6

Фрида

Прошло три месяца с моего возвращения к Маркусу. Три месяца безмятежности и лёгкости бытия. В это тяжёлое время, пожалуй, только я могла иметь всё, что пожелаю. Любая прихоть, любой каприз немедленно исполнялись, пока однажды не поняла, чего это стоит подчинённым Маркуса. Мои желания зачастую бывали действительно невыполнимыми, а отказаться они не имели права. Меня пугала та «забота», которой окружил вампир. В этом было что-то ненормальное.

Из прошлого по-прежнему имела только их слова и фотографию, которую часами рассматривала, пытаясь вызвать в памяти тот день. Безрезультатно, прошлое всё ещё окутано белым туманом, сквозь который невозможно пробраться. Маркус утверждает, что такое проклятие невозможно разрушить и что нам остаётся только смириться с потерями и продолжать жить дальше. Но я так не могла. Я хотела узнать себя, понять кто я есть, кем была до происшествия. Не могу сказать, что не доверяю Маркусу, в конце концов, он столько всего делает для меня, не думаю, что за этим скрывается злой умысел. Мне хочется лучше узнать его, но, к сожалению, он постоянно пропадает из-за своих обязательств. Он и Алистер руководят постройкой стен вокруг городов, чтобы снизить количество атак упырей. Они строят будущее, защищают людей и сверхов. А меня прячут в этом поместье, поскольку Кронос может попытаться вновь навредить мне. Все уверены, что он пытался меня убить или привлечь на свою сторону, но вместо этого смог только стереть память.

Поэтому каждый мой день похож на предыдущий. Не могу сказать, что тоскую, любопытный человек всегда найдёт, чем заняться. Для меня это стали книги. Через них я обращалась к своему прошлому, пытаясь представить, какой была до того, как потеряла память. Мне было интересно узнать, какие книги были моими любимыми. К несчастью, но в данной библиотеке, смогла отыскать только одну книгу, показавшуюся мне знакомой — «Человек, который смеётся», Виктор Гюго. Довольно странный выбор, если судить по описанию Маркуса — раньше, если и читала книги, то явно не такие.

Кроме меня в поместье находилась только охрана и два моих личных помощника, электро-вампир Хейл и лиса-оборотень Линда. Их приставили ко мне на случай опасности, с которой не сможет справиться охрана, помимо того они отвечали за исполнение всех моих желаний. Отчитывались лично перед Алистером. У меня было подозрение, что в их задачи также входила слежка за мной, но подтверждений не было, поэтому постаралась подружиться с ними, чувствуя глубокую неуверенность от столь пристального внимания.

В остальном мои дни действительно бежали мимо одной сплошной чередой. Много читала, долго спала, иногда гуляла в заброшенном парке и старалась понять, что мне делать дальше. Одно знала точно, всё это не может продолжаться вечно. Я пыталась понять, чего хочет Маркус, ясно же, что между нами было что-то большее, чем просто дружба.

Каждый раз, когда он приходит, чтобы взять у меня анализы для своих исследований, я вижу это в его глазах. Нашу историю. Мне хочется влезть к нему в голову и узнать её, но он молчит, видно, что не хочет меня ни к чему принуждать. Всё равно чувствую эту недосказанность так остро, как будто она сидит в горле, царапая острыми когтями и пытаясь прорваться обратно в сердце. Помню только его имя, только он остался от моего прошлого. Это признак былой любви? Но почему ничего не чувствую? Или же останавливаю себя от чувств, боясь причинить себе боль?

Это не все вопросы, которые мучат меня на протяжении последних месяцев. Главным вопросом всегда будет моё прошлое. Из него вытекают все остальные. Кем я была? Ламия? Что это за существо? Не чувствую в себе ничего необычного, но что-то же помогло мне прожить несколько месяцев вне человеческого общества. Помню бесконечную дорогу, окутанную серебристой пылью, которая когда-то была белым шумом. Я родилась на той дороге и в отличие от младенцев мне не хотелось есть. Тогда не чувствовала холода и голода, боли и усталости. Могла вечно идти по дороге, и утомление присутствовало только в голове. Лишь под конец ко мне стала возвращаться чувствительность. Но до этого была явно кем-то другим, не человеком. Все эти провалы в памяти… На том пути скрываются и другие вопросы, которые пока даже не могу придумать.

В любом случае, в голове всё ещё не укладывается, как это я могу быть спасительницей человечества. Что за фантазии?! Даже себе помочь не смогла, а Маркус утверждает, что спасла маленькую девочку от смерти. Это кажется абсурдным, поэтому отчаянно нуждаюсь в доказательствах своего прошлого. Мне хотелось хотя бы разок прикоснуться к той, кем была раньше. Вспомнить ещё хотя бы чуть-чуть, чтобы преодолеть свои сомнения и начать строить новую жизнь, раз старую уже не вернуть.

Хотела обрести прочный фундамент под ногами, чтобы с уверенностью смотреть в будущее. И, наконец, нашла способ это сделать.

***

Как можно сбежать из охраняемого поместья, если за тобой постоянно следят? Разумеется, ночью, разумеется сделав всё, чтобы убедить остальных, что ты очень-очень устала и хочешь спать. Для этого пришлось действительно здорово попотеть на тренировке по самообороне с Хейлом. А в конце дня сделать вид, что засыпаешь на ходу, а учитывая безупречную репутацию, никто не поставит под сомнение твоё желание спать в девять часов вечера. Затем нужно дождаться, когда Линда и Хейл отправятся на ежедневное вечернее патрулирование территории и в этой время украсть заправленный под завязку мотоцикл Хейла. Самое сложное — сохранять достоинство и уверенность, проезжая мимо поста охраны. Они ведь не знают, что не могу уходить. Всё, что знают, так это то, что им нужно охранять поместье. Это последнее препятствие нужно пройти с достоинством и у меня это получилось.

Мне потребовалось три месяца на то, чтобы втереться в доверие к своим помощникам и убедить Хейла, что умение водить мотоцикл очень полезный навык. И это у меня тоже получилось. Теперь, несясь по пустынной тихой предрассветной дороге, чувствовала себя богиней, покоряющей пространство и время. Знаю, что скорее всего, единственная во всём мире, кто сейчас мчится по шоссе, набирая скорость. Это упоительное чувство, в нём можно захлебнуться, если поддаться.

Однако очень скоро пришлось сильно снизить скорость — риск напороться на брошенную машину или поваленное дерево слишком велик. И теперь боюсь наткнуться на тех самых тварей, поэтому от чувства опасности сердце колотится всё быстрее и быстрее. Что мне будет за побег? Наверное, именно так и узнаю, кто я для них. И кем была всегда.

Подставляя лицо дикому ветру, чуть прибавляю скорость, надеясь, что удастся вовремя затормозить или свернуть. Чтобы узнать путь потребовалось несколько недель и множество осторожных допросов. Теперь знаю адрес — улица Паердегат, если выжимать всё из байка, то часа за два-три можно добраться. Но если учитывать, что неизвестно, что меня ждёт в городе, то добавляем ещё несколько часов. Моя задача приехать к карантинной зоне на рассвете и покинуть её на закате.

Белые упыри редко покидают пределы крупных городов, где можно скрыться от губительных лучей солнечного света. Их почти невозможно встретить в сельской местности. Как утверждает Маркус это следствие способа распространения заражения. Всегда нужен укус или же тело, погибшее в течении двух часов. Одной из главных причин такой высокой скорости распространения стали заражённые вампиры. У них инкубационный период занимает несколько недель, в течении которых повышается уровень жажды и они активно питаются людьми, оставаясь при этом сами собой. Потом коллапс и вампир за несколько минут трансформируется в белую тварь, заражая окружающих. А в первые месяцы никто и подумать не мог, что вампиры могут заразиться и те путешествовали по всей стране, наслаждаясь анархией. И теперь САГ и ЮАГ заражены. А что твориться в Европе, Африке и на других континентах неизвестно. Связь была потеряна ещё в первые месяцы. Мир возвращается в прошлое.

Дороги зарастают травой, дома ветшают, машины выходят из строя. Эпоха высоких технологий кончается, впереди смутное время. Выживет ли человечество пока неизвестно, кризис ещё не миновал. Всё так туманно и расплывчато, особенно для меня, ведь я почти ничего не вижу. Мне обо всём рассказывают, но я в этом не участвую, не являюсь частью этого пугающего нового мира, будучи запертой в четырёх стенах. Поместье стало домом сродни тюрьме. А мне хотелось дышать полной грудью. Видеть этот мир, путешествовать, встречаться с другими людьми.

И сегодня делаю первый шаг для этого.

