3

Фрида

Это дорога без начала и конца. Бесконечный путь шершавой, карябающей кожу, поверхности. Бессмысленный грязно-серый цвет, запирающий в своих границах, разделённый как указкой блёклой белой полосой — иди вперёд. От усталости слипаются веки, но остановиться никак нельзя. Словно какая-то сила тащит вперёд, молотком по оголённым нервам: «Скорее, ты можешь не успеть!» И с усилием переставляя натруженные ноги, бреду по опустевшей, застывшей в холоде, дороге.

Рассвет подобен грязной серой тряпке в жёлтых тусклых разводах вдоль линии горизонта. Унылость проходит по телу нестерпимой тоской, жаждой чего-то, что никак не могу вспомнить. Это вертится на языке, на самом кончике, острой иглой проносясь в голове, отдавая в висках нетерпеливостью и непониманием. Что-то не так со мной. Что-то потерялось в этих пустотах, жухлой траве вдоль нескончаемой дороги. Подобно грохоту отгремевшей ночью грозы, что-то случилось со мной в этом пути. Произошло непоправимое, отчего вой срывается с пересохших губ. Я никто. Потерянная заблудшая душа. Что же было? Как оказалась здесь? Куда иду, так отчаянно боясь не успеть? Белый шум скрипит на зубах, пробуждая дикое бешеное раздражение до трясучки, до крепко сжатых кулаков. Не помню. Ничего не могу вспомнить. Бью кулаками по голове, впиваясь пальцами в седые пряди волос. Запрокидываю голову, подставляя лицо ледяному ветру. Пусто.

Полая изнутри, душа на тонкой ниточке привязана к бытию. Жажду улететь отсюда вместе с ветром, наперегонки с мельчайшими пылинками вечности. Мне кажется, что раньше была слепой. И лишь сейчас поистине прозрела в этой дивности существования. Брести вперёд, бесцельно, как малое дитя.

И вдруг происходит осознание — мне не хочется останавливаться. Этот унылый пейзаж воистину чудесен. Он открывается краскам пробуждающегося утра. В нём появился цвет, насыщенный и яркий, оттенки распадаются на мелкие сегменты подобно картине пуантилиста — только основные цвета. Но стоит расслабиться и мир вновь наполняется сочностью предсолнечного утра. Предчувствую рассвет. На небе блёклый серый цвет наполняется глубиной, разряженной серыми дымками, подобно барашкам на воде.

Слышится первое пение птиц. Эти мягкие переливы проникают глубоко в сердце, западая прямо в душу, наполняя её светом. От этой невинности хочется дышать полной грудью. Наполнить себя природой, вдохнуть её внутрь, растворяясь в гармонии законов жизни.

Как жаль, что нас наделили разумом. Только он мешает расслабиться и забыть, что такое мыслить. Жизнь — это невыносимая полоса ожидания. Бесконечное ожидание от мелочей до чего-то серьёзного, большого, цельного.

Путь кончается, за спиной слышится пока тихое и надоедливое, как стрёкот стрекозы, жужжание лопастей вертолёта. Совершенно точно знаю — это за мной. Моя дорога останавливается здесь и сейчас, осталось лишь остановить собственные ноги. Но как же тяжело это сделать! На смену умиротворению приходит страх. Что же это такое? Прикладывая руки к вискам, сжимаю как тисками, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Должно же было что-то остаться! Пожалуйста, ну хоть бы мелочь, строчку песни, одно лишь слово!

Маркус.

