Сказ про дивную щуку (Вербовая Ольга)

Намедни мне сон диковинный приснился. Как будто купила я щуку на базаре, несу в кошёлке домой. Как мимо пруда проходила, вдруг она, хоть и мороженная была, зашевелилась да и говорит человеческим голосом: "Отпусти меня, милая барышня, любое желание твоё исполню — скажи только: по щучьему велению, по моему хотению". Я её в пруд, а сама думаю: чего пожелать? Желаний-то у меня видимо-невидимо. Вспомнилось одно испытание, что в детстве мне было послано. Много горюшка горького оно мне причинило — насилу с ума не свело. Хотела пожелать, чтобы его в моей жизни и вовсе не было, но подумала: тогда ведь, может статься, что я в одночасье совершенно другой сделаюсь. То, что меня нынешней ценней всего на белом свете, для той Маруси может быть вовсе неважным и напротив, то, что для меня пустяк, для неё-то может быть дороже жизни самой. Одно дело — меняться по своей воле, светлее и добрее становиться, а тут — как гром среди ясного неба: поменяюсь так, что сама бы себя не узнала. К тому же, не остров ведь человек в окиян-море — люди его окружают. Вдруг выйдет так, что те, кто нынче мне милы и дороги, той Марусе и вовсе знакомы не будут? Словом, не рискнула о том щуку просить. А иного, чего мне от жизни надобно, и сама ведь добиться смогу.

Стали мне вспоминаться события политические невесёлые. Оттого, видать, что накануне письмо писала Сенцову Олегу. Решила: может, попросить, чтобы Россия с Украиной узниками обменялись? Надоел уже, чай, конфликт этот хуже горькой редьки! Иль о том щуку попросить, чтобы в Чечне душегубы-головорезы перестали править бал, чтоб управа на них, наконец, нашлась? Не иначе как переписка с Оюбом Титиевым на такие мысли навела. А желание-то щука обещала только одно выполнить. Ухитрись-ка тут выбрать!

Думала я, думала, что делать, да надумала, наконец: попрошу-ка я, чтобы Россия-матушка поскорее демократической сделалась. Тогда и с Украиной договориться получится, и с Чечнёй дело по закону да по правде уладится. А щука, видно из сказки про Емелю, желания исправно выполняет, не норовит схитрить, в отличие от всякой там нечисти лесной, что в ночь на Ивана Купалу по лесу гуляет да смертных во искушение вводит.

Только хотела я сказать: по щучьему велению, по моему хотению, — глядь: двое добрых молодцев мальчика десятилетнего из пруда вытаскивают. А женщина, по-видимому, матушка его, всё плачет, Сашеньку зовёт. Да не отвечает Сашенька — совсем, говорят, не дышит, и пособить ничем не можно. На одно лишь на чудо надежда.

Что ж, делать нечего. «По щучьему велению, по моему хотению, пускай мальчуган пошевелится да дышать станет, одним словом, пускай оживёт».

Сказала я эти слова да иду себе дальше, а вслед мне голоса слышатся: «Сашенька! Живой! Слава тебе, Господи! Не иначе как чудо!».

Бог с ней, думаю, с демократией — сами отвоюем. И без волшебства с тиранией властвующей разделаемся.