***

Последние мили были самыми страшными — ехала через пригород. Рассвет уже окрасил небо в сероватые тона, но было ещё слишком темно, поэтому чуть увеличиваю скорость, осознавая, что самая тьма осталась позади и теперь успею заметить белую тварь прежде, чем она нападёт. Страх сковывал сердце, в голове били молоточки от напряжения, однако старалась не переусердствовать со скоростью, понимая, что рискую остаться в одиночестве без байка в пригороде Нью-Йорка.

От предстоящего перехода через карантин становилось совсем дурно и приходилось постоянно напоминать себе, зачем туда еду. Меня ждёт мой дом. Ждут воспоминания, которые так надеюсь в себе пробудить. Хочу узнать себя, вспомнить хоть что-нибудь или же найти доказательства правдивости слов Маркуса. Я хотела знать правду. Это единственное, что удерживало меня от разворота назад. Не могу сдаться, когда осталось так мало пути. Теперь главное не напороться на белую тварь или кого-нибудь похуже.

Дорога ветвиться, расслаивается, поддаётся моему желанию. Объезжаю заторы, автомобильные пробки, превратившиеся в свалки ржавого мусора, миную высокую железную изгородь и транспаранты вдоль дороги с огромным словом: «Карантин». Мимо домов, мимо больниц, магазинов, аптек. Мимо деревьев, мостов и рек, минуя шлагбаумы и обглоданные трупы, мимо утра, прямо в день на улицу Паердегат отсчитывать дома, выискивая тот, который когда-то был моим.

Наконец, увидела его. Красный кирпич с разноцветными вставными камушками, когда-то чёрной металлической лестницей, белой облупившейся дверью с красным козырьком над дверью. В этом доме три этажа, окна не симметричны, а как будто бы вставлены кое-как. Он выглядит унылым и серым в этот пасмурный день, но, наверное, когда-то дарил мне счастливые минуты.

Заглушив двигатель, вышла из машины и, поднявшись по ступенькам, подошла к входной двери. Неопознаваемый дом. Нет табличек, имён, почтового ящика, только прорезь в двери и всё. Это немного расстроило, рассчитывала увидеть имена. Оглянувшись и убедившись, что я одна и на этой пустынной, холодной улице, повернула ручку двери. Заперто.

Признаться честно, такого развития не ожидала. Несколько раз подёргав и с силой надавив на дверь, от обиды стукнула по ней и прижалась лбом. Дом превратился в неприступную крепость, учитывая расположение и формат окон, в них не влезть, не разбить. Да и греметь на всю улицу нет желания. Перед глазами мелькала приветственная надпись: «Добро пожаловать!» Это резиновый, покрытый дырами, коврик, о который принято вытирать ноги. Он почернел от старости, но что-то в нём было особенное, уютное.

Присев, отогнула край и достала ржавый ключ. Это взволновало, как будто бы являлось частью воспоминаний, пришлось напомнить себе, что многие люди хранят запасные ключи от дверей в подобных местах. Повернув ключ в замке, навалилась на дверь, которую немного перекосило от времени, и вошла в дом.

Закашлявшись, прикрыла рот рукой и огляделась. Тёмная прихожая, напротив лестница с пролётами, справа проём, за которым скрывалась кухня, слева гостиная. В воздухе витает затхлый, противный запах, от которого першило в горле. Все окна занавешены плотными занавесками и на них наклеена газета. Пройдя в кухню, увидела в раковине гору немытой заплесневевшей посуды. Наверное, в первые месяцы запах стоял ужасный. Вижу, что в окне на кухне есть крупная дырка, отчего дышать здесь легче, чем в остальном доме.

Холодильник пустой, только перевёрнутая бутылка из-под кефира да высохшее яблоко. На нём прикреплены магниты, собранные в разных частях САГ. Касаюсь пальцами, пытаясь воскресить своё путешествие, но в голове по-прежнему белый шум. Это злило, поэтому поспешила покинуть кухню и зайти в гостиную. Здесь всё тоже самое. Несколько кресел, небольшой телевизор, на окнах газета, а стеклянный столик покрыт трещинами от крупной вмятины. Засохшие цветы в покрытых пылью вазах, крупная паутина по углам, несвежий затхлый запах, атмосфера запустения и тишины.

Встряхнув головой, пошла на второй этаж. Вытянутый узкий коридорчик, несколько комнат, на двух из которых висят таблички «Риччи и Милли», «Л…» Сердце вновь застучало — это моя комната!

Подошла к двери и было потянула за ручку, но заставила себя остановиться. Нет, не сейчас, это нужно оставить на потом. Отдёрнув руку и обхватив себя за запястье, отошла в сторону и подошла к комнате без надписи. Открыв, оказалась в небольшой библиотеке с огромным кожаным тёмно-зелёным креслом, разбитой и валяющейся на полу лампе с рваным абажуром. Она совсем крошечная, эта комнатка, но в ней было что-то знакомое. Войдя внутрь, подошла к полкам и провела пальцами по пыльным корешкам. К ним очень давно не прикасались. Вижу незнакомые фамилии писателей и это пугает меня, ведь я очень многое знаю из прошлого, не считая своего собственного. Знаю, кто такие Битлз, что такое Статуя Свободы и где находится Австралия. Все эти знания есть в моей голове. Но не знаю, какую еду люблю, какая у меня любимая группа, когда лишилась девственности и как это было, не помню, с кем делила этот дом, не знаю, что привело меня в это страшное будущее. Всё, что мне остаётся, это пытаться вспомнить хоть что-нибудь, кроме имени Маркус.

Пальцами натыкаюсь на знакомый корешок. Вытаскиваю книгу в яркой глянцевой обложке с фотографией улыбающегося человека. Явно кадр из фильма. Название книги — «Человек, который смеётся». Вот она, ещё одна ниточка, связывающая меня с прошлым! Как жаль, что она настолько мала…

Оставляю комнату позади себя и иду в сторону «Риччи и Милли», таблички, выведенной ярко-красной краской и украшенной небольшими розами с зелёными листьями. Цвета потускнели, почти выцвели, но всё ещё различимы, в отличие от моего старого имени. Наверное, это символично.

Повернула ручку и потянула дверь вперёд, а затем быстро подалась назад, кашляя от невыносимой вони. Приложив руки к лицу, уставилась в образовавшийся проём. Риччи и Милли не стали белыми монстрами. Они убили себя, точным выстрелом в голову. Риччи убил Милли, а потом себя. Их лица почти полностью разложились, но можно понять их боль. То, как они держались друг за друга, как отчаянно цеплялись, не желая расставаться с жизнью. Вероятно, они заболели и не захотели страдать. Я прикрыла дверь и развернулась к ней спиной, бесшумно опустившись вниз. Прижимая руки к щекам, смотрю в пустоту, пытаясь представить, сколько таких Милли и Риччи лежат в своих постелях по всему миру. Через что им всем пришлось пройти? Каким был конец света, который пропустила?

Сначала мне хотелось подняться на третий этаж, но я устала. Эта тяжесть навалилась как из неоткуда, подпитываемая тайной закрытой комнаты. Поднимаюсь на ноги и подхожу к своей двери. А затем захожу.

Что ожидала здесь увидеть или почувствовать? Может озарение? Или хотя бы причастность к этому месту? Связь со своим прошлым. По словам Маркуса, я и раньше терзала себя подобными вопросами, пытаясь понять, какой была моя жизнь в детстве. Теперь всё повторяется. Но ничего не чувствую.

Эта комната выглядит такой серой и обыкновенной. Это разрывает мне сердце. Иду вдоль стены, заглядываю в шкаф, откуда вылетает моль, провожу пальцем по пыльному зеркалу, мимоходом отмечая, насколько выгляжу белоснежной. Расчёска с чёрными волосками, тюбик губной помады, нитка индийских бус, записка со странными сокращениями. Наверное, раньше понимала, что здесь написано. Подхожу к кровати и беру с прикроватной тумбочки фотографию в толстой рамке. Там я и несколько незнакомцев, похоже мои друзья. Вытащив, читаю на обороте подпись: Генри, Милли, Риччи, Лея, Берт и Бетани, весна 2013 год. Этот снимок был сделан год назад. Год назад у меня было всё. Семья из близких друзей, работа, дом… Маркус. У меня было всё!

Отбрасываю фотографию в сторону, в отчаянии заламывая руки.

— Ненавижу! — закричала во всё горло.

Разворачиваюсь, возвращаюсь к комоду, сметаю всё, кулаком бью зеркало, разбивая вдребезги, раня осколками лицо, подбегаю к гардеробу, вытаскиваю вещи, швыряю на пол, топча, пытаясь уничтожить.

— Ненавижу! — снова крик, мечусь по комнате, словно раненый зверь, пытаясь стереть всё то, что когда-то было мной.

«Это не я, не я, не я!» — бьются мысли в голове, расширяя глубинную боль.