***

Жизнь — это бесценный дар, до конца неосознанный, недопонятый, нераскрытый на всю свою мощь. Это слово «быть», здесь и сейчас, захватывая в своей памяти каждую крупицу времени, поглощая настоящее, создавая будущее и сохраняя прошлое. Это невозможное, несопоставимое ни с чем, ведь всё в мире есть часть бытия. Даже небытие является его частью, так как любой человек имеет представление о смерти. Он видит, осязает, принимает смертность, однако отрицает свою кончину. Но что есть разум для бытия? Возможность попытки познания? Раскрытия истины существования? Или всего лишь игра природы, ошибка, насмешка «богов», заставляющая мыслить и сомневаться существо, не приспособленное к подобным усилиям? Люди слишком часто сравнивают себя с животными, веря в эволюционное происхождение, отрицая своё божественное начало. Это как глупая шутка, одним из доводов которой есть слова: посмотрите, как далеко мы ушли от обезьяны и как мало придвинулись к Богу, от которого произошли. Но разве здесь сокрыта истина бытия? Что это такое — быть? Просто следовать за песчинками времени, двигаясь в густые, тёмные объятия тьмы небытия? Или же здесь сокрыта другая игра разума, позволяющая познать то, что нельзя познать? Бесконечная попытка открытия смысла, вот ради чего мы живём. Это то, что делает бытие реальным, учитывая уникальность нашего мозга — его способность сомневаться.

Я вынуждена следовать этой логике и просто поддаваться времени и пространству. Существовать здесь, в эту секунду, создавая для себя якоря, ради которых стоит жить. Моё бытие началось с унылой серой дороги, — и как же символична эта фраза! Я всё ещё следую белой разделительной полосе, открываясь другим желаниям, пытаясь отыскать в этом бытие собственный смысл. Искренне надеюсь, что мои попытки не были напрасны.

дневник Фриды.

***

Замираю на месте, словно напарываясь на непреодолимое препятствие. Шум лопастей за спиной усиливается, ворчливый стрёкот волнами проносится надо мной, чёрной птицей скрывая небосвод. Сильный порыв ветра почти отрывает от земли, заставляя сощуриться от холода и мелких песчинок. Волосы взлетают, закрывая тонкими прядями лицо от мира, путая, ограничивая, мешая видеть. Вертолёт медленно садится чуть впереди, пригибая грязно-жёлтую траву к земле. Остаётся лишь смотреть на того, кто выйдет первым.

Им оказался молодой мужчина в возрасте около двадцати пяти-тридцати лет. Чёрные с белыми прядями волосы, забранные в тугую косу, белая, почти фарфоровая кожа, острый разрез янтарных глаз и чётко очерченные губы говорили о человеке со сложным характером. Он с лёгкостью спрыгнул с подножки вертолёта и уверенной походкой направился в мою сторону.

На его фоне почувствовала себя грязной и неухоженной. Одетый по-военному строго, мужчина выглядел весьма властно в чёрной облегающей одежде, военных ботинках и с широким поясом на галифе. Чистое лицо, прямой холодный взгляд. Смотрел на меня, словно выискивая что-то в чертах. Казалось, он не знает, чего от меня ожидать. Эта мысль напугала больше, чем присутствие мужчины на просторах неизвестной дороги.

— Фрида? — голос спокойный, мягкий, лишь на грани слышится напряжение. Он замирает в нескольких метрах, создавая между нами границу комфорта. Давая мне возможность привыкнуть к своему присутствию. — Что с тобой случилось?

— Кто вы такой? — не обращая внимания на дружеские ноты, спрашиваю в ответ, чуть разворачиваясь, готовясь в любой момент сорваться с места.

— Это же я, Алистер. Твой друг, — на его лице скользит маска участия, принимая всё новые и новые очертания, подстраиваясь под мои ожидания. — Ты не помнишь меня?

— Я ничего не помню, — глупо отпираться, поэтому смело признаю случившееся. — Вы что-то знаете об этом?

— Твоё имя Фрида, — повторяет он. — Тебя похитил один очень нехороший человек. Мне с трудом удалось отыскать тебя.

— Похищение? — сорвалось с губ, в страхе делаю шаг назад. — О чём вы говорите?

— Ты очень важна, Фрида. Важна для всех нас, — продолжил он, расставляя руки в стороны. Он старается быть мягким, старается не напугать, а расположить к себе. Словно я бомба замедленного действия, готовая от любой мелочи взорваться. А он сапёр и это его миссия. — Важна для Маркуса.

— Маркус! — громко воскликнула, чувствуя значение этого имени. То единственное, что смогла вспомнить. Единственный. Кто же он?

— Да, — осторожно сказал он, делая шаг ближе. — Твой близкий друг. Он защищал тебя. Вместе вы работали над очень важным делом. Ты помнишь его?

— Только имя, — отвечаю с сожалением, пожимая плечами.

