Вы об этом уже писали-10. Голосование

Трёхцветное счастье

— У-у-у… — плачет ветер.

— Ш-ш-ш… — шепчет дождь, — тишшше… разбудишь…

Мушка поднимает голову, прислушивается, но всё тихо. Она вздыхает — ей всё это просто приснилось. Сон был такой хороший, что Мушка зевает и снова уютно сворачивается клубочком. Но уже не спится и она начинает старательно вылизывать шёрстку.

— Смотри, какая трёхцветная! Бери, ведь почти задаром. Такие счастье приносят, — знакомые руки отрывают её от мамки и кладут в морщинистые ладони.

— Счастье, говоришь? — смеётся старушка. — Какое-то уж больно оно маленькое да худое.

А чуть позже эти, незнакомые пока руки, куда-то её несут — перед глазами мелькает зелёное, синее, пёстрое…

— Мя? — она с любопытством смотрит на старую женщину. — Мя-я? — повторяет чуть протяжнее. Кругом столько незнакомых запахов, но нигде не пахнет молоком.

— Есть хочешь? Какая же ты маленькая. Как есть — муха. Вот и буду тебя Мушкой звать.

«Мушка-то Мушка, — вспоминает она, — зато мышей исправно ловила… А теперь и мыши редкость...»

А мысли текут дальше, только не вперёд, а назад.

— Это ты куда это смотришь? — удивлённо спрашивает хозяйка. — Вроде бы и не летает никто. И что ты там видишь?

А она тогда увидела. Что-то серое, пушистое, с большими глазами.

— А-а-а, — протягивает старушка, — да ты никак Хозяина узрела. Федю, как я его зову. Так ты его не бойся — он добрый. Мы с ним давно живём в мире и согласии. Вот даже и имя ему дала, — старушка вздыхает и смотрит на пожелтевшую фотографию на стене — на ней изображён бравый солдат.

— Погодите, сейчас я вам обоим молочка налью, — хозяйка идёт на кухню и появляется с двумя блюдцами. То, что поглубже, ставит перед Мушкой, а второе уносит в уголок и задвигает глубоко под тумбочку, — кушай, Феденька. Смотри, какого я тебе зверя принесла.

А Мушка не боится, ей просто любопытно, и она смотрит — будет он пить молоко или нет? И видит, что не пьёт, будто нюхает, а глаза сами, как блюдца — довольные и, вроде бы, добрые.

«Ничего, — думает Мушка, — подружимся!»

И подружились.

Хозяин-то, он тоже ночное создание. Бабушка спать ляжет, и у них сразу начинается веселье. Мушка ловит лунного зайчика или тень от ветки, а Федя в ладоши хлопает и смеётся. Только смех у него особый, будто мебель старая трещит.

Старушка не слышит их возню, спит.

«Хорошо было», — вздыхает Мушка, заканчивая свой туалет.

Хозяйки нет уже полгода. И дом никому не нужен. Дом на отшибе. Родных у старушки не было. Какие-то люди забрали её и увезли куда-то.

Мушка, конечно, Хозяйку будила долго, и Федя тоже разбушевался. Всё стучал и стучал. Потом соседка одна заглянула, которая часто приходила к Хозяйке в гости. После этого и увезли.

«Хорошо было...»

Хозяйка вечерами пила с соседкой душистый чай, а Мушка дремала на сундуке и слушала их разговоры. Послушать их было интересно. Кошки-то всё-всё понимают. Только речевой аппарат у них другой, поэтому не могут поддержать разговор. И Федя тоже слушал, но Федю никто не видел, кроме Мушки.

Оставшись вдвоём с Федей, Мушка не раз ругала себя, что перестаралась с мышами. Её же тогда кормили, а мыши были просто забавой…

И теперь ей приходилось время от времени бегать к магазину. Далековато, конечно. Но несколько раз она сопровождала хозяйку, дорогу запомнила. Ведь у кошек очень хорошая память.

Мушку тоже запомнили. «Это не та ли кошка, которая жила у Никитичны?..»

