Ссылка на первый топик, который уже не открывается. Так что продолжение рассуждений на тему: как буковками сделать страшно читателю?
Резюме:
1. Создать атмосферу ожидания чего-то ужасненького, которое по каплям просачивается ближе и ближе к герою.
2. Описать жутькую жуть, от которой нет спасения.
3. Страх в недосказанности — читатель вынужден додумывать, что же там такое? И сам себя напугает больше, чем автор.
При этом я предлагаю отделить страх — как ОЖИДАНИЕ чего-то жуткого, от мерзостей «некачественной гигиены». То есть когда читаешь описание тошнотного завтрака могильных червей — то испытываешь не страх, а отвращение. По-моему многие эти две разные вещи путают. Вот как у меня было описание мучительной казни на страхмобе, и Евгений Аллард с Галиной (ХУЗ) были недовольны, что это не страшно, а гнусно и тд… В этом они были правы.
В первом топике давались мои миньки и предлагалось их сделать страшными.
Ниже название миньки и в скобках реакция, в скрытом тексте сама минька.
1. Кристина -я пыталась создать атмосферку безумия
(непонял, почему эта Кристина это делает? А откуда три сестры, когда 1+3=4? Нет описания причин, описалки отвлекают от процесса)
Солнечный свет, так нагло резавший острыми лучами закрытые ставни, к вечеру ослабел и, истончаясь, стекал по темнеющим стволам деревьев вслед за заходящим солнцем. Кристина стояла, прижавшись к внутренним ставням и внимательно смотрела сквозь щель на улицу. Ждала. Ждала тот драгоценный миг, когда ей будет позволено повернуть ключ. Спину ломило, от напряжения слезились глаза, но сегодня она не пропустит! Нельзя пропустить! Она боялась моргнуть и вот, наконец! Ночь доверчиво блеснула неуверенной улыбкой, показав самый кончик своих клыков. Подмигнула ей первой звездой и впустила в комнату неслышные щупальца неуловимой тьмы.
Кристина поежилась, быстро вытерла глаза и зажгла толстую и низкую, старательно выбранную свечу. Нервный огонек задрожал на столе и начал осторожную игру с тенями: то отгонял, то приманивал мягкие и невесомые крылья темноты. Лампа была бы лучше, чадящий фитиль давал сочную, почти осязаемую тень, но ее сестрам не нравился густой и липкий запах керосина, а Эстер однажды чуть было не устроила пожар, скинув горящую лампу со стола. Поэтому Кристина больше не рисковала. Она тщательно вырвала электрические провода по всей квартире еще в прошлом месяце. Электричество испускало холодный уничтожающий свет, больно режущий по нежной плоти зарождающейся жизни. Мертвый искусственный свет, чуждый сокам земли и иссушающий её силы.
О, если бы она жила в деревне! Там есть подвал. Склеп, погреб! Близость влажной рыхлой почвы. Но она не могла полностью выполнить все условия в бессилии города. Чего ей стоило только сделать эти ставни, закрывающие изнутри пустые жадные окна! А тайно наносить плодородную землю и укрыть весь пол, глубоко спрятав мертвый бетон! Землю, помнящую формы жизни, говорящую своим языком сквозь время…
Кристина завязала глаза и еще раз обошла запертую квартиру. Все готово. Окна закрыты, чужое и чуждое вынесено, ворота открыты. Она вернулась к столу, прислушалась и полуобняла ладонями яростно трепещущий огонек, осторожно и нежно поворачивая ключ, слушая зов. Сестры уже стучались и пульсирующей волной выбивались, вытекали в тени за ее спиной, под стол, в густоту мрака. Мрак сплетался с теплым светом свечи, пропитывался соками земли, обретал массу, процветал красками и пил ее кровь, разделял ее жизнь. Тела возникали из небытия, плакали и доверчиво смеялись, лаская ее пока еще холодными руками ожидания, щепча ей пока еще неслышные обещания. И она, нащупав паутину связи и укрепившись в незыблемых узах, позвала:
— Криста, Эстер, Константа! Я зову вас, я — сестра ваша в ночи! Мы снова вместе!
И они вышли из тени, подняли ее на теплых родных руках, взяли ее жизнь и снова их стало три.