— Сейчас, — Алистер плавно, без резких движений, достаёт из верхнего кармана военной безрукавки сложенную в пополам фотографию.

Приближаясь ко мне, старается не напугать, но сердце всё равно испуганно бьётся в груди. Протягивая фотографию, подошёл почти вплотную, смотря глаза в глаза. Взгляд притягательный, глубокий, за янтарём скрывается настоящий вихрь страстей, в компании такого мужчины никто не в безопасности. Эмоционально он слишком яркий для рутины, по его венам бежит искра приключений. То, от чего следует держаться подальше, притягивает его.

Разворачиваю фотографию, где нахожу незнакомцев: мужчину и девушку.

Растрёпанные каштановые волосы, заплетённые в слабую косу, яркий почти неоновый цвет зелёных глаз, острые скулы, прямые тонкие брови, уверенный взгляд. Он прижимает к груди незнакомку, скептически смотрит в объектив, иронично улыбаясь кончиками тонких слабо очерченных губ. По одежде легко можно было предположить, что они направляются на какое-то мероприятие. Строгий вечерний костюм у мужчины и лёгкое светло-голубое платье у девушки с короткими чёрными волосами. Она стесняется камеры, но выглядит безусловно счастливой. Тонкая талия, худые острые плечи, чарующая улыбка, нежная внешность, мягкая, как у девочки-подростка. Но были видны детали, заставляющие насторожиться. Девушка подводила брови чёрным карандашом, пытаясь заострить черты лица. Волосы явно крашенные, а на глазах похоже чёрные линзы, скрывающие истинный цвет. Она выглядит беззащитной и ранимой, но что-то такое есть в её позе, какая-то твёрдость, пока скрытая юностью и мягкостью.

Перевернув фотографию, увидела дату и подпись — 2013 год, Маркус и Фрида.

— Я не узнаю его, — вновь перевернув и более пристально вглядевшись в фото, проговорила я. — И себя не узнаю! Это не я.

— Фрида, то, через что ты прошла…

— Нет, — отрицательно затрясла головой, неуверенно пятясь от него. — Я не знаю тебя. Не знаю этих людей на фотографии. Понятия не имею, что происходит. Ты говоришь, что я важна для вас! Прости, но я не могу доверять тебе! — в голосе появились истеричные ноты, которые никак не удавалось подавить.

Слишком долго шла. Дни сменялись друг за другом, всё походило на сон. Словно бы иллюзия смертельно-больного человека, в бреду ловившего галлюцинации. Образ пустынной дороги сначала под палящими лучами весеннего солнца, затем под проливным дождём с колючим острым ветром. Я и чувствовала себя так. Больной, обезвоженной, усталой. Мысли путались, картинка взрывалась волнами дрожи, прокатывавшейся по всему телу. Алистер представлялся лишь игрой воображения, ненастоящий, опасный. Не могла верить его словам, не могла верить в его присутствие, не могла ничему верить.

Фотография падает из рук и мгновенно подхватывается ветром, уносясь далеко в степь. Провожу её безучастным взглядом, чувствуя исполинскую усталость, желание заснуть и не просыпаться. Все переживания отходили на задний план, оставляя тупое безразличие.

Даже не смогла удивиться, когда Алистер в мгновение ока оказался подле меня, обхватывая за плечи и что-то вводя в шею. Конечно это было снотворное.

***

Я могу дышать. Грудь больше не сдавливают тиски напряжения. Мне не нужно бежать, торопиться вперёд. Расслабленная, мягкая, податливая кожа, словно в утробе материнском, тепло и безопасно. Глаза закрыты, пальцами касаюсь простыней. Шёлковая шершавость, прохлада и уют. Перьевые подушки, воздушное одеяло, сквозь неплотно прикрытые веки, виден зелёный тёплый свет. Дышится легко и глубоко, в воздухе разлит аромат фиалок и фуксий. Забираю этот запах глубоко в лёгкие, наслаждаясь блаженством тишины и спокойствия. У меня ничего не болит. Ничто не давит, не мешает, абсолютно свободна от неприятия. Только желудок немного тянет — проголодалась. Вот бы съесть чего-нибудь простого, хотя бы яблочко. Еда. Эти мысли становились назойливыми, нетерпеливыми, как мухи над десертом: противно жужжат и мельтешат перед глазами. Когда в последний раз ела?