Мушка садилась у магазина и терпеливо ждала. Впрочем, не очень долго. Добрые люди есть везде, и перед ней обязательно кто-нибудь клал еду. Мушка ела неторопливо, с достоинством — всё-таки она не уличная кошка. У неё и Хозяйка была, и даже целый дом есть.

А Федю никто не кормил. Федя дом оставить не может. Мушка звала его, но она ведь кошка, а не человек. А Федя мог уйти только за человеком.

Слышал он ещё от своего деда, что дом старый можно бросить, если дом опустел, но для этого нужно, чтобы кто-нибудь пришёл и позвал тебя за собой.

«Изменились времена, — вздыхает Федя, — сейчас, небось, о таком никто и не знает… Вот и придётся мне здесь с Мушкой жить. А потом одному...»

Когда старушка была жива, то он считал себя Хозяином, но теперь всё чаще вспоминал её, как Хозяйку.

— Плохо без Хозяйки, — говорит он Мушке.

— Плохо, — соглашается Мушка.

Давно они уже не веселятся.

— Смотри! Какой старый дом, — слышат они женский голос. Мушка и Федя вздрагивают, — в таких домах точно водятся домовые, — голос молодой, весёлый, — а у нас никого нет. Даже тараканов. Мне бабушка рассказывала, что домового можно самим завести. Например, найти старый дом, как этот, и позвать за собой. Только я маленькая тогда была, все слова позабылись…

— Какая разница! — шепчет с надеждой Федя. — Ты просто позови и всё! Просто позови…

— Только домового нам не хватало, — это уже другой голос, мужской, — тебе соседей сверху мало?

Женщина смеётся. Теперь они видят их. Как раз проходят мимо окна. Мушка чихает. Занавеска очень пыльная.

Но вот женщина останавливается, и Федя слышит заветные слова:

— Домовой, домовой, пойдём с нами! — и пусть она снова смеётся, но заветные слова сказаны!

Федя ковыляет к двери и серым невидимым комочком подкатывается к ним. Следом за ним бежит и Мушка. Сердце её колотится.

— Федя, — зовёт она домового, — Федя! А как же я?!

— Ой, смотри, кошка! Вот тебе и домовой! — мужчина наклоняется и проводит рукой по её спине. Мушка мурчит и трётся об его ноги, выгибая трёхцветную спинку.

— Возьмите и меня, — мурчит она, — я же трёхцветная, я счастье приношу.

Женщина ахает, отстраняет Мушку ногой и сердито говорит, отряхивая мужчине брючину:

— Смотри! Ты же весь в шерсти!

Они уходят. Втроём. Мушка смотрит им вслед:

— Как же так? — удивляется она. — Разве вам не нужно счастье?..

А мужчина на брюках уносит крупицу этого счастья — три шерстинки: белую, чёрную и рыжую.

Мушка возвращается в дом. Где-то что-то шуршит. Но это не Федя. Федя ушёл. Мыши, наверное. Но ей сейчас не до мышей…

Ах, какой же хороший был сон! Во сне она гонялась за клубком, а Хозяйка вязала и время от времени сердито прикрикивала на неё. Но Мушка понимала, что это лишь для проформы. А Федя незаметно распутывал нить, если она слишком увлекалась…

Мушка снова сворачивается клубочком и засыпает.

— У-у-у, у-у-у… — плачет ветер…

— Ш-ш-ш, — шепчет дождь, — тишшше… пусть поспит…

Мандарины для Жюли

Ярко-оранжевые, пористые, приплюснутые по центру плоды висели среди изумрудно-зелёных листьев. Андрэ снимал один плод за другим. Налитые солнцем на застеклённом балконе плоды напоминали вкус детства. Кожица легко отходила от мякоти, оставляя редкие белые прожилки на дольках. Точно так же, как 20 лет назад, он очищал дольки и смаковал кисло-сладкий нектар, ассоциирующийся с праздником, чудом и любовью.

