Свет

8 глава. 1 часть.

Врелинан встал задолго до рассвета. Принялся ходить по лагерю, заглядывать кругом. Обошёл по большому кругу, вышел к дороге, поднялся на холм, но тут же спустился. Что-то, видимо, планирует. Снова поднялся, поинтересовался ведением дозора. Как ночь прошла и всё такое.

— Сюда бы молодёжи, на немного, — не выдержал Агар, — как бой будет, а они и не знают куда бежать!

— А я им на что? — голос опять стал громким, — у них свои задачи, у вас свои. Или надоело тут стоять? Сменим тогда.

Тот промолчал, но видно, что недоволен.

***

Построение опять встречают наверху — Фериция развернули в строй. О, и разведка тут.

— Сегодня посмотрим, что вы умеете, — командир прохаживается туда-сюда перед всеми, — начну с бывалых, потом новобранцы. Готовьтесь пока.

Развернулся, ушёл под холм.

Все принялись разминаться. Ну, в целом всё логично. Только кто дозорных сменять будет?

Врелинан появился спустя время, со списком. Вначале озвучил первую шестёрку, что-то поспрашивал, приказал «побороться». После первых приёмом как-то заметно расстроился. Вызвал новую шестёрку.

— Он мне нашего командира с корабля напоминает, — Олдер с какой-то грустью смотрел на всё это, — мы тогда из-за него так намучились…

— Да этот, судя по всему, важной персоной был, — Агар печально улыбнулся, — ни слова о себе не сказал. Кто такой? Откуда? И вчера вечером не со всеми ужинал.

— Мдааа, — протянул парень, — а по лицу не скажешь.

— Как раз наоборот. Тут у каждого, если спросить, молодость интересно проходила. Вот только подобные метки та сторона оставляет… на пленных. Которые ничего им не выдали.

— То есть, он сбежал?

— Или обменяли. Хотя, это скорее исключение.

Олдер задумался о том, чему учили в школе. Умри, но не сдавайся. А тут не только спасают, но и командирами делают. Мистика, не иначе.

— Да ты не расстраивайся, — Агар засмеялся через силу, — это же нам есть с чем сравнивать… хорошим. А вот кто Косточку всего пару дней успел застать — тем проще в разы. Для них этот лучший.

— С прошлыми командирами так же было?

— Бывало и хуже, — теперь мужчине стало действительно смешно, — помню, мы при одном только и делали, что одеяла ровняли. Наверное, до сих пор где-то валяется деревянная линейка такая, специальная, — он широко расставил руки, — сами строгали! Зато порядок был… как у Ория в операционной!

— Он тут тоже давно? — вот о ком Олдер действительно мало знал.

— Орий? Дай-ка подумать. Ну, перевели его уже после прихода Косточки. А, не, его поменяли с другим врачом. Прошлый совсем старый был, руки трусились сильно. Ереном звали. В общем, его в госпиталь, а этого на замену, — опять засмеялся, — вначале так радовался, что знания хирурга пригодятся! А потом один бой, второй, санитара убило, потом ещё одного. У нас тут вообще эту работу проклятой считают! Они, почему-то, долго не живут… — задумался, полез за сигаретой.

— Бертар ведь тоже санитаром был.

— Не, я имею в виду настоящих, которые обучение прошли. Они же и по мелочи оперировать могут, если врач разрешит. А твоему другу такое едва ли доверили бы.

***

Дело дошло до новобранцев. Тут проверка была ещё быстрее — командир особо не всматривался в демонстрируемые приёмы. По окончанию пустил всех молодых марш-броском вокруг лагеря. Старших развернул в противоположную сторону и направил по той же дороге, что и первых. Теперь им приходилось каждые полкруга немного замедляться, чтобы маневрировать со встречными. Сверху выглядело интересно, ровненько так, симпатично.

Продолжалось это достаточно долго, большинство уже успело запыхаться. Остановил, построил, начал проверку по новой. А тем временем скоро полдень.

— Нас так же гонять будет? — риторически спрашивает Олдер, — или мы здесь до следующего рассвета?

— Пойди, спроси, — смеётся Агар.

