Призраки тоже устают от жизни

Два года спустя.

Свое одиннадцатилетие Эстель отметила в полном одиночестве, находясь в стенах комнаты. Задув единственную свечу на маленьком торте, она посмотрела в окно, за которым кружились в воздухе пушистые снежинки. Девочка почти чувствовала, как они прикасаются к её коже и тают, едва достигнув тёплой ладони. Ей хотелось высунуть язык и ловить их на лету, но прогулка была запрещена. Нет, её не держали взаперти: Эстель могла перемещаться по клинике, но после девяти вечера это строго запрещалось. Большинство пациентов ложились отдыхать, и им требовался хороший крепкий сон. За два года девочка встретила немало людей, приезжавших сюда восстанавливать подорванное алкоголем здоровье, или женщин, находящихся в глубокой депрессии, но все были тут временно, в отличие от неё…

Каждый её день был похож на предыдущий: подъем, зарядка, завтрак, обследование, приём лекарств, занятия с приходящими учителями… Перечислять можно было бесконечно, но от этого на душе не становилось радостнее. Вот уже два месяца, как она перестала пить те таблетки, которые ей давали, украдкой пряча их и потом смывая в унитаз. Они делали её слабой и размывали границы разума. Она не могла общаться с призраками под их действием.

Клиника была хорошей — в каждой комнате имелся телевизор, телефон и собственная ванная комната. Помимо всего прочего, на территории были косметический салон, ателье живописи и лепки, ресторан, открытый для посетителей.

Эстель могла заниматься чем угодно, главное — следовать предписаниям врача по поводу лекарств и сна. В остальное время она занималась или бесцельно бродила по длинным коридорам, замирая от восторга при виде арок и украшенных лепниной потолков, рисовала странные картины и лепила фигурки призраков, увиденных в этом месте. Она научилась съезжать по винтовой лестнице, отчего весь персонал дружно принимался её ловить. Но все было не то. Несмотря на наличие телефона, ей некуда было позвонить и даже написать письмо. Бабушка ни разу не приезжала её навестить, только молча оплачивала счета, которые каждый месяц отправлял ей Николас.

Вспомнив руководителя клиники, Эстель непроизвольно вздрогнула. Он всегда свысока смотрел на неё, прожигая холодным взглядом зелёных глаз. При случайной встрече с ним девочка опускала голову или отводила взгляд. Ей была непонятно такое отношение со стороны совсем незнакомого человека. Весь остальной персонал никак не реагировал на нее, и только Джули иногда навещала свою пациентку и то, чтобы провести очередной тест.

Поначалу Эстель казалось, что люди тянутся к ней, но едва психотерапевт провел первый сеанс — все тут же перестали замечать малышку, одиноко сидящую на верхней ступени лестницы. Новость о её «видениях» быстро разлетелась среди работников, и некоторые стали обходить её стороной. Одиночество, и без того сильно подпитанное в доме бабушки, окончательно завладело Златовлаской, и она ночи и дни напролет общалась только со своими таинственными «друзьями», которые появились спустя несколько дней пребывания девочки в этом месте.

Вот и сейчас от созерцания заснеженного двора Эстель отвлекло шуршание и стук каблуков по паркету.

— Здравствуй, Беатрис, — поприветствовала девочка молодую привлекательную особу, которая присела на краешек стула, разглаживая складки своего шифонового платья тёмно-зелёного цвета. Её рыжие вьющиеся локоны ниспадали на элегантное платье блестящей массой. На голове у неё красовалась маленькая шляпка с длинным золотистым пером.

— Здравствуй, Эстель, — голос девушки был мягким, ласкающим слух. — С днём рождения тебя, — гостья протянула небольшую коробочку, перевязанную красной лентой.

Не ожидавшая подарка вообще, а тем более — от призрака, Эстель дрожащей рукой развернула хрупкую бумагу и обнаружила внутри коробочку, в которой лежал старинный кулон в виде лилии, на поверхности которого под опытной рукой гравировщика распустились цветы.

— Не стоило, — прошептала девочка, протягивая украшение назад. — Он принадлежит тебе.