Маленькие пальчики Жюли не могли справиться с кожурой. Сдавленный плод стекал на детские ладони жёлтым ароматным месивом, и ребёнок не хотел есть повреждённые полувыжатые дольки. Андрэ был старше на пару лет и ловко поддевал ногтем середину, счищал кожуру, освобождал от нитей, и подавал Жюли.

— Это самые вкусные мандарины в мире! — сказал она.

— Осторожно, в некоторых дольках прячутся косточки! — добавил он.

— Я нашла! — девочка сплюнула на ладонь продолговатую белесую косточку. — Смотри, какая большая! — протянула она её мальчику.

— Андрэ, не давай Жюли столько мандаринов, у неё же аллергия! — увела девочку мама. Жюли в голубом атласном платье с оборками и белых босоножках грустно, но покорно шла за взрослой. Голубая атласная лента невесомо подпрыгивала в русых волнистых локонах. Девочка обернулась и улыбнулась Андрэ.

А когда она исчезла за дверью, мальчик спрятал косточку в карман. В ту же ночь он посадил её к драцене, а потом благополучно забыл. Пока не появился росток. Андрэ хотел показать его Жюли, но узнал, что знакомые переехали в другой город. Мальчик дал себе слово вырастить дерево и собрать с него урожай для Жюли.

Дерево росло капризным, требовало много сил и заботы, обещало засохнуть от любой ошибки в уходе. Но оно росло. Тем временем рос и Андрэ: он закончил школу, университет, нашёл работу в Марселе и переехал в старую часть города вместе со своим деревом.

В самые тяжёлые мгновения именно оно дарило ему позитив, цитрусовый запах листьев успокаивал и возвращал надежду. Оно цвело несколько раз. Столько же раз и Андрэ влюблялся. Но цветы не желали завязывать плоды. Ему советовали привить дереву ветки плодоносящих сортов, но молодой человек был против. Он ждал. Он верил. Двадцать лет молодой человек выхаживал дерево. В съёмной квартире на четвёртом этаже на застеклённом балконе он создал идеальные условия для роста мандарина. Купил увлажнитель воздуха. Притащил кресло на балкон и проводил вечера за чтением или слушал музыку.

И в один из таких вечеров в окнах дома напротив зажёгся свет. Окна были без штор, а комната без мебели, обставлена коробками — кто-то только въехал. Он видел, как хрупкое прелестное создание, напоминающее фею, обустраивало быт. Несколько дней он наблюдал за прекрасным видением, пока девушка не занавесила окна. А потом зазвучала мелодия. Вернее, он увидел, как соседка играла на скрипке. Андрэ открыл окна балкона, и свежий ветер донёс музыку и цитрусовый запах. Цветущий мандарин не любил сквозняк и сбросил большую часть цветков.

Андрэ был пленён красавицей и её талантом. Они часто сталкивались в магазине у кассы. Случайно встречались в парке у небольшого пруда, куда ходили кормить птиц. Она кого-то напоминала ему, кого, он никак не мог вспомнить. Словно утренний сон ускользала истина. Он не решался подойти к ней; ему нравилось наблюдать, и ей, по-видимому, тоже. Девушка часто мило улыбалась ему, но не заговаривала. Андрэ боялся, что она окажется не такой, какой он её представляет, и всё очарование испарится, как только она назовёт своё имя.

А потом он заметил, что на мандарине завязались маленькими зелёными шишечками плоды, и все его мысли переключились на Жюли. Ему вдруг невыносимо захотелось увидеть её. И казалось странным, что он за столько лет даже не интересовался ею. Он набрал родителей и после долгих разговоров узнал о давних знакомых. Мама тоже ностальгировала и обещала позвать их на Рождество.

Андрэ ехал домой полный воодушевления, окружённый детскими воспоминаниями. Сегодня он увидит девочку в голубом атласном платье. Он не мог представить её взрослой. Перед глазами всё время возникал образ прекрасной соседки, но Андрэ безжалостно прогонял прочь невинное видение.

Мама украсила дом к празднику и накрыла пышный стол. Все ждали гостей. Андрэ сам спешил открыть дверь. Каково же было его изумление и радость, когда он увидел свою прелестную соседку! Жюли тоже выглядела удивлённой. Молодые люди ни на минуту не расставались друг с другом; они вспоминали прошлое, смеялись над нелепыми причинами, отдалившими их знакомство. Домой они уехали вместе.

