RhiSh. Рецензия на роман Евгении Сафоновой «Когда завтра настанет вновь»

Евгения Сафонова. «Когда завтра настанет вновь»

Начиная говорить о книге… Вдумайтесь в эти слова — каждое из них само по себе является особенным: порогом, распахнутой дверью, первым шагом на Путь. Мы вступаем на него, начиная что угодно, любое дело, которое нас увлекает. Книга — это всегда распахнутая дверь, портал в Неведомое, в Приключение.

И любой разговор — настоящий — это такой же шаг через порог… в душу и разум собеседника. Конечно, если нам интересно туда заглянуть. Но ведь если нет — то и разговора у нас не получится.

  Разговор о книге — это особенное удовольствие для тех, кто любит читать. Только говоря о книгах — полюбившихся, скучных, раздражающих, прекрасных — мы достигаем, если нам повезёт, сразу нескольких целей: убеждаемся, что наш интерес разделён, а это уже здорово; лучше понимаем книгу — и опять же, если повезёт, то лучше понимаем себя. Книги раскрывают нас. Хотим мы того или нет. Пишем мы их или читаем. Стоит нам о них заговорить — и наша суть обнажается.

Недаром мудрые люди повторяли на разные лады: не хотите показать миру себя настоящего, какой вы есть, — не пишите книжек. Мой опыт говорит, что то же можно сказать и об обсуждении книг. Стоит вам хотя бы назвать свои любимые — и вы пропали, вы под софитом. А уж когда вы честно скажете, отчего та книга вам нравится, а другая — нет… Тут уж вам определённо не скрыться.

Если верить Хемингуэю, то писателю «Во-первых, нужен талант, большой талант. Потом самодисциплина. Потом нужно ясное представление о том, какой эта проза может быть, и нужно иметь совесть, такую же абсолютно неизменную, как метр-эталон в Париже, для того чтобы уберечься от подделки». К читателю, по многим причинам, требований меньше — да что там, сейчас повсюду бытует мнение, что от читателя и вовсе ничего не требуется — отключил мозги, принял, нюхнул, открыл книгу — и процесс пошёл. В общем-то, многие, желающие зваться писателями, тоже любят эту точку зрения больше, чем высказанную Хемингуэем…

Но я уклоняюсь от темы. Талант, дисциплина и совесть… как ни загадочны эти термины, сколькими бы способами их ни толковать, но интуитивно с этим соглашаешься. Но если это — то странное, мистическое откровение, создающее из человека писателя, — думается, что и для хорошего, честного, увлекательного разговора о книге требуется то же самое. Иначе разговора попросту не выйдет — он превратится в набор утверждений в стиле «Мне нравится, а мне — нет», когда собеседников нет — есть люди, замкнутые на себя, закрытые для нового, не желающие видеть никого, кроме себя в зеркале.

И когда я берусь за рассказ о книге (а я делаю это редко) — я постоянно спрашиваю себя: как подобрать слова, чтобы не выставить напоказ это замкнутое на себя, изолированное от чужих разумов «мне нравится» — а в то же время выразить не только сухие мысли, но и те чувства, которые возникают при чтении? Ведь о чём бы мы ни читали, а любим мы то, что пробуждает чувства, проникает в душу, заставляет следить за героями и сюжетом, сопереживать. Говоря о достоинствах книги, надо балансировать на тонкой грани между рассудочным и эмоциональным, между «это хорошо» и «нравится лично мне». Но каким бы искусным канатоходцем ты ни был, всегда найдутся те, кто скажет: это одно и то же, никакого «хорошо» нет — есть только «моё», и точка.

Но слишком многое — в мире книг, в мире логики и здравого смысла, в мире, окружающем нас, — этому противоречит. По сути, вся история человечества — это нескончаемый поиск Абсолюта. Во всех областях: от познания Вселенной до смысла жизни, от тайн космоса до тайны бессмертия души… и конечно, тайны Времени.

И здесь мы уже подобрались к теме вплотную, потому что книга, о которой я собираюсь поговорить, — это книга о Времени. И хотя о времени все мы знаем примерно одинаково, то есть ничего, — но это не мешает нам оценивать теории на жизнеспособность. Одни кажутся вполне реалистичными — во всяком случае, опровергнуть их мы не можем. Другие грешат против логики и полны противоречий — так часто бывает, если автор использует «прыжки во времени» так же бездумно, как иные авторы фэнтези абсолютно все сюжетные проколы и нелепости объясняют одним словом: «Магия!».

