Сын моего врага; Зима Ольга

Конкурс-Проза

Я — номад Джейч, сын Эдэгея, внук Тамира. Я ненавижу вэнов. Я живу законом, долгом и памятью предков.

Я только что потерял отца. Я проиграл. Мы проиграли — три дня назад. Номаду сожгли тела и хэна Эдэгея, и всех погибших. Теперь будет править старший сын, Темуки.

Вэны своих закопали. Я эти три дня пролежал в горячке. И столько же времени в ушах звенела битва, сталкивались наши степные жилистые кони и мощные кони венов, раздавались крики ярости и боли. Я буду помнить всегда, как упал, пронзенный копьем Радомира, мой отец, хан Эдэгей.

Мой победитель взял меня с поля боя.

Я должен отомстить, и я отомщу. Пусть не сразу. Законы кровной мести нерушимы.

Я бы убил себя — так делают все номаду — но не могу. Я заложник. Вэны не пойдут в наши степи. Не тронут наших жен и детей. Смешно говорить про жен, когда ты всего лишь четырнадцать раз встретил лето… Но отец хотел женить меня. Может быть, не в такой знатный род, как отдал старшего брата, Темуки. Тысячи кобылиц отдал отец невесты за родство с хэном Эдэгеем!.. А теперь Темуки отдал меня. Все верно, все правильно. Не о чем жалеть.

Не менее славная традиция — взять сына врага. Надолго ли радость, княже Радомир?

Вечер у костра, полный запахов огня, жареного мяса, перешептыванием охраны, шелестом оружия и плеском реки неожиданно уплывает от меня.

Затылка касается чья-то ладонь, а губ — кожаная тыква. Прохлада воды, пить бы и пить! Не буду!

— Пей, — говорит Радомир и наклоняет флягу. — Пей, умереть всегда успеешь.

Язык вэниров плавен, как кольца змеи. И также опасен, как и они. Я, третий сын хэна Эдэгея, обучен ему. Как воинскому делу, чтению и письму. Да что толку? Отца я не защитил.

Но и правда, умереть нужно так, чтобы тебя помнили.

— Смысл жизни — в смерти, в достойной смерти. Глупцы те, кто думают иначе. Так всегда говорил мой отец. А я очень хочу быть достойным его!

— Смысл жизни еще и в самой жизни, — отвечает кнеже. — Смысл в смерти ищут лишь воины. Смысл в жизни ищут те, кто сеет и пашет, кто любит жен и рожает детей.

Я что, сказал это вслух? Номаду — воины, поэтому важна лишь смерть!

Венир выливает остаток воды на мое лицо — словно видит, что оно горит! — и спрашивает:

— Как рука?

Вроде равнодушно, но все же с заботой. Словно ему есть до меня дело! Сжимаю растрескавшиеся губы, не собираясь отвечать. Лекарь Радомира постарался, перевязал руку. Я ценный трофей. Того и глядишь, бубенец в нос повесят!

— Тебе-то какая забота? — не выдерживаю я. — Как в наши земли ходить, так не жаль?

— Был повод, — роняет Радомир слова, как камни.

Молчит, поводит желваками, словно от боли. Сильный воин. Не думал, что кто-то сможет победить нашего хэна.

Вождь вэнов красив на свой манер: ровные черты лица, светлые косы, пшеничная борода, чуть темнее волос. Голубые глаза.

У меня такие же — наследство от матери. Я не помню ее совсем, помню только игрушку — красную лошадку, ее подарок. Я даже спрашивал у отца, а тот лишь нахмурился и промолчал.

Ох, и насмехались надо мной за цвет глаз и белые волосы! И били не раз. Да и я в долгу не оставался. Хэн Эдэгей не прерывал драк, говоря, что мне нужно стать настоящим номаду. Но и всегда ровнял меня с двумя братьями от старшей жены. И пусть я рожден от наложницы — он считал меня своим сыном!..

Ночь пролетает незаметно. Утром с меня стягивают одеяло, когда-то накинутое, поднимают и садят на коня. Я слышал, лекарь предлагал Радомиру повести раненого в телеге, боясь растревожить мою руку. Кнеже не дал, а дал рыжую спокойную лошадку. Лекарь лишь вздохнул, взглянул на меня как и все они — то ли с любопытством, то ли — с жалостью.

Если бы я мог, я бы испытал к Радомиру толику благодарности. Ехать, как женщина, в кибитке — позору не оберешься!

Неделя пути проходит быстро. Я ночую с кнеже Радомиром в одном шатре. Он каждый вечер пытается говорить со мной. Расспрашивает о жизни, рассказывает о себе. У него тоже есть семья. Жена и сын. Говорит, было двое, одного потерял. Я не стал расспрашивать, не пристало истинному номаду выказывать глупый интерес. Тем более, к врагу.

Вчера Радомир говорил о конях, а я не удержался, похвастал победой на ристалище. И сам на себя разозлился. Нашел перед кем бахвалиться! Тяжелый дурман горячки покинул меня окончательно. Кнеже ведет себя со мной так, словно мы равны. Как будто ему интересно все, что меня касается! Вот это еще один дурман. Рук он мне не развязывает!

А от степи давно уже не осталось даже запаха.

Забавно, воины словно уважают этого кнеже. Ведут себя так, словно он заслуживает доверия! Он, который десять лет разорял наши земли!

Но думать некогда. Перед нами — быстрая и широкая река. Волны чистые, пахнет свежестью и прохладой.

