Галина Криптонова - Учись у людей

Внеконкурс

Тема: Проблема невыполнимых заданий

Ну почему жизнь такая дрянь! Косясь на проезжающий мимо роскошный лимузин, я отчаянно пнул кстати подвернувшуюся под ногу жестяную банку. И забыл бы о ней, да из той повалили густые клубы фиолетового дыма.

Вскрикнув, я отскочил, перемахнул кусты, хлопнулся на газон, вжался в землю, зажал ладонями уши. Вместо взрыва на меня что-то упало сверху. Вернее, кто-то, потому что оно ещё и впилось когтями. Какая-то дамочка пытается найти во мне заступника? Нет, этого только не хватало! Сейчас, после того, как рванёт, она поплачет у меня на плече, посетует, как было страшно, а после — бросит. Если Моя меня бросила, то и эта бросит. И хорошо если это случится прямо сегодня, пока я не успею настроить иллюзий, поверить, что всё налаживается, начать строить планы… Да что там, просто привязаться… После всего что было, и что могло бы быть, такие расставания — всегда одна сплошная боль…

С этой мыслью я повернулся так, что прекрасное, должно быть, создание, оказалось снизу, да не тут-то было, оно поворачиваться не захотело и попыталось придать нам обоим прежнее положение. Тут я не на шутку забеспокоился, может, это не девушка вовсе, а на меня напали и пытаются убить, не важно, хищник это, или маньяк-извращенец, пускай жизнь и дрянь, но, всё равно, почему-то не хотелось с ней расставаться, тем более продавать её дешево.

В смысле, как почему? Да почему-то все кругом только и подталкивают меня, чтобы я всё да им отдал, а вот с какой стати? Кто они такие, да почему я должен всё им уступать? Сами такие хорошие, такие богатые именно потому, что никогда никому ничего не уступают. Короче — сдохнем оба, пусть это не рационально. Хотя, если бы один из нас уступил, то второй бы выжил, одна смерть, а не две. Но мне с того что, если это будет именно моя смерть? Ведь с точки зрения рацио уступить должен был я, ведь умные всегда уступают. Да-да, если бы меня просили об уступке, стали бы апеллировать именно к моему уму и другим лучшим чувствам. Я умнее. Честнее. Порядочнее. Потому должен лишиться чего бы то ни было. В данном случае — жизни. Потому хороших таких и нет в природе. А я хочу быть плохим. Чтобы выжить.

С этой мыслью я поднапрягся и скинул с себя неугомонного маньяка, даже отпихнул в сторону, только после этого смог повернуться и взглянуть противнику в лицо.

И тут, как был лёжа на боку, в этой позе и шарахнулся: на меня, прямо глаза в глаза смотрело, жадно дыша какое-то неописуемое животное. Вернее, животным это назвать язык не поворачивался — самое что ни на есть человеческое лицо, пусть и немного смазливое. На голове копна дредов до, наверное, пояса, но главное — это глаза… Радужки ярко-рыжие, зрачки вертикальные, как у кошки… А на руках когти, как у росомахи.

Ещё раз вскрикнув, я вскочил на ноги, готовясь дать здорового стрекоча. Да только неведома зверюшка вцепилась мне в запястье и, размашисто дёрнув за руку, развернула лицом к себе.

Тут-то я понял, что это не зверушка, звери вот так за руку не хватают… Да и одежды не носят…

Да. Я испугался неизвестного существа. Но оно, наверняка, обо мне сейчас думает не лучше. Имеет право, ведь для него это такая же первая встреча с иным разумом, как и для меня… Я для него тоже неведома зверушка, и наверняка, в его глазах страшно выгляжу.

— Думаешь, я теперь дам тебе убежать? — шипящим, как у змеи, голосом сдавленно цедит существо, глядя на меня, а само из-за спины достаёт смятую жестяную банку.