Ярко-оранжевые плоды висели среди изумрудно-зелёных листьев, ослепительно блестящих на утреннем солнце. Андрэ снимал один мандарин за другим, очищал кожуру и подавал их Жюли.

05.04.25

Море — хранитель неведомых тайн прошлых лет. Было ранее утро. Небо из черного звездного покрывала превратилось в калейдоскоп красок. Красные, багряные полосы пронзали небо. Две стихии превратились в шкатулку драгоценных камней: янтарные рубиновые лучи солнца отражались в сапфировой глади моря.

Крайсер стоял на палубе корабля «Энмелоди». Море было спокойным и тихим. Юго-восточный легкий ветерок поднимал небольшие волны. Чайки и буревестники реяли над открытым морем, касаясь грудью воды и шумно хлопая крыльями. Корабль мирно плыл по лазурному морю — гладкому, как кристалл, в котором отражалось глубокое дно, сотканное из кораллов.

Царили мир, тишина и умиротворение. В изумрудных водах были видны медузы, похожие на зонтики, сделанные из тонкого и хрупкого стекла.

Легенда о фиалке

Высоко летает сокол и видит далеко. Ничто не укроется от его зоркого взгляда. Гордо взирает он с вершины самого Олимпа и наблюдает, что творится и у подножия горы, и в лесных массивах.

Весна в этом году пожаловала рано. Природа ликовала. Радостно сбросив с себя зимнюю одежду, нарядилась в такую яркую и праздничную, словно в гости собралась.

Зацвели розовыми цветами персики, покрылись белоснежными шапками кусты сливы, распустился нежно- сиреневым цветком миндаль. Зажужжали пчелы, перенося с собой от цветка к цветку сладкий аромат. На склонах горы и в лесу среди густой зелени огнем полыхали маки и скромно выглядывали голубые глаза незабудок.

Девушка, прекрасная как сама весна, с золотыми волосами и удивительного цвета фиалковыми глазами, зачерпнула пригоршню прозрачной холодной воды из горной речки и, выбросив вверх руки, рассмеялась. Вода, превратившись, в разноцветные капельки, растаяла на солнце. А смех девушки серебряным колокольчиком рассеялся в горах, долетая до верхушки Олимпа. Она опустилась на колени и хотела еще раз зачерпнуть воды, как вдруг увидела в речке мужское отражение. Красавица вскрикнула, быстро обернулась и поднялась. Перед ней стоял высокий стройный юноша.

— Я напугал тебя, Фиал, любимая? — голос юноши дрогнул.

— Да нет, не то, Ар, — по лицу девушки пробежала тень. А в фиалковых глазах мелькнул испуг. — Ты не должен видеть мое отражение в воде до свадьбы.

— Ну, так завтра же наша свадьба, и как раз в день весеннего равноденствия, — улыбнулся Ар.

— Вот именно, что завтра. А до этого еще целый день и целая ночь, — почти прошептала Фиал. — В это время боги спускаются на землю, и может произойти все что угодно.

— Любимая, ты просто как все невесты до свадьбы, волнуешься, — юноша сделал шаг назад. — Я сейчас уйду, а завтра, когда ты станешь моей женой, все страхи забудутся.

Фиал еще долго смотрела вслед удаляющемуся в сторону села Ару. Потом, не торопясь направилась вглубь леса — собрать цветы для венков подружек.

Растения будто бы специально прятались от девушки. Только она, увидев, яркий цветок, наклонялась, чтобы его сорвать, как он тут же исчезал.

Вскоре солнце скрылось и похолодало. Фиал оглянулась и поняла, что она зашла в чащу леса. Незаметно подкрался вечер, а в руках у нее было только несколько синих цветочков.

— Красавица, — вдруг прошелестело сквозь листву сзади, — подари мне свою любовь, и ты станешь повелительницей деревьев и растений. Они откроют для тебя все тайны.

