Шепард-Пай-Холл. Фомальгаут Мария

А Берти хочет айфон.

Вот так прямо за завтраком и заявил, когда нарезали бекон.

Айфон Берти хочет.

Это всё миссис Шепард-Пай виновата, надумала спросить Берти, что ему на Рождество подарить.

А Берти и ляпнул:

— Айфон.

Мистер Шепард-Пай чуть яичницей не поперхнулся.

— Э-э-э… что ты сказал?

— Я хочу айфон.

Мистер Шепард-Пай еле одергивает себя, чтобы не спросить, что это такое — иначе Берти вообще не умолкнет, так и будет трещать, а там такое, а там такое, а там эдакое…

— М-м-м, может… пару коньков?

— Я хочу айфон.

— …Или саблю?

— Айфон!

— Вот что, сынок… я подарю тебе золотые часы.

— Да не хочу я часы, я…

— …этими часами владел еще твой прадед!

Берти хнычет:

— Ну, пожа-а-алуйста! Ну, пусть будет айфон!

— Берти… дорогой мой, это невозможно, — бормочет миссис Шепард-Пай.

Берти всхлипывает.

— Мы подарим тебе настоящую лошадку, Берти. У тебя будет своя лошадка, вороной Брауни!

Берти не хочет лошадку. Берти хочет айфон.

— Ну, почему-уу-у… ну почему у всех есть, у меня нее-е-ет! А мальчишки со мной игра-а-ать не хотяа-а-а, т, что у меня айфона не-е-ет!

— Берти, они увидят твою лошадку и умрут от зависти!

— Хватит! — мистер Шепард-Пай хватает Берти, выводит из-за стола, — шагу не ступишь из своей комнаты!

Захлопывается дверь.

Служанка убирает со стола.

Миссис Шепард-Пай опускает голову.

— Дорогой, а правильно ли мы…

Мистер Шепард-Пай обнимает супругу:

— Не говори. Ничего не говори.

Служанка подметает в гостиной, выметает пепел из камина.

На ночь закрывают ставни.

— Мне очень жаль, — врач качает головой.

Мистер Шепард-Пай спрашивает:

— Сколько мне осталось?

— Месяц… может быть, два.

Падают листья за окном.

Город погружается в осень.

Из дневника Арчибэлда Шепард-Пая.

До сих пор не могу прийти в себя от ужасающего видения, свидетелем которого я стал сегодня. Ближе к вечеру я по обыкновению покинул Шепард-Пай-холл и направился прогуляться по холмам. Однако. В этот раз против обыкновения я не стал идти прямо по тропе, ведущей к морю, а свернул на дорожку, которая уводила к городу. Я давненько не был в столице и понял, что истосковался по уличной суете, огням витрин и силуэтам прохожих в огнях фонарей.

Однако, каково же было мое удивление, когда я приблизился к городу — и не увидел его огней. Сначала мне показалось, что я сбился с пути — но увидел шпиль старой ратуши, которая обычно встречала меня на окраине города. Я продолжил свою прогулку — и полчаса спустя действительно оказался на широкой улице, плавно переходящей в бульвар. Однако, я не слышал привычного городского шума и суеты — столица как будто умерла.

Сам не знаю, зачем я вошел в этот опустевший город, что я искал на его мертвых улицах. Я надеялся, что что-нибудь подтолкнет меня к разгадке, и я узнаю, что именно произошло с некогда величественной столицей.

Однако, чем дальше я шел, тем больше понимал, что город не раскроет мне свою тайну. От города остались руины, но и они постепенно рассыпались в прах, не оставляя даже воспоминания. Что-то произошло здесь, какая-то война, какая-то катастрофа — никто уже не знал, что здесь было, некому было рассказать…

Я шел, изредка переступая истлевшие останки себе подобных. У поворота на бульвар интуиция подсказала мне бросить всё и бежать из города — но на свою беду я не послушал её. Я прошел по меньшей мере еще два квартала, прежде чем увидел….

…не помню, что было дальше — я пришёл в себя уже возле Шепард-Пай-холла. На негнущихся ногах я поднялся на крыльцо и бросился по лестнице в свои покои. Весь следующий день я провел в постели, ссылаясь на недомогание, и даже не впустил слугу, которого послала тетушка, чтобы справиться о моем самочувствии.

И до сих пор стоит у меня перед глазами ужасающая картина: чёрная тень, чёрная темнота, жрущая изнутри человеческий череп, череп существа, подобного мне!

— Сынишка ваш… Берти…

Миссис Шепард-Пай вздрагивает, никак не ожидала, что гадалка узнает имя её сына.