Замену дозорным всё же прислали — двух самых хилых, пожалуй, бойцов, из новеньких. Мужчина тяжело вздохнул, оставил Рику за главного, а сам пошёл разбираться. Оставлять молодёжь одну на холме — рискованная идея, надо же ещё все рассказать, посмотреть, как они себя вести будут. Да и отпор едва ли смогут кому-то дать.

— Сколько тебе лет? — спрашивает один из ребят, осматривая Олдера.

— Шестнадцать…

— Как нам? — перебивает другой, — когда же тогда прислали? В пятнадцать?

— Нет, в конце этого лета, — поясняет парень, — я тут не на много больше вашего.

— Уже видел бой? — вопрос с азартом в глазах, — участвовать же только через год?

От трубы послышался шум — внизу явно кричали, ругались.

— А правда, что материковые глупы, как ясельная группа? — так же радуется второй.

— Не знаю, — буркнул в ответ, — но на вашем месте вёл бы себя посдержаннее.

— Почему? — искреннее непонимание первого.

— Рискуете… — Олдер прерывается из-за шагов рядом.

Это возвращается Агар, совсем хмурый:

— Иди, готовься к отдыху, — обращается к Олдеру, — но не засыпай пока. Сейчас, я этим всё объясню и тоже спущусь.

Своё новое место для сна нашёл с трудом — определил его по лежавшим на койке личным вещам. Это было совсем небольшое помещение, расположенное справа от кухни. На шесть человек. Очень даже неплохо. Как раз покушал. От ожидания принялся чистить свою форму — днём в тёплой жарко ещё. Вскоре пришёл Агар:

— Не знаю, правильно ли я поступил, — начал он, раздеваясь, — Врелинан и тебя хотел сменить на кого-то «менее боевого», чтобы со всеми тренировался. Пришлось за одиночников рассказать. Вроде как договорились, что ночью мы так и остаёмся, а дневные постоянно сменяться будут. Чтобы как раз все выучили местность. Каждое утро по новой всё рассказывай теперь, — мужчина тихо засмеялся, — хоть книгу пиши с иллюстрациями! Нет, чтобы того же Фериция оставить.

— Я слышал — он не особо понравился…

— Это Врелинан ему не особо понравился, работать заставил. Так что очевиден ответ, — смех стал немного громче, — да здравствуют постоянные тренировки! Будто всех на первую готовят.

— А нам не надо было тоже что-то демонстрировать?

— Вечером, командир сейчас занят, — мужчина улёгся на соседнюю койку, — а хорошо тут они сделали. Намного уютнее того «ангара».

8 глава. 2 часть.

Олдер надеялся проснуться, как часто до этого — случайно, намного раньше дозора, но не сложилось. Разбудил Агар. А так хотелось пообщаться с Важным, Апом или Бертаром. Узнать от них, что интересного о новом командире или поделиться самому.

Вместо ожидаемой боевой проверки, командир повёл их к подвалу для одиночников. Попросил показать. Когда открыли люк, послышались удары в бубен и какая-то совсем нескладная песня, исполняемая женским и в тоже время крайне грубым голосом:

— Не пой, если хочешь жить, не смотри, откуда я родом! Мир наполнен миллионом цветов, но я выбираю один на всю жизнь.

Врелинан начал громко спускаться. Агар и Олдер последовали за ним, но песня не прекращалась:

— Не думай, что я хороша, не слушай, о чем я пою! Этот свет будет последним твоим, после него всё растает в бреду.

Командир уже открыл дверь в комнату, голос стал совсем отчётливо слышен, но даже не дрогнул:

— Не забывай своих обещаний, не предавай в битве друзей, — девушка смотрела прямо на вошедших, — жить захочешь — не так извернёшься, только жизнь твоя — станет моей!

— Красиво, — Врелинан заулыбался, осмотрелся, оценивающе глянул на пленных, — ну, посидите ещё тут, — закрыл дверь обратно, — и не кормить, — добавил он, — через пару дней посмотрим.

Агар промолчал, принялся подниматься обратно. Олдер следом. Хотя, наверное, надо было командира пропустить…

Парень задумался о пленнице. Одежда у девушки была обычная, да и выглядела она явно материковой. Возрастом больше двадцати, но едва ли за тридцать. Лет ей добавляла причёска — совсем короткая, неуместная для лица. Глаза круглые, большие. И тоже какие-то не такие. Ещё и бубен откуда-то раздобыла. Странная.