2. Туманная ночь — девочка пошла погулять и вернулась не к себе домой и все умерли
(И? А чем кончилось-то? А почему бабушка умерла? Не, страшновато, но недоделанно)
Теплая ночь. Над водой сочился туман, обволакивая берег. Катя остановилась на краю мостков. Прохладная влага касалась кожи, проникала в тело, холодила и перекатывалась маленькими капельками изнутри. Нежной лягушачьей лапкой подкрадывалась к сердцу, но в последнее тягучее мгновение замирала и, безмолвно и бесшумно, без единого всплеска уходила под гладь спящего озера. И смотрела от самого дна невидимыми золотыми глазами.
Катя глубоко и вольно вздохнула, вобрала в себя густой воздух, закинула голову. Прямо над головой туман рассеивался и было видно высоко-высоко! По сторонам мир растворялся в потоках мглы и, казалось, она вместе с озером попала в стеклянный шар и летит! Летит в небо, летит в бесконечность! Катя медленно закружилась, смотря на звезды. Ожидание охватило её, затрепетало… растаяло разочарованием в прозрачной высоте звёзд.
Кусты вздохнули, глухо ухнула сова, где-то справа плеснулась рыба.
Девочка шмыгнула носом и поёжилась. От промокших ног пополз по телу холод, сырость обхватила за плечи. Рядом вздрогнула ветка, чьи-то шаги чавкнули и замерли в камышах.
Катя сорвалась и, боясь оглянуться, побежала к даче. Тяжелая от росы трава цеплялась за платье, подол прилипал к ногам, тропинка была непривычно длинной, кусты — чужими. Но вот знакомый кривой столбик в заборе! Она, запыхавшись и медленно, чтоб не стукнуть щеколдой, открыла калитку. Усмиряя шумное дыхание, влезла в окно и, снимая сандалии, тихо притворила рамы за собой. Успокоенная привычно-родными запахами дома, соскользнула на кровать, стоящую у окна, и сбросила мокрое платье с обувью на коврик. Сандалии тяжело шлепнулись, а Катя вздрогнула и прислушалась.
Тихо. Бабушка не проснулась. Довольная Катя закуталась в одеяло, чувствуя озябшими ногами еще не остывшую постель, а в глубине души — легкое разочарование. Было не так уж и страшно! Она угнездилась, угрелась и спокойно уснула.
*
Катя проснулась. Всё ещё было темно. И тихо. Отодвинула занавеску — луна и ночь. Так тихо! Даже птицы молчат. И будильник не тикает.
Катя вскочила и вышла в комнату. Часы на комоде не шли. Прислушалась. Дедушка не храпит. Не слышно даже бабушкиного приборматывания во сне. Девочка еще минутку слушала, а потом аккуратно приоткрыла занавеску, чтобы не звякнули металлические кольца, и зашла в спальню.
Бабушка и дедушка лежали на своих кроватях, но какие-то усохшие. И не дышали. Подошла ближе. Бабушкина голова лежала на боку с открытым большим ртом и торчащими редкими длинными зубами… Пыльный серый череп с клочьями седых волос смотрел пустыми черными глазницами.
Сердце подпрыгнуло и забилось в ушах. Катя не смогла закричать. Убежала и прыгнула на свою кровать. Забилась в угол, закрылась одеялом и поджала ноги.
И ждала.
Но утро так и не пришло.
Никто не пришел.
3. Вторжение — монстры ловят героя
(есть атмосфера, но тускло как-то)
Он проснулся и потянулся, разминая затёкшую шею и морщась от гнусной вони. Да, куча сальной шерсти, прикрытая брезентом, воняет тошнотно. Но это хорошо. Каждому будет ясно за километр — где-то что-то сдохло и разлагается. Дохлятина, не живое!
Его занесло на пустой мясокомбинат случайно. Стало даже интересно — никогда в таких местах не был. Боязливо заглянул в цеха — на крюках догнивали туши. Сразу вернулось беспокойство. Неужели только он остался? Бред! Людей было так много. В городе толпы, в метро не влезешь. А сейчас нигде никого. И тихо. Жутко, кошмарно тихо. И сумерки постоянные. Днем всё затянуто серым дымом, а ночью низкое небо неприятно светится и страшно ворочается, как живое.
Всех живых увели ходячие плащи. Фонариком посветили и увели, как собачек на верёвочке. Зато громадных мохнатых многоножек повыпускали. Но многоножки тупые — только дома разрушают и машины жрут. Он в них диском автомобильным залупил, твари даже не вздрогнули. И слепые, кажется — антенками дорогу щупают. Робот такой у него был в детстве.