Падаю на колени перед кроватью, прижимаясь лицом к холодному полу. Бью кулаками, заглушая душевные муки.

— Не могу так больше, — тихий шёпот из самого нутра.

Я не сильная, нет. Отсутствует стержень, способность мыслить ясно, принимать будущее таким, какое оно есть. Пока была цель, держалась, но больше не могу. Не хочу бороться, так как не знаю, с чем сражаюсь. Чувствую что-то не так, но на языке нет ответа, только в глубине души есть струна, которая звенит до такой степени тонкой мелодией, что рвёт душу, вырывая из тела куски. Мне хочется изрезать себя, вытащить правду наружу, но это лишь иллюзия. Могу ли себе верить? А может колдун что-то сделал со мной? Может у меня паранойя и я схожу с ума? Что есть правда, а что ложь? Никак не могу подобрать ответ на свой вопрос. И сдаюсь, не пытаясь бороться, потому что правда может оказаться настолько ужасающей, что мне не хватит духу даже попробовать с ней справиться. Не хочу оказаться запертой в клетке собственного рассудка.

Лежа на полу, прижавшись к старому грязному ковру щекой, исследую комнату сантиметр за сантиметром. Замечаю какой-то предмет под кроватью, вытянутый, довольно узкий. Натыкаясь на него раз за разом, пробуждаю невольно любопытство и желание узнать, что это.

Перевернувшись на живот, тянусь вперёд, вытаскивая продолговатую коробку из-под кровати. Срываю скотч и отбрасываю крышку в сторону. Передо мной под тонкой белоснежной бумагой скрывается дивный портрет незнакомки…

Здесь была изображена юная девушка с большими голубыми глазами, искренними и такими нежными, неземными. Её волосы мягко струились вдоль шеи, касаясь обнажённой груди, пронзённой острым кинжалом. Такой резкий контраст невольно притягивал взгляд, не давая возможности не смотреть. Умиротворённое выражение лица, спокойствие рук, прижатых к сердцу и кровь, стекающая в ложбинку грудей. Она была превосходна, печальна и совершенна…

— Небесная, — прошептала, проводя рукой по стеклу.

И как молния в голове что-то ударило меня, создав впечатление, что стою перед приоткрытой дверцей, за которой скрывается всё.

«Вам так понравился портрет, что вы уже полчаса с него глаз не сводите?» — слышится мужской голос.

«Он лучшее, что есть в этом зале» — и в комнате отзвуки моего.

Перед глазами как из ниоткуда появляются вспышки прошлого.

«Марк» — представился он, протягивая руку.

«Лея»

Я вспомнила нашу первую встречу.

Но усталость оказалась сильнее. Она тяжкими объятиями навалилась на плечи, от чего слипались глаза и неимоверно клонило ко сну. Открепив несколько кусочков газеты, выглянула в окно. Ещё светло, могу позволить себе немного отдохнуть. Нервная ночь, выматывающее утро, жуткий день. Просто немного посплю в своей старой постели, чуть-чуть, пока не станет немного легче. А потом поеду назад, в поместье. Если не отдохну, мало ли что может случиться в дороге.

Мысли кружились, как сонный мухи над головой, убаюкивали согласием, тянули в сон. От постели шёл не очень приятный ветхий запах, но она хотя бы была сухой и в ней не было жучков и прочей живности. Не было сил и желания снимать с себя одежду, поэтому легла как есть, подгребая под руки мягкую подушку и мгновенно проваливаясь в глубокий сон.

***

«Просыпайся… Фрида, просыпайся… Проснись!»

Вскакиваю над кроватью и вновь падаю обратно. Сон был похож на глубокий тёмный омут, беззвучный, холодный, таящий в себе угрозу. Плохая мысль — спать в мёртвом городе. Даже утром при свете дня он производит гнетущее впечатление, сейчас же, на закате, несёт в себе угрозу и опасность. Лиловые сумерки, подчёркнутые голыми ветвями мёртвых деревьев и зияющими провалами в окнах заброшенных домов. Слышится карканье ворон, стая пролетает мимо, рассаживаясь на деревьях, вновь оглашая улицу унылыми воплями.

— Нет! Нет-нет! Этого не может быть!

Подскакиваю с постели и подлетаю к окну. Закат виднеется над крышами домов, до захода солнца меньше получаса. Как это произошло? Не могла же проспать здесь целый день!

Заброшенные города, миллионами мёртвых тянут тебя ко дну, заглушая и разум, и чувства. Они похожи на водоворот, но не проскочить по кромке, не проскользнуть по краешку — тебе уготована манящая сердцевина, с острыми булавками глубоко внутри. Это смерти воплоти. Мёртвый город обманщик, он стремится уничтожить жизнь.

Слышу близкий рокот вертолёта, именно он выдернул меня из сладких объятий опасного сна. За мной пришли.

Как странно и гулко бьётся сердце. Не знаю, кто пришёл за мной, кого встречу. Что мне сказать? И как понять, что делать дальше? Пришла сюда за правдой и наградой мне послужили вспышки воспоминаний о прошлом. Теперь знаю, что Маркус действительно является частью меня, моей прошлой жизни. Я должна принять своё настоящее, ради создания нового будущего. Обязана стать новой личностью, поскольку прошлое больше никогда не навестит меня. Дорога к нему отныне закрыта.

Выбегаю из дома и сразу пригибаюсь к земле, прячась от сильного ветра. Вижу напряжённое лицо Хейла, выпрыгивающего из дымящегося вертолёта. Он бежит ко мне и что-то кричит, машет руками, словно приказывая бежать обратно в дом.

— Они идут! Фрида, они идут! — слышу крик и от страха мгновенно зрачки расширяются.

Оступаюсь как будто бы напарываюсь на препятствие и беспомощно замираю на месте.

— Беги обратно в дом, Фрида, иначе умрёшь! — почти рычит мужчина, толкая меня в грудь, вытаскивая из оцепенения. — Спрячься, затаись и моли всех богов, надеюсь этого тебе хватит!

— Вертолёт?!

— Из-за тебя мы все умрём, — цедит сквозь зубы, не отвечая на мой вопрос и вновь толкая в дом.

За его спиной вижу, как вылезает наружу Линда и ещё несколько незнакомцев, они смотрят в направлении дальнего конца улицы, только девушка с немой укоризной глядит на меня. Она в отчаянии переглядывается с Хейлом, после лицо меняется, теперь она суровая, собравшаяся на битву, чем-то напоминающая валькирию. Вампир вновь толкает меня, загоняя в дом.

— Простите, — всё, что успела сказать, прежде чем он закрыл за мной дверь и отрезал от шума улицы.

Возможно, никогда теперь не узнаю, что произошло, возможно не переживу эту ночь. Однако сейчас должна попытаться собраться и выжить. Ночь будет очень длинной.

***

Отрезанная стеной, как мотылёк увязла в этой клетке. Стены смыкаются надо мной, бежать некуда, я в западне. Мечусь в паутине, чуть ли не рычу от страха. Пальцы дрожат, губы до крови обкусаны, нервы не выдерживают и вот я у окна, очень аккуратно отрываю кусочек газеты, хоть одним глазком увидеть, что там происходит, посмотреть бы, мне так страшно от незнания!

Вижу Линду, частичная трансформация девушки выглядит весьма гротескно и причудливо. Гены лисицы удлинили лицо, окрасив его в рыжий цвет, наверное, именно так и выглядели египетские боги. Оборотни, взявшие самое мощное от обоих обличий. Это больно, говорила Линда, опасно и попросту страшно. Ты можешь застрять, не справиться с силой, ведь это очень сложно балансировать на тонкий грани между человеком и зверем. Так можно умереть, но если ты сильный — это откроет перед тобой невероятные оттенки силы. Твой потенциал раскроется на полную мощь и ты станешь богом своего обличия. Сейчас, глядя на девушку, видела эту жуткую мощь, но понимала — даже такая сила не способна преодолеть силу белых упырей.

Хейл. По его рукам проносятся искрящиеся разряды тока. Он — само совершенство силы. Олицетворение прошлой эпохи, когда все ночи были ясными, как день благодаря электричеству. Он скован, сжат, на пределе, готовый вырвать силу из себя навстречу несущейся смерти. Рядом с ним другие бойцы замерли в ожидании боя. В руках винтовки, в глазах решимость, готовность не сдаваться, но сердце сжимается — их слишком мало!

Так мало, бесконечно мало. Их сметут за несколько мгновений, поглотят, уничтожат, сожрут. А здесь я. Всего лишь я, глупышка, не поверившая в конец света. Мой разум родился в новом мире, но память не даёт подсказок и я веду себя чересчур беспечно. Пришла пора платить по счетам. Мой счёт — гибель ни в чём не повинных существ, задача которых была защищать меня. Они здесь из-за меня. Они умрут потому, что я решила, что достаточно умна, чтобы выжить. И пусть сейчас они живы, дышат, готовятся принять бой, вижу перед собой мертвецов с разорванными глотками, обглоданными костями, с застывшей гримасой ужаса на лице. Вижу мёртвых. И это мои мертвецы.

