Колодец стар.
Брёвна оголовка, которые покрывает двустворчатая крышка на ржавых петлях, черны от многолетних зима-лето. Створки, ветхие и перекошенные, раскрыты. Скрип ржавых петель, кажется, всё ещё звучит в вечернем воздухе.
Добро пожаловать!
Колодец давно заброшен. С одной стороны его обступают стебли пожухлой крапивы. С другой, подпирают коричневые заросли репейника, утыканные сухими колючими шариками.
У колодца шестеро мальчиков лет десяти-двенадцати. У самого высокого в руках ярко-красный, будто большая капля крови, мяч.
— Он точно в темноте светится? — спрашивает он.
Никто не спешит ему ответить.
Страх.
Им всем очень страшно. У одного мальчика это чувство выражается через частое моргание, другой нервно потирает один носок сандалика о другой. Но каждый нет-нет, да и бросит взгляд в сторону, где за пустырём виднеются дома. Там кудахчут куры, мычат коровы, хрюкают свиньи. Оттуда в малиновое от заката небо тянутся столбики дыма и доносятся людские голоса. Там — жизнь, привычная своей ежедневной рутиной и такая сейчас желанная.
А здесь сгущающиеся сумерки, тишина и старый заброшенный колодец.
— Да не тяни ты, — сквозь зубы говорит конопатый мальчик. Он загорелый и босой, в шортах и выгоревшей на солнце тельняшке. У него свежая ссадина на коленке.
Остальные мальчики поддерживают его глухим одобрительным гулом.
— Нужно чтоб по правилам. Нужно играть, — говорит высокий и бросает мячик соседу. — Лови!
Тот пытается поймать, но от волнения роняет, и красный шар прыгает и катится по траве. Наконец он поднят и брошен соседу. Тот ловит, бросает другому мальчику. Сделав круг, мяч возвращается к высокому.
— Теперь можно, — говорит он и почти торжественно отправляет игрушку в жерло колодца.
Все замирают, вслушиваясь. Ни всплеска, ни стука.
Тишина.
— Ну, — наконец говорит высокий. — Кто полезет?
— Договаривались же, — подаёт голос кучерявый мальчик в спортивных штанах и сандаликах на босу ногу. — Спички будем тянуть.
В глазах его страх. Он боится колодца и боится, что правила поменялись. И что именно его заставят лезть в это страшную дыру. Вон, она уже и пасть распахнула.
Ну же, смельчаки!
— Да это я так, — тушуется высокий. — Может кто добровольцем…
Он воровато смотрит по сторонам и достаёт из застиранных джинсов коробок. Торжественно трясет им: чика-чика-чика…
На свет появляются спички. Высокий отсчитывает шесть штук. Остальные вкладывает обратно в коробок.
— У кого короткая, — объявляет он и прячет руки за спину. Несколько томительных мгновений и на свет появляется его кулак, из которого торчат шесть круглых коричневых головок.
— Кто первый?
Мальчики синхронно отшатываются, смотрят друг на друга.
Конопатый сердито сплёвывает. Решительно шагает вперёд и первым тянет спичку.
— Длинная.
Его пример заразителен. Тут же выстраивается очередь.
— Длинная…
— Длинная…
Счастливчики отходят в сторону, буравят оставшихся любопытными взглядами.
— К-короткая!
Жребий обрушивается на худенького очкарика, который до этого всё время стоял чуть в стороне, не вступая в разговоры. Лицо его вдруг сморщивается — сейчас заплачет.
Но нет — сдержался. Шмыгает носом. Вопросительно смотрит на высокого.
Коротко стриженый толстяк в рваной подмышкой футболке, до которого так и не дошла очередь, деловито привязывает один конец мотка бельевой верёвки с большими узлами на ней к ржавой железной трубе. На этом месте когда-то стояла лавочка. Высокий проверяет, прочно ли привязано, после чего остальная верёвка летит в чёрное жерло колодца.
Выбравший короткую спичку вытягивает шею. Он стоит метрах в двух от почерневших брёвен оголовка, не смея подойти.