Открываю глаза, приподнимаясь на локтях.

Комната в тёплых оттенках от нежно-бирюзового до лаймового цвета. Длинная, вытянутая с несколькими высокими окнами от пола до потолка и с открытыми стеклянными дверями, ведущими наружу. Летящие белоснежные занавески, цветы в вазах по сторонам от двуспальной кровати с балдахином, морские пейзажи на стенах, комната лёгкости и свежести.

Выбравшись из-под одеяла, пошатнулась, схватившись за прикроватный столик, на котором стоял кувшин и бокал, доверху наполненный водой. Осушив залпом, налила ещё и плеснула себе в лицо. Касаясь живота, поняла, что на мне новое платье. Белое в пол на бретельках, подчёркивающее талию. Кто-то помыл меня и переодел. Расчесал волосы, подравнял ногти. Кто-то касался меня без моего ведома. Тогда, когда была беспомощна. Беззащитна, без сознания. Волна стыда прокатилась по телу, заставив щёки вспыхнуть. Готова была разозлиться, но голод оказался сильнее. Потом, позже, когда во всём разберусь.

Подошла к дверцам, ведущим на балкон и выглянула наружу. За пределами маленькой площадки, обставленной двумя декоративными креслицами и миниатюрным круглым столиком, виднелся сад с небольшим неработающим фонтаном в центре. «Дорогой дом», — мелькнула непрошеная мысль.

Вернулась обратно в комнату и закрыла за собой двери. Замерла ненадолго в центре, а затем вышла в пустынный коридор. Так тихо, очень тихо. Обстановка соответствовала уровню, всё дорогое и качественное, но пустое. Смотришь и сразу понимаешь — в этом доме не живут. Это как гостиница-люкс, не более.

Спускаясь вниз по лестнице, услышала негромкие мужские голоса. Поёжившись, приложила руки к плечам, осторожно ступая по мягкому красному ковру. Хотелось услышать, о чём говорят прежде, чем услышат меня. Остановившись перед поворотом, прижалась к стене, прислушиваясь к говорившим.

— Да, всё идёт по графику. Есть небольшие задержки с медикаментами, на складе случился пожар, но они справились с ситуацией, — этот голос принадлежал Алистеру. Спокойный и уверенный, он отчитывался перед незнакомцем, который изредка задавал вопросы по делу.

— Что-нибудь ещё? — приятный голос. С лёгкой хрипотцой, без тонких карябающих граней. Низкий, массивный, придающий уверенности.

— Фрида проснулась и сейчас подслушивает нас, — и по голосу можно было понять, что Алистер улыбается.

— Видимо она ещё не готова с нами встретится, как ты считаешь? — со смехом отвечает его собеседник.

— Это мы скоро узнаем.

Спиной через стену почувствовала направленные на меня взгляды. Смутилась и покраснела, но вышла из-за поворота и застыла в раскрытых дверях небольшой гостиной.

В центре комнаты — два обитых кожей дивана, несколько зелёных дубовых кресел в тон тёмно-коричневых панелей стен. Благородная гамма цвета с элементами осеннего пейзажа на полотнах, развешенных поверх стен. Под ногами приятный с густым ворсом ковёр поверх дубового паркета. В мраморном камине тихо потрескивают угли, спрятанные за узорчатой решёткой, а за окнами, занавешенными тяжёлыми шторами с вертикальными складками, сквозь разрез, виднелся спокойный лес.

В воздухе витал приятный дымный аромат, от чего сразу захотелось есть. Но как можно оторвать взгляд от мужчины-незнакомца, расслабленно сидящего в центре дивана напротив меня. Он откинулся назад, положив руки на спинку, поглаживая пальцами отполированный деревянный край.

Эти глаза, как неоновый взрыв, бьёт в сердце невыносимостью, нетерпимостью, ожиданием чего-то необычного и трепетного. Как сложно оторваться, в них можно утонуть. Зелёные, полыхающие, пульсирующие в такт мерного биения сердца. Он изучал меня как новую книгу, шаг за шагом впитывая чёрточки, уголки, неровности, нервности, мой страх. А я тонула. В том, кто он есть. Кем был всегда.