— Кто здесь? — Фиал вздрогнула и обернулась. Но перед ней качнулся куст кизила. — Сейчас же покажись!

— Не бойся, Фиал, я тебя не обижу. Я буду тебя любить и подарю все лесные сокровища.

— У меня есть мой Ар. Я люблю его и завтра наша свадьба, — твердо ответила девушка.

— Что тебе может дать этот неопытный юноша? — рассмеялся невидимый собеседник.

Ветки еще раз качнулись, и оттуда сначала показалась рогатая голова с выпученными глазами, а потом и само туловище на козлиных ногах с копытами.

Фиал от ужаса приросла к месту.

— Ты я, вижу, удивлена? — рассмеялось существо. — Поняла кто я?

— Ты, ты, — Фиал начала потихоньку пятиться, — бог дикой природы Пан.

— Ну да. Я бог. А твой юноша простой смертный. Настолько смертный, что он не дошел до дома. Его укусила змея, и он умер.

— Нет! — Фиал закрыла лицо руками.

— Не огорчайся! — Пан протянул руку, чтобы погладить золотые волосы красавицы.

Фиал вздрогнула как от укуса змеи и бросилась бежать. Пан, стуча копытами, по корням деревьев, припустился за ней. Фиал бежала быстрее. Она обернулась. Пан на козлиных ногах, стал отставать. Но она споткнулась о большой камень и упала. Фиал попыталась вскочить, но не смогла. Она ушибла ногу и не могла дальше двигаться.

— Нет! — зарыдала она. — Заклинаю, вас боги Олимпа, лучше убейте! Не оставляйте меня на растерзание этому козлу!

Что-то легонько коснулось ее волос. Фиал подняла голову и увидела, как прямо над ней пролетел сокол.

Пан, тяжело дыша, добежал до поляны с камнем. Но обнаружил вместо девушки необыкновенной красоты фиолетовый цветок.

— Вот ты где Фиал! — запричитал Пан, схватившись руками за свою рогатую голову, и стал раскачиваться в разные стороны. А потом сел на камень и зарыдал.

С тех пор люди весной стали находить прекрасный фиолетовый цветок и прозвали его в народе фиалкой.

Целая горсть звезд

Я приподнял голову. Небо оказалась совсем близко, и я не удержался — прикоснулся, тут же ощутив пальцами нежный бархат. Легкая дрожь под ногами, заставила отдернуть руку. Взглянул вниз – я стоял на чем-то разноцветно-полосатом. Попытался сосредоточиться на этом, но не получилось. Темно-синий бархат неба опять притянул мой взгляд, не давая возможности подумать. Светящиеся вспышки, похожие на пушинки одуванчика, плавно двигались вокруг. Пушинки громко засмеялись, пытаясь и меня вовлечь в свой танец. Засунув руку в карман, захотел нащупать мобильник, но вместо него наткнулся на что-то колючее. Сжав кулак, вытащил руку и разжал пальцы. На раскрытой ладони мерцали маленькие искорки. Что это? Откуда?..

… когда-то давно, в детстве, я мечтал выйти из дома на улицу и, вот так, запросто, вытащить из кармана целую горсть звезд.

— Смотрите что у меня есть! Все – мои!

— Ничего себе! Вот это – да! – завистливо зашептались бы все, кто был во дворе…

Я размахнулся и подбросил звезды. Сверкающим веером они разлетелись по ночному небу, озарив его яркими всполохами так, что стало больно глазам. А падая, расчертили темное полотно тонкими линиями мерцающего серебра.

«Когда падают звезды надо загадывать желание», — и я … открыл глаза.