— А д-достанет до низа?
— Не достанет — вылезешь, — говорит высокий.
— А е-если у меня с-силы не х-х-хватит? — всё сильнее заикается очкарик.
— Крикнешь — мы тебя вытащим, — безжалостно говорит высокий.
— А е-если…
Но тут конопатый шагает вперёд и перебивает:
— Давай я полезу!
Порыв холодного ветра заставляет всех поёжиться. Вершины сосен в недалёком лесу зашумели, заскрипели…
Какая в этот момент у очкарика в глазах надежда!
Но высокий неумолим:
— Поздно. Теперь уже нельзя ничего менять!
И надежда сменяется покорной безнадёгой.
— Ну что ты тянешь? Струсил? Струсил, да?
Под эти слова мальчик в очках, намертво вцепившись в верёвку, переваливает через трухлявый борт колодца. Зависает, громко сопя, дрыгается в поисках опоры, находит ногами узел и медленно начинает спускаться. Вот он по пояс в черноте, а вот — нырнул с головой. Теперь лишь напряженное подёргивание верёвки напоминает о нем.
Оставшиеся мальчики обступают было колодец, но высокий их отгоняет:
— Куда? Вы же ему весь свет заслоняете!
Все отходят назад, он же остается у колодца и смотрит вниз.
— Небоись, — громко подбадривает он того — в колодце. — Если что — кричи. Мы тебя в раз вытащим.
— Угу, — доносится из глубин колодца.
Высокий уже давно не видит очкарика, но он продолжает всматриваться в темноту. Воображение рисует ему красное пятнышко мяча где-то глубоко внизу и едва заметную фигурку на конце верёвки.
Остальные довольствуются зрелищем того, как дергается конец, привязанный к трубе.
Вот верёвка дернулась влево, вправо и вдруг безвольно провисла. А из жерла колодца наружу вырывается и тут же иссякает отчаянный детский крик.
Высокий отпрыгивает в сторону, приседает. Остальные напряжены: вот-вот сорвутся с места и побегут куда подальше от этого страшного колодца. Один только конопатый бросается к чёрным бревнам, перегибается через край и кричит в чёрную бездну:
— Санёк!
Рядом возникает высокий и подхватывает:
— Санёк! Ты как? Ты спустился?
Гулкое эхо орёт им в ответ что-то нечленораздельное, затихает. Все ждут ответа, затаив дыхание.
Минута, две, пять.
Ответа нет.
И не будет.
Это начинает понимать каждый, кто стоит у колодца.
Высокий несколько раз открывает рот, чтобы снова крикнуть, но так и не решается нарушить тишину. А вдруг как раз в этот момент из глубин донесётся… Но — нет. Всё та же
ти-ши-на.
— Нужно кого-нибудь позвать, — наконец озвучивает общую мысль кучерявый мальчик. Кого-нибудь — это взрослых. Они придут и всё наладится.
Толстячок тут же втягивает голову в плечи:
— Ох, и влетит всем! А с меня за верёвку мамка — вообще шкуру спустит…
Он садится на корточки и пытается развязать узел, притороченный к бывшей лавочке.
— Не смей! — кричит конопатый. Он хватает толстяка за шиворот, пытается оттащить и тем душит.
— Ты чего? — сипит толстяк, пытаясь отцепить руки конопатого. — Дебил что ли?
Они оба падают и возятся на траве.
Новый порыв ветра обрушивается на них, полощет незаправленные майки, гнёт пожухлую траву, плюётся песком.
— Хватит вам, — вмешивается высокий.
— Васёк, а чего он? — ноет толстяк и трёт глаза. Песок попал?
— Утихни, Серый, — говорит ему высокий Васёк. — И ты, Тоха, отпусти его. Макар дело говорит. Надо старших звать.
— Никого я звать не буду, — заявляет конопатый Тоха.
— Как — не буду? — возмущается кучерявый Макар. — А Санёк как же? Мы что его бросим там?
— Я сам за ним полезу, — решительно говорит Тоха.