Ну да, ту самую…

У меня аж сердце ёкнуло: это что же, я пнул его летающую… Гм… Банку из-под пива?

Маленькая она, да, но у них, инопланетян, наверняка технологии есть, как в такие маленькие ёмкости помещаться будучи такими большими. В общем, потерпел пришелец аварийную посадку, расположился на ремонт, аварийные знаки выставил, а тут я… Гм… Аварийные знаки… Там рядом с этой банкой ничего не лежало, фантиков там, например, или жвачки?

— Простите… Мистер… Мне правда очень жаль… — с трудом выдавил я из себя. — Перепутал Вашу… С нашим Земным мусором…

— Жаль, не жаль, — он отпустил мою руку, перехватил меня за грудки, — А раз ты меня вызвал, то с тебя желание! Хотя бы одно.

— В смысле? Какое желание?

— У тебя нет никаких желаний? — мой новый знакомый перешёл в усиленную атаку.

А я всё же попятился, думая, как буду расплачиваться за летающую посудину. Или не расплачиваться. Или мне придётся взять вот этого теперь к себе домой… Потому что я оставил его без средств к существованию, я лишил его возможности вернуться на родину, значит, мне и брать теперь за него на себя ответственность… Хотя… Может, всё-таки обойдётся, может, починит он свою эту летающую бяку? А может, она и до меня была настолько сломана, что уже ремонту не подлежала, и мой удар ногой по ней ничего не решал. Но вот чего мне было не пройти мимо, не трогал бы я эту штуку, так и был бы не при чём, а теперь — виноват я или нет, а всё равно, получается, причастен! А то, что при этом ни в чём не виноват — только себе смогу объяснить, а не вот этому…

— Спасибо, мне ничего не надо, — принялся открещиваться я.

А самого мысли гложут. Ну, положим, я особо не при чём, но ведь пропадёт же чувак, у него тут никого, кроме меня, нету… Но, с другой стороны, это всё равно не повод набрасываться, когтями впиваться… Нужна помощь, так попроси нормально… Правда, а смог бы я сам просить чего нормально, если бы был в полностью отчаянном положении?

— Слушай… Мистер… Не знаю как тебя зовут… — делая ещё один шаг назад, начал было я, — Может, пойдём ко мне домой и там всё обсудим? Это ведь… — я кивнул на жестяную банку, которую пришелец так и продолжал держать в руке, — Можно нести? Может, у меня в комнате отремонтируешься? А тут опять пнёт кто-нибудь…

— Да ты не въехал в тему, мой господин, — ответил мне незнакомец, — Но, насчёт пойти к тебе домой — мысль здравая. Там и обсудим.

Оглянувшись, словно сей момент собирался совершить что-то предосудительное, я воровато взял пришельца за руку, и дворами-дворами, чтобы нас никто не видел, повёл к себе.

По пути вдруг пробило озарение: инопланетяне? Технологии уменьшения? Летающие посудины в виде банки из-под пива? Не бред ли? Это, наверняка, «Скрытая Камера» чудит! К тому же, не видел я, как этот крендель из своей посудины вылазил, сразу в кусты кинулся и ничком упал, а он тем временем вышел из какого-нибудь другого места и давай ко мне приставать.

— Не смешно! — остановившись, вдруг заявил я, и снова оглянулся. Теперь в поисках этой скрытой камеры.

Если это правда она, то, выходит, надо мной цинично посмеялись? И это увидит Весь Мир! И это когда я не просто попался на дурную шутку, а когда горе у меня. Настоящее. Но, не всё ли равно? Моя меня бросила, а до этого… До этого разбила сердце, и окончательно убила во мне всякую веру в людей…

— Ведь я от коммунальщиков шёл! — выкрикнул я чуть ли не на всю улицу, — Крышу они ремонтировать не хотят, мол, не нравится жить в нашем доме, так нафига вы в нём живёте! И это после того, как очередной раз повысили цены… Нахалы, просто нахалы! Мне что, на улицу съехать? У меня нет денег снять другое жильё, и уж тем более — купить! Ипотеку дают только молодым семьям, а я уже больше не семья… И уж тем более, не молодая… И вообще…

Тут я заткнулся, рассудив, что не нужно, чтобы вся улица знала, что кроется за этим «вообще».