Ночной мрак обволакивал, не давая полностью вынырнуть из сна, но что-то было не так, не как всегда. Потягиваясь, я огляделся. Конечно, в сумраке мало что можно было различить и все же не хватает чего-то… Стоп! Нет блеска, еле заметного отсвета на поверхности зеркала. Закрывая вечером шторы, всегда оставляю маленькую щель, чтобы лунный свет попадал на подсеребрённое стекло. Мне нравится любоваться игрой неярких бликов, но сейчас их нет. Включив настольную лампу, я удивленно вгляделся в стену, вернее в висящее зеркало, теперь — матовый квадрат…

Угу… Я еще не проснулся… Нехотя встав, подошел поближе, и дотронулся до поверхности квадрата рукой — рука провалилась внутрь. Я испуганно отдернул ее. Пальцы, немного померцав фиолетовым светом, приняли прежний вид, и навалившийся страх уступил место любопытству. Снова приложив руку к квадрату, ощутил вибрацию, но это меня не остановило, и рука продолжила погружаться внутрь. Вот она уже скрылась по локоть. Пошевелив пальцами, я замер — другая рука прикоснулась к моей.

— Это сон, просто сон, — успел подумать я, прежде чем тонкие пальцы потянули за собой.

Тело подчинилось неведомой силе, и непонятная субстанция фиолетово-синего цвета засосала меня. Я поплыл, вернее потек, и с неприятно-чвакающим звуком вывалился куда-то…

Синий цвет обволакивал и был везде, меняя лишь оттенки, глубину и резал глаза своим обилием. Сердце учащенно забилось, нагоняя волну паники. Пытаясь успокоиться, я прикрыл глаза, и глубоко вздохнул, вбирая в себя вместе с воздухом и синий цвет. Мои легкие наполнились прохладной чистотой. Не было примеси пыли, выхлопных газов, табачного дыма. Воздух было удивительно вкусным. Медленно разжав веки, я разглядел сквозь голубоватый, словно прозрачный шелк, воздух, тянущийся вправо и влево широкий коридор с небольшими, ажурными дверями по бокам. Подойдя к одной из них, толкнул — открыть не получилось. Я попробовал обойти ее, но наткнулся на знакомую, вязкую субстанцию. Прижавшись к ней лицом, попытался рассмотреть, что там дальше. Обратная сторона двери блеснула серебром. Зеркало?

От некоторых дверей, вернее от ее полукруглой части, вверх уходила дорожка-лесенка. Извиваясь, она упиралась в многогранный купол, похожий на искусно созданное творение талантливого стеклодува. Его размеры было трудно определить из-за того, что одна из граней внезапно увеличивалась и расширялась, или уменьшалась и суживалась, заставляя купол изгибаться.

— Тебе нравится здесь? — прошелестело рядом, и из синего цвета возник неясный женский образ.

— Необычно, — я совсем не удивился ее появлению, словно знакомая подошла.

— Это — Заоблачный Город. Когда человек мечтает, здесь появляются прозрачные купала. Чем больше мечтаний, тем больше вырастает купол над дверью.

— Ничего себе! — хмыкнул я, но тут же поспешил уточнить, потому что двери походили друг на друга, как близнецы, — а где моя?

— Во-он, — прошелестела она.

— Но над ней нет дорожки, и купола — тоже, — разочарованно протянул я.

— Часто люди забывают про мечты, и купол разрушается. Потом исчезает лестница и воспоминания про заоблачный город, — прозвучал ее тихий голос.

Меня заинтересовал один из куполов. Через всю его длину, проходила трещина с множеством тонких расколов-ответвлений, коричневых, словно наполненных осенней грязью. Этот купол отличался еще и тем, что в его переливчатую синь вкрались какие-то капли, делая цвет грязно-матовым, тоскливым.

— Здесь уже ничем не поможешь, — неясный образ погрустнел, заметив, куда я смотрю, — брызги обыденности наполнили жизнь хозяина этого купола скукой, желание видеть что-то новое и яркое стерлось. Скоро трещина дойдет до основания, купол разломится и упадет. Мечты человека разобьются, и голубого цвета в моем мире станет меньше, а в твоем – станет больше безнадеги.

Мой разум отказывался воспринимать то, о чем она говорила. Может, просто на ночь начитался книг в жанре фантастики и все это померещилось? Я незаметно ущипнул себя. Стало больно, на коже появилось красное пятно, но видения не пропадали.

