Миледи

— Отец, — Мэрсайл, младшая дочь лорда, сегодня была сама не своя, — я не хочу уезжать из дома.

— Ах, Мэрсайл, я иногда жалею, что воспитывал тебя не так, как нужно: не на лошади ты должна была скакать, а плести кружева.

— Но отец, я не хочу замуж!

— Если бы ты родилась мальчишкой, не пришлось выходить замуж! — лорд терял терпение. — Благодари свою негодную мать! Девять раз в ее покоях была повитуха, и ни одного наследника!

— Отец, но мы бедны, наследовать нечего, — Мэрсайл окинула взглядом убогую залу.

— Знай свое место, женщина, — взревел лорд, — на то ты и нужна, чтобы поправить дела, шотландец обещал за тебя хороший выкуп!..

Сэр Аллен Мак-Фарлан, поморщился:

— Чего? Я еще должен сражаться? — он был возмущен: мало того, в замке ни еды нормальной, ни вина, он платит за девчонку столько, сколько, наверное, она сама весит, да еще и драться должен? Но вспомнив хорошенькие глазки и губки своей невесты, смягчился:— Хорошо, давайте их доходягу-рыцаря, я сшибу его с лошаденки после сна, — он зевнул и улегся на тюфяке.

— Кто этот юноша? — шептались слуги, поглядывая на всадника в серебрённых доспехах. — Как он решился биться за нашу Мэрсайл?

Бой начался. Мак-Фарлан был одним из лучших рыцарей Шотландии, его конь — быстр как ветер, копье, словно прутик, легко лежало в сильной руке. Его противник — был мал ростом, и доспехи на нем словно игрушечные, но Серебряный рыцарь смело бросился в атаку. Дважды сходились кони, дважды скрещивались копья — ни один из рыцарей не упал. Но в третий раз оступился конь Мак-Фарлана и сброшен был всадник легким прикосновением копья противника.

— Миледи, — шептала служанка, стягивая доспехи с Мэрсайл, — вы рисковали, а если б я промахнулась, и камешек не попал бы под копыто этой огромной лошади?

— Ты молодец, Урсула, а теперь нужно вернуть доспехи и лошадь сынишке нашего соседа.

Лорд негодовал:

— Я не знаю, где ты нашла защитника, но сегодня ты разделишь ложе с Мак-Фарланом, а завтра уедешь с ним.

Мэрсайл хотела было возразить, но, взглянув через окно на Аллена, гордо шествующего по двору под хихиканье слуг, почувствовала укол совести:

— Хорошо отец, считай, что ты выгодно меня продал…

Наутро из спальни молодых вынесли простынь с красным пятном.

— Она была невинна? — спросил сэр Фергюссон своего друга.

— Я так и не изведал этой чертовки, — шепнул Аллен, показывая тайком мизинец, фаланга которого была отсечена кинжалом, — но, клянусь, эта битва, которой я посвящу всю оставшуюся жизнь, будет мне милее любой войны, — и он с обожанием взглянул на свою супругу.