— У тебя есть желание, господин? — осторожно спросил мой подозрительный спутник, — Чего ты желаешь? Чтобы я их заколдовал? — а у самого глаза на мокром месте. — Пожалуйста, не надо…

— Чего не надо? — уже повернувшись прямо к нему, выругался я.

— Ничего не надо! — он зашёлся рыданиями.

Если это была игра — то, чёрт возьми, мастерская! Пацан даже согнулся, чуть не напополам, обхватил лицо руками.

И тут внезапно хлынул ливень. Ну да, если день не задался, то во всём. А я ещё и зонтик забыл. Мой взгляд остановился на стоящем напротив меня бедолаге. Тот обхватил себя за плечи и теперь мял их своими острыми когтями, мелко трясся и скрежетал зубами, чему мешала их форма. Зубов, то есть. Они были острые, как у акулы, и очень удобно входили в пазы между друг дружкой, особо не поскрежещешь, только стучать остаётся.

— Пойдём ко мне, — вспомнил я то, с чего начал.

Через двадцать минут я уже отпаивал моего нового знакомца горячим чаем. Свою летающую посудину он, кажется, где-то потерял, я собирался взять зонтик и пойти её искать, заранее воображая масштабы предстоящей проблемы — как я отличу Ту Самую Банку от всех прочих жестяных банок? А может, её уже дворник убрал, или собиратели пустой тары оприходовали…

— Не ходи, — одёрнул меня бедолага, — Это только на один раз. Когда я исполню твоё желание, господин, я получу новый дом…

— Желание… — задумчиво повторил я, вспоминая, с чего этот инопланетянин начал.

И только сейчас задумался, что какая-то странная постановка проблем для инопланетянина-то…

— Джинн я! — продолжал мой новый знакомый.

— Джинн, говоришь? — озадачился я, не зная, что дальше думать.

— Я должен исполнить Ваше желание, хотя бы одно.

— Хотя бы одно, — задумчиво повторил я, — А что, можно и не одно?

— Вообще-то, полагается обычно три. А вообще, при некотором раскладе, может быть и больше… Если я не исполню желание того, кто меня вызвал, то новая посуда будет ещё хуже предыдущей…

— Не вызывал я тебя! — возмутился я. — Сейчас я верну твою посуду, ту, которая уже была… Чтобы хуже не было…

И тут я задумался: а может, всё-таки я его вызывал? Я же все те три месяца, с тех пор, как Моя ушла, не мог ни о чём думать, искал, чем себя занять, всё из рук валилось… Не даром Моя уверяла, что я притягиваю неприятности… А даже если и не неприятности, ну мне же было надо, я так хотел, я мысленно стонал, я буквально выл, молясь, чтобы кто-нибудь пришёл скрасить моё одиночество. И чтобы это был кто-нибудь сказочный, ибо в живых людей я больше не верю.

— Ну как же, банку-то ты пнул, — продолжал вздыхать джинн.

Ах вот оно что… Значит, не депрессухой своей притянул, а просто пнул банку… Где-то надо лампу потереть, а где-то банку пнуть…

— Я случайно, — машинально возразил я, — Откуда мне было знать, что из той банки джинн явится…Обычно джинны в бутылках живут…

— Ну да… И горячительные напитки обычно в бутылки заливают. А иногда их заливают и вот в такую тару… И джиннов селят аналогично…

Я несколько раз задумчиво притопнул, потом отыскал взглядом стул, некстати оказавшийся мокрым, взял тряпку, вытер, и, выбрав место, где не капало, сел.

Ситуацию надо было хорошенько обдумать.