Но не стоит поддаваться чувству печали, ведь знаю, совсем скоро последую за ними. Эта хлипкая стенка не защитит от белоснежной орды, что вот-вот заполонит эту маленькую улицу. Было бы глупо надеяться на выживание, они учуют меня через самые крепкие стены. Иначе упыри не были бы столь смертоносными.

Над улицей проносится их призывный тонкий жуткий крик. От жгучего страха парализовало на месте, не в силах сдвинуться, уставилась в одну точку. Мурашки по телу и сердце быстро-быстро забилось.

— Нет-нет-нет, — бессвязно бормочу, паника бьёт по телу, ломая изнутри. Теряю плавность движений, неподконтрольный ужас захлёстывает с головой и я срываюсь с места.

Бежать как можно быстрее бежать. Как стрела вылетаю из дома и оказываюсь рядом с Хейлом. Он не успевает ничего сказать, вижу за его спиной словно из ниоткуда материализуется одна из тварей. Они здесь. Предостерегающий крик исторгает моя душа, но не останавливаюсь. Там, за их спинами, смерть. Очередь из автомата разрывает пространство, косит ряд за рядом монстров. Зрачки расширяются и я пропадаю, подчиняясь панике.

Мой бег стремителен, а я словно оглохла от этих криков, звона, пуль. Невыносимое присутствие войны по нервам, не выдерживаю…

***

— Сюда!

Чувствую их смрадное дыхание на своей коже. Они за моей спиной, волна за волной, несутся, чтобы принести смерть и разложение. Мой бег бесконечен, но силы имеют предел. Смирилась с участью, но сдаться не могу. Не так просто остановится, когда бег равен многим километрам. Вернулась из сумрака разума, но тело пока ещё не слушается меня. Ноги одеревенели, боль проносится острыми стрелами, впитывая последние силы. Бегу на честном слове, на одном только страхе перед ещё большей болью. Слух улавливает крики, а слабое зрение последними клочками заката их тени, мелькающие в глазницах заброшенных домов. Не знаю, где я, как оказалась среди этих высотных зданий, как долго бежала? И как быстро? Разум потерялся во тьме, но этот крик, раз за разом повторяющийся, вытащил обратно и привёл в чувство.

Озираясь, вижу его — одетый в странные тряпки, с замотанным шарфом лицом, мужчина скидывает толстый канат с высоты четвёртого этажа. Он машет рукой, призывая бежать быстрее. Он — мой крошечный шанс на выживание. Пытаюсь ускориться, но вместо этого падаю на колени, разбивая их о кромку асфальта, боль равная удару лезвия вырывает крик, но сдаться сейчас, когда жизнь преподнесла подарок выживания, нельзя. И я вскакиваю, не обращаю на боль, подстёгиваемая криками монстров позади себя, бегу вперёд, времени осталось мало. Здесь почти не видно солнца, а значит скоро каждая тварь решит выбраться на середину улицы, освещённую последними лучами.

Прыгаю, цепляюсь за шершавую верёвку и позволяю себе сделать глубокий свободный вдох/выдох. Дыхание сбилось, перед глазами мушки, озираясь, вижу их, они совсем рядом, но мужчина сильнее. Он тащит канат наверх с невероятной скоростью. Напоследок приходится резко подтянуться, чтобы отчаянный монстр не захватил меня. Снизу раздаётся разочарованный вопль, пробуждающий на губах злую ухмылку.

Я выжила.

***

Не вижу его лица, оно скрыто банданой, только мелькнул свет зелёных глаз, как он тащит меня вверх по лестнице. Выше-выше, отдышаться не успела, по ногам как разряды, но нужно идти за ним. На каждом этаже самодельные загородки, решётки и ограждения, которые приходилось закрывать за собой, проверяя их надёжность с особой тщательностью. Последние пролёты преодолевали под светом фонарика, но сердце уже давно успокоилось. Я в безопасности.

Так мы выбрались на крышу. И первым делом незнакомец подбежал к краю, возле которого находился телескоп. Настроив, он рассматривал улицу, прищурившись, пытаясь хоть что-нибудь увидеть.

— Как ты оказалась в этой части города? — спрашивает, даже не обернувшись.

— Хотела увидеть место, где когда-то жила.

Это заставило его обернуться и со скептическим выражением лица посмотреть на меня. Почувствовала себя идиоткой и отвела взгляд.

— Надеюсь, теперь ты знаешь, что так делать нельзя, — почти равнодушно ответил он. — Пошли, ты их достаточно разворошила, чтобы здесь мелькать. Хорошо, что не мы сегодня станем их закуской.

Снизу раздался пронзительный вопль упыря, из-за которого передёрнула плечами. Звучало это конечно омерзительно.

Мы спустились на последний этаж, где оказались в длинном тёмном коридоре. В проёмах некоторых дверей виднелся свет, позволявший хоть что-то видеть, но в остальном было тихо.

— Здесь живут люди? — спросила негромко, следуя в конец коридора за мужчиной.

— Старые люди, да, — также едва слышно ответил он. — Им некуда податься, доживают свой век здесь.

— А ты кто тогда?

— Их последняя надежда, — хмуро ответил он, было понятно, что ему не нравится говорить об этом.

Мы оказались в небольшой двухкомнатной квартире, заставленной огромными коробками с самым разнообразным содержимым. Окна закрыты слоями плотной бумаги, освещение крайне скудное. Когда-то здесь жили обычные люди, теперь это место больше походило на склад с лежанкой и небольшой кухней, заваленной консервами и какой-то снедью в целлофановых пакетах. В заставленной комнате даже сесть было некуда, отчего почувствовала себя ещё более неловко. И одиноко. Кто здесь? И где?..

— Вы спасли мне жизнь, — говорю, неловко заправляя волосы за ухо, пока он включает плиту, ставит полный чайник, что-то ищет среди продуктов. — Спасибо.

— Это было скорее от неожиданности, — бурчит в ответ. — Не каждый день увидишь девушку со всех ног удирающую от толпы нежити. Клянусь богом, ты могла бы посоперничать со спринтерами! Как ты вообще додумалась залезть в город на карантине?

— А что вы здесь делаете? — попыталась оправдаться, но он обернулся и его ироничная ухмылка была красноречивее любых слов.

Теперь, когда он снял маску, в этом тусклом свете, смогла разглядеть его. Он оказался почти лысым, только мелкий ёжик тёмных волос с выбритыми полосками возле висок. Мешковатая одежда мешала разглядеть фигуру, но нетрудно догадаться, что в таких условиях хлюпик вряд ли выживет. А он очень быстро смог затащить меня в дом. Лицо интересное, запоминающееся. Широкая челюсть, брови дважды порезаны пополам, из-за чего лицо казалось мрачнее, чем есть на самом деле. Мне понравились его глаза. Не взгляд в эту секунду, а общее впечатление. Когда смотришь на человека и в голове словно лампочка загорается понимания, кто перед тобой. Не зря говорят — глаза — это зеркало души. У него она красивая. Светло-зелёный цвет глаз, смотрит как будто бы и не на тебя, а куда-то чуть выше линии глаз. Это успокаивало и располагало к общению. Сама не заметила, как почувствовала себя рядом с ним в безопасности.

— Пытаемся выжить, — он развёл руками, показывая своё богатство. — С одной стороны нежить преподнесла нам подарок, здесь практически не бывают мародёры. Мы уже несколько месяцев живём в этом доме, чужих в окрестностях почти не вижу. А Нью-Йорк большой город, но страх ещё больше. Думаю, что можно считать, что нам повезло. Здесь есть еда, вода, можно найти всё, что угодно. Эта плита работает на батарейках, которые можно подзарядить от солнца, запас неограничен, в часе езды отсюда есть склад. Думаю, что через пару месяцев мы переедем туда жить.

— Ты предлагаешь мне остаться? — видя его воодушевление, спрашиваю осторожно.

— А почему нет? Не знаю, что там произошло, но я видел вертолёт, часами летающий над городом. Слышал автоматные очереди, на которые сбежались все монстры этого района, а потом увидел тебя в одиночестве удирающую от этих тварей. Ты далеко забралась, значит сильная и выносливая. А здесь живут в основном старые люди. Им нельзя покидать город, за его пределами их ждёт скорая смерть. Да и мне не особо хочется лезть в мир, где, шутка ли, обитают вампиры. Смешно, не правда ли? Потребовался конец света, чтобы предсказания «фильммейкеров» сбылись и сверхъестественное полезло из всех щелей. Так и живём, — пока говорил, мужчина освободил заваленный стол и стулья, приглашая располагаться поудобнее.

