Добрые дела; Фомальгаут Мария

Я уже решил, что я буду в жизни делать.

Меня вот вчера спрашивали, вот я сегодня решил.

Я буду делать добро.

Вот сейчас начнется, набегут тетушки-бабушки, а-а-а-а, это не рабо-о-о-та-а-а-а, ну конечно, за прилавком стоять, морковку вешать, вот это работа, такая работа, что всем работам работа, а добро делать, это так, срам один…

Но я решил.

Буду делать добро.

И никакие бабушки-тетушки мне не указ.

А? Не-е, не старушек через улицу водить, нет. То есть, старушку перевести, это дело хорошее. Или там кошечку бездомную накормить. Или ребенок плачет, утешить. Только я про другое добро говорю.

Даже вспомнил, как это называется. Посол доброй воли. Который ездит по свету и всем помогает.

Лекарства там развозит в бедные страны, продукты… школы строить, больницы, грамотность населения повышать. Вот так приеду в какую-нибудь Африку…

…нет, стоп, нет такой страны — Африка. Тогда уж конкретно надо страну назвать, вон училка говорила, хочешь чего-то — говори четко, чего хочешь.

Так вот. Чад. Вроде есть такое. Чад. Или это озеро. Далеко-далеко на озере Чад изысканный бродит жираф. Нет, страна, вроде, тоже есть. И вот прилетаю я в этот Чад, и детишки какие-нибудь меня встречают… а поодаль девочка стоит. Нет, не стоит, сидит, она стоять не может. У неё этот… как его… поли… оли… осе… мели… короче, есть такая болячка. А на лечение денег у неё нет. А я дам. Или просто отвезу её в больницу, чтобы ей помогли, а потом мы через много лет встречаемся, а она своими ногами по земле идет, смеется…

Как-то так.

Мне письма писать со всего мира будут. Добрый господин, моя дочь ослепла, спасите её пожалуйста. Уважаемый, в наших краях хотят вырубить последний лес, если это случится, нам будет нечем дышать. Мой дорогой друг, наша семья осталась без дома… И я сажусь в личный самолет, и лечу куда-нибудь в Никарагуа или на Антигуа, оплачиваю лечение слепой девочки, покупаю втридорога лес, чтобы никто не смел рубить, строю целый поселок для бездомных людей.

Хотя нет. Для этого летать никуда не надо. Достаточно деньги на счет перевести. Организовать все. Хотя нет. Надо будет слетать, проверить, пока мои деньги не разворовали все. Ну и так, для себя тоже по свету поездить, тайны всякие поразгадывать, Бермудский треугольник, Шамбала… Я еще в историю войду, как величайший исследователь, я еще космические перелеты организую…

Вот это все я буду в жизни делать.

Только деньги нужны. Да. Без денег-то никуда. И знать бы еще, где их взять, бабло-то на деревьях не растет и с неба не падает, десятка, которая мне по ветру за шиворот вчера прилетела, не в счет. А вот где их взять, то есть, я знаю, это можно всю жизнь пахать, открыть свое дело, вертеться аки белка в колесе, лет через триста, глядишь, что-нибудь заработаю.

Только это не дело.

Добро-то делать мне сейчас надо, а не потом.

Разве что наследство получить. От кого. Уж явно не от бабушек-тетушек, у них кроме старого чайника и оставить мне нечего, вну-учек, это семейная рели-иквия, я хочу, чтобы ты носи-и-ил, и не втолкуешь, что никто в таких уже сто лет как не ходит… это я не про чайник, это я про костюм, если что.

А может… а может, правда у тетушек-бабушек чего-нибудь припрятано, в сундуке где-нибудь, сбережения какие-нибудь, и вот так захочу я куда-нибудь на озеро Чад, они сначала хай поднимут, а-а-аа, пропаде-о-о-о-шь, а потом тетя Таня ко мне зайдет, и вместо того, чтобы ругаться, а-а-аа, свина-а-арник в ко-о-о-мнате-е-еее, скажет тихонько: племяшик… я тут денежки собрала… ты уж поезжай… и я отпираться буду, да что ты, да как можно, а потом соглашусь…

Или нет. У тетушек-бабушек, конечно, может, чего и есть, только это чего-нибудь хватит, чтобы до Москвы добраться, не более, а уж про Чад и речи нет…

А вот. Придумал. У меня будет папа-олигарх. Вот как. Богатый-богатый. И я ему скажу — папа, а я хочу в Чад. А он скажет — да без проблем. Или нет, не так. Он мне сам первый скажет:

— Собирайся. Едешь в Париж.