Но и у магии всегда есть свои законы и ограничения, даже в сказках. И тем более, есть они у всех «парадоксов времени». Как отличить «качественные» теории от остальных? Вообще-то очень просто: если на ваше «почему» в книге имеется ответ — пусть даже неявный, но вы можете на основе текста его додумать, — то с теорией всё в порядке. Но если единственным ответом будет пресловутое «Магия!» — или эквивалент «Так автору нравится, а в книжке всё можно!» — а логика тихо уползает в кусты и там умирает в муках, то с теорией явно нелады.

Я расскажу кое-что о книге, где логика никуда не уползает, а ответы на вопросы имеются. Книга называется «Когда завтра настанет вновь», и тут сразу можно отметить: хотя история эта из разряда «загадок», но название — подсказка, если не разгадка. Хотя читатель этого и не видит, скользя вместе с героями по течению глав, — да и героям это невдомёк, — но для одного из этих героев всё обстоит именно так: завтра уже наступало, причём много раз, и он понятия не имеет, что будет, когда оно снова наступит. Да и вообще, суждено ли этому случиться.

Мне хотелось начать эту «историю об истории» не так — не с парадокса времени. Но время — хитрая штука: оно само решает, как ему течь, когда наступать… и когда о нём разговаривать. Парадокс времени — территория неосвоенная. Это само по себе парадоксально — ведь время нас буквально окружает, оно сопутствует нам всегда… и само слово «всегда» отсылает нас к времени. Наша речь пронизана такими словами, мы даже не замечаем их: всегда, никогда, всё время, постоянно, редко, одновременно… И вот об этой вездесущей штуке написано не так уж и много книг. О тех же космических странствиях — куда больше. Да что там, о драконах и эльфах — намного больше, при том, что с ними-то мы не сталкиваемся постоянно, как с прошлым, будущим, мгновениями и часами… И каждая новая книга о прыжках во времени — это интересно. И вдвойне интересно, когда теория продумана, логична, оригинальна, и по мере чтения у вас не возникает желания вежливо спросить у автора, почему очередная телега бежит впереди очередной лошади, из кустов выглядывает очередной рояль, а у не встретившихся или вовсе не родившихся людей преспокойно имеются дети, разворачивающие в «будущем-настоящем» бурную деятельность. Здесь ничего такого нет. И это радует и вызывает уважение.

Океан времени… Что-то в этих словах волнует и заставляет верить. Быть может, глубоко внутри нас живут какие-то истинные знания, вот только мы не способны пока их постичь?

Представь себе огромное пространство, белое, как лист бумаги. Бесконечное. Пустое. Там, где я очутился, это белое пространство заменяло небо. А время оказалось внизу, под моими ногами, похожее на разноцветный океан. Бескрайний океан, состоящий из человеческих судеб.

… Я же, попытавшись очутиться в прошлом, вынырнул из своего океана, но не смог попасть в чужой.

… Это было… всё равно, что ходить по льду. Льду, прозрачному, как хрусталь. Я видел океан времени под своими ногами, но не мог нырнуть в него. Тогда-то моя жизнь и закончилась.

Два мира — и океанов два. И они никогда не сливаются, не касаются друг друга. А юноша, рискнувший воспользоваться своим природным даром «между-мирных странствий», чтобы попасть в прошлое — всего на минуту, — навеки застревает в безвременье и, по сути, больше живым не является и медленно тает, паря в полном одиночестве над океаном времени… в поисках девушки.

Ирония заключается в том, что девушка даже не знает о нём. Да что там, она и сама о себе-то не знает. И тем более — о тайне двух океанов…

Эта история на первый взгляд очень проста, но стоит приглядеться — и в ней всплывает, как из глубин того самого океана, множество смыслов. Даже на самый лёгкий вопрос — о чём она? — и то не подберёшь единственного ответа. О времени. О поисках правды. О страхе и преодолении страха. О верности данному слову. О любви — в разных её обличьях, от прекрасного до ужасающего. О взрослении.

