Чен выбрал более рискованный. Ход Штирлица… и Дарта Вейдера — как я его вижу, и писал об этом, и «канон» Лукаса в виде придуманных позже трех серий меня не убеждает)) Чен выбирает путь «сподвижника опасного человека» — с ежесекундным риском, ради того, чтобы быть достаточно рядом в миг, когда этого человека понадобится остановить. Но надеюсь, я там ясно написал это… он готов умереть вместе с Брэйвином, если не будет иного выхода. Темная игра… таким людям обычно никто не говорит спасибо — зачастую их, как и Чена, считают предателями…
Это подход профессиональных писателей, литнегров и начинающих дарований))
То есть, вы приравниваете всех изданных писателей (то есть «профессиональных») к неграм, пишущим на заказ?
А желание вытащить свой труд «из стола» и показать его многим приравниваете к погоне за модой — и снова к тому, что делают негры?
А тех, кто просто пишет потому, что иначе не может, и о том, что откуда-то взялось в его душе и стремится наружу, — но очень возможно, к моде никак не относится, — вы явно списываете в утиль, одобряете или… нечто третье?
Похоже, мы с вами зашли в тупик, связанный с проблемами перевода...)
Я знаю некоторые приёмы суггестивности, но, кажется, никому не интересно. )
Интересно)
Хотя чисто теоретически — как анализ, например. Как прояснение, отчего какое-то стихотворение цепляет за душу. Интересно, конечно.
Но когда оно само у тебя складывается или выпевается, то… просто само) Без осознанного применения каких-либо приёмов. Хотя я ведь и не настоящий поэт))
Я думаю, это и есть то главное, что делает книги столь важными для нас, для людей в целом… они меняют нас, они пронзают наши сердца и остаются в них. И иногда придают силы тоже создавать такие «удары». Не обязательно в виде книг… в конце концов, акты творения разнообразны.
Хочется верить, что изменённое сознание может обладать силой изменять мир…
И надо вовремя увидеть границу невозврата к несвободе от любимых людей, например. Ведь если ты свободен совсем, от тебя нет другим никакого толка. Эта свобода, она как небытие
Совершенно верно. Мальчик ведь это чувствует сразу… спрашивая: а это жизнь? Для мальчика, как и для учителя, это вовсе не жизнь, а какое-то странное существование… единственное тому оправдание — все-таки речь о вэй-лорде, для которого жизнь — это не только Сумрак, и не столько Сумрак, а в основном Мерцание… не разум, не эмоции в нашем понимании — но мир чувствований и чувств совершенно иного порядка.
Собственно, потому образ, созданный Двиртом, и работает: остальные вэй-лорды понимают, что уйдя в Мерцание столь глубоко, ты обретаешь полноценную жизнь на качественно ином уровне. Но степень этого «иного» пугает даже Каэрина… достаточно «человека», чтобы желать и самой обычной «сумрачной» любви…
Двирт хотел быть непроницаемым, но не ради непроницаемости как таковой
Конечно. В общем-то, всё окажется довольно банально: человек переживает невероятно сильную боль, к которой не был готов. И в то же время — узнаёт что-то, переворачивающее его представления о мире. И это узнанное им нечто — опасное. Он не знает пока, что именно происходит, не знает, как действовать. И выбирает тот способ, который им уже не раз опробован: уйти в себя. И от боли — тут уж просто инстинкт самосохранения. И от обнародования тех внезапных открытий, которые могут «взорвать» его мир, без преувеличений. И он выбирает не путь возведения барьеров — это путь опасный, потому что навешивание прочной двери вызывает соблазн у взломщиков… Нет, он делает хитрее: он распахивает двери, чтобы все видели: там пустота, там никто не живет… Он всему миру показывает себя — отрешенного от всего «сумрачного», от всех чувств, лишенного стремлений, свойственных человеку. Он создаёт себя — целиком погруженного в Мерцание. Лишь иногда выныривающего оттуда по «служебной» необходимости — но и только.