Ведь, в самом деле, зачем я пнул эту банку? То ли я не знал, что если на душе плохо, нужно воздерживаться от всяких лишних действий. От срыва эмоций тоже лучше воздерживаться. Хоть Моя и говорила всегда, что в себе держать вредно, но это она говорила, когда дело касалось её. Мои же потуги избавиться от внутренней боли она воспринимала иначе: мол, хватит ныть уже… А мои просьбы к ней — и вовсе как наезды и попытки сжить её со свету.

— Господин, так Вы не хотите, чтобы я починил крышу?

— Да не в крыше дело! — я всплеснул руками, — Меня в грязь втоптали, меня унизили! Наглые морды! Знают, что деваться мне некуда, только бомжевать по вокзалам… Чтобы в другую хату переехать… Я не зарабатываю столько… Моей зарплаты хватает только чтобы им платить… Сколько они цены не повышай… И вообще…

Тут я почувствовал, как меня распирает изнутри. Никогда не мог ни о чём сказать Моей, она не слушала. Если я был слишком навязчив, она наспех собирала свою дамскую сумочку и валила к нему. К Любовнику.

— Она валила к Любовнику, — всплеснув руками, выдал я вслух, — О котором я узнал, когда застукал их вместе. И знаешь, что она мне сказала?

— Нет…

— Сказала она мне, мол, милый, если я тебя так во всём не устраиваю, зачем ты тогда со мной живёшь и спишь! Но я же не знал… Ё, откуда я мог знать, что она меня НАСТОЛЬКО не устраивает! Когда я женился, я женился на порядочной женщине с недостатками, которые есть у всех… Да, я ей так и сказал, а она мне знаешь что? «Ну вот теперь ты узнал обо мне всё, такая я тебе не нравлюсь, ну так чего ты бесишься, не живи со мной, в чём проблема? Радуйся…» Вот прямо так и сказала. А я столько времени её любил, терпел её истерики… Сколько лет своей жизни уже потратил, и назад вернуть не могу… Нет, всё просто — не живи со мной. Ну что молчишь, джинн?

— Я не молчу, я тебя слушаю…

— Она сказала, что если мне не нравились её истерики, то зачем я их терпел, зачем я с ней жил… Нет, ну как так можно… Разве я не должен был терпеть и прощать, ведь не бывает людей без недостатков… Почему её это так удивляло, почему она меня подкаблучником обозвала? И вроде бы, правильно всё, права она… Зачем… Вот зачем я терпел, когда мог кулаком по столу ударить и вышвырнуть её за какую-нибудь мельчайшую мелочь… Как она в итоге поступила со мной. Но не мог я, понимаешь… Глупо это — из-за мелочей расставаться… Это потом они накапливаются, по капле наполняя чашу терпения… Или перевешивая чашу весов. Но ведь не сразу же… И вообще, это она меня бросила, а не я её…

— Но ведь выходит, что она тобой просто пользовалась? — осторожно спросил джинн, — Знала, что тебе такой, какая есть, не понравится, но набраться мужества и уйти первой — не смогла… Как и не смогла на чистоту о себе рассказать всё и сразу, всё ждала, ждала, пока ты сам увидишь...

— Да я бы простил… Если бы она сама захотела, если бы меня любила…

— Но то-то и оно, что она не любила, но и не говорила, что тебя не любит. Она скрывала от тебя это.

— Зато когда правда всплыла, знаешь что Моя мне сказала? Что она меня не заставляла её любить, и вообще меня к себе ничем не привязывала, вот и аборт сделала специально, чтобы я от неё свободен был… Ты представляешь, она сделала аборт! А я ещё полгода как дурак ночью в круглосуточные ларьки бегал, то за шоколадом, то за солёными огурчиками…

— Она просто пользовалась тобой, — сделал вывод джинн, — а потом обставила всё так, будто это было надо тебе, а не ей.