— Вампир.

Всегда помнила его. Просто позволила себе на секунду отвлечься и сделать вид, что забыла абсолютно всё. Нет. Как могла его забыть? Этот цвет всегда со мной, мелькающий на горизонте подобно северному сиянию, манящий, тянущий за собой. Ведь именно к нему всё это время шла. За ним бежала, пересохшими губами твердила его имя. Забыть? Нет! Просто утонула, а он вытащил как несмышлёного котёнка из воды.

— Маркус, что со мной случилось? — спрашиваю почти жалобно, хмуря брови, беспомощно смотря на него.

***

— Ты ничего не помнишь, — слова как приговор, с которым я согласна.

— Я шла к тебе, — отвечаю на невысказанный вопрос. — Но больше ничего.

Мы оставили Алистера в доме, а сами вышли в сад, переходящий в заброшенный парк, а затем и в густой лес до самого горизонта. Маркус одел на меня пальто в крупную красную клетку и я впервые почувствовала холод. Всё возвращалось, чувствительность, голод, жажда, тепло и потребность жить. Раньше не могла остановиться и расслабиться, теперь всё по-другому. Он со мной.

— Я должен был найти тебя раньше, — в голосе слышится отчаяние человека, потерявшего всякую надежду.

Он не смотрит на меня, только вперёд, сквозь густые кроны голых деревьев на серое тусклое небо. Прячет руки в карманах длинного расстёгнутого пальто, идёт медленно, хмурится.

— Тебя похитили осенью 2013 года. Сейчас начало апреля 2014.

— Как я потеряла память? — украдкой смотрю на него, вижу, как поджимает губы, упрямо смотрит перед собой, задирая лицо.

— Всё не так просто. Сейчас ты не поймёшь почему так всё произошло. Я должен рассказать тебе всё, — он поворачивает голову, искоса смотрит, словно проверяя, смогу ли принять то, что услышу. Сделав выбор, Маркус начинает говорить.

— История началась во времена Римской империи, когда Теневой мир не прятался от людей, а открыто заявлял свои права на кровь и охотничьи угодья. Была бесконечная утомительная война за территорию. Мир двигался к краю.

В те времена существовал культ бога Кроноса, бога времени. Ему поклонялись колдуньи, наделённые уникальными даром видеть прошлое, настоящее и будущее во всех их проявлениях. Более того, в отличие от обычных предсказателей, они умели влиять на время, подчиняя события своим желаниям. Эти ведьмы видели, к чему идёт война и направили своих посланниц к сильным в надежде быть услышанными. В ответ они получили головы девушек на золотых блюдах. Так погибла Друзилла, дочь Корнелии, великой ведьмы того времени.

Из-за непомерного материнского гнева, сила женщины увеличилась и она создала проклятье, полный текст которого не сохранился до наших дней. Но суть его заключалась в чуме. Трижды по земле прокатится чёрная смерть и на третий раз она уничтожит мир.

Когда первая чума проклятия сбылась, под угрозой голода и смерти большая часть сверхъестественных созданий ушла в тень. Так появился Теневой мир. Появились первые законы, главным из которых был постулат волков и овец. «Защищай своё стадо». Тогда же начались гонения на культ ведьм, их почти в полном составе уничтожили после второй чумы, осознавая силу проклятия Корнелии. Саму жрицу четвертовали, а останки скормили диким животным.

Как я уже говорил, не существует полного текста проклятья, остались только обрывки, в которых говориться о белой смерти, способной как одолеть чёрную, так и стать её частью. Можно лишь предположить, что под чёрной смертью Корнелия подразумевала последнего представителя своего культа, сумевшего преодолеть время и стать бессмертным. Речь идёт о единственном колдуне культа Кроноса. В этой «семье» никогда не рождались мальчики, обладающие даром управлять будущим. Мальчики были лишь носителями гена, не более того. Однако последний представитель культа, родившийся в наше время, оказался обладателем дара. Последние столетия оставшиеся в живых ведьмы скрывались, лелея отмщение за гибель своего мира. Рождение мальчика, обладающего даром, они приравняли к чуду и назвали его в честь своего бога — Кронос. И он оправдал возложенные на него чаяния.

