось железо. Изнутри сомкнувшихся зеленых челюстей донеслись глухой вопль и несколько ударов — и все стихло.

—… очень хочу жить, — закончил Зюзя.

Позади него заскрежетало, и крышу вагона разворотило еще одно гигантское хищное растение. Зюзя хотел отпрыгнуть, но не смог.

Венера успокоилась. Чертов Лихач с его чертовым псом сдохли. Сначала они ей понравились, особенно собака. Венера их приютила, даже стаю волков-мутантов как-то раз отогнала, а они… они принялись уводить у нее живые игрушки! Сами виноваты, что ей пришлось побеседовать с умирающим от страха человечком. В обмен на свою жизнь скулящий человечек стал мухоловкой. Только вот мухоловке Венера ничего не обещала.

Возможно, когда-нибудь люди догадаются, что Венера живет своей, особенной жизнью. Но это будет еще очень, очень не скоро. А к тому времени она научится командовать не только светляками и хищными растениями.

Спи, Венера, пора отдохнуть. Она совсем недавно придумала себе такое имя, и оно ей очень нравилось — красивое имя для красивого когда-то города, уничтоженного людьми в Третьей мировой.

Венера поежилась под покрывалом вечерних сумерек, обрушив пару дряхлых пятиэтажек на окраине, и задремала.

Форма — сказ

Вариация: Нарушивший закон гостеприимства

Два рыбака и Озёрный хозяин

Жили были два друга, Иван да Фёдор. Вместе рыбачили, вместе продавали улов. Фёдор часто жадничал при разделе выручки, забирая себе большую часть, да Иван не обижался. У Фёдора ведь и семья побольше, и хозяйство есть. А значит, ему деньги нужнее. Родители с ним вместе живут, и жене обновки требуются, и ребятишек полон дом. Ещё и сёстры на выданье… Большая семья!.. А у Ивана что? Маленькая хибарка, в которой живёт он сам да старик— отец. Всего и хозяйства, что рыжий пёс…

Как-то застала рыбаков на озере буря. Перевернуло большой волной лодку, и оказались друзья в воде. А Фёдора ещё и о камни ударило… И кормить бы ему собой рыб, если б не Иван. Подплыл он к нему, ухватил крепко, не давая утонуть. И погреб к берегу, таща за собой друга…

Озеро бушевало, грозило утопить обоих, но храбрец не сдавался… Из последних сил вытащил он Фёдора на берег, и сам рухнул рядом… После же ни словом не обмолвился о том случае. Не любил хвалиться.

Много ли, мало ли времени прошло, стал Фёдор не то, чтобы богатеть, но денег прикопил изрядно. И мать с отцом, и ребятишки обуты-одеты, и жене узорный платок с ярмарки привёз. Дом, почитай, заново отстроил. И, наконец, сестёр замуж выдал. Не за Ивана, конечно, зачем ему зять— голодранец? За хороших парней из соседних сёл.

Одним словом, начал Фёдор зазнаваться, на друга свысока поглядывать. И зазорным теперь казалось самому на рыбалку отправиться. Стал просить Ивана порыбачить за обоих. Мол, недосуг мне сейчас, да и немочи одолели… А сам глаза прячет.

Ивану что! Согласился. Вот так и пошло с тех пор. Рыбачит Иван один, рыбу продаёт, а выручку по доброму сердцу да старой памяти большую часть отдаёт Фёдору. А у самого хибарка совсем прохудилась, и старик-отец разболелся…

Тут и приключилось с ним чудо великое. Вышел раз он рыбачить на озеро, закинул сети. Попалось немного рыбы… «Мало, — решил Иван, — и одному не хватит. » И закинул снова. Вновь попался небольшой улов… «Мало, — думает рыбак, — на двоих не хватит, и продать нечего.» И вновь закинул. Тут пришла ему удача, запуталась в сетях царская рыба, златоперый окунь!