— А если и дети перестанут мечтать, то они вырастут с зачерствелой душой, в их глазах будет равнодушие. Ведь мечта зажигает, ведет за собой, одаривает надеждой.

Печально вздохнув, я согласился, такой мир будет ужасен. Но чем тут можно помочь? Да и это всего лишь сон. Чтобы скрыть от Хозяйки свою растерянность, я решил прогуляться по Заоблачному Городу (хоть это все и мир фантастики, но интересно), и потщательней рассмотреть купола: маленькие и большие, изогнутые, с пугающими трещинами.

— А можно подняться наверх? — мне захотелось взглянуть на один из разломов поближе.

— Если помнишь, что такое мечта, то можно, — подмигнула Хозяйка Голубого Города и подбодрила, — смелей, ведь сегодня ты держал целую горсть звезд!

Удивляясь тому, что Хозяйка знает о моем сне (хотя чего удивляться, наверняка, видела это через зеркало), я встал на ступеньку. Лестница немного дрогнула, но вдруг словно окрепла и подтолкнула. Она была гораздо длиннее, чем показалась снизу. Хоть и тяжело дыша, но я дошел до купола. Подо мной улицы-коридоры вытянулись, словно живые, диковинные змеи. Рядом купола плавно покачивались, словно воздушные шары зацепившиеся за ветку дерева в парке. Между куполами, кое-где, виднелись обсыпанные коричневыми хлопьями ржавчины двери-зеркала. Лестницы, над этими дверями сгибались вниз и неприятно скрипели, постанывая. Заглянул в трещину — комната, диван, и два человека. Он — расстроенный и задумчивый, она вытирала слезы на щеках. Я немного растерялся: неприлично как-то подсматривать за чужой жизнью.

— Год назад они поженились, мечтая о семье и детях, а сейчас лишь ссорятся. Тепло в их отношениях заменил холод, и они теперь просто выедают друг другу душу, — донесся шепот Хозяйки.

Она стояла рядом такая хрупкая, поникшая. Вдруг стало жалко мужчину, женщину, расстроенную Хозяйку Города и себя, переставшего мечтать.

— Может, она совсем и не подарок, но все еще любит тебя! Прости ее за поступки, которые причинили тебе боль! Ведь ты сделал так же… — громко закричал я.

Это было глупо, но мне захотелось попытаться что-то изменить. Когда-то я пережил развод, но все еще помнил, как больно терять то, о чем мечтали вдвоем. К сожалению, нам некому было крикнуть: «Так — нельзя! Берегите друг друга! »

Не знаю, услышал ли меня мужчина или нет, но он осторожно взял девушку за руку и что-то произнес. Всхлипнув, девушка повернулась к мужчине и, посмотрев ему в глаза, ответила. Изображение завибрировало, стало расплывчатым, а трещина на куполе уменьшилась.

— Жаль, что люди не понимают, что обиды лучше забывать, — обрадованно заговорила Хозяйка Голубого Города.

Мы медленно сошли вниз. Стало как-то хорошо и непривычно легко, словно вдыхаемый голубой воздух очистил меня изнутри от неприятного, темного осадка проблем, обид, огорчений.

— Ты же знаешь про сон, про мой сон, который я видел сегодня, — я вдруг вспомнил ночное видение, — такое разноцветное, это что?

— Пошли, покажу…

Я осторожно прикоснулся к ее пальцам, и мы полетели, а может просто поплыли по воздуху. Уже не ощущалось ни времени, ни пространства, ничего. Только синий цвет и этот разноцветный, изогнутый мост, внезапно появившийся вдалеке.

— Радуга! Это же радуга! — закричал я, любуясь разноцветными полосками, исходящими из голубого мира и утопающими в вязкой субстанции по ту сторону дверей. — А вспышки, вон там, на радуге, это что?