А двое ребят очевидно, что свои. Совсем кровь свежая…

— Мне бы ещё пару на ночь выделить, — заводит разговор Агар, пока возвращаются к лагерю, — зимой долго не простоишь наверху. А в метель — и того меньше. И лучше сейчас уже не спеша готовить, вдруг с нами что…

— Мой ответ знаешь, — подозрительно мягкий голос командира, — бери кого хочешь, но мне людей тоже готовить надо.

— Они же не все воевать должны! Тут есть и другая работа.

— А что мешает часто сменять народ? Одни постояли, другие пришли и так далее.

— Было у нас такое уже, проходили, — голос Агара стал немного грубее, — а как одиночник бежит, так вся округа просыпается. Днём пускай хоть как дозорят, но в темноте должны быть одни и те же люди.

— Нет, — Врелинан качает головой, — за этих бегунцов слишком большая морока беспокоиться. Если причина только в этом, то просто пусть бегут дальше. Нам вперёд надо двигаться, а не назад оглядываться.

Нам. Это вы к себе на «вы» обращаетесь, или всё же в коллектив решили вступить? И что это за слово такое — бегунец? Кажется, оно где-то в памяти Олдера уже мелькало…

***

— А мужик не простой, — вздыхает Агар, оставшись наедине с парнем, — с третьей как-то связан, не иначе. Заметил? И вроде как не запретил ловить, но и в тоже время возможности ограничил.

— А если мы и дальше сами нести дозор будем?

— Сейчас-то можно, но это же не вечно будет. Ещё и этих просвещать… кого потом на первую отправят. Они же всем составом и вернутся! Тут должны стоять конкретные люди, а у меня такое подозрение, что мы все скоро туда отправимся, — он указал на зарево, — не зря же он всех проверяет. Хочется верить, конечно, что это чисто для себя погонял народ, но если завтра повторится — то точно, что… поедем.

— Нас же не проверял, — Олдер задумался о Бертаре и Апе.

— Ну, кого-то оставит, — достал сигарету, — может, тебя не трогает, потому что мне угодить решил? Ни с кем тут толком не общался, я спрашивал. Отобрал нескольких самых «старых», поставил над остальными. И всё. Школа какая-то, не иначе, — закурил.

— Значит, точно наступления ждать? — у парня появилась надежда увидеть окончание войны.

— Видимо, — мужчина заметно расслабился, вновь заулыбался, — только у нас шанс выжить есть.

8 глава. 3 часть.

Агар любовался дорогой — проехала пара запоздалых повозок в сторону Крайнего. Олдера же привлёк внезапный огонёк со стороны заставы слева — маленький, почти незаметный. Как звёздочка. Тут он начал расти, будто приближаясь. И в следующее мгновенье свет полностью поглотил парня. Он манил своей лёгкой голубизной, обволакивал всё вокруг, дышал, будто живой. Моргнуть не было ни сил, ни желания. Время тянулось бесконечно долго в этом потоке прекрасного. Стало очень хорошо на душе. Но постепенно голубизна ушла, а с нею и свет. Олдер плавно закрыл глаза и тут же будто уснул.

***

Снилось яркое солнце, от которого щурились и слезились глаза, но отводить взгляда не хотелось. Какое же оно большое, горячее, родное… очнулся в полной темноте. Совсем ничего не видно. Где-то рядом слышны разговоры, стоны… лазарет? Был бой, и он всё пропустил? Видимо, прилично спал. Почему же так темно? Принялся на ощупь вставать, откинул одеяло. Ещё и в одних трусах — куда могли форму деть?

— Эм, что ты делаешь? — голос Важного, совсем рядом и… какой-то взволнованный?

— Тут разве не должна гореть хотя бы одна свеча? — Олдер говорит тихо, вдруг кто-то спит.

Уже опустил ноги на пол, наверное, одежду у ног повесили, на изголовье. Одеться и так можно, а вот пробираться к выходу — уже сложнее. Но дорога в целом складывается — если рядом Чушь, то он в самом конце, а значит тут просто по прямой. В большой комнате точно будет свет.

— Вернись, пожалуйста, — голос точно взволнованный, но почему? — Орий сейчас на операции.