Удивился Иван. Сколько на этом озере рыбачил, никогда о такой рыбе не слышал. Стал прикидывать, кому бы продать рыбину. «На боярский двор нести надо, — решил рыбак. — Там, чай, больше дадут. Можно б и царю-батюшке, да уж больно далека столица, когда ещё рыбу довезешь! А и обокрасть в пути могут...»

Тут окунь и скажи ему слово русское: «Не губи меня, Иван, пользы от моей смерти никакой не станет тебе. А боярина и не увидишь, стража тебя в шею вытолкает. И ни денежки не заплатит!.. Послушай— ка лучше меня. Не простой я окунь, а Озёрный хозяин. Отпустишь на волю — будет тебе награда великая! Видишь кольцо на моём хвосте? Сила в нём волшебная. Тот, кому оно подарено, удачливым да везучим станет. Возьми его, дарю его тебе!.. Только помни, не забудь: ежели кто недобрый коснётся кольца, оно силу свою потеряет».

Поблагодарил Иван, снял кольцо с окунева хвоста, а самого окуня в воду пустил. Воротясь же домой, буркнул Фёдору, что улов нынче небогатый…

***

С той поры стали замечать люди: везёт Ивану до странности! За какое б дело ни взялся, всё к его пользе оборачивается. Выйдет рыбу ловить — непременно с богатым уловом воротится. Поедет продавать улов, — так всегда продаст выгоднее. А то в лес пойдёт, за ягодой. Другие по корзинке наберут, а он короб ягоды притащит. И какой ягоды! Самой что ни на есть спелой да крупной! И в руках-то всё у него спорится. Дом начал строить, взамен хибарки прогнившей: любуются люди. Не строит Иван, а будто песню поёт. И дом у него выходит ладный да крепкий. На заглядение!

Стал завидовать ему Фёдор. Казалось бы: у самого всё есть, дом полная чаша. Ан нет, от Ивановой удачливости на душе кошки скребут!

Купил Иван неказистую коровенку, а она молока много давать стала.

«Да что ж это за везенье такое, — рассердился Фёдор. И призадумался. — Ворожит кто-то Ивану, — решил он. — Тут дело нечисто!»

А Иван тем временем к своей соседке Лукерье посватался. Небогата Лукерья, зато скромна да приветлива, а уж красавица — другой такой не найдешь! Многие к ней сватались, да всем девушка отказала, не желая разлучаться с отцом-матерью. А тут как-то сразу согласилась. А сама зарумянилась, очи ясные опустила…

Тут уж Фёдор и вовсе покой потерял. Зависть ему душу изъела!.. Стал он думать, как бы разузнать о причине такого странного везения. И решил, наконец, Ивана в гости позвать…

Не подумал Иван, что старый друг худое замышляет. Собрался, да и пришёл к другу под вечер.

Фёдор встретил его ласково, ни дать ни взять радушный хозяин. Усадил за стол, стал кушаньями разными потчевать, винами угощать. Угощает, а сам всё про жизнь Иванову выспрашивает. Словно бы не знает ничего.

Захмелел Иван, да во хмелю-то про заветное кольцо и проговорился. Показал кольцо Фёдору, рассказал, как оно к нему попало…

Фёдор кольцо в руки взял, повертел, обратно Ивану отдал. Словно все равно ему. А самого злоба душит, аж весь в лице переменился!

Заметил это Иван, спрашивает, мол, что это с тобой, друг, с чего помрачнел так?

«Голова разболелась, » — отвечает Фёдор сквозь зубы. А сам радушней прежнего угощает, мол, кушай, гость дорогой!…

Стало смеркаться. Заикнулся Иван, что домой ему пора.

Фёдор его ни в какую не отпускает. « Куда это ты, на ночь— то глядя, собрался?.. Опасно по ночам ходить, за оврагом волки обьявились. Переночуешь у меня, и баста!»

Поупирался Иван для вида, и остался ночевать у Фёдора.

Тот уложил его спать в сарае, на соломе, благо, лето стояло. Не стал и звать жену Марью, сам постелил другу. Пожелал спокойной ночи и ушёл….