— …умрёт в следующем году.

— Да как вы смеете!

— Умрет, — твердо повторяет гадалка.

— Но… как? Почему?

— Ничего сделать нельзя. Утонет… упадет в колодец… умрет от инфлюэнцы…

— Но… — миссис Шепард-Пай срывается на крик — я не хочу, не хочу!

— Пора бы уже и за ум взяться.

Это мистер Шепард-Пай говорит. Мистер Шепард-Пай сидит в кресле перед камином, да тут всё семейство сидит, мистер Шепард-Пай, миссис Шепард-Пай, сыновья их, Шерри двадцати лет и Берти восьми лет, дочь Элизабет, ей в феврале семнадцать исполнится, и еще племянник Арчибелд, ему двадцать шесть. Ну и слуги еще, но про слуг мы говорить не будем, а то и так много народу получается.

Так вот.

И мистер Шепард-Пай говорит Шерри:

— Пора бы и за ум взяться.

И миссис Шепард-Пай тревожится, рано еще, рано еще.

— Молодой человек, да будет вам известно, я в ваши годы командовал войском! Итак, Шерри… кем ты собираешься стать?

— Дорогой отец, я…

— …быть может, тебе интересна карьера военного? Или ты предпочел бы научную стезю?

— Отец…

— …твой троюродный кузен сделал неплохую карьеру юриста, а твой кузен Арчибелд сумел стать поэтом, и весьма неплохим. Так кем же хочешь стать ты?

— Отец, я хочу быть космонавтом.

Мисс Шепард-Пай ахает.

Миссис Шепард-Пай роняет чашку, чашка падает на каменный пол… а-а-а, нет, на коврик падает, не разбивается.

— Сынок… пора уже спускаться с небес на землю… в прямом и переносном смысле.

— Но отец… почему я не могу стать космонавтом? Почему?

— Шерри, что за ерунда, много ли ты знаешь…

— …многих! Очень многих! Почему, почему другие могут лететь в космос, а я нет?

— Шерри, ты же знаешь, для тебя это невозможно.

— Но…

— …капитаном, Шерри. Капитаном дальнего плавания.

— Но отец, я хочу увидеть звезды!

— Это невозможно. Ты это знаешь.

— Но почему? Почему?

Отец откашливается.

— Я не хотел тебе говорить… но если ты сделаешь это… ты умрешь.

Мисс Шепард-Пай ахает.

Миссис Шепард-Пай хочет уронить чашечку, но ронять уже нечего.

— И пусть…

— Нет… не бывать этому! Не бывать!

Мистер Шеппард-Пай срывается на крик. Шерри размашистыми шагами выходит из комнаты, хлопает дверью.

Элизабет всхлипывает.

Из дневника Элизабет:

Снова видела тот же сон, страшный сон, тяжкий сон — я уезжаю с человеком, которого люблю больше жизни, я покидаю дом, хотя мои родители не одобряют нашего союза, а отец проклинает меня. Мой возлюбленный бросает меня на чужбине, тянутся года, и как низко я падаю в своих скитаниях! Я возвращаюсь к отчему дому спустя много лет — бреду по дороге ободранной нищенкой, останавливаюсь перед Шепард-Пай-Холлом — но как обветшал он, как он не похож на самого себя! От некогда прекрасного дома остались руины, погибший замок смотрит в пустоту глазницами окон…

Нет, нет, я даже не хочу вспоминать сей ужасный сон!

Сон повторяется уже третий раз, и чувствую, это неспроста — он как будто предупреждает меня о неминуемой беде…

Сворачиваю на проспект. Иду, посматриваю на часы в телефоне, опаздываю, не то слово, опоздал безнадежно, чер-рр-т…

Мимо проносятся машины, быстрее, быстрее, обдают брызгами воды, черр-р-рт…

Набираю номер.

Внимание, абонент, вызываемый вами…

Миллион раз — черт.

И еще — черт, черт, черт, черт, черт.

На перекрестке вижу её.

Нет, не так. Сначала прохожу мимо, не замечаю, потом оборачиваюсь, еще думаю — померещилось, нет, не померещилось, вот она, идет по тротуару, поправляет подол длинного платья, прячет лицо под вуалью…

Она.

Кто она.

Не знаю.

Знаю одно, её здесь быть не должно, такие, как она, триста лет как по улицам не ходят, а тут на тебе…

Она оглядывается, ступает на шоссе, куда прешь, такси не видишь, или как…

Хватаю барышню за руку, уже не сомневаюсь, что схвачу мираж — нет, живая барышня, теплая, настоящая, подхватываю, волоку на тротуар…

Взмах ресниц из-под вуали.

