Мария Ровная "Le chef-d'oeuvre"

— Да-а, чай — это у тебя получилось, — Хаос благодушно отдулся и налил себе ещё. — Славно придумал, славно. И греет, и освежает, и ум вострит… И, главное, побочных эффектов никаких. Я-то, помню, по молодости лет… Всё ж хочется, чтобы поскорее, чтобы всё и сразу… Понатыкал всюду всякой дряни — и сома им, и мухоморы, и кока, и пейотль… Тьфу. Дык они у меня как ломанули — еле окоротил! Ты, Эличка… Э, э, ты чего закраснелся? Что, тоже?!..

— Нет, ну… Так, попутно, по мелочи… А вот ещё попробуй, дядя Ха, — засуетился племянник, подсовывая ему миску с чем-то чёрным, густым и вязким. — Я тут рецептик сочинил… Зёрна растереть, с ферментированными плодами орхидеи, с соком тростника… Ну хоть капельку, дядя Ха! Честное слово, вкусно!

— Хм… — Хаос осторожно лизнул, задумчиво заломил бровь, почмокал и черпнул полную ложку. — Ну, молодец, племяш! Ну, потешил душу! Не ожидал, право, не ожидал… Это ж просто пища богов. Назвал-то как?

— Ну… — племянник потупился. — Не знаю, как на это посмотрят… Но здорово же получилось, правда? В общем, я бы хотел… Теоброма.

— Радость богов? — захохотал дядя. — Ну, наглый! Ладно, заслужил. Одобряю. Всё равно они потом по-своему назовут, да так, что язык сломаешь выговорить, чоколатлем каким-нибудь… Ты вот что, ты мне эту теоброму-то…

— Уже, уже упаковал, дядечка, — Эли обрадовано подскочил к корзине, битком набитой плодами земными. — Это вот сам плод, тут в мешочке зёрна, а это, в кувшинчике, готовая… А чай — здесь, в коробке. Ещё что-нибудь, дядя Ха? Я же с дорогой душой! Мне же это в радость!

— Ладно, ладно. Считаем, с растениями разобрались, — Хаос перевернул пустую чашку вверх дном на блюдце, ещё разок наполнил рот божественной радостью и встал. Прошамкал, — Давай, показывай, чего там у тебя с животными.

— Вот, — Эли, трепеща, проскользнул под дядиным локтем, распахнул двери в следующий зал. — Всё готово.

— То есть, как — всё? — Хаос намётанным взглядом окинул помещение.

— Ну всё, — Эли нервно потёр ладошки. — Осталось только пройти комиссию, и, думаю, можно инсталлировать…

— Ты мне зубы не заговаривай! Думает он! Динозавры где?

— Ну дядечка! — страдальчески сморщился Эли. — Они же всё равно вымерли!

— Креационист, — выплюнул Хаос. — Со мной-то ладно, я тебе по-свойски спущу, а с комиссией это тебе не пройдёт! Уж она тебе бошку открутит! Председатель, старый хрыч, палеонтолог, так он первым делом окаменелости шмонает. Ну, чего киваешь? Меня, помню, две юги мурыжили: где маты, где археоциаты. Маты им какие-то подавай! Да я их только один знаю, живее всех живых…

— Всё продумано, — хихикнув, шепнул племянник. — Я им такие окаменелости зафугачил! — он, сладко жмурясь, помотал головой. — Целые кладбища. Оттянутся по полной программе. Во, смотри. Здорово?

Он выкатил из-под стеллажа с клетками фалангу чьего-то пальца размером с бревно, сел на неё, довольно похлопал по кости.

— Сколько на одного живого уходит? А я за то же время — тыщу скелетов! И биогеоценоза не надо. Лежат себе спокойненько, не едят, не гадят, ждут комиссию. Здорово, а? И ещё я камешки нацарапал, смотри, дядечка, по-моему, ничего получилось?

Хаос пристроился рядом, извлёк из племянникова уха папироску и, затянувшись, обозрел нацарапанный камень. Чудо-юдо с зубами и в перьях было изображено любовно, старательно, с фантазией, можно сказать, с огоньком.

— Хм… Это кто ж у тебя такой?

— Да ф… — Эли запнулся, пожал плечами. — Форма какая-нибудь переходная. Ну, там… А что, не?.. — он сник, пихнул подальше под бревно другой камешек, с красиво насеченной спиральной раковиной. Встрепенулся, осенённый идеей. — Дядя Ха, а может, по шашлычку?

— Вот из этого! — хохотнул дядя, ткнув толстым пальцем в чудо-юдо. Ласково посулил: — Будет тебе шашлык. Из тебя будет. Ладно, показывай дальше, чего ещё намудрил. Это что? Элик, ты чё, вообще?! Чё это за мясорубка у ней внутре?!