Только не суждено было стать этой ночи спокойной. Ведь задумал Фёдор дело недоброе. Подождал он, когда друг уснет покрепче, подкрался тихонько — и схватил Ивана за горло!

Забился Иван, захрипел, попытался сбросить душившие его руки, но куда там! Мёртвой хваткой держал его Фёдор, не давая вырваться, глотнуть воздуху…

Так и задушил он Ивана.

После же, озираясь, снял у него с пальца кольцо. А мёртвое тело погрузил на тележку, на которой обычно вывозил мусор из сада. И торопливо повез прочь по тёмной дороге…

Вот и овраг, о котором недавно говорил Ивану. Тёмные кусты кругом, а дна не видно… Остановился убийца на краю оврага, помедлил, прислушиваясь. Всё тихо кругом, но чудится нечистой совести, будто наблюдает кто-то… Сбросил поскорее Фёдор мёртвое тело в овраг, да и бегом покатил тележку обратно. Катит — то и дело оглядывается: всё мерещится ему, что кто-то в спину смотрит!.. А прибежав домой, накрепко закрыл за собой дверь на тяжёлый засов. Отдышался немного, и только тут про Иваново кольцо вспомнил. Вынул его из кармана, а кольцо ему словно руки жжет… Поскорей положил Фёдор кольцо в шкатулку, а ту спрятал на дно сундука. А сам спать лег.

***

А над оврагом в ночи волчьи глаза светятся. Как раз к Ивану серые подбираются. Близко уже подошли, вот-вот рвать станут!

И тут человек из-за кустов вышел! Обычный вроде человек, синий кафтан на нём.

Только увидели его волки — сразу хвосты поджали и убрались прочь.

А человек подошёл к Ивану, нагнулся над ним, головой покачал. Вынул из-за пазухи маленький кувшин, да и побрызгал водой из него на Ивана.

Пошевелился тот, открыл глаза, сел. Рукой горло трет. «Ох, — говорит, — какой дурной сон я видел!»

Усмехнулся на это человек в синем кафтане: «Ты бы, мой дорогой, ещё долго спал, кабы не я. Говорил ведь тебе: не давай моего кольца кому попало! Счастье твоё, что я владенья свои обходил, да что живая вода при мне оказалась!»

Понял Иван, что перед ним Озёрный хозяин, и низко поклонился, благодаря за своё спасение.

А тот и говорит ему: " Нельзя тебе, Иван, в село возвращаться. Пусть твой недруг тебя мертвым считает. Ступай за мной, к моему озеру. Я тебя рыбой щукой оберну! Будешь мне служить верно — щедро награду! "

Почесал Иван в затылке, да и спрашивает: " Как же я назад человеком стану? Не охота ведь весь век рыбой прожить!"

Озёрный хозяин отвечает: " Дело это нехитрое. Коли сыщется человек, что тебя любит верно, пусть придёт на берег да покличет тебя по имени. Только если год и один день пробудешь рыбой, останешься у меня в озере навсегда! “

Тут как раз они к озеру подошли. И Озёрный хозяин велел Ивану в воду прыгать. Прыгнул тот — и обернулся в воде щукою зубастою…

***

А Фёдору всё не спится, ворочается он с боку на бок. Всё думает, как бы от себя вину отвести. Чуть рассвело, он говорит своей жене, Марье: « Эх, упрямый Иван, хоть кол на голове теши! Не послушал меня, отказался ночевать, ушёл на ночь глядя. Ни волков, ни людей не добрых не боится. Надо бы проверить, дошёл ли домой». И послал жену узнать, что в селе делается, о чём люди говорят.

Воротилась Марья, сказала, так и так, мол, нету Ивана, не возвращался.

Покачал головой Фёдор, будто бы беспокоится о друге. А сам за себя боится, вдруг кто-то видел его ночью?

Злые вести расходятся быстро. Не прошло и полудня, как всё село уже знало, что Иван пропал. Стали люди его искать, да тщетно. Всё вокруг обшарили. Но никому и в голову не пришло обвинить Фёдора. Все знали о его давней дружбе с Иваном.