— Я что, бой проспал? — парень остановился, присел на край. Уставился туда, откуда исходил знакомый звук.

— Ты полдня провалялся без сознания, не назвал бы это сном.

— Сильный? — судя по стонам, лазарет действительно полон людей.

— Ну, сложно сказать, — Важный вздыхает, — многих потрепало.

— Давно кончился?

— Нашёл, у кого такое спрашивать… судя по скрипу двери — только что ещё принесли.

В темноту? Здесь не бывает темно! Особенно, если работа врача в самом разгаре!

— Важный, — как-то совсем жалобно получилось, — я, кажется, ничего не вижу.

— Заметил, всё-таки? — вздох с какой-то досадой, — давай просто дождёмся Ория, и он тебя посмотрит… выглядишь ты вполне нормально.

Начал активно моргать. Хотелось со всех сил снять с глаз эту тёмную, непролазную пелену. Только сейчас понял, что цвет вокруг не черный. Он пронизан мелкими вспышками, уходящими в бесконечность. Прослезился, будто от солнца, стало совсем страшно.

— А сейчас сильно светло? — начала накрывать паника, дыхание участилось, — может, просто от той вспышки… на время?

— Тут как обычно свет горит… ляг, пожалуйста, — голос заботливый, спокойный.

В руках появилась мелкая дрожь, когда укрывался одеялом обратно.

— Сейчас день?

— Ага, скоро по идее обед должен быть.

— А если я таким и останусь? — не удаётся отвлечься.

— Не думаю, что от какой-то вспышки можно ослепнуть навсегда.

— Агар тоже тут? Мы же её вдвоём, выходит, видели.

— Я не знаю, сюда только тебя принесли, и то, когда я спал. А потом сразу бой — никто ничего не докладывал.

Попытался осмотреться, найти хоть какой-то ориентир. Но всё одинаково, бесконечно. Снова подорвался, принялся руками искать штаны.

— Пожалуйста, ляг, — уже командный тон, — не вынуждай меня кричать.

— Мне солнце снилось. Вдруг, посмотрю на него, и всё пройдёт?

— Даже если так — там сейчас опасно. Вдруг кого нести будут, а тут ты.

— И то верно, — присел обратно, — а давно операция длится?

— Забавный ты, — нервный смешок, — сам же знаешь, что тут не угадаешь, когда она кончится.

— Ну, может, слышал что?

— Не наводи панику. И ляг. А то напрягаешь.

Глаза стали совсем влажные, появилось бессилие и внутренняя обида. Опустился на кровать, как и сидел — поперёк, свесив ноги. Только сейчас слезы, наконец, нашли ложбинку и скатились к ушам. Вытер их руками.

— Не знаешь, что это было? — Олдер старается говорить как обычно, но голос предательски подводит.

— Ты о чем?

— Эта вспышка, она была самым прекрасным, что я когда-либо видел в жизни. Такая… манящая.

— Повторяю. Я спал. Проснулся. Ты рядом лежишь. Там уже первых раненых носят. Я решил, что тебя тоже ранило. И стал ждать, как проснёшься. О вспышке только ты заговорил.

— А то, что я не вижу? И не ранен?

— Ну, во сне зрение не проверишь, как-то сам догадался по твоим телодвижениям. И под одеялом не ясно, насколько целый.

— Стой, — Олдер резко поднял голову, будто так мог увидеть Важного, — то есть, я провалялся полдня, а там и полночи, и всё это время идёт бой?

— Слушай, всё, что я могу знать, так это то, что раненых ещё приносят, — голос стал немного выше, — подробности мне неизвестны.

— Тогда я сам узнаю, — снова начал искать форму наощупь.

— У койки? Она ничего не скажет…

— Где моя одежда? — получилось совсем громко и нервно.

— А, на ширме висит. Прямо.

— Кто так делает? — нервозность никуда не ушла, встал, принялся двигаться к новой цели, — я правильно иду?

— Ага, только руки чуть повыше подними, во, ага.

Наконец-то нашёл, начал одеваться. Не удержался, одевая штаны, упал, повалил одну из перегородок. Попытался всё поправить. Но никак не мог найти для неё опоры. Кто-то приблизился, легко оттолкнул. Судя по всему, вернул, как было.