— Ну, почему мясорубка… — забормотал Эли. — Архимедов винт… Спиральный клапан… Для эффективности пищеварения…

— Ну, ты даёшь, племяш. Это ж надо, грамотный кишечник создать не может, так ишь чего удумал… И вообще, какая-то эта тварь у тебя отвратная, — передёрнулся Хаос.

Оскорблённая акула щёлкнула на него тремя рядами зубов.

— Дядя!.. — Эли утешающе почесал чадо за плавником. Чадо завиляло и прильнуло башкой к его груди. — Ты посмотри, какая она красавица! Совершенная форма, органы чувств, вооружение… А чешуя какая! Когда я придумал, как её сделать, я поверить не мог, что сам такое!.. Это просто моя удача! Я на её основе потом зубы млекопитающим…

— Зубы!.. — заржал Хаос. — Ну, уморил! Ну, млекопитающие тебе потом скажут… Давай-ка, кстати, их поглядим, где тут они у тебя… Опять винты в кишках?! Убрать!

— Ну почему? Остроумное решение…

— Тебе чего надо? — поставил вопрос ребром Хаос. — Остроумцем прослыть или получить мастера? Убери ты эту фигню, ради меня!

— А как же пищеварение?..

— Охо-хо. Салажонок ты ещё, Эличка, куда тебе в мастера… Удлини кишечник, и дело с концом. Этим, с копытами, локтей до пятнадцати, этим, с клыками, и пяти хватит… Не драться! А ну брысь, я сказал!

Эли уже метнулся между рычащими котами, обнял обоих, что-то шепча. Они с двух сторон вылизали ему щёки.

— Я не понял: это один вид или два? — вопросил Хаос, поднял присмиревших котяр за шкирки и повертел, разглядывая.

— Ну… Вообще-то два. Этот — леопард, этот — ягуар.

— В одной экологической нише?

— Я подумал… — до слёз смутился Эли. — Красиво сочетается… Горошек и колечки…

— Эстет хренов! Они у тебя уже сейчас дерутся! Ты представляешь, чего они устроят, когда ты их выпустишь? Два-три поколения — и не будет у тебя ни леопардов, ни ягуаров, а вместо них — опоссумы какие-нибудь!

— Хорошо, я переделаю, — убито шмыгнул носом Эли. — Разделю материк на два, одного — туда, другого — сюда… А было бы так гармонично…

— Ты ещё полосками кого-нибудь разрисуй, — успокаиваясь, проворчал Хаос. Огляделся в поисках пепельницы и, не найдя, сунул бычок обратно племяннику в ухо. — Зашился я тут с тобой, у меня своих дел невпроворот… давай, по-быстрому, венец творенья, и на этом пошабашим.

— А вот, — взбодрился Эли, рысцой таща дядю к просторному вольеру, где над кипенью цветов взблёскивали мириады крошечных прозрачных крылышек. — Вот они, мои мусипусечки…

— Так, — каменно сказал Хаос. — Где у тебя мозги? То бишь, где у них мозги? Вот ты мне скажи: могут в этих козявках поместиться сто миллиардов глиальных клеток и пятнадцать миллиардов нейронов?

— Ну… Они разговаривают… — проблеял Эли. — Немножко… Брачные танцы там, украшения на себя цепляют… Ну разум же… Культура… Я думал, такой паллиатив… Компромисс… Остроумное решение…

— Ага. Щаз.

— А может, прокатит как коллективный разум?..

— Технологии, — ядовито напомнил Хаос.

— Дядя Ха, а может, можно как-нибудь без технологий? — заюлил Эли. — Ну, посмотри, они такие милые, мирные, безобидные… И питаются, как мы, нектаром и амброзией…

— Ага.

— Ну, ещё иногда… э-э… детритом…

— Дерьмом, — безжалостно перевёл дядя.

— Так ведь это самое благородное! Самое полезное! Сапрофиты — ключевое звено биосферы! Насколько достойнее триста лет питаться падалью, чем хоть один раз напиться живой крови! Дядя, ну неужели комиссия не поймёт?!

— Ладно, — вздохнул дядя. — Чуяло моё сердце, что в главном-то ты промашку дашь. Так и быть, выручу. Сам делал. Пользуйся.

Он обернулся к дверям, зычно крикнул:

— Эй, Шимзик! Подь сюда!

На пороге возникла небритая личность с дубиной наперевес.

Эли попятился, споткнулся и плюхнулся на окаменелую кость. Кость треснула.

— Пропала планета, — тихо простонал Эли.

Le chef-d'oeuvre — «главное произведение»; работа, представляемая подмастерьем как экзаменационная для присвоения статуса мастера и приёма в члены цеха.