А Фёдор осторожен был, про кольцо старался не вспоминать. Правду сказать, боялся он теперь кольца этого. Волшебное оно. А ну как отомстит за своего хозяина? А тут ещё запасы деньжат таять начали. А выходить рыбачить Фёдор боится, вдруг Озёрный хозяин про Ивана спросит да правды дознается?.. Вот и думает он, где денег взять…

Тут-то и приснился ему Иван.

Усмехнулся, спрашивает: «Что ж ты, Фёдор, кольцо моё не носишь? Из-за него ведь жизни меня лишил, не посмотрел, что я тебе друг и гость твой… Али меня боишься?..»

Федор онемел от страха.

А Иван погрозил ему, и говорит: « Носи кольцо, не то каждую ночь являться стану, покоя тебе не дам! И рыбу лови! »

И засмеялся. От смеха того проснулся Фёдор весь в поту. И сразу полез в сундук за кольцом… Надел кольцо, а после вдруг собрался да и поехал на озеро.

И странное дело, начало ему везти, как доселе Ивану. Рыба в сети попадалась хорошая, крупная. И покупатель быстро сыскался, дородный, важный человек в синем кафтане. Велел этот человек только ему одному рыбу продавать, а платил щедро, за каждую рыбину давал золотую монету… В скором времени стал себя Фёдор богачом чувствовать. Золотых монет у него много скопилось. А только ничего не покупает на них, жаль ему тратить своё золото. Хозяйство у него всё хуже и хуже идёт, домочадцы обнищали, голодать начали. А Фёдор на них зло покрикивает, сам же знай деньги прячет… В селе его скрягой называть стали.

Но вот как-то увидел он снова во сне Ивана.

Спрашивает Иван: «Что ж ты деньги— то не посчитаешь? Деньги счёт любят!» И опять засмеялся чему-то… Словно знал что-то, неведомое Фёдору.

На другой день заперся Фёдор в сарае, решил и впрямь деньги пересчитать.

Жена Марья его по хозяйству хлопотала. Вдруг услышала — кричит её муж страшным голосом. Кинулась к сараю, а он заперт! Стучала, звала — не откликается Фёдор. Что делать? Бросилась за подмогой к соседям. Выломали дверь, видят: сидит Фёдор, смотрит перед собой неподвижно. Не живой и не мёртвый. А перед ним ящик большой раскрыт. Только вместо золотых монет в ящике том — озёрная серая галька…

***

После этого приснился вещий сон и Лукерье. Будто пришёл к ней Иван и говорит:" Не бойся меня, не мёртвый я. Только плаваю теперь в озере щукой зубастою. Коль любишь меня, ступай скорее на берег, да кликни меня. Тотчас колдовство спадет, и я вновь человеком стану!"

Послушалась Лукерья. Пошла на берег озера, да и позвала Ивана. В тот же миг из воды на берег щука выпрыгнула. Ударилась оземь — и Иваном обернулась.

Подошёл Иван к невесте своей, взял её за белые руки — и поцеловал в уста. А после поклонился низко озеру, благодаря его хозяина за доброту и ласку.

Вариация: будешь предан — будешь передан

Силлабо-тонника.

Вечерний сонет

Окно на запад. Предзакатный свет

В ловушку пойман — в комнате все ало.

Мой летний день уже сошел на нет,

И как соединить конец с началом?

Предательство ли, торопить рассвет

Иль стоит верным быть в большом и в малом

Сюжету, если в жизни есть сюжет,

Реальному, забыв о небывалом? —

Узда беспечно скачущим годам…

Но, вдаль не глядя, что я передам

Тому, кто будет завтра здесь, в закате?

Мгновенье счастья полным проживу —

Чуть-чуть в мечтах, немного наяву.

Моей души на все, что мило, хватит.

Вариация: Нарушивший закон гостеприимства

Силлабо-тоника

На полдороге

Банально. Захлопнув двери,

Отрезала чувства напрочь.