— Спасибо, — Олдер снова отошёл к кровати, но опять не рассчитал и больно ударился бедром о её край. Только потом сел.

— С тобой всё в порядке? — голос знакомый, взрослый, но кто — непонятно.

— Мы Ория ждём, — поясняет за друга Важный, — если увидите, скажите, что это срочно.

Тишина. Ушёл, видимо.

— Кто это был?

— Рубеж, из разведки, — голос стал немного радостнее, — не знал, что и они тут.

— Тоже раненый?

— Голова перемотана, — опять скатился в печаль, — наверное, как раз за ширмой лежал.

— Надо было его за бой спросить.

— Ты так ним интересуешься, будто ещё планируешь успеть поучаствовать!

— Нет, просто я должен увидеть солнце.

— Что-то я нигде не слышал, чтобы это лечило слепоту.

— Ну не зря же оно мне снилось!

— А может, это, наоборот, предупреждение?

— Нет.

— Как скажешь…

***

Время длилось бесконечно. Но, всё же, Орий, заглянул, пока готовили нового раненого к операции:

— О, очнулся, наконец, — по голосу было очевидно, что стоит он в проходе и смотрит не на парня, а в сторону. Видимо, контролирует многочисленные перемещения по лазарету.

— Он ослеп, — быстро проговорил Важный, привлекая больше внимания, — совсем.

— В смысле? — мужчина тут же приблизился, сел рядом.

Холодные, немного влажные руки касаются лица, от чего парень дёргается. Пальцы разводят веки чуть шире, поворачивая голову выше. Видимо, к свету. Но Олдер не чувствует разницы. Картинка не меняется.

— Ударился сильно? Голова не болит? — руки перемещаются к волосам, начинают тщательно прощупывать.

— Нет, — как бы сдержать слезы? — ничего не болит. Даже спина.

— Это случилось до потери сознания или после?

— Как проснулся, уже, — говорить стало сложнее, начало накатывать.

— Мы готовы, — слышится из-за ширмы.

— Иду, — отзывается врач и сразу обращается к Олдеру, — ладно, разберёмся. Лежи пока.

Он удаляется, дверь закрывается. Но тут же слышатся крики с другого конца лазарета:

— В смысле ампутировать? — судя по всему это зашёл Врелинан, — и тебе тоже? Где этот мясник?

Операционная вновь открывается, Орий отвечает так же громко:

— Хочешь пришить ошмётки? Тебе нитку дать?

— Ты как со мной разговариваешь? — тяжёлые, приближающиеся шаги.

— Соответственно, — голос чёткий, звонкий, — иди на улицу орать, а мне нечего своё мнение высказывать!

— Ты что себе позволяешь?

Доносятся непонятные звуки. Похоже, что сцепились.

— Спасаю всё, что могу спасти, — спустя долгую паузу, запыхавшись, отвечает тот. Видимо, удалось отбиться, — и если сейчас кто из них умрёт, то это ты будешь виноват, что забрал моё время!

Резко и громко захлопнулась дверь. За ней слышатся ещё крики, но уже менее разборчиво. Орий пересказывает всё своим ассистентам. Врелинан же ещё стоит за ширмой, начинает так же громко удаляться, ругаясь:

— Что за выскочка? Не удивительно, что тут такая смертность! Ну, я ему устрою, — снова сильно бахает дверь. Вышел.

— Как жаль, что он не ранен, — судя по звуку, Важный переворачивается на живот, начинает листать блокнот, — но уверен, что это временно.

— А что, если он прав?

— Ты о чем?

— Что, если твои ноги можно было спасти?

— Нет, — после продолжительной паузы отвечает он, — нельзя.

— Я ведь толком не знаю, что у тебя там случилось. Ни ты, ни Бертар, так ничего и не рассказали.

— Может, когда-нибудь, — слышны звуки перелистывания, — но не сейчас.

— Ты ведь уедешь скоро.

— И тем лучше для тебя!

— Можно попросить?

— О чем? — тяжёлый вздох.

— Передать родителям о том, что со мной… не думаю, что такое можно в письме писать.

— Ой, да поправишься ты. Разве хоть немного не стало видно?

Олдер тихо покачал головой. Не хотелось верить, что это правда, но реальность призывала принять.