Глава 3

Он снова проснулся. Лампа выключена, часы слабо светятся. Половина шестого утра. Елена под боком, прижалась к нему, улыбается во сне. Он прижался к ней, поцеловал — легонько, чтобы не разбудить. И запах её кожи снова бросил в жар. И откуда столько сил?!

«Буди меня, как проснёшься», сказала она. «Или я тебя разбужу. И попробуй только отказаться!»

Они оба рассмеялись. Отказаться… Они два с лишним года жили встречами — один, два раза в месяц. Он всё не мог решиться — ну тянуло, тянуло к Марии, и дело не только в постели. «Я для тебя только любовница?», спросила Елена утром той ночи, в которую они впервые были близки. «Нет», ответил Павел, не раздумывая, и она поверила. А ведь её не обманешь, всё чувствует. Но не лезет в душу, как Мария, не вынуждает на откровенность. Просто слушает — сидит, вяжет или читает, или занимается хозяйством, и слушает. И само всё говорится.

Это сон, или то был сон? Ну не было ведь Елены! Было всё остальное. Когда Мария не пускала к себе — характер у неё сложный, настроение меняется часто — он всё думал, как бы её уязвить. И сказал однажды: «Поеду к Елене, она всегда мне рада». Мария только рассмеялась — уж она-то знала, непонятно как, что нет у Павла другой девушки. И уж не могло быть другой такой невесты. Такой богатой. Экономист, и вот-вот получит очень перспективную работу… Езжай, езжай, Паша, сказала она тогда.

И он поехал. Домой. И там, в полумраке, впервые придумал её — увидел в воображении Елену. Имя сразу появилось. И внешность — не красавица-фотомодель с ногами от ушей, нет — но красивая. Другим покажется нескладной, но красивая. Просто нужно уметь увидеть красоту. И началось...

С того вечера он позвал в свою жизнь Елену — выдумку, приятную, позволявшую отвлечься. Мария умела делать несчастным — а потом счастливым, и снова несчастным, снова и снова. Умела и умеет! Когда становилось невыносимо, Павел, сам того не осознавая, призывал на помощь Елену. Он знал всё — внешний вид, запах её кожи, цвет волос, привычки, всю её историю.

— С кем это ты говоришь? — поинтересовался однажды отец, когда застал Павла на кухне, ведущим разговор тихим шёпотом с невидимым собеседником. Павел в то время снимал комнату — жить с родителями стало невыносимо. Мать всё чаще забывалась, считала Павла чужим человеком. Павел приходил к ним в гости, когда матери становилось лучше. Отдавать её на лечение отец категорически не хотел, а врачи не настаивали.

— Ни с кем, — ответил Павел. Он испугался. Впервые осознал, что так погрузился в фантазии, что уже не найти дорогу обратно.

— Что у тебя с Машей? — Отец тяжело опустился на соседний стул. Он сильно сдал за последние несколько лет — когда мать начала заговариваться и путать реальность и вымысел.

— Плохо, — отозвался Павел почти равнодушно. Работа помогала отвлечься. Что ни говорите, а он всё-таки мастер, пусть и не всеми признанный. Вот уже и здесь, дома у родителей, стоит его мебель, сделанная его руками.

— Не пара она тебе, — заключил отец. — Много о себе воображает. И мужиков у неё слишком много.

— Я люблю её. — Павел удивился лёгкости, с которой сказал это. И говорил правду. Был уверен, что любит.

Отец вздохнул. Налил себе и сыну по стопочке водки. Был повод — праздник всё-таки, девятое мая.

— Папа, кто такой этот Петя? Почему мама иногда зовёт меня Петром?

Отец потёр лоб ладонью и снова вздохнул.

— Если не помнишь, лучше не вспоминай. И не расспрашивай её, ей сейчас получше стало.

— Но...

— Потом. Когда-нибудь.

Он не сказал, «когда её не станет», но это было ясно. Мама угасала, с каждым годом выглядела всё более тощей и вела себя всё более странно. И никаких видимых причин, врачи только руками разводили.

— Ладно. — Павел поднялся. — Денег вам не нужно? У меня сейчас с заказами хорошо.

— Строй свою жизнь, — посоветовал отец. — Если что нужно, я скажу. Мы всегда по-простому.

— Да, — согласился Павел и обнял отца за плечи. — Скажи, если что.

— Не говори сам с собой, — попросил отец. — Я же вижу, это всё из-за Машки. Ты сам не свой. Давай хоть ты держись.

— Да, папа, — пообещал Павел.

Но он нарушил обещание. Не получалось не говорить. Ведь Елена с каждым днём становилась всё более настоящей.

… Павел осторожно откинул покрывало. В комнате тепло, даже жарко. Сегодня впервые Елена не надела ночную рубашку. Легко понять, почему.

Он смотрел на неё и не мог наглядеться. Но она тоже устала, хотя и не подавала виду… Пусть отдыхает. Уже некуда торопиться. Будущее здесь, его не нужно догонять.