— Нет, теперь — тебе, — улыбнулась Беатрис. — Ты единственная, кто видел меня и общался со мной долгое время. Теперь мне, кажется, пора, — произнесла девушка. — Моя миссия выполнена, и я могу отдыхать.

— Какая миссия? Ты о чем? — непонимающе спросила Эстель, взяв в ладонь красивое украшение. Тёплый металл приятно лежал в руке, и пальцы сами прошлись по завиткам на кулоне.

— Ты разве не знала? — заметив на лице девочки недоумение, Беатрис пояснила: — Мы находимся на земле только до тех пор, пока не выполним свое предназначение. Мне пришлось ждать этого двести лет. Я очень устала, но ты меня и так понимаешь. Ты ищешь друзей среди мёртвых вместо того, чтобы искать их среди живых.

— Живые меня не видят, — грустно ответила Эстель. В её глазах затаилась печаль. Она не хотела, чтобы Беатрис её покидала, но не могла что-то изменить.

— Так же, как и меня, — добавила девушка, глядя на малышку, сидевшую перед ней.

Беатрис видела в ней себя: она тоже была одинока всю жизнь и умерла молодой, не успев выйти замуж. Прогуливаясь по парку, она попала под колеса фаэтона, которым управлял молодой повеса. С тех пор Беатрис была обречена скитаться по местам, в которых родилась, и ожидать, когда же наступит покой.

— Скажи еще кое-что, — тихо произнесла Эстель, смотря на свою «подругу», которая приходила к ней время от времени. — Почему я чувствую вас и могу брать предметы, которые вы даете?

— Эта вещь была похоронена со мной, а значит, она принадлежит мне, поэтому я могу подарить её тому, кому посчитаю нужным. А насчет прикосновений… Считай это твоим даром, как и умение видеть нас. Хорошо?

Малышка кивнула, и по её плечам рассыпались светлые пряди. Этот день рождения, хоть и был омрачен прощанием, но все равно стал самым лучшим со дня смерти родителей.

— Прощай, сероглазая, — прошептала Беатрис, растворяясь в воздухе. — И обязательно стань счастливой.

Последние слова девушки-призрака повисли в воздухе, а потом наступила тишина. Не слышно ни стука часов, ни шагов работников. Все поместье погрузилось в глубокий сон, и только одна маленькая девочка рисовала узоры на запотевшем окне. На её шее висел старинный кулон, напоминающий ей об ушедшей знакомой, и одиночество снова выпустило свои щупальца, пробираясь под кожу. Каждый из них уходил в свое время. Вспомнив дедушку, Эстель улыбнулась, и в её сердце затеплился огонёк, отгоняющий страхи и печали.

Златовласка с увлечением выводила узор за узором, наблюдая за полетом снежинок и за тем, как чистый невинный снег покрывает серую землю, обновляя её, защищая от холода каждое деревце и каждую травинку. В снежной вьюге ей виделись лица тех, кого она никогда бы не увидела, если бы не её дар-проклятие, принесшее ей так много боли, но вместе с тем и счастья.

Эстель нравилось слушать истории призраков, рассказы о былых временах. Благодаря Беатрис она узнала, что Шато де Гарш находится на территории поместья, в прошлом принадлежавшего семье де Сент-Экзюпери. В этом уединенном месте, в трёх километрах от Парижа, в окружении Булонского леса и парка Сен Клу, принцессой греческой Марией Бонапарт, была основана клиника. Беатрис наблюдала за ремонтом и открытием Шато, видела саму принцессу и её свиту, бывала на грандиозных балах и маленьких приемах. Она с упоением рассказывала о тех временах, когда кавалеры ухаживали за юными дебютантками, которые прогуливались в сопровождении компаньонки по широким аллеям, прикрываясь кружевными зонтиками. Девочка была в восторге от историй, каждый вечер ожидая прихода своей гостьи и засыпая под её тихий мелодичный голос. Теперь Беатрис ушла, но Эстель всегда будет помнить красивую девушку, которая была для нее сестрой.