— Да, мир совсем не тот, что раньше, — улыбаюсь скупо, понимая, что совершенно не знаю, что сказать.

Главное, не понимала, что дальше делать. Как вернуться в поместье? Бензина явно не хватит. Когда планировала поездку сюда, об обратной дороге почти не думала, веря, что смогу раздобыть бензин в таком большом городе. Но ещё в пригороде заметила опустошённые автозаправки со стёртыми надписями «Бензина нет». Теперь оказалась здесь, на распутье. С одной стороны Маркус, а с другой…

— Я не представилась, — проговорила, негромко кашлянув. — Меня зовут Фрида.

Кажется, это имя слегка удивило его и он немного замешкался, прежде чем ответить.

— Зови меня… Тай, — он загадочно улыбнулся кончиками губ и протянул руку для приветствия. — Рад познакомиться с тобой, Фрида!

— Взаимно! — принимая рукопожатие, ответила я.

— И что же мне с тобой делать, Фрида? — задумчиво тянет Тай, усаживаясь напротив.

За его спиной уютно хрипит небольшой чайничек, свет от ламп на батарейках создают интересную игру света и тени, отчего цвет глаз мужчины кажется неестественно ярким. Почти с сожалением прогоняя наваждение, раздумываю над его словами.

С его слов, поняла, что здесь доживают свой век старики, которые чудом смогли пережить пандемию. Также в здании находится несколько энтузиастов, среди которых есть внуки этих стариков. Молодые днём рыщут по городу, собирая всё, что может пригодиться. Самым ценным были книги. Они были на грани, ведь условия среды, где нет людей, плохо располагают к долголетию печатной продукции, а ведь именно в них хранится забытый поколением двадцатого и двадцать первого веков ключ к выживанию в мире без высоких технологий.

Интересно, каким будет этот мир лет через двадцать? А через сорок? Сто? Насколько он изменится? А что останется неизменным? Наверное люди. Они так и будут как милосердными, так и жестокими. Сострадательными к немощным, и безжалостными к «не таким». Если только «не такой» не получит власть над ними. Тогда история пойдёт совсем по другому пути. Какая роль будет отведена людям? Пища? Домашний разумный скот? Или же это будет гармоничный симбиоз двух видов? К чему приведёт новую цивилизацию Маркус? Хочу ли участвовать в этом? И позволят ли мне?

Тай даже не догадывается, что сидит рядом с участницей всей этой свистопляски. Наверное, он думает, что я просто потерянная девушка в этом огромном брошенном на произвол судьбы мире. И сейчас понимаю, что хочу, чтобы всё так и было. Потому что тогда мне не пришлось бы примерять на себя странную роль спасительницы человечества.

Оглядевшись, по-новому посмотрела на то, что было в комнате. Так выглядит переходный период истории. Консервы и лампы на батарейках. Это даже не смешно, учитывая, что было доступно людям каких-то полгода назад. Всё ушло в бездну. Заставляет задуматься о бренности существования. Но не сейчас, слишком много мыслей возникло после того, через что прошла каких-то несколько часов назад. Кажется, что поместье осталось в другой вселенной. А вертолёт и крики Линды в ином измерении. Здесь и сейчас я в безопасности, но так будет не всегда. А значит нужно принимать решение. И похоже мне скоро придётся встретиться с Маркусом и принять его злость за мой побег. Нельзя убегать от своего настоящего, оно всё равно настигнет. Зная, сколько времени вампир потратил, чтобы найти меня, он найдёт и вновь. И тогда не знаю, что может произойти. Лучше, если прямо встречу его гнев. Осталось только понять, как это сделать.

Тай смотрит на меня, крутит в руках чашку, от которой идёт горячий пар. Смотрит с интересом, но каким-то разочарованием. Словно знает, что скоро уйду. Жаль, мне кажется, он хороший. Правильный, но очень печальный. Словно та ноша, что он взвалил себе на плечи оказалась слишком непосильной, но он продолжает её тащить, как какой-то атлант, что держит небо. Вдруг остро почувствовала желание разделить с ним эту ношу. Присоединиться к нему. Было подалась вперёд, но резко опустила взгляд в свою чашку. Нет. Будь я девушкой без памяти на шоссе — да. Но теперь знаю, кто я. Знаю, что у меня есть прошлое. Знаю, какая ответственность лежит на моих плечах. И, как бы ни хотелось, бежать нельзя.

***

Тай оказался удивительным человеком. Ещё более удивительным, чем могла предположить. Я не стала рассказывать ему свою историю, только сообщила, что мне нужно вернуться туда, откуда пришла. Конечно, он расстроился из-за моего отказа остаться с ним, однако принял моё решение и пошёл навстречу. Это было очень странно и необычно, поскольку я даже не знала, как отблагодарить за его помощь. Он предложил мне мотоцикл. И бензин. И приют. И еду. Он само олицетворение доброты, что немного настораживало, однако не было причин ему не верить.

Сейчас мы находились на крыше и слушали город.

Он так и сказал: «Идём слушать город».

Это так удивительно — лежать в шезлонге на крыше двадцатиэтажного дома, смотреть на звёзды и слушать, как белые упыри шастают далеко внизу. Тай объяснил, что если они проберутся в дом, он услышит. Именно поэтому он и построил загородки на каждом этаже. Именно поэтому в доме заселён только последний этаж. На такой высоте они нас не чувствую. Но если им взбредёт забраться в дом, то каждое препятствие будет отговаривать их идти выше, а Тай будет знать, что они рядом. Как признался мужчина, это не спасение. Люди в этом доме не смогут уйти, даже если упыри будут прямо за дверью. Все это знали, поэтому дозоры были для тех немногих молодых, кто остался. Два высотных дома соединены толстым канатом, по которому можно перейти с одной крыши на другую. Это же сделано и со следующим домом, а в нём, в подвале, есть убежище, в котором можно переждать ночь. Там такой узкий проём, что по коридору до подвальной двери может пройти только один. Поэтому есть шанс отбиться.

Тай говорит, что не уверен, что им когда-нибудь придётся воспользоваться этой защитой. Он не уверен, что сможет бросить тех, заботу о которых взвалил себе на плечи. При этом он так посматривает на меня, что хочется провалиться сквозь землю от стыда, но я не могла ответить ему да. Поэтому молчу и слушаю город.

Ошибочно считать, что мёртвый город тих и молчалив. Нет, он обладает собственной мелодией одной высокой тонкой ноты. Каждый звук порождает страх и отчуждение. Здесь всё — невыносимое одиночество, отказ, перерастающий в негласный запрет. Мы знаем, что хранит в себе мёртвый город. Что скрыто за тёмными провалами окон, в подвалах и на крышах, в переулках, магазинах, под землёй. Мертвецы. Сотни, тысячи, миллионы мертвецов! Для них город стал братской могилой и поэтому здесь так холодно и сыро. Мы на кладбище, обряженном в бетонные одёжи. Здесь каждый будет чувствовать себя неуютно. Ведь, что за дикость — в наше время и мертвецы могут быть живыми. Сейчас, пока город пуст, большинство зарылись в подземные тоннели-лабиринты, в которых никогда не было видно солнца. Там они спят, похожие на высохших, застывших в вечности, мумий. Пергаментная кожа, пустое выражение лица. Так можно счесть их за мёртвых, но это ложь. Они спят, в своём безликом, чуждом разуме, выжидая добычу. Готовые проснуться, когда мимо пройдёт живой человек.

Такими стали города. Ловушки, где в любом достаточно тёмном доме можно встретить мертвеца, который не мёртв.

И поэтому слушая этот мёртвый город, вздрагиваю от каждого непонятного шороха, будь то скрип оконных рам, хлопанье на ветру дверей, крик ночной птицы. Любой звук вызывает опасения — за каждым могут скрываться они.

***

Мне неловко. Чувствую себя нехорошо после долгой бессонной ночи. А Тай улыбается, щурится от ярких лучей проснувшегося солнца. Ему хорошо, привык спать в мёртвом городе, отдаваясь на волю дежурившим, сменивших нас на рассвете.

Сейчас мы в длинном светлом зале, который служит столовой, в окружении крепких старушек и стариков. Время завтрака, все бодры и веселы. На меня смотрят с любопытством, многие даже не догадываются о том, как попала сюда. Не думаю, что им понравится узнать, что из-за меня произошло прошлой ночью.

Старушка с волосами мягкими и редкими как пух подкладывает мне картошку в тарелку, смотрит очень тепло и заботливо. Она такая светлая, неземная, что скоро понимаю — её нет с нами. Эта старушка ещё недавно была женщиной, но после конца света она ушла, уступив место своей замене — простой, недалёкой и улыбчивой. Здесь она нашла приют, простое дело — помогать на кухне. О ней заботятся, её жалеют, но она всё равно не вернётся. Ещё одна маленькая трагедия большого мира.