Чего он таким образом достигает? Основное — что он, признанно сильный, «великий Двирт». — перестаёт казаться опасным. А он уже знает, что есть некто, имеющий привычку устранять опасных. Не напрямую — так опосредованно… через близких. Но у Великого Двирта — все знают — нет близких. Он об этом позаботился. Хотя и не по именно этой причине, причин там было несколько… но Двирту на руку, что его нельзя шантажировать сыном. Все же знают: нет ему до сына никакого дела. Выбросил и не интересуется. Что ж — он считает, что так безопаснее. И ему (шантажа не будет), и сыну (по той же причине), и вообще-то Тефриану — потому что у него есть причины сыну не доверять…
В общем, пока никто из героев этого не знает, кроме самого Двирта) Так что расскажу я об этом куда позже — когда уже часть тайн вылезет наружу, и Великий Двирт наконец-то заговорит…
Я хотел, чтобы это казалось пугающим. Ведь тут дело не только в боли… он абстрагировался вообще от каких-либо колебаний души, если можно так сказать. Во всяком случае — так это понимает Каэрин, глядя со стороны. Непроницаемость на уровне души, полная блокировка чувств…
На самом деле, это было не так. Возможно, Двирт этого и хотел, он вообще для меня самый загадочный персонаж этой истории… но полностью лишенным чувств он не был, хотя бы в прошлом. Да и детей своих он выбросил из жизни не по этой причине… По-моему, в итоге он не смог стать полностью бесстрастным и беспристрастным, хотя если подумать — эти два понятия не тождественны.
А боль… да, забегая вперед (точнее, назад) — Двирт пережил очень сильную травму, которая вообще-то могла убить его. Вероятно, на определенном чувственном уровне она его и убила, вот он и стал таким… не вполне осознанно, быть может.
Соглашусь, наверное, насчет «пленительной неясности» — люблю читать стихи, где есть такое… хотя люблю я всякую поэзию, где есть некая неуловимая Искра, а ее суггестивностью не объяснить…
неее, это неправильный ром… Мы тут как-то нашли правильный — ему было десять годочков и он был в такой няшной пузатой матовой бутылочке, что я не мог пройти мимо. И он был совсем не как сладкий коньяк! Такое я бы пить не смог))) А тот ром был… вполне достоин своих лет и своей бутылочки)
Со свадьбой поздравляю) Мой женился летом)))
Ни пуха ни пера с грантами и прочим! Японцы — это хорошо))
Ну да. Это хорошо, что заметно… Вообще в его положении довольно легко стать монстром — находясь под давлением, узнав вкус несправедливости…
Я так думаю тоже. Иначе слишком многое бессмысленно. Если не всё вообще…
А тебе тут Чен как? Видно, что он не «картонный», а разный и вообще-то сложный? В сцене с тем задиристым Магистром как он смотрится?
Я тоже ) Но думаю, такие перемены не столь заметны на фоне стреляющих орудий…
Чен выбрал более рискованный. Ход Штирлица… и Дарта Вейдера — как я его вижу, и писал об этом, и «канон» Лукаса в виде придуманных позже трех серий меня не убеждает)) Чен выбирает путь «сподвижника опасного человека» — с ежесекундным риском, ради того, чтобы быть достаточно рядом в миг, когда этого человека понадобится остановить. Но надеюсь, я там ясно написал это… он готов умереть вместе с Брэйвином, если не будет иного выхода. Темная игра… таким людям обычно никто не говорит спасибо — зачастую их, как и Чена, считают предателями…
И мне бы хотелось… Но кто знает, изменился ли мир )) Всё было бы куда проще, если бы наш мир столь легко менялся от прикосновений кисти художника…
А желание вытащить свой труд «из стола» и показать его многим приравниваете к погоне за модой — и снова к тому, что делают негры?
А тех, кто просто пишет потому, что иначе не может, и о том, что откуда-то взялось в его душе и стремится наружу, — но очень возможно, к моде никак не относится, — вы явно списываете в утиль, одобряете или… нечто третье?
Похоже, мы с вами зашли в тупик, связанный с проблемами перевода...)
Это глобальный вопрос...)
Хотя чисто теоретически — как анализ, например. Как прояснение, отчего какое-то стихотворение цепляет за душу. Интересно, конечно.
Но когда оно само у тебя складывается или выпевается, то… просто само) Без осознанного применения каких-либо приёмов. Хотя я ведь и не настоящий поэт))
Незачем.