— У вас радуга, у меня — мост из моего мира в ваш. А вспышки — это дети, прилетающие сюда во сне. Детям лучше всего мечтается на радуге, разве не помнишь? И смотреть на мир, ваш мир, сидя на краю и покачивая ногами…

Я молчал, я не помнил…

Беспечный, детский смех, безудержный и звонкий, словно звук лесного ручейка, перекатывающего по каменистому руслу маленькие жемчужины, разливался по радуге. Отпустив руку Хозяйки Города, я замахал руками, как в деревне у бабушки, плывя к кувшинкам. Ухватившись за край радуги, я почувствовал запах медовой липы и травы, промокшей от проливного дождя, вкус утренних, бабушкиных блинов и земляники, сорванной на лесной поляне, разомлевшей от жаркого солнца. Голова закружилась от нахлынувшего ощущения свободы и я оттолкнулся изо всех сил, поверив, что смогу взлететь….

На блестящей, зеркальной поверхности, отражался свет нового дня. Улыбаясь сам себе, я стоял перед зеркалом, не понимая, явь то, что было или нет? Приложив руку к отражению, внимательно вгляделся в прозрачную глубину, надеясь заметить голубой силуэт. Потом перевел взгляд на край зеркала – купала там не было.

Чуда не случилось. Да это и понятно, то, что бывает ночью, растворяется в свете дня. Я огорченно вздохнул, но тут же одернул себя. Конечно, мечтать я разучился, но начать день с улыбки смогу, а еще смогу прогнать раздражение и лень. И потом ведь можно просто закрыть глаза и представить, что в руке звезды, целая горсть. Целая горсть желаний, вот только выбрать надо одно. И если очень, очень сильно захотеть, то можно сделать так, чтобы желание стало реальным. Даже если сейчас это всего лишь маленькая, призрачная точка высоко на небе. Надо просто поверить…

Мышеловка

Мне снилось или нет, что белый фрак

Носил когда-то с гордостью и смело?

Была и воля, сжатая в кулак,

И крыльями не раз я резал небо.

Но белое так марко. И на нём

Не белое искали — только пятна.

И думал я — не тем иду путём.

Для белого не бел я, вероятно.

Мне снилось или нет, что чёрный фрак

Надел я? Пусть чернеть мне было поздно.

Не думалось, что чёрному я враг,

Но пятнами на чёрном стали звёзды…

Теперь я в сером. Помню магазин,

Где серый фрак примерил я за ширмой.

Но я такой, поверьте, не один.

А фрак прирос — стал шкурою мышиной.

Дышу вполдыха, думаю тайком,

Но для других теперь я безупречен.

Могу пищать, но только шепотком.

В возне мышиной, правда, не замечен…

А где-то гибнет белое в борьбе…

И чёрное с ружьём на изготовку…

Мне повезло, что я сижу в норе,

Но гложет мысль, что это мышеловка…

розовый с/цвет

нет больше радуг

белого нет с/цвета

земная пыль на солнце розовит

иллюзий нет

и небеса раздеты

в них чёрный космос…

сбитая в гранит

земля молчит

уснула непробудно

и на груди

оправданно хранит

отметины причин

зачем безлюдна

поверхность

превращаясь в монолит

разлитый с/цвет не греет

он фальшиво

окрасит мир

опасность затаит

мутантам

после ядерного взрыва

не отыскать приют

среди руин

волна смертей

всё шире и прицельней

свершается

должно быть страшный суд

а мне бы

раздобыть

глоток портвейна

до часа икс

когда цвета умрут…

11.06.23

Густая, синяя тишина

Вскользь по тонкой грани.

Солнце утопает в море

Робкое дыхание звезд.

Синие волны шумят

Песок размывает мечты,

Синие грезы

Уходят в бесконечность

Белый лист побеждает поэта —

Темнота за окном чуть жива —

Будет Пирровой эта победа —

У листа за душой ни гроша.

Белый лист, как нетронутый скрипом

Детских санок искусственный снег,

Как безжалостный и непривычный,

Утопающий в кафеле свет.

Белый лист побеждает поэта —

Ненавистна ему кутерьма

Мыслей, образов, песен, елея,

Что срывается кляксой с пера.

Белый лист, как пустая галера,

Как кифара без радостных струн,

Словно кающаяся Медея

Или бросивший нож Брут.

… Белый лист побеждает поэта…