— Благодарю вас…

— Вы это… хоть смотрите, куда идете-то…

Делает реверанс.

Исчезает в толпе.

Смотрю вслед, думаю, было это или не было…

Берти учит цифры.

Читает на календаре:

— Один… восемь… восемь… восемь…

Миссис Шепард-Пай спрашивает:

— И что это значит?

— М-м-м…

Служанка подметает в гостиной, выметает пепел из камина.

На ночь закрывают ставни.

Из дневника Элизабет:

…как хорошо, что в мире еще остались галантные джентльмены. Не далее, как сегодня во время променада…

Мистер Шепард-Пай смотрит сквозь годы на руины своего поместья — таким оно станет через года…

— Нет! Нет! Не хочу!

— Но дорогой мой, это невозможно…

Это говорит миссис Шепард-Пай.

— Кто сказал — невозможно? Да с чего ты взяла, что невозможно? С чего ты взяла? Пусть… пусть всегда… всегда…

— А Берти где?

Миссис Шепард-Пай оглядывается.

— М-м-м… должно быть, в детской… дорогой, что ты с ним так строго…

— Посмотри… поищи его…

Мистер Шепард-Пай хмурится, мистеру Шепард-Паю не по себе. Берти, он же такой, Берти, он же сякой, Берти, заладил, подари ему айфон, и всё тут…

А вдруг…

Мистер Шепард-Пай поднимается по лестнице, заглядывает в комнату, другую, срывается на крик:

— Берти! Берти, черт тебя дери! Где ты?

Берти не отвечает.

— Он…

— Я найду его, — кивает Шерри, — найду.

Мистер Шепард-Пай нехотя кивает:

— Ну, хорошо… поди, посмотри…

Недовольно косится на сына, как бы не задумал чего сын…

…спохватывается:

— А где Элизабет?

И уже громко, на весь Шепард-Пай-Холл:

— Элизабет!

Звенит колокольчик в прихожей.

Входит Элизабет, снимает шляпку, поправляет светлые воло… а это еще кто с ней, этого еще не хватало здесь…

— Папенька, это Макс, он спас меня на променаде…

Макс вежливо кланяется, пожимает руку хозяину дома, бормочет что-то, вот, Элизабет чуть под машину не попала на прошлой неделе…

В кармане у Макса звонит телефон, мистер Шепард-Пай хмурится, Элизабет хмурится, шепчет гостю, Макси, я же говорила тебе, папа не любит всех этих штучек…

Макс понимающе отключает телефон.

В большом зале зажигают камин, служанка подает на стол, Макс изумленно смотрит на жаркое из почек и запечённые телячьи глаза, еле сдерживается, чтобы не заговорить, а вот у нас Гордон Рамзи — но сдерживается, молчит.

Мистер Шепард-Пай думает, будет ли молодой человек просить руки его дочери, или сейчас молодые человеки руки не просят, сейчас проще все…

Шерри выходит на улицу, в осень, в холод, в ночь, выводит из конюшни рыжую Хэлкет, скачет в сторону города.

Люди в очереди ждут.

Волнуются.

Ровно в полночь обещали открыть.

Берти тоже ждет.

Трое крепких парней обступают Берти, оттесняют от очереди.

Цокот копыт где-то вдалеке… нет, померещилось.

Чья-то рука лезет в карман Берти, Берти вырывается…

— Ты чего? А ну пусти!

Кто-то отвешивает Берти тумака, второго, третьего, снова чья-то рука тянется в карман…

Чу! — топот копыт по асфальту. Люди в очереди оторопело смотрят на всадника на рыжей лошади, плащ всадника развивается по ветру в свете огней.

Вспышки телефонов, все стараются поймать удачный кадр.

Три темные тени отступают.

Незнакомец останавливается перед Берти, выговаривает ему что-то, быстро, резко, отрывисто, наклоняется, сажает в седло, нахлестывает лошадь, уносится в темноту улицы.

Биг Бен начинает бить полночь.

Раз.

Два.

Три…

Грохочут копыта по асфальту.

Четыре.

Пять.

Шесть.

Всадник сворачивает на тропу, ведущую к старому замку…

Семь…

…восемь…

Огни Шепард-Пай-Холла совсем рядом…

…десять…

Конь врывается в ворота замка, скачет по подвесному мосту.

…девять…

Шерри спешивается. Миссис Шепард-Пай со слезами бросается к Берти, мистер Шепард-Пай хмурится.

….одиннадцать…

Шеррри смотрит на ворота замка, еще можно уйти, здесь, сейчас, броситься в темноту ночи, где в темном небе взлетает в звезды крылатая машина…

…двенад…

…Шерри входит в дом, захлопывает дверь.

