Рассветы приходят внезапно

— Как говорили в народе: «В Булонском лесу брачные союзы заключаются без присутствия священника», — рассмеялся Персиваль, смотря на белокурую девушку, медленно идущую рядом.

На её лице светилась улыбка, а в серых глазах плясали озорные огоньки. Нежное платье персикового цвета развевалось от легких порывов ветра, а лента давно слетела с волос, отчего локоны рассыпались по плечам. Шестнадцатилетняя Эстель радовалась прогулке и обществу своего знакомого. Персиваль был довольно молод, ему не исполнилось и двадцати пяти лет, когда он попал в «аварию». Они с друзьями устраивали скачки на спор, его лошадь взбесилась, и он не смог сдержать её. В результате он сломал шею. Нелепая смерть, но он все равно был счастлив, что выиграл тот спор.

«Ты не представляешь, каково это, когда ты впереди всего на полкорпуса, тебе в спину дышат друзья, а ветер закладывает уши. Ты не скачешь — ты словно летишь, сердце бешено бьется в груди в предчувствии победы. Кто же мог знать, что Цезарь испугается какой-то белки, внезапно выскочившей на дорогу. Но я все равно победил!» — рассказывал он, весело шагая по тротуару. Эстель не понимала, чему он так радуется. Быть живым же намного лучше, чем мертвым?

— Самая известная часть сада — это его великолепный розарий в очаровательном замке Багатель. — Парень продолжал рассказывать о достопримечательностях Булонского леса. — Замок был спроектирован и построен всего за шестьдесят дней. Он стал результатом пари, заключенного между графом д’Артуа и его свояченицей Марией-Антуанеттой, которая утверждала, что замок нельзя построить менее чем за три месяца. Но ты представляешь, они это сделали! Жаль, что я не видел этого собственными глазами. Наверное, это было нечто, — мечтательно произнес Перси, оглядываясь по сторонам. — В этом месте царит магия…

— Ты тоже это чувствуешь? — зачарованно спросила Эстель, заглядывая в голубые глаза парня.

— Естественно! Жаль только музыки нет… Хотя… Пойдем со мной, — загадочно прошептал Перси и, схватив Эстель за руку, потащил куда-то вглубь сада.

Они оказались на небольшой поляне, со всех сторон окруженной деревьями. Скинув босоножки, Эстель ступила на мягкую зеленую траву, зажмурившись от удовольствия. Персиваль щелкнул пальцами, и тут же полилась музыка, заполняя каждый уголок души девушки, очарованной этим местом. Парень подошел к ней и, обняв её за талию закружил в медленном и прекрасном танце. Нежные слова песни словно невидимые лианы поднимались к голубому небу.

Согласна, существовали другие способы расстаться.

Несколько осколков разбитого стекла, возможно, могли бы нам помочь.

В этой горестной тишине я решила простить

Все те ошибки, которые можно совершить, когда слишком сильно любишь.

Согласна, маленькая девочка во мне часто выдвигала тебе требования.

Почти как мать, ты заботился обо мне, оберегал меня.

Я украла у тебя кровь, которой не стоило бы делиться.

На пределе слов, снов, я буду кричать…

Эстель забыла обо всем на свете в крепких объятиях этого призрака. Никто из живых никогда не обнимал её крепче после смерти родителей и не дарил таких прекрасных моментов. Её глаза затуманились, а на ресницах застыли прозрачные слезинки. Она была счастлива, пусть только здесь и так. Мертвые любили её больше, чем живые. Уже прошло восемь лет с момента как она оказалась в клинике. Бабушка совсем забыла о её существовании, как и все остальные. Они перестали обращать внимание на странную девушку, живущую в этих стенах и с кем-то разговаривающую. А она перестала общаться с персоналом и посетителями.

Тихая замкнутая девушка жила в своем мире, который принимал её настоящую и дарил покой измученной душе. Сколько раз она набирала домашний номер, но едва услышав её голос, Нина бросала трубку. Сколько ночей она провела в слезах — было не сосчитать. Она молилась, стоя на коленях в своей комнате, и просила Господа отпустить её родителей, по которым она скучала. Но её молитвы не были услышаны, и девичье сердце было переполнено болью и страхами.

А сейчас она смотрела на молодого парня, чьи каштановые волосы развевались на ветру, когда он кружил её под звуки дивной музыки и понимала, что никогда в жизни не любила. Ей было неведомо чувство увлеченности и трепета перед свиданием, она не знала, что такое первый поцелуй и боялась никогда не узнать. Любить призрака было невозможно. Ведь рано или поздно они все уходили, покидая свою необычную подругу.

— Эстель? Ты тут? — громкий голос Джули прервал её уединение. Перси печально улыбнулся и исчез, как и музыка. Теперь был слышен только шелест листьев, которыми играл ветер и далекое пение птиц.

Устало опустив плечи, девушка подхватила обувь, небрежно лежащую на траве, и отправилась к тротуару.

— А, вот ты где, — обеспокоенно произнесла Джули и слегка приобняла Эстель за плечи. — Пойдем. Есть разговор.

Покорно кивнув, Эстель обула изящные босоножки на тонкой подошве и пошла вслед за доктором. Они вошли внутрь здания и направились к двери, за которой находился кабинет доктора Николаса Шарби-Лорана. Удивленно посмотрев на Джули, Эстель толкнула массивную дверь и тихо прошла вперед, опустив голову. Николас сидел за столом, что-то записывая в одну из карточек пациентов. Заметив своих посетительниц, он прекратил свое занятие и, сняв очки, пригласил их присесть на стулья, стоявшие напротив.

Девушка присела на самый краешек, продолжая упорно отводить взгляд, а Джули встала сзади, положив руку на её плечо.

— Эстель Клеман, с прискорбием должен вам сообщить о смерти вашей бабушки Нины Клеман, которая скончалась этой ночью от сердечного приступа. Примите мои соболезнования, — холодно произнес он. — Похороны состоятся послезавтра на кладбище Пер-Лашез. Опеку над вами до совершеннолетия, согласно завещанию Нины, берет на себя заместитель вашей бабушки Андрэ Шатильон. Завтра он заедет за вами, так что — собирайтесь. Примите еще раз мои соболезнования, ваша бабушка была прекрасным человеком.

Эстель, словно зачарованная, ловила каждое слово и, коротко кивнув, вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь. Ноги стали ватными, а ладони вспотели. Сердце было готово выскочить из груди. Нина мертва. Мертва. Это значит, что Эстель была свободна.

Поднявшись в свою комнату, она легла на кровать, уставившись в потолок. Слёз не было, только непонятное облегчение затопило её. Бабушка никогда не любила свою внучку, так почему же она должна была тосковать по ней? В горле застрял ком, и горячие слезы все же брызнули из глаз. Эстель оплакивала смерть женщины, которая так и не стала для неё родной.