И конечно, о юноше и девушке. Большинство историй — именно об этом… но далеко не каждая начинается с того, что девушка на берегу озера готовится умереть.

Построение книги по принципу «начало конца» — вообще ход неоднозначный. Нужна определённая смелость, чтобы с первой страницы столкнуть читателя с финалом — причем трагическим, финалом-поражением. При всём разнообразии читательских запросов, в основном мы тяготеем к интриге, к загадке; неопределённость подогревает интерес и заставляет переворачивать страницы — в поиске ответа на вечный вопрос: «А чем же всё закончится?». И автор, который в самом начале рассказывает нам, чем всё закончилось, очень рискует: где гарантия, что читателю станет интересно, как герой дошёл до «точки» своей истории? Тем более, когда эта «точка» — смерть. Подобное начало книги требует умения мгновенно зацепить читателя личностью героя, заставить его образ «вспыхнуть» — то есть, сразу сделать то, чему при классическом развитии сюжета можно спокойно отвести пару глав.

Здесь это получается. Работает и общий драматизм истории героини — смерть матери, охота, маньяк и жертва ради любви — вполне удачная наживка. Но очень важно то, что «определённость» тут — кажущаяся. И как это чувство возникает — отдельный вопрос. Это не написано явно, но ощущение «всё не то, чем кажется» возникает едва ли не с первых строк. И не уходит вплоть до последних, оставляя читателя в непрерывном ожидании. А это уже значительный успех — почти гарантия, что читатель не бросит книжку на середине. И хотя раскрывать авторские тайны дело неблагодарное, но здесь ожидание оправдается. Точнее — Ожидание. Недаром эпиграфом идёт цитата из «Обыкновенного чуда»: здесь практически невозможно предсказать, что же именно случится в итоге, но ждущий Чуда — дождётся.

Практически невозможно? — спросят те, кто уже прочёл несколько глав. Но ведь всё выглядит банально: дева в беде, прекрасный рыцарь, таинственный защитник… И всё-таки читатель постоянно сталкивается с «неправильным» поворотом событий. Даже когда уверен, что все загадки разрешились. И самая заметная «неправильность» — окутывающее нас с самого начала чувство «не то, чем кажется». А точнее — «это похоже на сон». Причём это чувство есть и у читателя, и у героини. Во сне события теряют свою значимость, живые эмоции отступают, логика размывается. То же самое происходит с Лайзой. Но сама она этого не понимает — что тоже характерно для сна. Она движется, действует, ощущает, она живая. Более того, она сама и рассказывает эту историю. Но читатель постоянно улавливает витающую вокруг неё вязкую, иррациональную плавность, характерную для сновидений. И сама Лайза, кажется, нисколько бы не удивилась, если бы вдруг проснулась.

Спящая героиня и мёртвый герой. Девушка-отражение и гаснущий призрак. В этом мало обычного. Но читатель этого не знает — он просто ощущает… что-то. Однако когда истина выясняется, она воспринимается органично, естественно. Не возникает противоречия с тем, что было написано до того. Не хочется спорить с автором о степени «живости» персонажей — напротив, если какие-то вопросы и были, то на них даются ответы. Прочесть написанную реалистично любую псевдо-жизнь, которая, тем не менее, является жизнью настоящей, — это большая редкость. А здесь — жизнь вполне настоящая. И если вы уже боитесь фразы «И тут я проснулась», — не стоит. Никто не проснётся буквально; сон и реальность здесь — скорее просто слова, чем отражение истинного положения вещей.

Да и как иначе, если речь о перемещениях во времени.