Его не поймали, даже не заметили ни разу. Ему повезло и продолжало везти. Только слушать надо шорохи… Шур-шур-вжж… Нет, это не они. И не крыса. Ни крыс, ни собак, ни птиц — никого нет. Всех забрали. Это ветер. Не плащи. Плащи ходят как вздохи и холод пускают. Словно холодильник откроешь и холодный воздух тебе на голые ноги вывалится. Вот так и плащи. Бесшумно ходят или левитируют где-то за соседним домом, а тебя холодом по ногам: ш-ш-ш-ш и потянуло. Ещё пощёлкивают иногда, так в фильмах всяких межгалактических жуков озвучивали. Доозвучивались! Он передёрнулся, осторожно съезжая с кучи и нащупывая стену вытянутой рукой.
Сволочи! Свет вырубили, всё живое увели фонариками, дыму напустили. Ладно, еда пока есть, полно еды. Но не едой единой…
Он забирался в самые дикие места, где его точно не будут искать. По квартирам-то до сих пор ищут. Вон, недавно чуть сам не напоролся: они высоко были, он и не почувствовал, и вдруг лучи фонариков вырвались с верхних этажей высотки. Им что, они до земли с двадцатого этажа пробьют и пойдёшь, как робот с антенной.
Из города же уходить ещё страшнее. Тут еда и есть, где спрятаться. А где за городом спрячешься? В кустиках? А есть что? Ни зверей, ни птиц… А что зимой? Как вообще жить потом? Он остался один, совсем один… Зачем он остался? Не проще ли выйти навстречу фонарику и будь что будет… Сколько можно так прятаться, как крыса? Хотя крыс-то уже нет…
Шур-шур, шорохи… Ближе, дальше… Он дёрнулся и вжался в угол. Затаил дыхание. Топ-топ… Шаги! Сердце подскочило аж в горло и он бросился навстречу. Шаги уверенно приближались, а вместе с ними по ногам потянуло холодом.
Вот вас, чем может напугать книжка? Как «подправить» эти миньки /иные, чтоб было страшно? Идеи, сударыни-судари писатели?
****
дополнение по ходу:
Попробуйте написать кусочек ПУГАЮЩЕГО ТЕКСТА. Своего или на основе предложенных трех минек. (в отдельный комм оффтопом или скрытым текстом)
leto КРИТИКА ссылка на сообщение
Кристина
Косяки с нагнетанием.
1 абзац — внутренние переживания и ожидание. Оч. хорошо. Ночь с кончиками клыков — вообще вкусняшка.
2 абзац — изюмительная основа для картинки (толстая свеча и вырванные провода), но повествование пошло вразнос. Объяснялки апеллируют к логике и убивают атмосферу.
3 абзац — мечталки/флэшбэк выметают метлой последнее сопереживание. На этой стадии должны работать уже не мозги, а эмоции, причем по нарастающей. А эмоций-то и нет, один пересказ.
4 абзац — наконец-то пошло погружение. Запоздалое и куцее. Хромающее на обе ноги: сначала сырая земля, тени и питье крови, а под конец — теплые родные руки. Чего бояться-то?
Туманная ночь
Структурный кавардак.
Опять хорошее начало. Чувственное, эмоциональное. Но небрежное до безобразия:
— остановилась на краю мостков — но влага касается кожи
— влага касается кожи — и проникает в тело. Через кожу? Или через какое место, если героиня стоит на краю мостков?
— «Нежной лягушачьей лапкой подкрадывалась к сердцу» — либо нежной, либо лягушачьей, иначе это уже не ужастик, а мелодрама и сказочная романтика,
— «но в последнее тягучее мгновение замирала» — тягучее и замирала дублируют друг друга, тягучее еще и с мгновением плохо сочетается по смыслу,
— «и, безмолвно и бесшумно, без единого всплеска уходила под гладь спящего озера» — уходила под гладь спящего озера — отлично, остальное — избыточно и убаюкивает вместо создания настороженности,
— «И смотрела от самого дна невидимыми золотыми глазами» — я вывихнула мозг. Таки невидимые или золотые? «Смотрела невидимыми глазами» — это не очень хорошо звучит. Если бы невидящими — я бы, может, подумала и чуток испугалась )
Дальше: шар, полет, звезды — очень абстрактно, а пора бы уже сопереживать вовсю.