Тело помнило, где что стоит. Павел оделся, прикрыл Елену покрывалом (она пошевелилась, но не проснулась), прошёл на кухню, не зажигая света — и ни разу ни за что не зацепился. Как будто знал здесь всё до мелочей. А ведь мебель стоит совсем по-другому!

И как это понимать? Такие привычки не вырабатываются моментально. А визит к начальнику? Павел вообще не знал, что говорить — ведь ничего же не помнит из «этой» жизни. Но всё говорилось ладно и вовремя, как будто всего лишь на минутку забыл.

Он налил воды, сел у стола. И тут кругом ощущается Елена, её присутствие. Как же так получилось? Как она стала настоящей, неужели он, Павел, всё-таки сошёл с ума?

Он прикрыл ладонями лицо. Голова закружилась.

— — —

—… Ты трубку брать собираешься?

Голос… Марии. Павел вздрогнул, отнял ладони. В кухне светло; поодаль, в коридоре, стоит Вика, боязливо смотрит на родителей. Злая, поджавшая губы Мария протягивает телефон.

— Спасибо. — Он принял телефон. Не глядя, подтвердил вызов.

«Где я?!»

— Слушаю, — услышал свой голос. И далее разговор будто пошёл сам собой. — Да, Владимир Сергее… простите, Павел Владимирович. Да, буду сегодня к двум.

— В пять часов Вику из школы встречать, — крикнула Мария из прихожей.

— У меня срочный заказ! Когда ещё такое будет!

— А у меня совещание. — Мария выглянула. — Виктория, марш к себе! Быстро! Я не могу перенести эту встречу только потому, что тебе там заказали пару столов и табуреток.

Лицо Павла окаменело. И тут на лице Марии появилась почти что робость. Ненадолго.

— Деньги в основном зарабатываю я. — Голос Марии стал сухим. — Ребёнок не должен идти домой один, ясно? До вечера! — и удалилась. Слабо щёлкнул замок.

Вот как он дожил до такого?

Нет, пора менять, подумал Павел. Если Елена мне приснилась, то это знак. Пора всё менять. Иначе точно с ума сойду. И так весь двор ржёт — мужик у бабы за домохозяйку. А я мастер, чёрт возьми! Мастер! И пока что все мои достижения — стулья да табуретки. Правда, очень красивые стулья и очень надёжные табуретки.

— Па-па-а-а… — Вика появилась на кухне. — Пап, да не слушай ты её. Я сама до дому доберусь. Мне же семь лет уже, не три!

«Не три». Павел усмехнулся. Вика и в три года была очень, очень самостоятельной особой.

— Так нельзя. — Павел погладил её по голове. — Я знаю, что ты прекрасно дойдёшь. Но ты же читала — сколько заметок про наркоманов. Со мной безопаснее.

Вика вздохнула.

— Папа… А эта Лена, с которой ты говоришь, она кто? Она настоящая, да? Всамделишная?

Дожили. Ребёнок услышал, как отец говорит с невидимой собеседницей.

— Настоящая. — Павлу трудно было это сказать. — Для меня настоящая. Мать пусть думает, что хочет.

Вика энергично закивала головой.

— Пап, ты к ней уйдёшь, да?

Дети видят слишком много, подумал Павел. Если бы я знал, как уйти назад, в тот сон...

— Папа! — Вика потормошила его. — Я что, маленькая? Так ты уйдёшь? Да?

— Если честно, очень хочется. Сыт по горло. — Павел неожиданно почувствовал злость. Не надо бы говорить про Марию плохо при ребёнке… Хотя ребёнок и так всё видит. Ведь сам себя довёл до такой жизни! Сам послушно прогибался. Вот и прогнулся, что узлы вязать можно в любом количестве.

Вика снова вздохнула.

— Па-а-ап… Только ты приходи ко мне потом, ладно? Мама меня всё равно тебе не отдаст, — грустно заключила она.

— Так. — Павел поднялся. — Сопли отставить. Что-нибудь придумаем, Вика. Папа просто так тебя не бросит. И с мамой я совсем уж ругаться не хочу. Она ведь у нас менеджер.

— Ме-е-е-енеджер. — Вика очень похоже изобразила козу и они рассмеялись. Да. Вот с этого когда-то всё и началось. С «ме-е-е-енеджера». Тогда они всерьёз разругались, тогда Мария впервые ударила дочь.

Снова закружилась голова.

— — —

— Паша?

Павел вздрогнул, поднял взгляд. Елена. Сон… или что? Всё снова поменялось. Кроме...

В руке у него другой телефон. Тот, который у него был там, где Мария и Виктория.

— Заснул? — засмеялась она. — А меня одну бросил!

— Странный сон, — признал Павел. Только что произошедший разговор с Марией и Викой проваливался, уходил в толщу памяти, терял краски реальности.

— Я не сон! Да? Да? — Она села ему на колени и Павел осознал, что на Елене ничего нет. И голова закружилась уже по-другому.

Она рассмеялась, когда он подхватил её и понёс — назад, в спальню, она же кабинет.

— Иди ко мне, — попросила она, как только Павел посадил её на кровать. — Иди… всё потом, все сны потом, да? Да?

