Индульгенция. Sv. I.

Посвящается патологоанатомам, морфологам, онкологам

Весна-Лето

Я должен. Я буду стараться. Исправиться. Клясться и глотать слезы в углу, стоя на стесанных до крови и уже онемевших на горохе коленках. Пусть хлещут полотенцем, или армейским ремнем с металлической пряжкой, но только, пожалуйста, пожалуйста… О-о-очень прошу. Пусть замолчат. Явсестерплю.

— У всех дети как дети, а это — божье наказание!

Божье Наказание ратует за отечественную медицину. На днях организовали крупный международный симпозиум с трансляцией из операционной.

— Ты зачем Ваську повесил?! Мразь!

Знаю: мой ответ мать не устроит. Васька в обувь ссал. Совсем рехнулся кот. Кто ж знал, что если один день ласково, второй — орать и бить, он ссаться начнет по поводу и без. День добрый, день злой. Я все чередовал. Галочки ставил.

— Чего молчишь! — полотенце со всей силы упало на плечи, но я успел уклониться, чем еще сильнее раззадорил мать.

С японцами работать одно удовольствие. Включаешь «режим бога» и шпаришь по двенадцать часов. Когда сошлись с ними за операционным столом, чуть до драки дело не дошло. Да не в их культуре это. А я бы вмазал нашему самонадеянному уроду. Опухоль, прописываем химиотерапию. Рубцовая ткань всего лишь! Повезло мужику на операционном столе побыть экспериментальной моделью для видеотрансляции, а так бы через годик жена б цветы носила.

Устав, мать падает на пол возле, обхватывает меня сильно, душит и рыдает. Эта самая неприятная, липкая и невыносимая часть. Ничего не остается, как рыдать вместе с ней. Не мать меня душит, а тоска, по Ваське, по внутренностям кролика, которые я подобрал после разделки на кухне, рассортировал, тщательно промыл, положил в банки для закатки, залил водой и спрятал у нее в гардеробе. Как же они развонялись… Ничего не сохранилось. Мы рыдаем каждый о своем, принимая чужую боль за эхо своей. Сближает.

Сейчас сделать раствор Кайзерлинга* или Мельникова-Разведенкова* все равно, что сварить глинтвейн. Зато есть над чем посмеяться.

На следующий день сборы, чемоданы, путь в «Артек» и стадное желание всех и вся быть как один. Пионерские самосуды и порицание. В коротких штанишках болтался между корпусами, глотая слезы и с мыслью — уж лучше бы били: так понятнее, а не когда с тобой не общается весь лагерь в виду твоей «связи с неблагонадёжным сыном еврейского музыканта», которого отец забрал на третий день из лагеря, как только узнал, что тут вытворяют с его «золотым мальчиком». А я остался. Неблагонадежным. Но с искренним желанием всем понравиться. Искренностью. Юмором. Добротой. Заинтересованностью. Подарками. Лестью. Подкупом.

Еще пытался какое-то время в школе. Бесперспективный. Чудовище. Моральный урод. Отличная характеристика для будущего «Ай болита». Но я хотел в патологоанатомы, а случай распорядился иначе. Знаете, обида как опухоль. Однажды она вас сожрет. Или…

Осень-Зима

Самое сложное в болезни — принятие. В тот день Егоров — сын зауча — притаранил в школу газовый балончик и начал пшикать им в девок. Те раскудахтались, разрыдались. Одна мне была особенна симпатична. Вот и заступился. Подножка, захват и держу за руку в захвате (лагеря пошли на пользу) секунда расплылась. Чувствую как Егоров напрягся от боли. И в спину раздалось — ты что творишь, урррод! — от ее визгливого крика, показалось, что сухожилия мои полопались, и я закончил захват, скручивая Егорова в баранку. Он упал в болевой обморок к моим начишеным ботинкам. А я все смотрел на него молча, не убегал, не сопротивлялся, не умолял, не рыдал, не обещал ничего. Кто-то вызвал милицию. С участковым мы нашли общий язык. От него узнал о судмедэкспертизе.

Я принял свою болезнь. И стал высыпаться. Мне нравится быть Чудовищем. Я никому ничего не должен. Меня не трогают упреки и слезы, хорошие и дрянные поступки. Мы все проходящие. А сути моей никто не затронет.

— Геннадий Семенович, там нового привезли. Из Саркофага перевелся. Родичи похлопотали. В 5-й палате…

Поднимаюсь на осмотр новенького, а молоденькая сестра продолжает вещать вслед, сопровождая каждый мой шаг подробной информацией, и только эхо повторяет «Егоров Александр Семенович, 1975».

Так зачем Ваську-то повесил? Любопытство.

________________

* применяются для приготовления анатомических препаратов с сохранением их естественной окраски.