…цать.

Элизабет бросается к Шерри, осыпает упреками, ну как ты мог, ты бы про нас подумал…

Мистер Шепард-Пай хлпоает в ладоши, утихомиривает спорщиков, ужин на столе, сколько можно вас всех ждать…

Элизабет оживляется:

— Макс, ты Берти айфон покажешь?

Берти смущается:

— У меня только Нокиа…

— Ну, хоть Нокию покажи.

Берти канючит, зачем ему Нокия, он айфон хочет. Но уже так канючит, тихонечко, чтобы не прогневать отца.

— А что же Арчибэлд?

Он у себя. Сказал, что не будет ужинать.

— Он точно у себя?

— Точно. Служанка говорила с ним.

Мистер Шепард-Пай недовольно качает головой, принимается за жаркое. Думает, как бы Макс не стал просить руки Элизабет.

Служанка подметает в гостиной, выметает пепел из камина.

На ночь закрывают ставни.

Нет. Нет, и еще раз нет.

Это мистер Шепард.

Элизабет падает на колени.

— Но папочка!

Ты же понимаешь, дорогая…

— Но папочка, Макс очень хороший! Это совсем не тот человек, которого я видела во сне!

— Элизабет, ты не понимаешь… если ты уйдешь… чары рассеются… мы все умрем, все, все!

Элизабет заливается слезами.

Мистер Шепард-Пай входит в комнату Шерри, оторопело смотрит на расчёты, бумаги, бумаги, бумаги, первая космическая, вторая космическая…

— Шерри!

Шерри смотрит в окно, в темноту ночи.

— Я мог бы подсказать им… как сделать…

В темноте ночи поднимается в небо сияющая звезда.

— Вот видишь… без тебя разобрались.

Звезда поднимается в небо, выше, выше, вспыхивает, рассыпается мириадами искр.

Шерри в отчаянии бьет по столу кулаками:

— Не разобрались… не разобрались!

— Ну, может быть, еще…

— Что еще? Что еще? Это всё ты! Это всё ты! Ненавижу тебя! Ненавижу!

В половине пятого подают вечерний чай.

Падают листья за окном.

Мистер Шепард-Пай проходит мимо комнаты Шерри, видит открытую тетрадь, останавливается, перечитывает…

…в недалеком будущем люди будут вынуждены осваивать космос, иначе…

Отец семейства захлопывает дневник:

— Полная ерунда.

Ближе к ночи внутри дома начинают просвечивать очертания руин, очертания того, каким дом мог бы быть, если бы чары рассеялись — сквозь стены проступают трещины, только что блестевшие яркими стеклышками окна смотрят пустыми провалами.

Служанка подметает в гостиной, выметает пепел из камина.

На ночь закрывают ставни.

Элизабет проходит мимо комнаты Арчибелда, смотрит на дневник, раскрытый на столе, читает…

…До сих пор не могу прийти в себя от ужасающего видения…

Закрывает лицо руками.

Бежит по лестницам вниз, вниз, показывает раскрытый дневник Шерри…

— Смотри… смотри!

Шерри читает.

Бледнеет.

— Ты посмотри на дату!

Шерри смотрит. Тринадцатое сентября две тысячи восьмидесятого года. Не понимает.

— Но сегодня только…

Шерри смотрит на календарь, а чего на него смотреть, на календаре в Шепард-Пай-Холле навсегда застыл один и тот же год, четыре цифры, один, восемь, восемь, восемь…

— Нет, нет, — Элизабет сжимает виски в ладонях, — шестнадцатый… или пятнадцатый…

Шерри поворачивается к Арчибелду, который выходит из библиотеки:

— Где… где вы это видели, дорогой кузен? Где?

Арчибелд молчит, не знает ответа.

Звезды над Шепард-Холлом.

И полная луна.

Шерри говорит даже не отцу, скорее, самому себе.

— Если бы ты не сделал этого… если бы…

Мистер Шепард-Пай выходит из комнаты, хлопает дверью.

Часы над камином бьют полночь.

Что-то происходит — Шепард-Пай-Холл рассыпается в прах.

Ветер гонит листья по обломкам камней.

Темная тень в городе наклоняется над истлевшим черепом — и тут же исчезает, и там, где лежал высохший скелет, уже стоит человек, смотрит на часы, торопится домой…

Мистер Шепард-Пай просыпается, стряхивает с себя сонное наваждение.

Мотает головой — нет, нет и нет.

Служанка подметает в гостиной, выметает пепел из камина.

На ночь закрывают ставни.