Праздник к нам приходит...

Тихо… Лишь потрескивают дрова в камине. И время будто замерло. А перед камином, разделённые невысоким столом, сидят двое мужчин. На столе два бокала, бутылка вина и шампанское. Большое мозаичное окно распахнуто настежь, а за ним, не смея войти, стоит звёздная морозная ночь.

Огонь камина бросает свет на замершие лица, спокойные, бесстрастные. У обоих мужчин светлые волосы, да только один белокур, а второй совсем сед.

И седой первым нарушает тишину.

— Мне пора, — тихо произносит он, — давай прощаться…

Светлый открывает бутылку с вином, наливает доверху бокалы.

— Чокнемся?

— Нет, — качает головой седой, — давай, не чокаясь. Слышал где-то, что за ушедших не чокаются.

— Что ты чувствуешь? — спрашивает светлый. Непростое это любопытство, знает, что когда-то и ему придётся уходить.

Седой пожимает плечами, задумывается, потом усмехается.

— Знаешь… — говорит он, — а ведь я тоже задавал тот же вопрос своему предшественнику.

— И что?

— Ничего. Он тоже пожал плечами.

Светлый ставит бокал на стол, на его юном, но совсем невыразительном лице, в отличие от его визави, явно читается волнение.

— Но так не должно быть! — восклицает он. — Послушай… я, незадолго до нашей встречи, прочитал одну фразу, оставленную кем-то из наших. Он написал, что готов был отдать всю свою жизнь за один только день, если этот день станет памятью для всех.

Седой кивнул.

— Да, я тоже — то ли читал это, то ли слышал. Но память бывает разная. Кому нужна горькая память, пусть даже если она останется на века…

И умолк. Теперь и на его бесстрастном прежде лице, выразительном, с резко отточенными чертами, будто сама жизнь и время работали скульптурами, отразилась целая гамма эмоций.

И это не укрылось от светлого.

— Что? — и в этом «что» было столько надежды!

— Я, кажется, понял… — задумчиво ответил седой, — вот только сейчас это понял… понял то, что у каждого из нас и есть такой день. И даже не один — а каждый день, проведённый нами в этом мире, памятен для кого-то. И пусть эти дни не несут память на века, но они памятны тому или иному человеческому веку. Ты только задумайся — каждый день рождаются миллионы, и эти дни становятся для них значимыми, увы, но и миллионы покидают этот мир — и тоже каждый день, оставляя в памяти других боль утраты. Каждый день наполнен чьими-то эмоциями, и для кого-то он становиться самым счастливым днём его жизни, для кого-то самым горьким, но ни один день не бывает пустым, а значит…

Бом!

Удар колокола ворвался в комнату, прервав речь седого.

— Мне пора… прощай.

— Погоди! — крикнул светлый. Он быстро открыл бутылку шампанского, налил в бокалы, поднял голову… седого не было, лишь снежинки тихо кружились на том месте, где он только что сидел.

Светлый вздохнул, подошёл к распахнутому окну и протянул ночи бокал. Закрыл глаза и полной грудью вдохнул морозный воздух.

И в тот же миг на него навалился мир, всей своей тяжестью, оглушив эмоциями и какофонией звуков. Смех, плач, залпы салюта, стрельба, взрывы, рыдания, хохот, крики ужаса, радости, восторга, боли… и заглушающий их многомиллионный возглас:

— С Новым годом!

Но Новый год уже не слышал приветствия, он растворился полностью в этом упавшем на него мире.