Ну, или там еще куда. А потом начнется. Никарагуа, Антигуа, Чад…

— Какой Чад… вон лучше… Агбогблоши.

Смотрю на отца. Спрашиваю:

— Это где? А-а, сейчас в интернете посмотрю…

— Не-е, — отец прищуривается, — давай уж по старинке по глобусу смотреть. Итак, это в Гане. А Гана у нас где?

— В Азии?

— Мимо, в Африке. Эх, спасатель, хоть бы географию подучил…

— Подучу. Обязательно. А вот, нашел. Западная Африка…

— Молодец. А знаешь, кому там помогать надо?

— Ну… люди там бедные.

— А еще?

— Ну… больные… на лечение им денег не хватает.

— А еще?

— М-м-м… эпидемия там чего-нибудь?

— Эх ты… грамотей. Там самая большая свалка на земле… компы старые туда свозят, перерабатывают… а ненужные детали на свалку выбрасывают. Грязь страшная… и дети там в мусоре роются, драгметаллы потом сдают… этим и живут.

— Да ну?

— Ну да. Вот там бы и помог.

— Денег им дам, чтобы в помойках не шарились.

— Примитивно мыслишь… человеку денег дашь, чтобы не работал, он и сопьется к черту.

— А фабрику по переработке мусора сделать? А рабочие места?

— Вот это лучше уже… молодец, соображаешь…

Отец получился совсем не такой, как я хотел. Я его каким-то высоким, сильным себе представлял, а он маленький, сухонький, когда смеется, морщины по всему лицу…

Ну да ничего… главное, чтобы богатый. И даже нет, не это главное, главное — чтобы он мне другом был… понимал… не то, что эти тетушки-бабушки всякие… Смотрю, да и бабушки-тетушки все приутихли, поняли, что хозяин в доме появился…

Психолог слушает, кивает, сухо, сдержано.

Чувствую, что пора заканчивать.

— Понимаете, дело какое… чувствую себя… опустошенным… будто всю кровь из меня выпустили, не меньше. Скажите, а это может быть как-то связано с тем, что я отца себе выдумал? Ну, я слышал, если воображаемого друга себе придумать, он вроде как из человека начинает жизнь высасывать…

— Да, такое случается.

— Или… или, может… это потому, что он мне не настоящий отец?

— Как не настоящий?

— Ну как же он настоящий может быть, он же вымышленный. А где-то же и настоящий отец должен быть… мать мне про него ничего не рассказывала…

— А мать что говорит?

— А мать умерла, когда мне пять лет было. С тетушками-бабушками остался. Вы не думайте, у меня как-то даже и попереживать не получилось… ну… в пять лет не понимаешь же ничего…

Психолог кивает.

— Так вот… не знаете… с чем это может быть связано… что из меня будто всю кровь высосали?

— Молодой человек, вам сколько лет?

Кусаю губы. Так. Началось. Сколько лет, номер полиса, группа крови…

— Шестнадцать.

— Ну вот. Вы сколько по миру мотаетесь?

— В смысле?

— Ну, вот в этом месяце сколько перелетов у вас было?

— М-м-м… до фига.

— А на неделе?

— Четыре вроде.

— Вот. Четыре авиаперелета. И еще куда-нибудь в тропики, да?

— Думаете… подцепил чего?

— Да нет. Вы хоть понимаете, что значит из зимы в лето вот так махнуть? Взвалили вы на себя много… то он фабрику организует, то больницу, то еще чего… Хоть бы подучились где сначала, на экономическом или где. Это же не просто так люди образование получают. Так что мой вам совет, кончайте вы это дело… ну, не кончайте, ну обороты сбавьте… это же только в сериалах красивых всё так хорошо, утром встал герой, сел на самолет, полетел в Бразилию, на следующий день в следующей серии встал, поплыл в Америку… и не устает, и не болеет, и ничего. А вы же живой человек все-таки… а не персонаж на экране.