— Спасибо за помощь, так, наверное, нужно сказать? — поднимаю взгляд на сидящего напротив Тая, с удовольствием уплетающего непонятные консервы с картошкой.

— Не за что, — он ухмыляется и кивает на мою тарелку. — Ешь, а то Магда обидится. Она любит новеньких, любит людей. Ещё погоди, скоро подсядет, будет выпытывать, что в мире твориться.

— А тебе самому не интересно? — следую его совету и притрагиваюсь к пище.

— Всё, что мне нужно, я давно уже узнал. Теперь остаётся только ждать перемен.

Он похож на чеширского кота, такой же переменчивый и загадочный.

Мне жаль с ним расставаться. за столько короткое время, что мы провели вместе, он показался мне самым удивительным человеком, которого встретила за всё время своего нынешнего существования. Даже Маркус меркнет перед ним.

Тай спас меня, привёл в свой дом, накормил, выдал новую одежду, представил хорошее тёплое место для сна. Он даст мне мотоцикл и бензин, что бы могла вернуться в поместье. Он ни о чём не просил, помогает этим людям и они любят его за это. Бескорыстен, добр, весел, не смотря на то, что происходит вокруг. Вижу очень много хорошего в нём, но в тоже время, что-то начинает меня смущать. Мне кажется, есть какая-то загадка, тайна, которую не прочь узнать. Но… мне нужно ехать.

Там, в поместье, меня ждёт Маркус. Ждут исследования, ждёт ответственность, от которой так глупо сбежала. Конечно, могу придумать оправдания своему поступку, но по моей вине погибли мои защитники. Они сделали это, чтобы я выжила. Эта жертва не даст мне быть легкомысленной, я должна понести ответственность за свои ошибки. Поэтому сегодня покину этот оазис добра и вернусь туда. Хочется сказать, что это мой долг, но я не буду столь высокомерной, чтобы рядить важные вещи в такие слова. Это просто то, что должна сделать, не смотря на всю мою симпатию к Таю и этим людям.

Глядя на него, мне кажется он знает, о чём сейчас думаю, и принимает моё решение.

— Не грусти, Фрида, — он склоняет голову набок, чуть прищурившись. — Я уверен, путь нашего мира закончится на чём-то хорошем. Всё не может быть так плохо, как ты думаешь.

— Что? — посмотрела на него и поняла, что потеряла нить беседы. Так бывает, если слишком глубоко уйти в свои мысли. — Прости, я немного задумалась…

— Просто помни, что мир не может постоянно быть ужасным. Всё плохое имеет и обратную сторону. Нужно постараться найти её, иначе начнёшь и в хорошем видеть одно зло.

Слышу личный опыт в его словах. Вероятно, он прошёл через них насквозь и теперь принимает эту правду в своём сердце. Поэтому слова и цепляют — они живые и бьются в его груди.

— Надеюсь, что ты прав, — улыбаюсь, кивая ему в ответ. — Но пока я стараюсь так глубоко не думать об этом. Не могу сказать, что было со мной во время конца… Можно сказать, я родилась после пандемии и вижу только этот вариант мира. Поэтому и принимаю его таким, какой он есть, не задумываясь об утраченном.

— Тогда я желаю тебе удачи в твоём будущем! — он опять улыбается.

На его губах играет эта чарующая мягкая улыбка, от которой так тепло на душе. Неудивительно, что все вокруг так смотрят на него. Он их главный, тот, кто знает, что такое ответственность. Мне многому стоит поучиться у него.

Прячусь в кружку с чаем, смущаясь. Сейчас чувствую себя девчонкой рядом со взрослым. Но это чувство не приносит безопасности. Нет защищённости, потому что я не его девочка. А совершенно чужая, случайно оказавшаяся рядом с ним. И скоро мне придётся покинуть его. Но не забыть.

***

— Фрида, если тебе что-нибудь понадобиться — приезжай. Здесь тебе всегда будут рады, — он смотрит внимательно, говорит вдумчиво, отдавая отчёт своим словам.

Мы за пределами дома, в нескольких кварталах, на закрытой парковке, где стройными рядами, как на кладбище, хранятся автомобили и мотоциклы. Несколько на ходу, ими часто пользуются, путешествуя за необходимыми для выживания вещами по городу. Красный достаётся мне. Полный бак, хромированные детали, сказка, а не мотоцикл. Но мне всё равно тревожно. Теперь, по-настоящему зная, каким стал этот мир, и к чему может привести поломка… это путешествие уже не кажется таким лёгким, как было в начале. Теперь знаю, что может скрываться за поворотом.

— Надеюсь, что мы ещё увидимся, — отвечаю неловко. — Тай, ты удивительный человек. Самый удивительный из всех. Благодарю тебя за всё, что ты сделал. Без тебя, я здесь не стояла бы. Ты настоящий спаситель, и я надеюсь, что твой путь будет светлым. Желаю тебе и твоим друзьям пережить эти смутные времена…

— Оставайся с нами, Фрида, — он перебил меня, схватив за запястье, подойдя почти вплотную. — Зачем тебе куда-то ехать? Здесь есть всё, что нужно, Фрида. С нашими запасами мы сможем годами держать оборону и никто, ни человек, ни упырь, ни любое другое сверхъестественное существо не посмеет причинить нам вред. Оставайся! Ты понравилась остальным, мы примем тебя в нашу семью. Ты же можешь погибнуть там, в пути! Зачем ты уходишь? Я вижу сомнения на твоём лице, не нужно сомневаться! Мы сможем позаботиться о тебе! — он говорил горячо, слишком горячо и слишком отчаянно.

Да. Теперь вижу это в его глазах — отчаяние, тоску и печаль. Осенний сплин на его сердце, такой мрачный и холодный, что хочется выть от силы северных ветров, проснувшихся в его душе. Он — само воплощение страдания. Вижу, почему он такой светлый. Это не доброта, а искупление прошлых грехов. Он молится на них, пытаясь загладить свою вину. Но что мог сделать такой как он? Какое зло он взял на душу, что так терзает себя?

Порываюсь вперёд и прижимаю его к своей груди. Мне хочется согреть его, защитить, убрать всё зло, что окружает его душу. Напомнить, что в этом мире есть и хорошее.

Он пахнет осенью, костром, дымом, и земляникой. Такой удивительный букет, совсем не свойственный мужчинам. Этот запах ассоциируется с домиком на берегу туманной речки, окружённого сосновым бором. Из дымохода струится серый пар, а в отдалении виднеется мельница, с тяжестью вращающая колесо времён.

Да. Правильная догадка. Он словно время, струящееся как песок, доброе, вечное, никогда не останавливающееся время. Время не может быть безжалостным, ведь оно — всё, что у нас есть. Секунды, минуты, дни… Таким вижу Тая. И кажется, что где-то в глубине души всегда знала его. Словно он был постоянно рядом, просто не смотрела на часы, чтобы увидеть его.

Касаюсь губами его губ, они мягкие и тёплые, и немного солёные, потому что кто-то из нас двоих плачет. Пальцами сжимаю его футболку, боясь, что он разомкнёт объятия, боже, как он целуется!

Я горю рядом с ним, воспламеняюсь до самых кончиков своей оголённой страхом души. Дрожу от огня и слушаю, как быстро-быстро бьются наши сердца. Он дорожкой поцелуев чертит узор на моей шее и от каждого касания внутри меня вспыхивает и сгорает вселенная цветов.

— Фрида, — мурашки по коже от того, как он произносит моё имя. Так нежно, хрипло, с тяжестью, подобно якорю, упавшему на дно.

Он тянет за собой и я с головой погружаюсь в эти чувства. В этот упоительный, невыносимый, яркий, согретые биением двух сердец миг, когда прошлое и будущее смешалось как под воздействием трипа, где всё меняется, становится не тем, чем кажется. Погружаюсь на глубину вслед за ним. Тянусь руками, путаясь, боясь потерять касания, мне кажется, что мир вокруг исчез, сокрытый мглою наших тел. И страх проходит. Мне больше незачем бояться.

***

Дорога, покрытая солёным песком из моих слёз. Я бросила его. Ушла, сбежала, покинула. Исчезла и растворилась в полуденном солнце. Не могла остаться и он, как будто, понимал почему. Это боль наполнена желчью и злостью. В ней растворяются мои желания, оставляя за собой только пустоту. В первый раз чего-то захотела своего и моё желание оказалось невыполнимым. Разве это не жестоко? Самостоятельно лишать себя того, чего хочешь. Только раскаяние, муки совести, самобичевание способны заставить отвернуться от себя самой. У меня есть крест, моя расплата за первое желание — узнать себя, вспомнить своё прошлое. Гибель тех людей моя вина. Моя память, моё первое преступление. Непростительная глупость, самонадеянность и наивность. В этом мире такие качества не проходят даром. Они ведут к гибели. Если бы оказалась в эпицентре пандемии — быть мне мёртвой, так как дети погибают первыми.