Что представляется интересным — упомянутая уже реалистичность на фоне «фэнтезийной» обстановки. Хотя вернее отнести антураж к разряду «техно-фэнтези»: хотя мир людей Харлер соседствует с Эмайном, миром магических созданий фейри, и в самом Харлере понятие «магия» обыденно — но звучит это слово так же, как наше «наука». Люди, способные к магии, не находятся в изоляции, не вызывают страха или отчуждения. Они выполняют функции учёных, технологов, врачей, полицейских… в сущности, кого угодно. Никто не обязывает их реализовывать свои способности. Собственно, даже если это не люди, а низшие фейри, которые во множестве обитают в мире людей. Хотя о самом мире сказано немного, но в эту атмосферу толерантности вполне верится. Это не калька со средневековья — если проводить параллели, то здесь время даже не наше, а слегка отдалённое будущее. Вместо компьютеров — более «продвинутые» графоны, легковушки на колёсах заменяют парящие мобили, виртуальная отделка домов доступна каждому… Мы не в сказке, несмотря на слово «магия». И хотя героиня тоже обладает магическим даром, унаследованным от отца из расы тилвит-тегов, но и она — вовсе не типичная «магичка». Да, собственно, и не Героиня в одной из привычных ипостастей. Лайза — самая обычная девушка. Если рассматривать её саму по себе, вне окруживших её странных событий, то в ней нет ничего «геройского», исключительного. Хотя понятие «обычный» можно понимать по-разному. Но не секрет, что авторы очень часто не удерживаются от соблазна наградить своих героев уникальными способностями — или хоть одной. Здесь же автор идёт совсем не «фэнтезийным» путём: Лайза просто студентка, каких немало. Правда, студентка она способная, но это, согласитесь, вовсе не редкость. Она не обладает выдающимися дарованиями, избранностью, её рождение не окутано тайной — правда, отец из тилвит-тегов давным-давно бросил семейство, но и он вовсе не окажется королём или супергероем. Даже трагически убиенным не окажется. Дочка и сын на примере папы не доверяют «чистым чувствам» высших фейри с Эмайна — но их история вполне тривиальна, высшие фейри отличаются неверностью людским подругам, и об этом в Харлере знает каждый. При этом полукровки вроде Лайзы и её брата Эша тут никого не удивляют.

Если бы не преследующее Лайзу «тёмное нечто», даже наличие магии не могло бы нарушить атмосферу обычности её жизни. Она не готова к опасностям, жертвам и потерям, проявлениям героизма — не более, чем любая девушка, каких много вокруг, здесь и сейчас. И поэтому таким убедительным и впечатляющим кажется взросление Лайзы, все её непростые решения. Взросление можно назвать краеугольным камнем этой истории. Взросление героев и как личностей, несущих ответственность за свой выбор, свои обещания и за тех, кого любят, — и как очень юных людей, почти детей, вступающих во «взрослый» мир взаимоотношений, влечения, любви. Лайза не «выдуманная» героиня из волшебного мира, живущая по иным стандартам и обладающая особыми талантами и познаниями, как множество героев фэнтези, — она просто девушка, со своими невеликими, но вполне понятными и близкими интересами: ей хочется мирно жить с мамой и братом, добиться успеха в любимом деле, однажды найти любящего мужчину — верного, в отличие от отца-предателя… Но мать Лайзы внезапно оказывается на пороге смерти, вокруг гибнут люди, близкие и чужие, она становится беглянкой — не зная, куда бежит и от кого. И хотя всё это страшно, но только герои легенд полностью отдаются Великой Цели — в жизни люди продолжают думать о вещах обыденных даже в сражениях. И когда Лайза ведёт себя так же, и в её мыслях не только нависшая опасность, но и симпатичный юноша, случайно встреченный на пути, — в это веришь.

Но веришь не всегда — однако это недоверие запланировано и вполне оправдано финалом. И когда уже знаешь ответ, то можно только восхититься умением так искусно балансировать на грани между настоящим, кажущимся и тем, что является и тем, и другим одновременно. Противоречие? И да, и нет. Чтобы это понять, надо читать книгу.