Киваю.

— Много еще чего у вас будет. И обманывать будут, и обсчитывать, и жулики слетятся, как мухи на мед, и вообще… вот вам сколько лет?

— Так шестнадцать же.

— Вот ничего, что воплощать друзей своих воображаемых с восемнадцати можно? Дождетесь, штрафовать начнем… парень, ты пойми, это жизнь прожить надо, чтобы решать, кого выдумывать, кого нет… вот так монстра своего подкроватного в жизнь пустишь, и чего потом? Как в фильме этом… не помню… комедия какая-то была…

Поднимаю колючки. Распушаю хвост.

— Я своего отца обратно не развоплощу!

— И не надо. Вы только не выматывайте себя так… дело-то серьезное…

— Об этом и речи быть не может.

Мне кажется, я ослышался. Я таким своего отца не представлял, я его другим представлял. Ну не мог мой отец сказать — и речи быть не может. Это тетушки-бабушки какие-нибудь. Не отец.

— Но пап, я…

Отец повторяет. Холодно. Жестко. Не улыбается, первый раз вижу, чтобы отец не улыбался.

— И речи быть не может. Еще не хватало, чтобы от тебя рожки да ножки остались.

— Но…

— Я сказал. Все, все, и речи быть не может.

Понимаю, что и правда речи быть не может. Не умею я отца уговаривать. Не умею. Если бы он каждый раз говорил — нельзя, я бы знал, как к нему подступиться, уговорить, ну па-а-ап, ну пожа-а-алуйста, и когда с ним заговорить лучше, после завтрака, когда он новости в Интернете смотрит, или вечером в воскресенье…

А тут не знаю я, как подступиться… а подступаться надо, там все-таки люди гибнут.

Там.

В Пакистане.

Смотрю на фотку девчонки в покрывале, это она мне написала, просила помочь, у них там дом был, а теперь дома нет, разбомбили, а братику лечение нужно, а больницу тоже разбомбили…

И какой я к черту посол доброй воли, если я туда не поеду…

Сажусь в машину.

— Давайте… в аэропорт.

Водитель недоверчиво косится на меня.

— Вам же отец…

— …разрешил.

— Да?

— Да. Давайте…

Хочу добавить еще что-нибудь, не добавляю, чтобы себя не выдать. Не умею я врать. Не умею.

Подхожу к самолету, почему у меня так подгибаются колени, почему…

— Пройдемте с нами.

Оторопело смотрю на полицейских.

— А что я нарушил?

— А то сами не знаете.

— А у меня загран есть.

— Очень рады за вас. Пройдемте.

— Отца своего… вы придумали?

— Я.

— Он у вас олигарх, так?

— Ну…

— Богатый.

— Очень.

— А не скажете, чем он занимается?

— М-м-м-м…

Пол уходит из-под ног. Понимаю. Попался. Так попался, что мало не покажется. Об этом-то я и не подумал, то есть, как, то есть, совсем не подумал. Ну, богатый, и богатый, что, людей богатых, что ли, не бывает…

— Машины… продает.

— Это вы сейчас придумали.

— Ну да.

— А ведь никакими машинами он в жизни не занимался. Как вы думаете, по чьей милости война в Пакистане была?

— Он, что ли, устроил?

— А то кто же… махинациями своими… Очень удобно, весь мир кровью затопить, а потом руками сыночка исправлять все…

Холодеет спина.

— А… что делать теперь?

— Нет, вы на него посмотрите… Как в шестнадцать лет отца себе выдумывать, так это мы пожалуйста, а как за поступки свои отвечать, так мы маленькие еще…

Краснею.

— Серьезно… маленький еще…

— Ну, маленький не маленький, а исправлять все равно тебе придется… что ты думал, не шутки же…

Понимаю. Не шутки.

Думаю, как исправить.