Ускоряюсь, объезжая заторы и приближаясь к границе карантина. Для города прошлая ночь была урожайной, она забрала новые жизни, добавив новые души в свою коллекцию. Годы спустя, когда в город придут люди, они будут спрашивать себя, что случилось на улице Паердегат? Откуда там взялся вертолёт? Новый мир, новые легенды…

Я тоже буду творить свою историю. Мне предстоит тяжёлый путь рядом с Маркусом, вампиром, который может испугать. Он — моё прошлое и моё будущее. Не Тай, не его интересная семья в заброшенном городе, а Маркус, учёный-вампир, тот, кто с моей помощью избавит мир от белых упырей. Он сможет это сделать, я видела его глаза.

Холодные, мёртвые, наполненные призраками прошлого. Жестокий, но по отношению ко мне невероятно мягкий, как будто бы я пушинка, которую любым неосторожным движением можно сбросить вниз. Иногда и правда себя такой чувствую — невесомой, нереальной, пустой. Мне хочется наполнить себя, но не думаю, что Маркус сможет мне в этом помочь. Боюсь наоборот захочет оставить меня такой, какая есть. Мне кажется, что он предпочтёт запереть меня в поместье и скрыть от посторонних глаз, чтобы вновь не потерять. И мой поступок лишь убедит его в этом. Моя тюрьма, моя клетка, моя судьба. Быть подопытной крыской не так страшно, если знаешь, что это может спасти мир. Но рядом с холодом, сам замерзаешь, превращаешься в снежную королеву, не способную на любовь. Маркус вытянет из меня все соки, потому что по-другому вампиры не умеют любить людей.

«Прости меня, Тай» — мысленно обращаюсь к своим недавним воспоминаниям. Мне хочется тепла и любви, хочется развернуться на сто восемьдесят градусов и вернуться назад, на солнце, в дом, где меня ждут. Уверенна, Тай сейчас смотрит на город с крыши, выискивая в переплётах грязных улочек отблеск моего красного мотоцикла. Как будто бы слышу, как бьётся его сердце в нетерпении увидеть меня. И чувствую, как разрывается собственное от бессилия, невозможности предать свой рассудок. Меня тянет вперёд, к Маркусу, к своим обязанностям, от которых совсем недавно открещивалась. На той бесконечной дороге уже знала, к чему приведёт встреча с Алистером. Та фотография, его слова — якоря на моей шее, я оказалась в ловушке. И самое страшное — это знание, что ты себе больше не принадлежишь. Как жаль, что по-настоящему понимаю эти слова только сейчас.

Будущее предопределено, смирись с этим Фрида и постарайся выжить.

***

Поместье встретило гробовой тишиной. Здесь было пусто, как в покинутом городе. Не ощущалось присутствие людей, как будто их здесь никогда и не было.

Поставив байк на подножку, стянула с головы шлем и прислушалась. Ничего не слышно. Только в отдалении пение птиц да ветер, тянувший от самого Нью-Йорка белые тучи, заставлял шелестеть листья деревьев. Как от дурного предчувствия, по телу прошёл озноб, отчего передёрнула плечами.

Слезла с байка, потянулась, оттягивая момент, когда нужно будет открыть дверь и войти внутрь. Нахлынуло нестерпимое желание: пусть там никого не будет. Пусть мне не придётся принимать решение. Пусть мне нужно будет гнать во весь опор обратно в заброшенный город к Таю, пытаясь обогнать надвигающиеся сумерки. Это желание было таким сильным, что зажмурилась, пытаясь успокоить невыносимую чувствительность сердца. Так нельзя.

Поэтому открыла глаза и подошла к входным дверям. Протянула руку и, с секундной заминкой, потянула ручку на себя.

В доме было пусто. Чувство покинутости отражало недобрые предчувствия, возникшие на улице.

Как же здесь тихо! Так тихо в последний раз было тогда, когда только появилась в поместье. Первые день — меня не хотели напугать. А теперь наоборот — отсутствие людей пугает. Мой путь пролегал из комнаты в комнату, через библиотеку, несколько гостиных, обеденных залов, кухни. Я обошла все комнаты первого этажа и поднялась на второй. Комната за комнатой, дверь за дверью. И каждый раз сердце обмирало от страха — кого могу здесь найти? Если ли хоть кто-нибудь?

Есть.

Последняя комната, в которую вошла, была не пустой. Моя комната, её приберегла напоследок. И её открывала с самым большим страхом, потому что знала, что если кого-нибудь смогу найти в этом пустынном доме, так это будет он. А я знаю, что он принесёт мне.

— Маркус, — на выдохе восклицаю его имя, замирая в дверях.

Он стоит ко мне спиной, отчего его фигура погружена во мрак на фоне открытых окон. Длинные невесомые занавески развеваются на ветру, то поглощая мужчину, то расходясь в стороны. Так он похож на чёрного ангела с белыми крыльями, но я знаю — ангелов не существует. И он не будет добрым.

В его руках тлеет сигарета, Маркус молчит, никак не показывая, что происходит. А мне хочется кричать, ведь то, как он ведёт себя страшнее любого другого проявления гнева. Меня ждёт наказание и от этого покрываюсь липким потом.

— Когда ты попала сюда, я рассказал тебе историю нашей жизни, — его слова звучали глухо, как будто нас разделяет толстое стекло. Стук моего сердца перебивал его голос, и я не могла ничего с этим поделать.

— Ты отказывалась мне верить и я не стал настаивать, понимая, что тебе нужно время прийти в себя. И в какой-то момент начинало казаться, что ты созрела. Всё было хорошо — ты принимала жизнь, ни на что не жалуясь. Я не пытался сделать из тебя ту, какой ты была раньше, Фрида. Понимал, что такое отношение будет губительно для нас обоих. Я не навязывал тебе своё общество, не удерживал силой, давал всё, что ты хочешь. Всё, о чём я просил тебя — оставаться в поместье, потому что знал насколько опасен мир за пределами этого дома. Я каждый день сталкиваюсь с такими вещами, что волосы встают дыбом даже у вампира от того, что творят люди друг с другом. Ты была несчастлива, Фрида? — он стряхнул пепел с сигареты на пол и затянулся. — Нет, не была. Ведь у тебя был я.

Мужчина развернулся и я отпрянула, натыкаясь на закрытую дверь. Маркус выглядел хуже и страшнее белых упырей. Цвет глаз изменился с зелёного на ярко-красный, он был в бешенстве. Черты лица исказила ярость, подобная бушующему урагану, вот-вот готовому разразиться за окнами спальни. Он смотрел на меня как на букашку, посмевшую встать у него на пути. Как будто я мерзость, которую и раздавить-то противно, не то, что убрать с дороги. В его глазах было столько презрения, что комната поплыла от слёз, готовых прочертить позорные дорожки по моим щекам. Я горела от страха и стыда, боясь того, что он со мной сделает.

— Я, Фрида! — гневно выпалил мужчина, прорываясь через мой страх, отчего сжалась, как от удара. — Тебе больше ничего в этом мире не должно быть нужно, Фрида! У тебя есть только я, запомни это! — он почти кричал, впечатывая в мой разум свои страшные слова. — А ты, дрянь, решила от меня сбежать. И куда же? В Нью-Йорка на встречу с упырями?!

— Нет! — закричала, не выдержав морального истязания. — Я не… Я просто хотела узнать, кто я! Мне это было нужно!

— Тогда почему ты всё проделала тайно, Фрида? — вкрадчиво, как змей, прошипел он. Мужчина с презрительной улыбкой покачал головой. — Ты так слаба и глупа, что даже не попробовала убедить меня в том, что тебе это нужно? Я единственный, кому в этом мире не наплевать на тебя, Фрида! Это я искал тебя, пытаясь спасти от Кроноса. Я позаботился о тебе, дал этот дом, дал всё, о чём тысячи выживших и не мечтают! А что ты сделала для меня, Фрида? Тайно, ночью, сбежала из поместья! Это твоя благодарность за всё то, что я для тебя сделал?

— Я не…

— И это всё, на что ты способна? — слышу иронию в его глазах и вижу, как огненное, красное пламя отступает, уступая место яркому свету зелёных глаз. Он успокаивается, кажется он понял, что я хотела ему сказать. — Мне жаль тебя, Фрида, но ты слабая. Обычная девчонка, наделённая необычной силой. Перефразируя известную поговорку: «ламиями не рождаются, ими становятся». К сожалению, но это не твой случай.