— Именно! — всплеснул руками я. — Это действительно было надо мне… И я теперь чувствую себя в дураках от того, что мне это было надо. Что я прицепился к однму-единственному человеку со всей планеты, что заставлял её наполнять смыслом мою жизнь. А она широким жестам давала мне то, в чём я нуждался, но… Какой я неблагодарный дурак, понимаешь ли, да какой эгоист — заставлял её тратить свою жизнь молодую на меня…

— Ну, так и что, ты ничего не хочешь? — выслушав всё это, спросил джинн, — Не хочешь исправить прошлое…

— Нет, — решительно отрезал я. — Чего там исправлять? С Моей я уже натерпелся.

— Но ведь ты расстроен. Это от того, что она ушла. И сдедала аборт. Ведь это так?

— Нет, — отрезал я.

И задумался. Правда, знать её не хочу. Правда, это счастье, что она свалила. Но почему же так больно? Потому что Моя постоянно давала мне надежду, что всё наладится, что однажды этих конфликтов не будет… Что родится наш ребёнок, и, наконец, всё будет по-другому.

Или, глупо было надеяться на перемены? Нот я всё равно надеялся. Моя стала для меня Привычкой, а с Привычками расставаться очень трудно, какими бы вредными они ни были. Привычки — страшное дело, они радуют только поначалу, потом ты на них подсаживаешься, тебя без них ломает, они причиняют боль, но ты не можешь так просто взять и выкинуть их, как советовала Моя, потому что они уже стали частью тебя самого. И однажды ты осознаёшь, что эта самая часть — ни много, ни мало — ты весь.

Вот именно так и было. У меня было множество ожиданий, да чего ещё — мы жили с Моей вместе. И теперь мне жалко, и потраченных на неё средств, и лет, и нервов, и всего того, что я ей отдал. Больно не потому, что я лишился того, что любил… Хотя, я очень, очень любил свою иллюзию, и её я действительно лишился. И теперь больно потому, что был таким дураком… Я потерял столько времени… Может быть, правильнее было не привязываться ни к кому, крутить мимолётные романы, легко расставаться, легко сходиться с другими девушками? Да только я не понимал, как такое возможно, ведь это сколько же надо сил прежде всего на то, чтобы кого-то найти, потом заинтересовать, охмурить, покорить… И после всего этого — просто бросить. Ради чего тогда все эти поиски, ухаживания, попытки понравиться, удержать… Чтобы потом на всём этом ставить крест и бессчетное число раз начинать снова и снова? Зачем? Нет, я хочу постоянства, хочу нормальную семью, и чтобы она однажды не развалилась таким нелепым образом, как это в итоге у меня и произошло.

И сейчас я понимаю, что всё, что я делал, всё, что терпел — всё зря. У меня больше никогда ничего не получится, ведь уже проделанный путь, путь притирки к так сказать первой любви, был так труден… Я не смогу ещё раз, я уже не молод, сколько мне ещё осталось?

— В общем, знаешь… Я хочу, — сам себе кивнул я. — Хочу забыть. Хочу не чувствовать, что что-то было, а теперь этого нет, — я помолчал, а потом решительно добавил: — Да. Жил я когда-то давным-давно без неё, и дальше хочу так же. Вот с того самого момента, как она на меня свалилась — хочу чтобы моя жизнь пошла другим путём. Или нет. Вдруг сойдусь с другой стервой, которая меня так же кинет? Нет. Чтобы не наступить на те же грабли, надо помнить… Да только что эта память даст, кроме мучений… От такой же ошибки она меня предостережёт, а от другой? Или не сработает ли как ложная тревога, не выйдет ли, что я оттолкну что-то внешне похожее на Мою, а внутренне — совсем другое? И даже знать не буду, что потерял своё счастье…

Джинн потерянно молчал. А с его нерешительностью задерживалось и прибытие моего избавления.

— А может, ты всё-таки хочешь, чтобы я починил твою крышу? — с надеждой спросил Джинн.

