Глава 5

Начальник отдела понял, что проиграл. Отрывки докладов все еще смешивались в общую кучу в ухе и затем в голове. Он размашисто ходил по комнате Зинкиной квартиры. На кухне, икая пьянела сидящая за столом избитая Веерка. Она уловила момент, когда один из оперов отвернулся и, вытащив луковицу из банки, залпом влила в себя спирт и теперь блаженно отключалась. Обыск практически ничего не дал. На пластиковую тару особого внимания не обратили. Под диван даже не смотрели. На все попытки добиться от Верки хоть одной толковой фразы получали лишь нечленораздельное мычание.

— Мать вашу…. Мать вашу через колено… Ну, лохи, — рычал начальник, мечась по квартире, — Ладно, завязывайте здесь. Хату опечатать. Дверь… Дверь вообще сваркой заварить. Эту дурру в обезьянник, пусть там трезвеет. Все, я в управу.

Он прошел мимо искореженной двери, бросив взгляд на слесаря, ожидающего команды быть свободным.

— Так я все, я это… Могу? — осторожно промямлил он.

— Нет, — старший опер вскипев, с коротким замахом впечатал кулак в живот работнику ЖЕКа, — Вот теперь — можешь.

Переступив через упавшего, кипевший от злости и безвыходности начальник резво спустился по ступенькам.

Чрезвычайно тесное жизненное пространство багажника автомобиля.

— -----------------------------------------------------------------

Зикуську везли в багажнике.

Что-то твердое давило на ребра и усиливало боль на колдобинах. Голова то и дело соприкасалась с булькающей металлической канистрой. Зинка стала медленно приходить в себя. Голова гудела, как колокол на Пасху, сильно доставала боль в затылке. Она попробовала ощупать голову, но оказалось, что руки связаны. «Хорошо хоть не за спиной» — подумала она, а вслух лишь прошептала: — Бля, темно, как в могиле.

Именно упоминание о могиле заставило остатки извилин активизировать серую массу в избитой голове. Она сразу вспомнила все то, что было до того, как погасили изображение в глазах. Вначале ее впихнули в машину, потом затащили в какую-то подворотню и больно ударили в живот. Потом допрос и снова удары. Били не сильно, но хлестко, в основном по лицу. От тех ударов теперь распухли иссеченные перстнем губы. Ныла челюсть — это уже после, от удара ботинком. И хотя она сразу рассказала, куда делся обрезок члена, ее продолжали бить и таскать за ухо. Она еще помнила твердый спокойный голос: «Вырубайте ее!» Затем удар в затылок. Ей бы не шевелиться — удар ее не вырубил, только в глазах свечки летали. Услышала дальше: «Избавляйтесь от нее. По шустрому — что б с концами. Пусть ее не найдут». Секундой позже: «Да ты не вырубил ее. Смотри, она шевелится!» Второй удар в затылок был более эффективным.

В багажник ее закидывали дважды. Первый раз сразу же возле подворотни, второй раз у гаража, из которого взяли канистру, лопату и небольшую спортивную сумку. Там она ненадолго пришла в себя, но снова получила по голове.

И снова жизненно важное пространство запущенной квартиры.

— --------------------------------------------------------------

Примерно в то же время удалось растормошить задержанную Верку. Добились главного — она сразу рассказала, куда делся марлевый сверток. После ее, обоссанную и облеванную в камеру уже не вернули, попросту выволокли на улицу и брезгливо пару раз пнули за ближайшим углом.

Уже через несколько минут десяток сотрудников шарили глазами по двору. За ними наблюдали не только жильцы трех домов, но и четверо из китайского «паркетника» с тонированными стеклами, которые осмотрели двор под окнами Зинки еще до повторного появления милиции. Обрезка нигде не было. Скорее всего его утащила какая-то бродячая собака.

Чрезвычайно тесное жизненное, но уже освещенное пространство багажника автомобиля.

