Глава 9

Елена сразу почуяла запах беды, а когда мать Павла выглянула из своей комнаты и спросила, где Петя — поняла, с кем беда. Отец долго смотрел на гостью, потом как проснулся — улыбнулся и отошёл, жестом пригласил войти.

— Заходите, — добавил он. — Паша так часто о вас рассказывал. А я думал, выдумывает всё. Проходите, проходите. Паша только что был, вы разве не встретились?

Елену бросило в жар, она чуть не кинулась назад.

— С ним всё хорошо? — Она прижимала косынку к груди. Странно, зачем надела её, ведь не к маме домой шла, мама терпеть не может, когда девушки в беретах или лыжных шапках ходят.

— Идёмте, — он поманил её за собой. — Идёмте, выпьем чая. У вас такой взгляд. Жив Петя, жив и здоров...

«Петя»??

— Как вы его назвали? — Елена понимала, что ноги едва держат, и уже нет сил бежать назад. Просто нет.

— Пашей. — Отец удивился. — Проходите, Лена, я очень рад вас видеть. Паша расстроился, но с ним всё хорошо.

— Кто такой Петя? — спросила она. — Вы только что назвали его Петей! Я слышала!

— Да?! — Отец потёр лоб. Вот у кого Паша перенял эту привычку. — Это старая история. Подождите. — Он закрыл дверь на кухню. — Ей лучше не слышать, — пояснил он, — она и так не в себе.

— Какой сейчас год?! — вздрогнула Елена, посмотрев на календарь.

— Седьмой, — удивился отец. Вениамин… Вениамин Прохорович, вспомнила Елена. — Что с вами такое, на вас совсем лица нет!

— Я ищу Пашу. — И Елена расплакалась, и не было сил сдерживаться. — Он пропадает, понимаете? И всё как во сне, и я тут у вас, и год другой, и ничего не пойму...

— Он обиделся. — Вениамин Прохорович протянул Елене кружку с водой. — Мы думали, он всё забудет. Так было бы лучше. Но он пришёл, и спросил. Я не мог сказать ему неправду.

— Расскажите, — Елену тряс озноб, — расскажите мне!

— — —

Пете было почти шесть, Паше — два с небольшим. Старший брат не всегда любил гулять с младшим — куда с этой мелочью, ни с товарищами поиграть, ничего — да и следить за ним, Пашу вечно в кусты и канавы тянет, и поди объясни ему, что там и собаки гадят, и не очень приятные люди шатаются, и всё остальное. Но… Петру нравилось заботиться, и Паша его слушался охотнее, нежели отца. И рассказывал младшему брату обо всём, хотя понимал, что тот беседу не поддержит, и вообще минут через пять увлечётся чем-то другим. Да, иногда было обидно. Но всё равно так приятно, когда у тебя такой брат! Вот скоро вырастет, и с ним будет интересно обо всём поговорить! И рассказать ему потом, какой он был смешной, когда маленький. Мама запрещала называть его глупым, он не глупый, просто всему нужно время, ты был точно таким же!

… Всё, что удалось узнать, у случайных прохожих — Паша бросился через дорогу, прямо под колёса, и Пётр, недосмотревший, с криком кинулся туда же. Не зима, водитель успел затормозить. Паша бежал и бежал, к таинственным кустам и лесу на той стороне, а Пётр, подвернувший ногу, не мог бежать так быстро. И испугался, ужасно испугался за брата, ведь ему не объяснишь, что нельзя так через дорогу, и мама с папой дома накажут, и за дело! Отвлёкся, недоглядел!

Потом… потом Петю принесли домой с разбитой головой, всего в крови. Говорили, что споткнулся там, в лесу, ударился с размаху головой об острый край камня. Пашу потом поймали в лесу — он так и бежал себе куда-то, и обиделся, когда его схватили и понесли домой. А дома… Дома и мать. и отец были не в себе от горя, и впервые Паша ощутил на себе тот взгляд матери. Впервые он понял, что мама не рада его видеть, она чем-то очень недовольна.

И его не пускали в комнату, к брату. Не пускали, и всё. И было страшно. Сам не понимал, почему страшно.

— — —

— Петя умер через день, — добавил Вениамин Прохорович, руки его начали трястись. — Так и не пришёл в себя. Нам сказали потом, всё решали минуты. Если бы его нашли минут на пять раньше, всё бы обошлось, поправился бы. С тех пор Вера стала другой, она решила, что Паша во всём виноват. А потом мы всё продали, поменяли квартиру. Через полгода Паша уже не вспоминал о брате, как будто заказали ему. И мы редко говорили.

— Я могу… могу поговорить с ней? — Елена поднялась.

— Не стоит, — покачал головой отец Павла. — Она как вспомнит ту историю, потом плачет весь день.

— Паша иногда видит брата, во сне. — Елена посмотрела ему в глаза. Теперь она была уверена, отчего Паша плакал во сне. — Он говорит во сне. Что вы так смотрите?! — И поняла, почему так смотрит. — У меня будет ребёнок! — она хотела крикнуть, но получился шёпот, сумела взять себя в руки, не разрыдалась. — Ребёнок от него! Мы с ним всё уже решили, он не с Марией будет, со мной! Господи, неужели вы не понимаете?!

— Паша уже восемь лет как женат, у них семилетняя дочь. — Вениамин Прохорович смотрел на неё, как на пустое место. — Зря вы пришли. Вам лучше уйти, Елена.

Елена бросилась вон. Но не в прихожую — в комнату, где сидела погружённая в грёзы Вера Николаевна.