— А ты можешь? — без всякого энтузиазма поинтересовался я. И тут же гневно добавил: — Почему её должен чинить именно ты? Есть те, кто по долгу службы это делать обязан, вот они пусть и чинят! Я им деньги за это плачу! Ежемесячно на капремонт отчисляю, да ещё коммуналку… И ещё, государство налоги с меня дерёт… Да, взяток никому лично в карман не давал. А что, должен? Нет, достопочтенный джинн, никаких починок крыши! Я из принципа об этом просить не буду! Нет уж… Я вот сейчас попрошу что-нибудь другое. На принципы пойду… О! Если коммунальщики так хотят, чтобы я не жил в их доме, так будь по-ихнему…

— Так это, выходит, их желание? — с недоумением спросил джинн, — А я должен исполнить твоё…

— Это моё желание! — настоятельно возразил я, — Чтобы стало так, как они хотели, и чтобы они обломились от того, что их желание сбылось! Наверняка, они это говорили не мне одному, а всем недовольным… Так вот пересели всех, кто им деньги исправно платит, и недовольных, и довольных тоже. А этим одних только злостных должников оставь. Да таких, которых они по разным причинам не смогут выселить силком, и обязаны будут обслуживать уже за свой собственный счёт. И ещё. Можно не только одно желание? Тогда следующими будут продуктовщики. Они продают просроченные продукты, а недовольным покупателям грузят, мол, не нравится — зачем Вы у нас покупаете… А у кого покупать, у конкурентов, у которых та же фигня? И отговорки те же. На что они намекают? Что нечего людям соваться в заведения, где обслуживают шакалов, стервятников и прочих падальщиков, способных есть тухлые продукты? А мне что делать, если я не падальщик и этим отравлюсь? Сдохнуть и стать кормом для падальщиков? Нет, я понимаю, что они сами решают, какую клиентуру обслуживать но…

Тут я заткнулся, поняв, что всё то, что кроется за этим «но» — мои личные проблемы, которые не волнуют никого, и с какой радости должны волновать? Как не волновало Мою, когда она мной пользовалась, ведь её главный аргумент был в том, что не заставляла меня себя любить, и как следствие — снабжать и обслуживать. Ещё бы… А если бы у неё была власть надо мной как над рабом, то будучи заставленным, я бы тоже не имел ни малейшего права возмущаться.

— Стой, погоди… — произнёс я вслух, — Я должен ещё немного подумать… Над формулировками… У нас есть время?

— Время есть, — Джинн грустно поскрёб когтем по краю столешницы, — Смысла нету… Ты так масштабно мыслишь, господин… Я не умею исполнять такие масштабные желания… Видишь, в какой посуде ты меня нашёл? А следующая будет ещё хуже, потому что я не справлюсь…

— Да? — мне стало интересно.

А вот обидно не было ничуть. Я уже сам пришёл к бессмысленности своих масштабных просьб. Ну, вот проучу я коммунальщиков и недобросовестных продавцов, а что дальше? Мне самому лучше станет? Этих проучу, а других-то нет? Может, попросить сделать всех другими… Но это надо весь мир делать другим, а джинн говорит, что и банальная месть ему не под силу…

— Значит, не умеешь исполнять желания? — на всякий случай уточнил я, — Так зачем ты тогда спрашиваешь, чего я хочу, а не хочу ли я того-сего-пятого, десятого?

— По инструкции положено, — вздохнул джинн. — К тому же, я всё ещё надеюсь, что желание окажется мне по зубам...

— А что будет, если ты не будешь выполнять желания? — спросил я, и тут же спохватился: — Ах да, бутылку отнимут. А она тебе вообще нужна?

— Это мой дом… А выполнять желания людей — моя обязанность.