— ----------------------------------------------------------------------------------

Как ни напрягала Зинка глаза, а увидеть что либо в тесном багажнике ничего не удавалось. Вовремя вспомнила про огниво. Ощупала ременные петли на джинсах. Карабин сразу попал в занемевшие пальцы. С трудом отстегнула его и, потянув за цепочку, вытащила магниевый корпус из-за пояса. Пальцы слушались плохо, но выкрутить поджигаемый вкладыш с фитилем все же удалось. Два «чирка» с искрами и ровное пламя осветило видимое пространство багажника. Первым делом поднесла пылающий фитиль под пластиковый ремешок, стягивающий руки. Запахло паленой пластмассой. За секунду до того, как начала тлеть куртка, стянутые руки почувствовали свободу. Переводя дыхание, Зинка глубоко выдохнула и затушила фитиль. Вновь зажигать не торопилась, разминала кисти и пальцы. Во второй раз, зажигая фитиль, пришлось сделать больше попыток. Она осмотрелась. Канистра, лопата, огнетушитель, ключи, насос, домкрат, запасное колесо, ящик с инструментом, какие-то тряпки — возможно одежда. Больше всего заинтересовала сумка. Одной рукой потянула застежку и запустила внутрь руку. Вначале попались плотные пакеты с белым кристаллическим порошком похожим на сахар. А после… То, что извлекла потом было не просто знакомым. Тротиловые шашки — такие ей в годы бурной юности приходилось закладывать для принудительного схода снежных лавин. Как же давно это было… Машину начало трясти сильнее — наверное, съехали с асфальта на грунтовку. Мысли в голове закружились бешенной каруселью. Выбрала себе ключ потяжелее и заткнула за пояс брюк на спине. Короткую отвертку зажала зубами, и прежде чем погасить фитиль, сунула скомканную тряпку в рукав куртки. Продев руку в петлю цепочки закрепленной на огниве, затянула ее на запястье карабином. Уже в темноте разорвала две упаковки взрывчатки и искрошила отверткой спрессованный тол. Особо не осторожничала — помнила, что брикет взрывается от детонатора и лишь измельченный, да и то не всегда, детонирует от пламени. На всякий случай, разорвала упаковки с порошком и прямо в сумке перемешала с тротиловым крошевом. Оставалось воплотить последний этап задуманного. С трудом перемещая части тела в тесном багажнике, Зинка подвинула под себя все, что попалось под руки. Ногами уперлась в запасное колесо, сунула сумку под голову, под тело задвинула канистру, держак лопаты, инструменты. Примостила под скрюченные колени огнетушитель. Когда убедилась, что коврика почти не касается, открыла крышку канистры. Уже превозмогая удушье от бензиновых паров, сунула в горловину ткань, вытащенную из рукава. Оставалось молиться и ждать. Молиться не умела, даже если бы и знала хоть одну молитву, то вспомнить бы не смогла. Куда-то на второй план ушли и боль, и последствия опьянения. Ее трясло в дикой неумной лихорадке. Но зубы не цокотали — зубами она сжимала отвертку. Предчувствие неминуемого превратило худощавое тело в сжатую пружину, готовую ударить — вот только куда и кого? Это оставалось под вопросом. Но отдавать свою никчемную жизнь задаром уж точно не входило в ее планы.

Мокрый от дождя двор почти в центре города.

— ---------------------------------------------

— Ничего. Все осмотрели, — доложил сержант.

Он стоял под моросящим дождем перед человеком в черной кожаной куртке, прятавшимся от дождя под грибком на детской площадке. Глаза принявшего своеобразный доклад прикрывал козырек такого же цвета кожаной кепки. Опер кивнул головой и тихо, но твердо произнес:

— Отбой. Отбой всем, — уже более мягко добавил, — Пойдите отогрейтесь, обсохните. Будьте на связи, если что…

Когда последние сотрудники покинули двор, он еще выждал немного, докуривая сигарету и, направился к автомобилю в глубине двора. Стекло пассажира рядом с водителем мягко опустилось. Встретившись глазами с человеком сидевшим в полутьме салона, опер слегка качнул головой. В ответ одобрительный кивок. Но как только стекло начало движение вверх залился трелью рингтона телефон. Стекло замерло. Человек достал трубку и около минуты вслушивался в голос собеседника. Затем коротко ответил:

— Понял. Сейчас буду.