Не помню. Не жду. Не верю.

Упала я с неба навзничь.

Земля прорастает в веки,

Молчаньем сдавило горло.

Рассвет мой, он был иль не был?

Да что ж… Возвращаться поздно.

Чернеет, клонясь по ветру,

Слагая ветвями стоны,

Та смоква, что на поверку

Впитала забвенья воду.

Сломавшись на полдороге,

Рассеяв в песках таланты,

Молчат, в пустоту врастая,

Бессмысленные атланты.

Объём прозаических работ — от 500 до 10000 знаков; объём поэтических работ — от 3 до 60 строк.

1. Игра «Кот в мешке» проводится 1 раз в месяц в три этапа.

Этап №1 — подготовительный (он же — «Кот в мешке»). Длится 5 дней, в это время происходит:

1.1 Сбор игроков (9 человек). Участник даёт согласие на игру путём соответствующего комментария в топике. Тема игры не объявляется ведущим до тех пор, пока не закончится набор игроков.

1.2 Распределение по командам (3 команды по 3 человека в каждой) с помощью генератора случайных чисел.

1.3 Открытое объявление темы ведущим (в качестве темы может выступать изображение или музыка); предложение любым игрокам-участникам команд задать три вариации предложенной темы. Игрокам даётся 15 минут на то, чтобы обдумать вариации. Допускаются консультации по этому поводу в командных личках. Ведущий начинает приём вариаций через 15 минут после объявления темы. После третьей вариации приём подтем закрывается.

1.4 Открытое объявление трёх литературных форм по выбору ведущего (сюжет, описание, размышление, диалог и прочее — см. инструкцию ниже), в которых должны быть написаны произведения. Допускается сочетание литературных форм на усмотрение ведущего. В одном туре обязательно должна присутствовать одна несюжетная литературная форма.

1.5. Анонимный выбор игроками вариаций и форм, в которых будут написаны их работы. Запрещается объявлять открыто о выбранных подтемах и формах.

1.6. Игрокам разрешается соавторство в рамках одной команды. В соавторстве может принимать участие как вся команда, та и двое по индивидуальному выбору. Однако количество работ, представленных на конкурс от одной команды, в этом случае не должно быть меньше 4: 3 работы индивидуальные, 1 работа соавторская.

1.7. Участникам одной команды разрешается общение в общей командной личке или в личках между собой на заданную тему тура и её вариации в следующих рамках: вычитка друг друга (по необходимости), обмен идеями, выбор прозы или поэзии — в случае смешанной команды поэтов и прозаиков.

1.8. Разрешается использование поэтических элементов в прозе, если это необходимо для сюжета или идеи произведения.

1.9. Игрокам — по желанию — разрешается комбинировать в своих работах элементы обеих оглашённых открыто подтем.

Виды речи как художественное средство создания образов

1. ПОВЕСТВОВАНИЕ — рассказ о чем-либо, сюжетный тип текста. Представляет собой рассказ о действии, процессах, событиях во временной последовательности. Этот тип речи характеризует цепная связь между предложениями. Повествование динамично, преобладает глагол и обстоятельственные слова, в частности обстоятельства времени.

Примером текста повествовательного типа может служить изложение биографических сведений, сюжета литературного произведения или отдельного его эпизода, рассказ об истории создания и публикации литературного произведения, исследовательской работы и т.п.

2. РАССУЖДЕНИЕ — умозаключение, ряд мыслей, изложенных в логически последовательной форме. Передает логическое развитие мысли. Как тип речи оно широко представлено в работах исследовательского характера, диссертациях, а также в лекциях, учебниках. Например, при сравнении точек зрения, позиций, теорий и доказательстве верности / ошибочности одной из них, при аргументации того или иного положения, рассмотрении какой-либо гипотезы с целью установления ее правильности или ложности; при выведении, установлении некоторых закономерностей, правил на основе исследования фактического материала и т.д.

