Смеется демон

Смеется демон, пляшет демон, раскачивает две чаши весов.  

Наказание.

Не знаю, за что.

На одной чаше качаюсь я, отчаянно хватаюсь за края чаши, чтобы не упасть в бездну.

А бездна все ближе, ближе, и все ближе и ближе лезвие кинжала, который держит демон в своем хвосте, поигрывает, покручивает, раз, два, три – вот-вот перережет веревку, на которой держится чаша.

Рвет и мечет безумная мелодия, пляшет демон, опьяненный музыкой.

Боюсь.

Боюсь не за себя, боюсь за то, что лежит на другой чаше весов.

Мелодия. Не демонская. Моя. Все, что написал за всю свою жизнь, все, что создал.

Вздрагиваю, когда вижу, как раскачивается соседняя чаша, как взмахивает лезвие совсем-совсем близко к веревкам.

Пляшет демон.

Гулко стучат копыта.

Думаю, что перевесит, которая из чаш. Быть того не может, чтобы все это зря, хлопанье дверей, голос отца, да кому ты нужен с этой музыкой, в нищете умрешь. Вечно злой учитель, мил человек, да вам не медведь, вам бронтозавр на уши не наступил даже, он там сидит и ноги свесил, целое стадо… Ночевки где-то незнамо где, парень, курить есть, свалка в подворотне, мир заливается кровью, одна-единственная мысль, только бы скрипку, только бы скрипку не тронули. Жалкий дебют, который казался мне тогда умопомрачительным, какая-то поклонница, ой, а вы так играли классно, чуть не убил её за это классно… Потом снова хлопанье дверей, развод, ты детей кормить чем собираешься, да ты погоди, я еще знаменитым стану, да мы все с голоду попередохнем, пока ты тут знаменитым станешь…

Качаются чаши.

Молюсь, чтобы перевесила моя, чтобы чаша с моей мелодией поднялась выше. Быть не может, чтобы оно того не стоило, быть не может…

Молюсь.

Я знаю – даже здесь, в беспросветной темноте кто-то слышит мои молитвы.

Кто-то…

Чаша со мной опускается ниже, качается над бездной, лезвие касается веревки, тут же приотпускает, будто играет.

Чаша с мелодией поднимается до облаков, темных, адских, с тонкими просветами – и чья-то рука уже тянется оттуда, из темноты, чтобы подхватить мою музыку…

Демон смотрит на меня пылающими глазами, будто вопрошает, да точно ли ты хочешь этого, да правда ли…

Правда.

Хочу.

Клинок взмахивает над канатами.

Хочу кивнуть…

Не киваю.

…я не согласился – потому что увидел, что у весов не две, а три чаши. И на третьей чаше лежит наша земля.