На вопросительный взгляд из салона автомобиля ответил коротко:

— Пострадавший сменил статус.

— Как это? — глухо раздалось из окна «паркетника».

— Суицид. Ужрался и пустил себе пулю в рот.

Еще с минуту стоявший под дождем опер, наблюдал, как заметно подрагивающие пальцы складывают несколько купюр и укладывают их в пачку с сигаретами. Затем пачка перекочевала в руку, а потом в карман оборотня.

— Быть по сему, — в голосе из авто слышалось нескрываемое торжество.

Уже отходя от машины, человек в кожаной куртке профессионально привычно, пристально осмотрел двор.

Салон автомобиля несущегося к черту на кулички — подальше от цивилизации.

— -----------------------------------------------------------------------------

— Запах! Ты чуешь? — Кева крутанулся, разворачиваясь на сиденье, — Давай к обрыву!

— Ну, ссссука! — процедил Кастет и резко свернул к морю. Прежде чем заглушить двигатель все же развернулся — чтобы проще выгружать жертву.

Через секунду они выскочили из стоящей над кручей «волги» и кинулись к багажнику. Едва Кастет приоткрыл крышку, как после встречного толчка изнутри ему в лицо вылетел огнетушитель. Лязг зубов заглушил начатое ругательство. Кева, не успев убрать руку с крыла автомобиля, получил второй удар, но по пальцам. В следующий миг взвыл от боли. В животе из пропоротой куртки торчала рукоять отвертки. Оба не ожидали ни такой стремительной атаки, ни того, что жертва окажется с развязанными руками. Третий удар огнетушителем Зикуське не удался — Кастет перехватил орудие нападения руками, но уже в следующее мгновение в руке Зинки блеснул разводной ключ. Удары сыпались во все стороны с невероятной стремительностью. Била прицельно, хоть и была крайне возбуждена. Оба мужчины получили по удару в колени, упали и теперь пытались защититься руками от соперницы наносившей удары сверху. Но после каждого движения блестящего инструмента вопли и крики лишь подтверждали — удары попадали в цель. Лишь убедившись, что оба бандита практически обездвижены, Зинка не особо целясь запустила ключом в Кеву и в тот же миг вытащила смоченную бензином тряпку из рукава. Ей не пришлось повторять попытку зажечь огниво — тряпка, а вместе с ней и рукав куртки вспыхнули от первых искр. Двое мужчин, пытавшихся подняться с мокрой скользкой земли, ошалело проводили взглядом пролетевшую между ними тряпку. Открытая пасть багажника полыхнула. Кастет потянулся было к огнетушителю, Кева в это время силился разбитыми пальцами передернуть затворную рамку пистолета. Но Зинка этого уже не видела. Даже не пытаясь сбить пламя с пылающей руки, она со всех сил бросилась к обрыву. Море и небо в ее слезящихся глазах слились в единое пятно, окрашенное в серовато голубой цвет. Цвет манящий и обещающий свободу. Взрывная волна настигла ее уже в прыжке. Ее легкое тело откинуло на несколько метров дальше россыпи острых камней и, хотя падение пришлось на мелководье, удар от падения был достаточно мягким. Только здесь, в холодной воде к ней вернулись отступившие на время приключений ощущения. Вернулась боль, даже удары волн заставляли корчиться от боли в ребрах. Соленая вода обжигала разбитые губы. Тяжелее всего было терпеть навязчивую тяжесть в голове — будто к затылку гирю приклеили. Одного понять не могла — она видела волны, выплескивающиеся на песок, но звука не слышала. Уши словно заткнуты ватой.

Как только выбралась на песок, поняла — она замерзает, и ее оглушило взрывом. Но все это меркло перед жаждой принять внутрь алкоголя и сделать затяжку любого, пусть даже самого дешевого табака.