Остановлюсь на том, что не сразу бросается в глаза — впрочем, как и многое в этой весьма неочевидной истории. Она построена на контрастах: от явных, как Эмайн и Харлер, технология на базе магии или «влюблённый рыцарь» Питер и холодный, отстранённый лайзин защитник, — так и на менее заметных. Но куда более интересных. Такой контраст — Лайза и Вэрани. Они ненавязчиво противопоставляются с самого начала: непосредственная, яркая, импульсивная «девушка-птичка» и тихая скромница Лайза. Вэрани артистична, она живёт в мире чувств и красоты, действует под влиянием порыва. Неудивительно, что юноша-фейри искренне увлекается ею: ведь и сам он такой же, он узнаёт в ней «свою», родственную натуру. Лайза совсем иная. Она более осторожна, более рассудочна. Её чувства не менее сильны — но они внутри; Лайза привыкла — точнее, её приучили, — не слишком-то выпускать их на поверхность. Даже когда она впервые влюбляется, её рассудок не затуманен; она пытается трезво оценить свои чувства и действовать не инстинктивно, а правильно. Для Вэрани всё иначе. Каждое чувство захватывает её и увлекает полностью, будь то любовь к юному фейри, тоска по семье и мрачный финал — горе и чувство вины, из-за которых она себя убивает. Всё это вполне типично для юной и пылкой натуры. Это вообще характерно для юности: отдаваться порывам, жить чувствами, а точнее, эмоциями, которые обрушиваются на тебя, как цунами, и уносят… куда повезёт. В худшем случае — уносят навсегда, как Ромео и Джульетту, таких же юных и безрассудных… и именно это безрассудство делает их историю такой чарующей. Сильные страсти волнуют воображение. Однако… что с теми, кто остаётся?

В случае Вэрани — остаётся юноша, чья жизнь разбита. И хотя он, безусловно, взрослеет в итоге — но стоит задуматься, какой ценой. По сути, он ведь тоже умирает. И вот тут важно, что его уход из мира — не акт отчаяния, как у Ромео. Коул недаром происходит из расы воинов: он начинает сражаться. Правда, его противником выступает сама смерть, и проигрыш предопределён; но он не прекращает битву. И если верно, что мы становимся беспомощными, лишь когда сами признаём поражение, — то он не беспомощен до самого конца. Он не убегает от самого себя и своей боли; он пытается жить с нею, наперекор ей — и что ещё важнее, не ради себя.

То же самое можно сказать о Лайзе. У неё изначально нет абсолютно никаких шансов победить. Даже «призрачный хранитель» не кажется способным спасти её, разве что отсрочить неизбежное. Но у неё есть те, кого она не может оставить, — в первую очередь, брат. По сути, Лайза сопротивляется именно ради брата, хотя, конечно, умирать ей вообще не хочется. Но источник её внутренней силы — это те, кому она небезразлична. «Мы в ответе за тех, кого приручили» — это верно и для неё, и для Коула. В ответе за тех, кому станет больно без нас.

В этом отношении Вэрани представляет ещё один контраст с Лайзой: она более ребёнок, она не думает. Быть может, автор не согласится со мной, но её поступки очень по-детски эгоистичны. Это не отменяет любовь к семье или любовь к Коулу; но любовь ребёнка, да и человека взрослого лишь по годам, зачастую проявляется именно так: сугубо через своё личное желание. Это может включать и нежность, и страсть, и заботу — до момента, когда свои устремления и эмоции не вытесняют других как личностей, тоже способных испытывать желания. Другие, вроде бы любимые, люди остаются объектами желаний и причинами поступков — но вот людьми, имеющими право голоса, они быть перестают. Хотя самоубийство Вэрани на первый взгляд диктуется разрушенной любовью, горем потери и чувством вины, но это акт эгоизма. Это выбор быстрого избавления от боли — но только для себя одной. Что произойдёт с Коулом, для неё не столь важно.

И если подумать, вовсе не удивительно, что из двух эгоистичных, необдуманных, совершённых хоть и не со зла, а исключительно в порыве добрых чувств, влюбленности и любви, поступков происходит столько горя. Это тоже часть взросления… внезапно осознать, что ты — не один на свете, и твои невинные, безобидные желания оборачиваются тем камешком, что вызывает лавину, и твои близкие люди страдают. И тебе приходится выбирать: принять ли последствия собственного легкомыслия и незрелости, осознать их и поневоле позрослеть, пытаясь хоть что-то исправить, — или просто отступить. Найти оправдание в злой судьбе, в лучших намерениях, в невезении, происках врагов или устройстве вселенной… оправдания найдутся всегда. Это же так легко — списать всё, что ранит, на злобные силы и мироздание. Куда сложнее — принять груз ответственности на себя. И жить дальше.

Но такая жизнь уже не будет ни весёлой, ни беззаботной. Да и будет ли по-настоящему — жизнью?