Да.

Все сны — потом.

Все до единого. Даже сон о Виктории.

Елена таяла, текла под его пальцами, была и сталью, и воздухом, и жаром и прохладой.

Неужели я тебя придумал? Неужели я придумал, и ты появилась?

— Ты мой, — шепнула она, покусывая его за ухо. — Мой, мой, мой… никому не отдам… никому-никому...

— — —

— Что будешь на завтрак? — поинтересовалась Елена, появившись в спальне. Павел позволил себе немного поваляться, хотя давно уже не позволял. Елена не возражала. Мебель подкручена, ножи наточены, из кранов не капает, двери не скрипят, пусть мужик отдохнёт малость.

— Как всегда, — предположил Павел.

— Смотри! Растолстеешь, заставлю жир сгонять! — предупредила Елена. Увернулась — Павел попытался поймать её. — Не сейчас! Ты умеешь готовить только яичницу! Потерпи!

И убежала.

А Павел положил оба мобильника и принялся переводить взгляд с одного на другой.

Ничего не понимаю. Так сон или нет?! Откуда во сне может взяться мобильник из… то есть наоборот, откуда не во сне может взяться?

— — —

«Как всегда» означало яичницу с ветчиной, сыр и кофе. Сама Елена ела бутерброды с сыром, ну и кофе тоже пила. По-настоящему ела только за обедом. А так… Птичка не птичка, но ест мало.

— Съездим к моим сегодня? — предложила она.

— Давай, — согласился Павел. Увидеть чуть больше этой реальности, где у выдуманной девушки есть настоящая мама. Хорошо, если настоящая.

— Тебя что-то беспокоит, — заключила Елена, встав у него за спиной. — Нет-нет, не мешаю. Кушай. Это правда был только сон?

— Я не уверен, — признался Павел. — Хочется думать, что сон.

Она потрепала его по голове и вернулась за стол.

— Ты какой-то не такой, — признала она. — А может, это я от радости… Поел? Всё, брысь с моей кухни, займись домом!

— — —

Займись домом? Прибраться? Не привыкать, да и не унизительное занятие, приводить свой дом в порядок. Свой дом — ведь хозяин не тот, кто может продать или сломать, а тот, кто заботится. Вот. Отец этому обучал, а сам Павел, вроде бы, сумел обучить Вику.

Павел бродил по комнатам, работая пылесосом, и думал.

Странно всё получается. Раньше всё воображал — как Елена выглядит, всё такое. Воображал и, так скажем, интимные моменты. Прямо скажем, воображал больше того, о чём осмелился бы говорить вслух. В голову иногда такое придёт, сам удивляешься.

Однажды Мария соизволила прийти к нему сама. Совсем худо было Павлу, выдуманная девушка не помогала жить, скорее уже наоборот, а настоящая крутила им как хотела, и ничего толком не говорила.

— Так она что… Она на самом деле?! — поразилась Мария. Что-то почуяла. Потом Павел осторожно расспросил её — да, именно почуяла. Запах косметики. А ведь воображаемая Елена практически не пользуется косметикой, так — дезодоранты, и то потому, что ей нравятся их запахи — ненавязчивые, но узнаваемые. Морская соль. Корица.

В тот момент Павел хотел сказать всё. Что нет Елены, и не было, что это просто игра воображения. А ну как Мария покрутит пальцем у виска и сразу же уйдёт?

Он решил просто задвинуть Елену подальше в память, убрать долой, не думать и не представлять её.

— Была, — пояснил Павел, в надежде, что Мария поймёт так, как он надеется.

— Паша! — Мария кинулась к нему на шею. — Прости меня! Ты один меня на самом деле понимаешь… — И так далее, и тому подобное. Мария умеет добиваться своего. И ведь права была — пожалуй, только Павел и был с ней просто потому, что ему нужна была она. Вся. Не деньги, не тело, не связи по отдельности.

… И Елена ушла, частично вернулась назад, в нереальность, в небытие.

И вот она здесь, в той же самой квартире, хлопочет на кухне. Именно такая, какой её Павел и представлял. До каждой родинки, до запаха волос и кожи, до звука голоса.

— Всё убрал! — Елена появилась в гостиной. — Умница! Давай, собирайся. Туда ехать полтора часа в одну сторону.

— Прямо сейчас? — Павел взял её за руки, посмотрел в глаза.

— Я веду себя неприлично, да? — прошептала Елена, прижимаясь к нему. И вдруг расплакалась, обхватив его руками, прижавшись сильно-сильно. Павел не знал, что и делать. — Я не могу без тебя! Я больше бы не смогла!

— Я с тобой. — Павел погладил её по голове. — Я с тобой, солнце моё.

Она отстранилась, улыбнулась, вытирая слёзы. Губы ещё подрагивали.

— Я неприличная, я знаю. Я с тобой не могу по-другому! Вот! Но не сейчас. А то уже никуда не смогу поехать… Не захочу.

Он отпустил её руки.

— Идём. — Она взяла его за локоть. — Электричка через тридцать пять минут. Времени почти нет!