Но вместо погружения автор включает режим драйва — пошла движуха! Сбившееся дыхание, сброшенное платье, кровать, сандалии — это не то, о чем мы подумали, это ужастик такой!
Но этого мало, по дороге к кульминации героиня… «угнездилась, угрелась и спокойно уснула» — жутко страшный ужастик!
«Катя проснулась. Всё ещё было темно. И тихо. Отодвинула занавеску — луна и ночь. Так тихо! Даже птицы молчат. И будильник не тикает» — размеренное повествование вместо кульминации. Бытовуха. Перечисление вместо сопереживания. Поэтому к следующему эпизоду читатель не готов.
«Бабушка и дедушка лежали на своих кроватях, но какие-то усохшие. И не дышали. Подошла ближе. Бабушкина голова лежала на боку с открытым большим ртом и торчащими редкими длинными зубами… Пыльный серый череп с клочьями седых волос смотрел пустыми черными глазницами.» И вместо страшилки видит комиксы.
Технически последние 2 абзаца не проработаны вообще: голова лежит на чьем-то боку, у бока открыт большой рот, сердце в ушах, Катя ставит рекорды прыгучести. Связи между нежностью лягушачьей лапки и внезапной мумификацией бабушки и дедушки я не уловила.
В целом не хватило развернутых описаний + выстроенной логики + нагнетания и сопереживания.
Вторжение
Неверно выстроена сюжетная линия, как следствие — проблема с нагнетанием.
Ударное начало — запахи, чувства, тревоги вынесены в начало текста. А дальше все идет не к кульминации, а по нисходящей. Объяснялки, ретроспективы и пересказ никогда не заменят живой эмоции. Мне кажется, попытка спрятаться на мясокомбинате могла бы неплохо сыграть в кульминации, если перед этим героя хорошенько погонять и заставить попереживать из-за многоножек. Тогда и заключительный абзац показался бы пугающим.
Но для этого нужно выстроить по восходящей не только сюжет, но и по такой же восходящей к кульминации проработать эмоции. Сейчас герой слишком пофигистичен, имхо.
leto ПЕРЕДЕЛКА Вариант переделки ссылка
Кристина. (набросок)
Солнечный свет, резавший острыми лучами закрытые ставни, к вечеру ослабел и, истончаясь, стекал по темнеющим стволам деревьев стенам домов вслед за уходящим солнцем. Касаясь лбом шершавой доски, Кристина внимательно, до рези в глазах, смотрела сквозь щель в самодельных ставнях на улицу. Ждала. Ждала тот драгоценный миг, когда ей будет позволено открыть путь. Она боялась моргнуть — и вот, наконец! Ночь доверчиво блеснула неуверенной улыбкой, показав самый кончик своих клыков. Подмигнула ей первой звездой и впустила в комнату неслышные щупальца неуловимой тьмы.
Кристина поежилась, быстро вытерла глаза и отступила в глубь комнаты. Прошла вдоль стены, стараясь не задеть лоскусты обоев и старательно вырванные электрические провода. Она улыбнулась: электричество больше не испускало холодный уничтожающий свет, больно режущий по нежной плоти зарождающейся жизни. Мертвый искусственный свет, чуждый сокам земли и иссушающий её силы. Но теперь безжалостный свет не потревожит нежные тени. Черная земля, щедро рассыпанная по полу, холодила босые ноги. Почувствовав бетон (бетон? В доме? На каком-то этаже??), присела, разровняла ладонями влажную почву, прикрывая мертвый участок. Не доверяя тонкому слою, тяжело поднялась, зачерпнула из последнего мешка в углу рыхлой землицы, привезенной из погреба в деревне. Присыпала пол, глубоко спрятав бетон под землей, помнящей живых и мертвых, переплетающей корни, говорящей своим языком сквозь время…. Спину ломило, но глядя, как заклубились по углам тени, потекли под ногами, наливаясь силой, она одобрительно качнула головой.