Композиция рассуждения такова: первая часть — тезис, т. е. мысль, которую надо логически доказать, обосновать или опровергнуть; вторая часть — обоснование высказанной мысли, доказательства, аргументы, подтверждаемые примерами; третья часть — вывод, заключение.

В этом предложении автор высказывает свою мысль на определенную тему, поэтому это рассуждение.

3. ОПИСАНИЕ — изображение чего-либо (словесное рисование). Относительно законченная часть текста или текст, которые содержат перечисление одновременно существующих явлений, предметов, понятий и т.д. и их признаков, дефиниций, указаний на их практическое применение, связь с другими явлениями, предметами, понятиями и т.д. Благодаря описанию создается целостное представление о предмете или явлении. Если в тексте рассказывается о регулярно повторяемых действиях (например, описывается типичный день персонажа), то это описание, а не повествование. Типы описания:

— ПЕЙЗАЖ — описание природы.

— ИНТЕРЬЕР — описание помещения.

— ПОРТРЕТ — описание внешности человека.

— ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ — портрет, который через внешность раскрывает характер персонажа.

4. ПРЯМАЯ РЕЧЬ (РЕЧЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ГЕРОЯ) — может выражаться как:

— ДИАЛОГ — разговор между действующими лицами.

— МОНОЛОГ — развернутое, значительное по объему высказывание действующего лица, обращенное к себе или к другим персонажам, но, в отличие от диалога, не зависящее от их реплик.

— ВНУТРЕННИЙ МОНОЛОГ, ВНУТРЕННЯЯ РЕЧЬ — мысли действующего лица, переданные им самим или автором. Для такого монолога типичны прерывистость речи, незаконченные фразы, не связанные внешне друг с другом синтаксические построения. Монологи подобного типа могут воспроизводиться в строго литературных формах, но могут включать в себя и грамматически не оформленные элементы, чтобы показать работу не только сознания, но и подсознания.

— СКАЗ — особый тип монологической речи — своеобразная литературно-художественная ориентация на устный монолог повествующего типа, это художественная имитация монологической речи, которая, воплощая в себе повествовательную фабулу, как будто строится в порядке ее непосредственного говорения" (В.Виноградов). Авторская речь сказа поглощает диалог, речь героев сливается с ней в единую стилизованную речь, диалогические черты которой имитируют живую речь. В сказе широко используются просторечие, диалектизмы, профессиональная речь. Обращение к сказу часто связано со стремлением писателей вывести на сцену нового героя (обычно далекого от книжной культуры — Н.С. Лесков, В.И. Даль, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголя) и новый жизненный материал. Сказ дает этому герою возможность наиболее полного самовыражения, свободного от авторского «контроля».

— Баллада. Классическая баллада состоит из трёх строф объёмом 7-10 строк с преобладанием одинаковых рифм (ababbcc для семистрочной, ababccdd для восьмистрочной, ababbccdcd для десятистрочной строфы; возможны и другие схемы рифмовки), рефреном в конце строфы и четверостишием в конце (т.н. «посылкой», где автор обращается к определённому лицу — чаще всего к тому, кому баллада посвящена). В традиционной балладе сюжет ослаблен или же вовсе отсутствует. Это характерно в первую очередь для французской баллады.

В поэзии ХIХ века благодаря обращению поэтов романтической школы к фольклору разных народов, творчеству В. Жуковского, немецких поэтов и Р. Киплинга баллада приобрела и смысловые особенности: опора на сюжет, рассказ о каком-либо происшествии, уклон в сторону внутреннего монолога, внутренний драматизм. Расширились и формальные признаки: увеличение количества строф, свободная рифмовка, приближённая к обычному стихотворению. В ХХ веке баллада претерпела ещё более значительные формальные изменения, приобретя, в частности, острый ритм и смену ритма внутри стихотворения,

Виды баллад — итальянская, английская, шотландская, немецкая, французская, американская (приближённая по своей структуре к блюзу), русская.

