ВРЕМЕНА ЖИЗНИ / Воробьёва Елена

Осенний парк уже не спал, роняя призрачные листья

Во влажный утренний туман, что теребил рябины кисти —

Срывая капельки росы с оранжево-багряных ягод,

Тянули ветры на басы мелодию над диким садом…

Любила Петра утра сон — загадочно окутав ветви,

Росы туманной перезвон встречал преддверие рассвета…

Клубилась дымка над листвой, устлавшей золотом аллеи —

И поднимались ввысь главой неувядающие ели…

Там, где заканчивался ряд чернеющих густых деревьев,

Бесстыдно сбросивших наряд, виднелись призрачные тени —

И Петре показалось вдруг, что в хороводе легком ветра

Неясных силуэтов круг мелькнул, роняя капли света.

Наверно, это смутный сон… И блики солнечного света

Слетают с поседевших крон, кружась в порывах нежных ветра…

А голоса… То шелест трав — в осенней дымке засыпая,

Они рассказывают нам, что их зовет весна другая.

Но, нет… Вот абрисы людей приобрели земную плотность —

Среди мерцающих огней вдруг прозвучал зовущий голос:

«Мы — альвы… И живем за гранью привычного лица земли,

Мы ведаем… вернее — знаем природы тайны и храним…

Ты много время потеряла, и жизнь мелькнула стороной,

Любви и света слишком мало тебе отмерено судьбой —

Но с нами, Петра, ты увидишь тот мир, что много лет назад

Отвергла в час печальный жизни, любви чужой покинув сад…»

…Вкруг Петры листьев хоровод взлетел, кружась и опадая,

Багряно-розовый восход зажегся в томно-синей дали —

Он прокатился в небесах, исчезнув в зыбком горизонте,

И вот — вокруг уже весна встречает Петру эхом звонким!

Исчезли лица, голоса — теперь лишь заросли сирени

К прозрачным синим небесам возносят хлопья пены белой.

И Петре захотелось вдруг впитать лучи, сирень и небо —

Взлететь, покинув стылый круг, увидеть даль, тумана небыль…

В объятьях нежной синевы она увидела счастливых

Прекрасных духов той весны, что возрождается над миром —

Они летели рядом с ней, ее поддерживая руки,

Забыла Петра боль потерь, предательства, обиды, муки —

Они так юны, так чисты! Во взглядах затаилось солнце —

Любовь их, счастье и мечты на землю радугой прольется…

…Везде, куда ни падал взгляд, в зеленых листьях изумрудов

Пестрел цветами дивный сад над серебристой гладью пруда —

Летела песня соловья из-под тенистых кущ дубравы,

А небо, синевой горя, над миром солнце рассыпало!

Потом ленивый летний зной сменился радостной прохладой,

Запахло близкою грозой над прудом и тенистым садом —

Взметнулся альвов хоровод, что в отблесках летящих молний

Играли средь бурлящих вод под музыку и песни грома!

Гроза, утихнув, унеслась, как яхонты горели капли,

Что изумрудная листва и нежные цветы впитали…

Вот альвы облетают сад, и волосы червонна злата

Под солнцем молодым горят, а небо их улыбкам радо…

Вкруг Петры духи собрались и поманили за собою —

Их встретила златая высь и закружила над землею!

Ей захотелось мир обнять и раствориться в синем небе,

Беспечным облаком летать, купаясь в лучезарной неге!

…Огонь разлился по лесам, и с золотом переплетаясь,

Готовит землю к дивным снам и провожает птичьи стаи.

Здесь листопадов хоровод, взлетая, опадает вихрем,

Прозрачно-серый небосвод клубится ветром, ложно-тихим.

Осенних альвов череда кружилась в танце по аллее,

И тихо падала листва, застыли сонные деревья…

Черноволосы и легки, прекрасны, но не беззаботны —

Так древней царственной реки текут, переливаясь, воды.

И вот уж хоровод над ней — вокруг нее сомкнулись руки,

Мелодия, что нет светлей, запела о любви, разлуке —

Ступив под золотой полог, пройдя туманные пределы,

Она… в пустыне? Нет… исток берет здесь жизнь, узнав забвенье —

«Здесь свет перетекает в тень, проходит лентой бесконечной,

Походкой легкой и беспечной уходит в вечность прошлый день.

Его следы погаснут завтра, лишь память может сохранить

Любимых лиц, мгновений нить, ушедших как вода, внезапно.

Здесь время сыплет как песок свои бесценные минуты,

Здесь ночь и вечер, день и утро лишь вечности седой кусок…

Здесь остается только пепел живущих прежде душ людских,

Воспоминанием о них взовьется ввысь песчаный ветер…

Здесь листья прежних листопадов лохмотьями истлевших ран

Исчезнут, чтоб пройдя туман, воскреснуть в песне водопадов.

Здесь нет конца и нет границы, но может оборваться след,

Дороги радости и бед летят отсюда, словно птицы…

В седых песках извечной были нельзя ни вспомнить, ни забыть,

Ни ненавидеть, ни любить — лишь видеть искры звездной пыли…»

Пески Времен, застыв, легли, и звуки смолкли над пустыней,

Исчезли звездные огни, погасли тучи золотые…

Осенних альвов хоровод блуждал среди парчи багряной,

Неся вечерних звезд восход — холодных, сумеречно-ранних.

Вливаясь в золото листвы, свет серебристый растворялся

В дыханье призрачном зимы и звуках ледяного вальса…

…Хрусталь, алмазы, серебро… Среди зимы великолепья

Слепящее-белым все цвело и отражалось в светлом небе —

Кружились белые цветы, ложась чарующим узором

На бриллиантовые льды, соткав зиме ее покровы!

Иссиня-белый легкий пух, кружась, ложился на деревья,

Сковав запястья тонких рук кольцом браслетов индевелых…

На поле вспыхнула метель, взлетела дымом бело-алым,

Сверкнула, распадаясь тень — и белые возникли альвы!

Во взглядах вечная печаль и вечный свет зари грядущей…

Волос искрящихся вуаль сливалась с небом бело-жгучим…

Прекрасны альвы зимних снов — привратники чертогов Смерти,

Что возле снежных облаков ушедших на пороге встретят.

Мелодия взлетела ввысь — звеняще-нежным переливом

В ней быль и сон переплелись, альвийским сотканы мотивом.

В очарованье замерев, смотрела Петра восхищенно,

Как кружится искристый снег, взлетая, падая покорно…