— — —

— Бабушка Лиза! — Павлу отчего-то было трудно поспевать за ней. Как будто ветер, неощутимый, но сильный, постоянно дул в лицо, отталкивал, замедлял. — Эльза Афанасьевна! Это я, Паша!

— И где тебя носит? — проворчала она, не оборачиваясь, постукивая палочкой. — Ищешь тебя, ищешь, ноги все сбиваешь. А он по паркам гуляет, пока его люди ищут, места не находят. Не стыдно? — Она впервые оглянулась, посмотрела ему в лицо.

— Господи! — Павел сам не знал, как ему удаётся идти, в голове снова поднималась пурга, виделись какие-то кусты, человек, лежащий ничком, кровь вокруг — и большой камень рядом, но человек тот просто прилёг отдохнуть, Павел это знал, человек часто так шутил, притворялся спящим или ещё что. И Павел, когда понял, что это игра, побежал дальше — теперь его очередь прятаться!

— Всуе не поминать! — Афанасьевна погрозила палкой. — Я хоть и не верю, а по лбу дам!

— Господи… — Павел шёл, вокруг сгущалась тьма, и реальностью оставалась только дорога, и Афанасьевна, и её кошёлка, оттуда пахло апельсинами и свежим, горячим хлебом. — Я же выдумал её! Понимаете?! Я придумал её, её никогда не было, а теперь мне кажется, что меня самого выдумали! — Слова пришли, вот именно это ему и казалось.

— Камень, — объявила неожиданно Афанасьевна, и это простое слово ненадолго вернуло Павла в чувство.

— К-к-какой камень?

— Сейчас о камень навернёшься, — пояснила она, и да, навернулся. Чуть лоб не расшиб! Откуда взялся это кривой булыжник прямо под ногами? Как из асфальта вырос!

— Чёрт… — Павел с трудом поднялся, колено болело немилосердно, но мог ведь и голову расшибить. Едва-едва удалось вскочить на ноги, а Афанасьевна всё удалялась, как ни в чём не бывало. Уже давно прошли они те три квартала, почему она не сворачивает? Как только он, ковыляя, догнал её, как она не глядя махнула палкой и попала по уху. Было очень больно, и снова в голове ненадолго прояснилось.

— За «чёрта» ещё добавлю, — пообещала гражданка Шварцберг. — Так что, Паша, я тот камень выдумала? О который ты навернулся? Выдумала, или просто увидела?

— Вы… — И Павел понял, о чём она.

— Иди. — Она остановилась, махнула палкой в сторону леса. — Ты сам не знаешь, чего хочешь. Но если Леночка тебе правда нужна, тебе туда. Чего уставился? Я там её видела только что, ещё можешь догнать!

И он побежал.

Он бежал, и тьма сгущалась, и всё становилось как в том сне, где Елена брела, и пламя заката опаляло её силуэт, а тишина давила, смыкалась вокруг.

— — —

— Вы ненавидите его, да? — Елена упала на колени, ноги не держали. Успеть бы сказать, прежде чем отец выставит её силой. — Вера Николаевна! За что?! Господи, ему же было два года! Что он мог сделать, он ведь даже не понял!

Она смотрела сквозь гостью, не видя её и не слыша.

— Вы выдумали себе Петра, которого уже не было, да? Поэтому Паша не любит ходить сюда, вы выдумали Петра и постарались забыть Пашу? Да? Говорите! — потребовала она.

— Перестаньте. — Отец Павла взял её за плечо. — Я не хочу вызывать милицию. И к Паше не заходите, нечего вам там делать.

— Меня выдумали! — крикнула Елена, поднимаясь на ноги. — Он говорил всегда, что придумал меня. Я теперь знаю, почему! Потому что вы каждый день придумываете, что его нет! Господи… он же был совсем маленьким! Он плачет во сне, когда вспоминает брата! Я это видела!

Вера Николаевна, не человек, скелет — дальше худеть уже некуда — посмотрела в её глаза. И увидела! Увидела Елену!

— Паша… — прошептала она. — Паша! — воскликнула, попробовала встать, отец придержал её за плечи. — Паша, сынок, прости… — И расплакалась.

Вениамину Прохоровичу показалось, что погас свет, весь разом, а когда вновь зажёгся, Елены уже не было. Длилось это какую-то долю секунды. Была девушка — и не стало. Словно приснилась. И, впервые в жизни, он перекрестился.

— Веня, — проговорила вдруг его жена. — Пожалуйста, позвони Паше. Пусть придёт.

Вениамин Прохорович обнял её за плечи и понял, что больше всего ему сейчас хочется расплакаться самому. Но… не мог, не смог бы при жене.

— Сейчас. — Он стёр слезинки — всё-таки появились, подлые — и осторожно сжал её плечи. — Сейчас позвоню, Вера. Посиди. Я тебе чаю принесу.

— — —

Павел брёл и брёл, и не мог догнать ту фигурку, силуэт, человека. Вокруг становилось холодно, словно уже зима, пурга и метель, и мысли стыли, и чувства спутывались.

— Лена! — И понял, что не Лена. Человек высокого роста, вряд ли женщина, и — сутулится. Кого-то это напоминало. Но кого — не было сил вспомнить.

Павел кинулся вперёд — темнота обволакивала, хватала за ноги и тащила прочь. И снова споткнулся, и последнее, что увидел — огромный камень, летящий из темноты прямо в лицо. Сил хватило только на то, чтобы отвернуться и закрыть глаза.