Сверху раздаются пока ещё глухие раскаты грома. Из-за кромки сосен быстро наползает гряда тёмно-фиолетовых облаков. Снова ветер, снова пыль с песком в лицо.
— Это не по правилам, — пытается перекричать ветер Васёк. — Нужно позвать.
— Клал я на твои правила, — кричит в ответ Тоха. — Ты же знаешь, что будет дальше. Не боишься, что именно твой батя полезет Санька выручать?
Ветер внезапно стихает, и все отчётливо слышат голос Макара:
— Не полезет. Он с обеда в райцентр уехал. И вечерним автобусом не возвращался. У меня дом напротив остановки, я видел.
— Ну ты гнида, — взрывается Тоха. Он подскакивает к высокому, который собирается что-то сказать в своё оправдание, и бьёт кулаком. Раз, другой, третий. В глаз, в скулу, в нос. Последний удар вызывает ручеёк крови из носа, который скатывается по губе Васька и начинает капать на майку. Высокий сгибается, закрывает лицо ладонями и, подвывая, уходит в сторону деревни.
— И чтоб ни слова, понял? — кричит Тоха ему вслед.
— Что ты делаешь? — растерянно спрашивает у него Макар. — Он ведь прав. Это не по правилам.
— А ты знаешь, что будет, если по правилам? — спрашивает Тоха. — Знаешь, чем всё кончится?
— Колодец зальют бетоном, — неуверенно говорит Макар.
— Зальют, — подтверждает конопатый. — И под нашей деревней взаперти окажется какая-то злобная нечисть. А ты уверен, что кроме этого колодца нет больше других выходов?
Макар молчит.
— А я всё поменяю. Вот полезу и вытащу Санька. И всё. И никаких ужасов.
С этими словами Тоха решительно хватается за верёвку и начинает спускаться в колодец.
Оставшиеся три мальчика застывают, глядя на то, как снова напряженно дёргается верёвка.
А над ними клубится, расстилаясь до горизонта, грозовая туча. В быстро наступающей темноте исчезает всё вокруг, и только частые вспышки молний напоминают оставшимся мальчикам, что колодец — вот он, никуда не делся. Гневные раскаты грома, как ругань с небес.
Новая, ярче прежней, вспышка, и у колодца появляется —
ПРИЗРАК?
— высокий Васёк. Он страшен. Его лицо и майка в крови.
— Чего вы тут стоите, дураки? — кричит он в паузе между раскатами грома. — Сейчас тут такое начнётся!
В подтверждение его словам на троицу у колодца обрушиваются три из четырёх стихий. Разогнанные штормовым ветром потоки дождя, обжигают как крапива, жалят, как злые осы. Молния за молнией слепят глаза, тени от них искажают реальность. И вот уже толстяк в рваной футболке видит не колодец —
ВСПЫШКА!
— а огромную уродливую пасть. И мерзкий липкий язык, который устремляется, чтобы вцепится в его ногу. Мальчик даже обоняет смрадный выдох, который вырывается из недр чудовища. Дикий визг на секунду перекрывает громовые раскаты. В следующую секунду толстяк улепётывает в сторону деревни. Секундой позже за ним устремляются ещё двое.
Васёк торжествующе отвязывает верёвку от трубы и бросает конец в колодец.
Губы его шевелятся, но за шумом ветра и дождя почти ничего не слышно. Что-то там про правила и, что пусть все сдохнут. Плюнув в тёмное нутро колодца, он уходит, оскальзываясь в размокшей грязи. Сцена пустеет. Проливной дождь, ветер, всполохи молний и в их свете
СТАРЫЙ ЗАБРОШЕННЫЙ КОЛОДЕЦ.
Проходит время.
Дождь продолжает поливать, как из ведра, но молнии всё реже, и гром становится бархатистым и не таким оглушающим. Поэтому искажённое эхом:
— Пацаны! — достигает поверхности.
— Пацаны, верёвка отвязалась!
Похоже, это голос Тохи.