Переходим по одному. В середине, где течение самое сильное, рыжий вдруг испугается. Я лечу в холодную воду и глотаю ее вместо воздуха. Последняя мысль: вот и хорошо!

Прихожу в себя. Лежу на твердом, надо мной — мокрый Радомир. Смотрит тревожно. Он что, нырял за мной в воду? Так жаль было терять заложника? Или залог мира между нашими народами?

Радомир отворачивается, на его лице мелькает что-то еще, кроме досады, чего я не могу разобрать. Командует, и мне разрезают веревки на руках…

— Хочешь, я расскажу тебе одну историю? — начинает он вечером.

Как будто у меня есть выбор — слушать его или нет.

— Между землями вэнов и номадов лежит страна зеленых долин. Она славится вином, хлебом и своими красавицами. А самой прекрасной там была Лада, дочь ее короля. Вышло так, что сватались к ней и Эдэгей, и я.

— Вот уж не знал, что мой отец к кому-то сватался! — рычу я, а Радомир неожиданно вздрагивает. — Да отдать ему дочь любой почтет за счастье.

— Возможно, у номаду. У вэнов дева сама решает, кто ей люб, — спокойно договаривает Радомир. — Она выбрала кнеже вэнов.

Странно, что хэн Эдэгей пережил это, не сделав ничего иного. Видно, что-то такое проскользнуло на моем лице, потому что кнеже ответил:

— Эдэгей не привык к отказам. Он обещал отомстить, забрав у Лады то, что ей дороже всего на свете.

И замолкает. Пламя от огня играет в его глазах, а любопытство раздирает меня. Что совершенно не пристало воину рода номаду.

— Зачем ты спас меня, Радомир? Хотя не отвечай, я знаю. Отец всегда говорил: владеть сыном своего врага — значит, владеть самим врагом.

— У тебя очень умный отец, — отвечает Радомир.

Мне чудится горечь в его словах. И мне почему-то жаль его. С каких это пор я стал его жалеть? Я буду должен убить его и весь его род — за убийство моего отца.

Я отворачиваюсь к полотняной стене шатра. Завтра, как я слышал от воинов-вэнов, мы прибываем в их город. Да, в отличие от нас, живущих под светом звезд, вэны живут в городах! И мне все здесь не нравится!

Деревянные стены их града напоминают клетку для вольного зверя. Они душат меня, мне не хочется туда ехать, я не знаю этот город, но вот тут, за поворотом — обрыв. Вот сейчас подует свежим хлебом… Там площадь, и там бывают ярмарки!

Ветер высекает слезы из глаз. Откуда я помню эти места? Меня опять поводит, словно вернулась лихорадка. Радомир снимает меня с лошади — и я рад, мне кажется, еще немного, и я упаду в пыль дороги.

Мне нехорошо, что-то рвется изнутри. Что-то давит, как гнойный нарыв.

— Всеволод, сын Радомира, внук Ярослава.

Я вздрагиваю от чужого имени, но кнеже обращается ко мне.

— Всеволод. Так звали моего первенца. Хэн Эдэгей сдержал обещание. Он выкрал моего сына. Десять долгих лет я искал его по земле номаду…

Нет-нет-нет, все это никак не может быть правдой! Я же номад, я сын Эдэгея!..

— Лада, — зовет Радомир.

С высокого крыльца сбегает женщина. Она выглядит, как пэри из сказок, она добра и прекрасна. Рядом с ней мальчик. Я знаю его так, как можно знать лишь себя. Я много раз видел это лицо, эти глаза в отражении воды. Я пачкал волосы золой, а кожу — глиной. И жалел, что не могу закрасить глаза черным. Я вырос в ненависти к вэнам. А оказалось, что к себе?

К руках женщины — красная лошадка. Краска облупилась. Я помню ее, я всегда ее помнил!

— Хэн Эдэгей выполнил угрозу — выкрал моего сына, — слышится голос Радомира. — Тебя, Всеволод. «Владеть сыном своего врага»… Я… — голос его прерывается, — лишь хотел вернуть тебя.

Напротив меня стоят моя мать и брат. Пацан улыбается, а женщина плачет. И смотрит, как на самое большое сокровище.

Радомир… боролся за меня? Он спасал меня?!

Я — номад Джейч, сын Эдэгея, внук Тамира. Я ненавижу вэнов. Я живу законом, долгом и памятью предков.

Или я — вэн Всеволод, сын Радомира, внук Ярослава? Я хотел убить свою семью за смерть Эдэгея. Он воспитал меня как сына.

«Он украл тебя», — шепчет дурной голос.

Голова раскалывается. Мне хочется убить себя.

— Ты не заложник более. Ты мой сын. Если пожелаешь… — голос Ярослава доносится с трудом, все словно у тумане. — Если пожелаешь, Всеволод, ты можешь вернуться к номаду. Я дам тебе коня и не буду чинить препятствий.

Нет, не называй меня так! Всеволод умер! Когда забыл свое прошлое!

Ярослав отпускает меня? Я ему не нужен?..

Что творится с миром? Он, как дикая кобылица, поднялся на дыбы.

Что же мне делать? Ветер срывает с глаз слезы, хлещет по щекам. Я стою, не смея ни шагнуть вперед, ни отойти назад.

— Сыночек, — плачет Лада. Незнакомая красивая женщина, которую я когда-то называл мамой. Чужая. Почему мне хочется обнять ее?

— Всеволод, — шагает вперед пацан. — Братец! Пойдем уже домой!..