Я думаю, это и есть то главное, что делает книги столь важными для нас, для людей в целом… они меняют нас, они пронзают наши сердца и остаются в них. И иногда придают силы тоже создавать такие «удары». Не обязательно в виде книг… в конце концов, акты творения разнообразны.
Хочется верить, что изменённое сознание может обладать силой изменять мир…
И надо, и хочется… а иногда, увы. хочется просто спать)))
Собственно, потому образ, созданный Двиртом, и работает: остальные вэй-лорды понимают, что уйдя в Мерцание столь глубоко, ты обретаешь полноценную жизнь на качественно ином уровне. Но степень этого «иного» пугает даже Каэрина… достаточно «человека», чтобы желать и самой обычной «сумрачной» любви…
Конечно. В общем-то, всё окажется довольно банально: человек переживает невероятно сильную боль, к которой не был готов. И в то же время — узнаёт что-то, переворачивающее его представления о мире. И это узнанное им нечто — опасное. Он не знает пока, что именно происходит, не знает, как действовать. И выбирает тот способ, который им уже не раз опробован: уйти в себя. И от боли — тут уж просто инстинкт самосохранения. И от обнародования тех внезапных открытий, которые могут «взорвать» его мир, без преувеличений. И он выбирает не путь возведения барьеров — это путь опасный, потому что навешивание прочной двери вызывает соблазн у взломщиков… Нет, он делает хитрее: он распахивает двери, чтобы все видели: там пустота, там никто не живет… Он всему миру показывает себя — отрешенного от всего «сумрачного», от всех чувств, лишенного стремлений, свойственных человеку. Он создаёт себя — целиком погруженного в Мерцание. Лишь иногда выныривающего оттуда по «служебной» необходимости — но и только.Чего он таким образом достигает? Основное — что он, признанно сильный, «великий Двирт». — перестаёт казаться опасным. А он уже знает, что есть некто, имеющий привычку устранять опасных. Не напрямую — так опосредованно… через близких. Но у Великого Двирта — все знают — нет близких. Он об этом позаботился. Хотя и не по именно этой причине, причин там было несколько… но Двирту на руку, что его нельзя шантажировать сыном. Все же знают: нет ему до сына никакого дела. Выбросил и не интересуется. Что ж — он считает, что так безопаснее. И ему (шантажа не будет), и сыну (по той же причине), и вообще-то Тефриану — потому что у него есть причины сыну не доверять…
В общем, пока никто из героев этого не знает, кроме самого Двирта) Так что расскажу я об этом куда позже — когда уже часть тайн вылезет наружу, и Великий Двирт наконец-то заговорит…
Мне здесь хотелось отчасти воспроизвести его манеру работать с созвучиями… хотя у всех получается своё, и я на него уж точно не похож)
Гумилева я люблю больше. Но у Бальмонта было шикарное умение работать со звуками…
Спасибо)
Меня учил Бальмонт… по стилю. А духовным своим наставником я считаю Гумилева — огненного...)
Я хотел, чтобы это казалось пугающим. Ведь тут дело не только в боли… он абстрагировался вообще от каких-либо колебаний души, если можно так сказать. Во всяком случае — так это понимает Каэрин, глядя со стороны. Непроницаемость на уровне души, полная блокировка чувств…
На самом деле, это было не так. Возможно, Двирт этого и хотел, он вообще для меня самый загадочный персонаж этой истории… но полностью лишенным чувств он не был, хотя бы в прошлом. Да и детей своих он выбросил из жизни не по этой причине… По-моему, в итоге он не смог стать полностью бесстрастным и беспристрастным, хотя если подумать — эти два понятия не тождественны.
А боль… да, забегая вперед (точнее, назад) — Двирт пережил очень сильную травму, которая вообще-то могла убить его. Вероятно, на определенном чувственном уровне она его и убила, вот он и стал таким… не вполне осознанно, быть может.
Интересно.
Соглашусь, наверное, насчет «пленительной неясности» — люблю читать стихи, где есть такое… хотя люблю я всякую поэзию, где есть некая неуловимая Искра, а ее суггестивностью не объяснить…
Пошел читать твоего Ворона)
Так вот что мы сегодня отмечали! Помимо пятницы тринадцатого… Ну — за этого прекрасного человека нельзя не выпить!
Надеюсь, благополучно принесут)