— Сонет. Состоит из 14 строк, образующих 2 четверостишия-катрена (на 2 рифмы) и 2 трёхстишия-терцета (на 2 или 3 рифмы). В литературе распространены три вида сонетов:

а) «французский». В нём рифма выглядит следующим образом: abba abba ccd eed (или ccd ede). Допустима рифмовка катрена абба.

б) «итальянский» Рифмовка имеет вид abab abab cdc dcd (или cde cde) Также допускается рифмовка катрена абба

в) английский (или шекспировский) с рифмовкой abab cdcd efef gg (три катрена и заключительное двустишие, называемое «сонетным ключом»).

Наиболее сложный вид сонета — венок сонетов, представляет собой цикл из 15 сонетов (14 — по числу строк в сонете,15 — итоговый — представляет собой компиляцию первых и последних строк каждого сонета).

— Ли́мерик — форма короткого стихотворения, основанного на обыгрывании бессмыслицы. Традиционно лимерик имеет пять строк, построенных по схеме AABBA, причём в каноническом виде конец последней строки повторяет конец первой. Сюжетно лимерик строится примерно так: в первой строке говорится, кто и откуда, во второй — что сделал, а далее — что из этого вышло. Чаще всего лимерик написан анапестом (1-я, 2-я и 5-я строки — трёхстопным, 3-я и 4-я — двухстопным), реже амфибрахием, ещё реже — дактилем.

— Рондо — стихотворение из 15 строк со сквозной рифмовкой, причём 9-я и 15-я представляют собой усечённый первый стих, его первое полустишие (холостое или связанное с основной рифменной цепью посредством внутренней рифмы).

— Рубаи́ ( также дубайти, таране; рубайат) — четверостишие с рифмовкой ААБА. Классический вид построения рубаи следующий: первые две строки являются экспозицией, предпосылкой, в которой или изображается какой-нибудь миг жизни лирического героя, либо описываются какие-нибудь обычаи, законы, порядки. В третьей строке подводится философский итог из предшествующих строк, а четвёртая является объяснением третьей.

— Танка — 31-слоговая пятистрочная японская стихотворная форма. Большинство японских танка состоит из пяти строк по схеме — 5-7-5-7-7.

Я розу дивную

Увидел нынче утром.

Подумал с грустью:

Как, наверное, она

Недолговечна! (Цураюки Ки)

— Ха́йку (хокку)— жанр традиционной японской лирической поэзии вака, известный с XIV века, в переводе означающий «начало». Традиционное хокку — 17-тисложное, состоит из трёх строк, чаще всего представляет собой обыгрывание природного образа, так или иначе соотнесённого с жизнью человека. При этом в тексте должно быть указание на время года — для этого в качестве обязательного элемента используется киго — «сезонное слово». В японской традиции хокку пишут только в настоящем времени: автор записывает свои непосредственные впечатления от только что увиденного или услышанного. Современные хокку, написанные на европейских языках, обычно короче 17 слогов (особенно англоязычные), тогда как русские хокку могут быть даже длиннее.

В переводах классических хокку требование соблюдения 17-тисложного стиха обычно игнорируется — главным становится передача смысла и символа.

— Элегия — стихотворение в свободной форме, сочетающая в себе целую гамму человеческих чувств и содержащее какую-либо жалобу, выражение печали или эмоциональный результат философского раздумья над жизнью

— верлибр;

— белый стих;

— визопоэзия.

Примеры визопоэзии:

— фигурные стихи (стихи, в которых слова стихотворения образуют рисунок);

— листовертень (стих, в котором под разным углом зрения прочитывается разный текст);

— панторифма (стихотворение, в котором каждый стих целиком является рифмой);

— лингвогобелен;

— люменоскрипт (жанр на стыке фотоживописи, поэзии и фрактальной стереометрии).

— стихотворения-коллажи (представляет собой синтез поэтических элементов, графических и фотоэлементов).

— циклодром;

— саунд-стихи;

— шрифтовые стихи;

— шрифтовые мозаики;

— фотостихи… и т.д.

Примеры вышеперечисленных видов можно посмотреть вот здесь:

discourseanalysis.org/ada9/st66.shtml