Кристина обогнула стол, потянулась к керосиновой лампе с треснувшим стеклом. Чадящий фитиль давал сочную, почти осязаемую тень, но что, если ее сестрам не понравится густой и липкий запах? Она вспомнила, как много лет назад Эстер чуть было не устроила пожар, скинув горящую лампу со стола. Кристина замерла, отодвинула лампу в сгустившуюся тьму и взяла толстую свечу. Нервный огонек задрожал на столе и начал осторожную игру с тенями: то отгонял, то приманивал мягкие и невесомые крылья темноты. Чем ярче разгоралась свеча, тем глубже становились тени. Они тянулись по столу, шевелились на стенах, заползали на потолок.
Кристина закрыла глаза и еще раз обошла запертую квартиру. Все готово. Окна закрыты, чужое и чуждое вынесено, путь открыт. Она вернулась к столу, прислушалась и полуобняла ладонями яростно трепещущий огонек, нежно повторяя зов. Сердце рвалось из груди – это сестры уже стучались и пульсирующей волной выбивались, вытекали в тени за ее спиной, в густоту мрака. Мрак сплетался с тающим светом свечи, пропитывался соками земли, обретал массу и пил ее кровь, ее жизнь. Тела сгущались из небытия, плакали и доверчиво смеялись, лаская ее призрачными руками ожидания, щепча ей пока еще неслышные обещания. И она, нащупав путеводную паутину и укрепившись в незыблемых узах, позвала:
— Эстер, Константа! Я зову вас, я — сестра ваша в ночи! Мы снова вместе!
И они вышли из тени, подняли ее на холодных руках, взяли ее жизнь, и снова их стало три.
Бойков Владимир — ПЕРЕДЕЛКА
Туманная ночь.
Ночь. Над водой сочился странный туман, он то обволакивал берег, то отступал, обнажая голые кусты и черные камни.
Катя остановилась на краю мостков. Прохладная влага поднималась от воды и касалась кожи. Казалось она проникает в тело, холодит сердце и кровь, перекатываясь колючими капельками внутри. Вода манила. И смотрела от самого дна невидимыми пустыми глазами.
Катя глубоко вздохнула, вобрала в себя густой воздух, с трудом оторвала взгляд от воды и закинула голову. Туман рассеивался, но ни неба, ни звёзд видно не было. Мир растворялся в потоках мглы и, казалось, она вместе с озером попала в гигантский призрачный шар и летит в бесконечность…
Кусты вздохнули, глухо ухнула незнакомая птица, где-то справа раздался всплеск.
Девочка поёжилась. От промокших ног пополз по телу холод, перехватило дыхание, сырость обняла за плечи. Рядом вздрогнула ветка, чьи-то шаги чавкнули и замерли в камышах.
Катя сорвалась и, боясь оглянуться, побежала к даче. Тяжелая от росы трава цеплялась за платье, подол прилипал к ногам, тропинка была непривычно длинной, кусты — чужими. Но вот знакомый кривой столбик в заборе! Она, запыхавшись и медленно, чтоб не стукнуть щеколдой, открыла калитку. Усмиряя дыхание, влезла в окно, тихо притворила рамы. Успокоенная привычно-родными запахами дома, присела на кровать, стоящую у окна, и сбросила мокрое платье с обувью на коврик. Сандалии тяжело шлепнулись, Катя вздрогнула и прислушалась.
Тихо. Бабушка не проснулась. Довольная Катя закуталась в одеяло, чувствуя озябшими ногами еще не остывшую постель, а в глубине души — легкое разочарование. Было не так уж и страшно! Она угнездилась, пригрелась и спокойно уснула.
*
Катя проснулась. Было ещё темно. И непривычно тихо. Отодвинула занавеску — луна и ночь. Так тихо! Даже птицы молчат. И будильник не тикает.
Катя вскочила и вышла в комнату. Часы на комоде не шли. Прислушалась. Дедушка не храпит. Не слышно даже бабушкиного бормотанья во сне. Девочка аккуратно приоткрыла занавеску, чтобы не звякнули металлические кольца, и зашла в спальню.
Бабушка и дедушка лежали на своих кроватях. И не дышали. Подошла ближе. Бабушкина голова с открытым большим ртом и торчащими редкими длинными зубами, казалась усохшей. Пыльный серый череп с клочьями седых волос смотрел пустыми черными глазницами.
Сердце подпрыгнуло и забилось в ушах. Катя не смогла закричать. Убежала и прыгнула на свою кровать. Забилась в угол, закрылась одеялом и поджала ноги.
И ждала.
Но утро так и не наступило.
И никто не пришел.
Ночь.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.