Немного погодя из жерла вылетает камень, обмотанный верёвкой.
— Привязывайте!
Но некому прийти на помощь. Несколько минут спустя спасительный конец начинает втягиваться обратно в колодец. Вот он дополз до черных от времени брёвен оголовка, ещё мгновение и он канет в бездну…
В последний момент его перехватывает детская рука мальчика в прозрачном дождевике и резиновых сапогах. В одной руке он держит электрический фонарик, в другой — камень с намотанной на него верёвкой.
— Сейчас! — кричит он. — Сейчас я привяжу, Тоха. Подожди!
— Макар, ты? — доносится радостный крик Тохи.
Порыв ветра сдувает с головы капюшон.
— Я, я, — бормочет Макар, одной рукой прилаживая его обратно. Дождь заливает ему глаза.
Он стоит на коленях и возится с мокрой верёвкой, подсвечивая себе фонариком. Наконец мальчик понимает голову — прозрачный целофан наползает ему на лицо — и кричит:
— Готово, Тоха! Вылезай!
Верёвка натягивается как струна. Макар поднимается, на спортивных штанах две грязные плюхи в районе колен, и подходит к колодцу. Из темноты вначале появляются руки, на одной в кровь сбиты костяшки, потом голова Тохи. Последнее усилие — конопатый уцепился за мокрый край оголовка. Он тяжело дышит. Макар бросается к нему на помощь, хватает за плечи, тянет, тянет.., и два мальчика падают рядом с почерневшими брёвнами.
— Спасибо, — сипит Тоха. — А я думал, что вы все нас бросили.
— А мы и бросили, — говорит Макар. — Только я вернулся.
— Спасибо, — никак не может отдышаться Тоха. — Я там его обвязал. Надо быстрее вытаскивать. Быстрее.
Он с трудом встаёт на ноги и вцепляется в мокрую верёвку. Рядом встаёт Макар, и они начинают тянуть. Руки скользят и если бы не узлы, им бы никогда не справится. А так, трудно и медленно, они, метр за метром, вытаскивают тяжёлый груз из колодца.
Гроза снова приходит в бешенство.
Гром, молнии, ветер!
Теперь и Макар видит вместо колодца разверзнутую пасть, но зажмуривается и продолжает тянуть.
Рядом кряхтит Тоха.
— Упрись! — спустя какое-то время пытается он перекричать грозу.
Пока Макар изо всех сил вонзает каблуки резиновых сапог в землю и, ухватившись за очередной узел, отклоняется назад, он бросается к колодцу и хватает за плечи безвольно висящего Санька.
— Ну! Давай!
Макар бросает верёвку и помогает Тохе. Вдвоём они вытаскивают мальчика из колодца и укладывают на землю. Тоха, мокрый насквозь, достаёт из кармана перочинный нож и режет верёвку на поясе Санька. Дождь хлещет очкарика по лицу. Хотя какой он теперь очкарик? Его очки исчезли, одежда в дырах, руки в свежих царапинах. Вода затекает ему в нос, он резко кашляет. Веки трепещут, открываются. Санёк щурится, крутит головой, пытаясь осмотреться.
— Г-где? Что? — ему помогают сесть. Потом встать на ноги.
С одной стороны его обхватывает Тоха, с другой — Макар. В его свободной руке, освещая путь, горит фонарик.
— А что с-случилось.., — Санёк замолкает и с ужасом смотрит в сторону колодца.
— Потом, — говорит Тоха. — Всё потом. А пока нам всем нужно домой.
И он прав.
Всё будет позже. И выволочка Макару, который вышел до ветру на пять минут, а исчез на час, и родители не знали, что и думать. И враньё Санька, где он посеял очки и так расшибся. И что это за рана на ноге, похожая на след от укуса. И рассказ Тохи про то, что же он увидел там — на дне старого заброшенного колодца.
А пока три товарища, поддерживая друг друга, возвращаются домой и ни что, никакая гроза с её громом, молнией и проливным дождём ничего не может с ними поделать.
К О Н Е Ц.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.