— Что ты сделаешь со мной? — прошептала, сглотнув и неотрывно следя за мужчиной.

— То, что нужно было сделать давным-давно — вылечу тебя, — он усмехается, а затем указывает на графин, стоящий на стеклянном столике возле одного из открытых окон. В графине прозрачная жидкость, а рядом пустой хрустальный бокал.

— Я не буду тебя ни к чему принуждать, Фрида. Я не злодей и не монстр, но и вытирать об себя ноги не позволю. Ты вернулась сюда, а значит у тебя есть весомые причины оставаться в этом доме. Но теперь всё будет по-другому. Отныне ты будешь жить по моим правилам, Фрида, иначе тебе не понравится то, что будет дальше. В этом графине яд, который заглушит твою вторую сторону. Каждую неделю ты будешь пить его, подавляя ламию внутри себя. Так ты будешь оставаться человеком, так мне будет удобнее изучать тебя, ведь ты не забыла, почему ты так важна, Фрида? Скажи, ты думала об этом, когда направилась в Нью-Йорк? Что-то мне подсказывает, что нет, — он покачал головой. — Выпей и я прощу тебя.

— Ты правда хочешь, чтобы я выпила это? — в горле пересохло и от этого голос прозвучал глухо.

Подошла к столику и взяла пустой бокал. Подняв на просвет, увидела, что с внутренней стороны он обсыпан белым порошком. Обернувшись, посмотрела на Маркуса. Невозмутим, вся страсть слетела как будто была наигранной. Всё это лишь игра моего воображения, он не способен испытывать сильные эмоции. Но может это иллюзия? Может на самом деле он ненавидит меня? И держит в угоду своим тайным мыслям. Может всё, что нас связывает это лишь цель восстановить баланс в этом мире. Такая благородная цель… она способна породить и менее естественные союзы. Интересно, какой я была раньше? Ведь очевидно — нынешняя я не устраивает его. Он ожидает чего-то другого, чего-то, что не могу ему дать. И от этого он так холоден, но в то же время заботлив. За всё это время он даже не поинтересовался судьбой тех, кого послал за мной. Как будто их судьба ему безразлична. Со мной он также поступит, когда перестану быть ему нужной?

Нет.

Это не его вариант, здесь что-то другое. Более глубокое, более тайное. Здесь кроется вина, которая мелькает в его зелёных глазах. Он виноват передо мной, но у меня нет ключей, чтобы управлять его чувствами. Как и нет способности так с ним поступить. По сути должна отбросить от себя эти мысли, иначе они заведут меня в чащу собственных иллюзий.

Такой вампир, как Маркус, не способен на добрые чувства. Он признаёт только слово «владеть». Он может только обладать и не способен отдавать себя кому бы то ни было. Это обрекает его на бескрайное одиночество, из которого сложно найти выход. Но по-другому он не умеет и не хочет. А может это ему и не нужно, учитывая, какие задачи он перед собой ставит. Он пытает восстановить общество, создать порядок из того хаоса, что разразился после пандемии. Пытается наладить новый быт. Это требует нечеловеческих усилий, ведь как вампир он является для людей страхом. Такое испытание может пройти не каждый и возможно поэтому он такой, какой есть. Холодный, сдержанный, но в тоже время агрессивный, склонный к насилию. Он обладает проницательным умом учёного, но сердцем зверя. Всю жизнь балансируя на этой грани между льдом и пламенем, вампир предстал цельной личностью, в котором можно быть уверенным, если ты готов принять как светлую, так и тёмную сторону.

Мне остаётся лишь напомнить себе, почему я здесь. Выдержать его удар и не сломаться. Я никогда не была ламией в этой жизни. В этом незнании скрывается слишком многое. Что потеряю, если приму этот яд? А что приобрету? Маркус говорил, какими они могут быть сильными, но я не являюсь полноценной ламией, так что всё это лишь в теории. Значит яд?

— Фрида, если ты не примешь яд, вся твоя жизнь пойдёт по другому пути, — ответ пронёсся по краю моего сознания, отчего почувствовала угрозу в его словах.

Я принимаю этот вызов.

— Когда я только появилась здесь, — заговорила размеренно, тщательно подбирая слова, понимая, как многое от них зависит. — Ты сказал, что моя кровь является причиной появления белых упырей. Меня видели в последний раз в городе, откуда явились эти монстры. Ты считаешь, что в этом виноват Кронос. Что он что-то сделал со мной и поэтому я являюсь ламией лишь на половину. Также ты сказал, что можешь с моей помощью уничтожить этих тварей. Ты занимаешься исследованиями, благодаря которым найдёшь способ их уничтожить. Без меня у тебя ничего не получится — это твои слова, — я негромко хмыкнула, а затем открыла графин и поднесла его к губам.

Бесцветная и безвкусная жидкость, от неё веяло холодом. Маркус наблюдал за мной со стороны, напоминая хищника перед прыжком. Он внимательно слушал, что говорю, взвешивая каждое слово, отчего по спине прошла волна мурашек.

— Как я могла в это поверить, если из доказательств у тебя была только фотография и одно лишь имя в моих воспоминаниях? — улыбнулась и поставила графин на место, из-за чего Маркус напрягся. — Мне было нужно нечто более весомое. Я не доверяла тому, кто держал меня в поместье, скрывая от всего мира. Мне хотелось знать больше. Поэтому тайно, ночью, я покинула это место и направилась в Нью-Йорк. Узнала, где жила раньше и решила посетить это место, чтобы пробудить свои воспоминания.

Мне пришлось выдержать паузу, в течении которой неотрывно смотрела на него. Пусто. Никакого отклика или слабины. Он просто ждёт моего решения. Негромко вздохнув, вновь взяла графин в руки и на этот раз наполнила им свой бокал.

— Оказавшись в доме, я нашла портрет. Тот самый портрет, Маркус, — сказала тихо, повернувшись к нему спиной. — И вспомнила нашу первую встречу. Тогда меня звали Лея, а ты представился Марком. Помнишь? Это моё единственное воспоминание из прошлого и оно связано с тобой.

Негромко рассмеялась, поднимая бокал.

— Как после этого могу уйти? Как могу сказать нет всему человечеству? Сказать нет — тебе? Я, наверное, глупая, разве мог умный человек заснуть в том доме и проспать до самого заката… Из-за меня погибли мои телохранители. Погибла Линда, умер Хейл. И всё по моей вине. Потому что поставила свои интересы превыше чужих жизней. Непростительная глупость, но теперь знаю правду. Я верю тебе, Маркус!

Оборачиваюсь и вижу его, ранее скрытые, ожидания. Он ждёт моего признания, как будто от этого зависит судьба мира. Чёрт, да так и есть!

— Я остаюсь, Маркус. Ты — единственное звено с моим прошлым. Но я больше не хочу смотреть назад. Я должна смотреть в будущее, в котором не будет белых упырей. В котором люди смогут без боязни покидать свои дома после заката. Ведь других вариантов нет.

Подношу бокал к губам, вижу нетерпение в его взоре, как он подаётся вперёд. Горечь наполняет меня до дна и с каждой каплей огнём обжигает горло. Поперхнулась, но выпила всё и со звоном поставила бокал обратно на стол. Секунду ничего не происходило, а затем перед глазами всё поплыло и я облокотилась о стол.

Почувствовала его руки на своей талии, он крепко прижал меня к себе, касаясь пальцами моей спины.

— Я хочу большего.

Его первые слова прокатились дрожью по моему телу, резко стало холодно.

— Фрида, я дам тебе мир, если ты скажешь мне да. Всё, что ты захочешь, будет твоим. Ты никогда не будешь больше одинокой. Никто не посмеет причинить тебе вред, никто не прикоснётся к тебе, кроме меня. Ты всегда будешь в безопасности рядом со мной, — он говорил, разворачивая меня к себе и задирая футболку.

Действие яда усилилось, от чего я была готова упасть — Маркус поддерживал меня, постепенно снимая одежду.

— И всё, что я прошу от тебя — это верности. Видишь, какой я щедрый, Фрида? Я не приказываю тебе любить меня и ни к чему не принуждаю. Всё, что ты должна сказать — «да». И если ты сделаешь это, я исполню все твои желания.

Обнажённая, чувствую, как его губы касаются моего тела. Он жаждет обладать мною и воспалённое ядом сознание не пытается сопротивляться. На меня навалилась страшная апатия, безволие, я поддалась этим чувствам и Маркус словно понял это. Мужчина подхватил меня на руки и отнёс на постель. Мягкость и прохлада, почти засыпала, но он взглядом удерживал меня, не давая уснуть.

— Скажи «да», Фрида, — голос потемнел, в нём слышится грубость мужских желаний.

«Прости меня, Тай!» — шепчет ускользающее сознание и я, запрокидывая голову, отвечаю:

— Да.