Четыре сезона. Армант, Илинар

Скучно сидеть на стуле и смотреть в окошко. Сейчас бы выскочить во двор, поиграть с ребятами, но как тут выскочишь, когда за окном всё метет и метёт. Тихо в комнате, лишь ветер слегка поскуливает в невидимую щёлку — пролезть не может, а погреться хочется. Ванька сонно хлопает глазами — хоть ложись да спи. Дед на славу постарался — так натопил, что и сам разомлел; газета на коленях обвисла, а глаза за очками закрыты. Кот Тимофей — и тот кверху пузом валяется — жарко.

Ванька вновь посмотрел в окно и вздохнул. Снег идёт сплошной стеной, и конца ему не видно, даже окошко до половины им залеплено. «А, ну, как, он так и будет идти и идти? — думает Ванька, — и будет вместо дома огромный сугроб». Стало страшно.

— Дед, — негромко позвал он, — а весна будет?

Дед сразу открыл глаза, видно, не спал — дремал только:

— А куда она денется? Это зима напоследок злится, не хочет уходить. Ей всего-то несколько денёчков осталось хозяйничать.

— А потом будет тепло, да? — с надеждой спросил Ванька.

— Может и тепло, а может и морозец не раз ещё ударит. В марте весна совсем слабенькая, не всегда ей удаётся зиму сразу прогнать. Кто ж угадает? Это только у человека сезоны идут строго по порядку, а в природе всякое бывает.

— Какие сезоны? — удивился Ванька.

— Такие же, как и у природы, только в ней они хороводы водят, по кругу ходят, а у человека четыре сезона — и есть вся его жизнь. Вот, взять тебя. Ты сейчас, как та весна, что придёт. К тому же ещё и мартовский, как наш кот, — засмеялся дед и вздохнул. — Весна — это детство и юность человека — лучший сезон жизни, когда душа, как и весь мир, всему радуется. А взять лето — это уже молодость, человек в силу входит. Проходит лето — созревают плоды. Так же и человек взрослеет и созревает. А осень — пора сбора этих плодов. Что посеял человек, что взрастил в себе за весну и лето — то и соберёт. Кого-то эти плоды мудрым сделают, а кто-то так и останется недозрелым или вовсе неурожай будет.

— А ты уже собрал свой урожай?

— Кое-что, может, и собрал, и на зиму закатал, — подмигнул дед, — зимой самое время эти баночки открывать и нюхать. Сладко они пахнут. Воспоминаниями.

— Значит, ты уже зимний? Дед — дед Мороз! — и вдруг задумался, погрустнел. Взглянул на деда, что-то понял, спросил тихо, — а весны, значит, уже не будет?..

Дед крякнул, молча обругав себя за разыгравшуюся философию:

— Ничего, внучек, — улыбнулся он, — весна никуда не девается. Пусть и не ждёшь её, а лишь вспоминаешь. А у тебя ещё все сезоны впереди.

Ванька вспомнил прошлогоднюю весну. Сколько же кругом воды было! Особенно в овраге за домом. Удалось тогда Ваньке тайком улизнуть от деда за ребятами — иначе бы не отпустил. Вспомнил, как связали плотик, как спустили на воду, а он возьми — да и пойди ко дну. Утонуть — не утонули — воды всего по пояс было, но болел тогда Ванька долго. «И что её вспоминать, — подумал он, — весну эту… зима и то лучше».

Глянул в окошко, а стены-то снежной и нет. Прекратилась метель! И даже просветлело немножко. А снега-то, снега навалило! Это сколько же всего понастроить можно. Засмеялся Ванька — сразу и грусть прошла и настроение сонное.

Иван Васильевич убрал в папку бумаги, и на освободившейся поверхности стола заплясали солнечные блики. Уставший мозг очнулся, окунувшись в весёлый гомон воробьёв. Иван Васильевич потянул носом воздух — чуть тревожный, волнующий, наполненный солнцем и лёгким морозцем.

«Весна!»

И вдруг всё исчезло: кабинет, стол и даже окно с воробьями, а перед глазами возник глубокий овраг, наполненный талой водой. Жёлтые, мелкие цветочки украшали его склоны. И небо — синее, высокое…

И затопила душу волна сладкого, до боли, волнения. Отозвалась душа мечтою несбыточной, потянулась в родную, истинную обитель. «Воротиться бы…»

Но, как?..

И лишь разум услужливо нашёл ответ:

«Ладно, — подумал Иван Васильевич, — чуть земля подсохнет, съезжу туда, приберусь на могилках…»