Бегство Вэрани можно понять, её не осуждаешь: ведь осознать, что твои самые близкие люди не просто погибли из-за тебя, но и превратились в тех, кто губит других, — это действительно тяжёлый груз. Не каждому он по силам. Тем более — юной девушке, вся прежняя жизнь которой была музыкой, светом, любовью.

Но совсем иное дело — самопожертвование Лайзы. Она не убегает — она принимает неизбежное, чтобы спасти других. Как и Коул, себя спасать она не собирается. Оба готовы выбрать отчаяние, выбрать пустоту, вневременье в одиночестве — ради тех, перед кем они в ответе.

После этого, скорее от безысходности, чем от чего-либо ещё, я вновь попробовал пробиться в твой мир. И на этот раз меня пропустили. Совсем ненадолго, на несколько секунд, и тут же выкинули обратно — но у меня получилось, — сейчас в его голосе не было даже отзвука радости, которую он, должно быть, испытал в тот момент. — Позже я осознал, что грань безвременья расступается, лишь если я отрину все эмоции… что ж, за пятьдесят с лишним лет у меня была возможность этому научиться.

«Лишь потеряв всё, обретёшь. Лишь отказавшись от всего, что составляет твоё счастье, отдав всё искренне и добровольно, получишь шанс победить». Эта идея далеко не новая. Она уже много веков кочует из истории в историю, звучит в сказках, легендах и песнях… Собственно, мы можем найти её даже в Библии: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное», — если подумать, это ведь то же самое. Нищие духом — те, чьи души уже лишены «имущества» в виде всех тех желаний, потребностей, грёз, которые переполняют каждого из нас. Всего, что и составляет ту странную неуловимую штуку, именуемую «счастьем». Освобождённые от самих себя… и в этом освобождении обретающие глубокую, истинную цельность. Быть может, самую суть, первооснову своей души?..

Кто знает. В нашем повседневном течении дней выйти на этот уровень практически нереально. И дело даже не в нашей духовной слабости — просто для подобного акта самоотречения требуется поистине «хирургическое» вмешательство судьбы. И отнюдь не то, к чему стоит стремиться, потому что обычно это катаклизм, время крушения всего надёжного, потеря опоры… вероятно, нечто схожее бывает в бою, когда воин заслоняет товарища, даже не думая, разумно ли это, хорошо ли он поступает, и какой смысл, если того через миг всё равно могут убить; он просто достигает того состояния души, когда пуля в товарища — страшнее. Почему-то. Неважно, почему.

«Отказавшись от всего, обретаешь… величие души». Эти слова кажутся цитатой, хотя не могу точно сказать, откуда именно. Всё-таки об этом и вправду немало книг. Но они появяются снова и снова — быть может, потому, что тут нет однозначности, нет точного рецепта, и сам термин «величие» люди толкуют по-разному… не говоря уж о том, как и от чего человек способен отказаться. Но иногда ты читаешь историю — и все эти сложности везапно обретают ясность. Как ясен тот шаг под пулю, летящую в другого. Как поход Фродо к Ородруину… а скорее, как путь идущего рядом с ним Сэма. И то, что эти двое, беспомощные среди разрушения и огня, всё-таки в итоге спасаются, в общем-то очень правильно. И я не о правильности сюжетного хода… хотя и он, согласитесь, не так уж плох.

Но в истории Лайзы нет спасения мира — так, казалось бы, к чему слова о величии? Это вообще «камерная» история — в ней решаются судьбы очень немногих, и эти немногие не имеют отношения к поразительным подвигам, эпичным битвам и власти. И тем не менее. Намеренно или интуитивно, автор подводит читателя к одной из самых сложных концепций духовного развития: где кончается беззаботное «люблю» ребёнка, так или иначе сходное с любовью к заботливой маме, праздникам и шоколадкам, и начинается «люблю» человека зрелого — непростое и далеко не всегда радостное. И в какой именно момент проявляется трудноуловимая разница между тем, что ты делаешь для себя — и что делаешь для другого. И что вообще это такое — «для себя»?

Мне представляется, что хотя бы подобие ответа в этой истории можно отыскать. В конце концов, ведь потерявшие всё, включая самих себя, юноша и девушка в итоге находят друг друга. Странно, непредсказуемо и неоднозначно – вполне под стать тем вопросам, которые эта история вызывает.