— Люди часто сами не знают, чего хотят, — принялся рассуждать я. — Пока им не подскажешь, не натолкнёшь на мысль… Попробуй навязать то, что умеешь делать… Не может же быть, чтобы ты вообще ничего не умел?

— Ты никогда не был джинном. Вот влезь вместо меня в бутылку, так и узнаешь, что хотят люди часто, много, и главное — уверенно… Ты вон и сам желание назвал!

— Да… Но я сам же потом и усомнился, надо ли мне это…

— Это не важно. Ты усомнился, а другие не сомневаются. К тому же, в желаниях они были ещё более несдержанны, чем ты.

— Ну и какие же это были желания? — спросил я.

— Я не могу тебе рассказать, — грустно болтая ложкой в уже остывшей чашке, сказал джинн, — Профессиональная этика не позволяет.

— Небось, деньги, власть, вечная жизнь? — озвучил я.

— Ну, что-то типа того, если не вдаваться в подробности.

А я задумался. В подробностях как раз и мог крыться дьявол. Очень большая сумма денег могла принести неприятности как их получателю, которому за них перерезали бы горло, так и обрушить экономику целой страны. Власть можно использовать во зло. Или натворить бед неумелым правлением. А ещё можно просить о мести. Примерно так же, как я сейчас. Но только не факт, что мести тем, кто этого заслужил. Люди по природе завистливы, и бед своим недругам могут пожелать самых неимоверных.

А главное — найти бутылку с джинном, как выяснилось на примере меня, может каждый…

— Могу ли я дать тебе вольную? — задумчиво спросил я.

— Ты совсем сжить меня со свету хочешь? — опёршись о столешницу, джинн возмущённо привстал: — Вот тебя бросили, тебе хорошо? А если тебя ещё и с работы попрут, что тогда? Почувствуешь себя вообще никому не нужным…

— А так, наверное, и есть… — задумчиво изрёк я, — Да, на работе деньги получаю, но нужно ли кому-то образование? Чтобы потом зарплата как у меня была… А стране нужно? Все хотят быть глупыми, это даже почти почётно…

— По твоей логике воры и мерзавцы всем нужны, — ядовито прервал меня джинн, — Те, которые делают только то, что нужно им самим, и себя при этом важными и незаменимыми людьми мнят, приносящими пользу! А мне нужно на новую бутылку заработать… В общем, я не должен влиять на твой выбор желаний… Ты выбирай сам чего тебе надо, вот если я смогу исполнить… В общем, на твою жалость я тоже не должен был давить… Я… Я плохой джинн…

— Подожди? — переспросил я. — А почему это ты не должен влиять на мой выбор? Ну, в смысле, не на мой, конечно, а на выбор того, кто находит твою бутылку? Ты просто это… Если тебя в следующий раз найдут, убеди заказчика, что ему ничего не надо. Ну или, чтобы формально что-то исполнить, убеди что нужна какая-нибудь формальная мелочь.

— Это как? — в глазах джинна появился интерес.

— У людей учись. У рекламщиков там, у… Знаешь, есть у меня ещё одно желание… Прими какой-нибудь человеческий облик и иди к нашим коммунальщикам, напомни о моей протекающей крыше! Потом вернёшься ко мне, обсудим.

— Но… — он приподнял руку, готовясь что-то возражать.

— Что? Пойти и поговорить с людями — это такая проблема? Если не знаешь, куда идти — так я провожу. Не знаешь как начать разговор? Ладно, пойдём вместе, ясам начну. А ты просто посмотришь, поучишься. У них. Как надо мотивировать отказы. Кстати, там у них в конторе и телевизор есть, если повезёт, глянешь какую-нибудь рекламку, как нужно убеждать покупателей в важности какой-нибудь фигни. Поучишься рекламировать и навязывать ту самую фигню, которую сумеешь исполнить… И всё наладится, пусть и не сразу, но наладится… А масштабные желания… Думаю, их и не надо исполнять, знаешь ли, мы не можем знать, к каким последствиям это приведёт.