Кронос создал сложнейшую цепочку событий, финалом которой оказалась пандемия «белянки», смертельного заболевания, убившего почти всё население земного шара.

Ты знала его под именем Рональд, — Маркус ненадолго прервался, доставая из карманов пачку сигарет. Закурив, он выпустил замысловатую струю дыма в серое небо, тихо вздохнул и устало посмотрел на меня. — Дальше будет самое сложное.

— Про меня?

— Да.

Я узнал о планах Кроноса от своего близкого друга Себастьяна. Это было в начале 90-ых. Тогда ты была совсем маленькой девочкой, а тебя уже искали самые могущественные люди этого мира. И мы, и Кронос, знали, что белая смерть это ламия, сверкающая бессмертная, наделённая генами самых мощных сверхъестественных видов.

Он нашёл тебя первым, опередив нас всего на несколько дней. Забрав из-под носа, Кронос лишил тебя памяти и спрятал с помощью колдуньи, которая раньше работала на нас. Предательница знала все наши уловки и с лёгкостью обыграла наших ищеек. В результате, ты пропала на долгие годы, пока не появилась год назад в клубе в Нью-Йорке.

Я до сих пор не знаю, была ли наша встреча частью плана Кроноса или же он допустил ошибку. Все эти годы он оставался в тени, не проявляя никакой активности. Мы даже не знали точно, как зовут нашего противника, а он, двуличный, прятался на виду, притворяясь то участником рок-группы, то становясь владельцем нового клуба. Рональд казался обычным колдуном, способным иногда видеть будущее. Даже когда он придумал себе псевдоним Кронос, никто так и не смог осознать весь сюрреализм ситуации. Он игрок, и мы охотно играли в его игры.

Твоя история подобна истории многим подросткам. Ты сирота, девочка, не помнящая своего прошлого. Выросла в приёмных семьях, сбежала из последней в тринадцать лет, присоединилась к банде, грабящей придорожные мотели, кафешки и прочую шушеру, разбросанную по запыленным дорогам САГ. Не хочу ничего говорить плохого про твою семью, но из-за них ты была вынуждена работать на Рональда. Возмещать долг за испорченный зал его клуба. Именно там мы и познакомились.

Встретив тебя, не мог поверить в свою удачу. Мне пришлось поступиться твоими правами — я применил к тебе гипноз и взял на анализы твою кровь и спинномозговую жидкость. Результаты подтвердились. Я почувствовал в тебе ламию и ты правда оказалась ею.

Какое-то время мы просто общались. Я помогал тебе понять, что ты хочешь от жизни.

Вампир улыбнулся, касаясь моего плеча.

— Был рядом, когда тебе было плохо. Поддерживал и старался защищать от всех неприятностей.

— Настоящий ангел-хранитель, — не удержалась от иронии. Мне не нравилось то, что он говорил. — Всё это выглядит так, будто бы у меня не было жизни без тебя. Я не верю в это.

— Фрида. Твоё имя — Фрида. Большую часть жизни тебя звали Лея. Имя дали первые приёмные родители. Но твоё имя Фрида. Когда ты узнала правду о себе, отказалась от прошлого имени. Не знаю, мне кажется, что это показатель, — наиграно равнодушным тоном сказал он, останавливаясь.

По старой дороге, мы забрели в самую заброшенную часть парка к заросшей тиной и травой речке, над которой проходил каменный мост без перил, покрытый мхом и лишайником. Голые ветви деревьев нависали над затхлой водой, набухшие почки готовы распуститься и окрасить тусклый лес яркой салатовой зеленью.

Из чащи веяло прохладой, ветер забирался в вырез шерстяного пальто, неприятно холодя кожу. Негромко шмыгнув, поняла, что замёрзла. Искоса глянув на Маркуса, почувствовала приступ зависти. Ему никогда не будет холодно.

— Что было дальше? — спрашиваю, пряча руки в карманы.

Мы направились в сторону моста, за которым дорога раздваивалась — одна вела в чащу леса, другая скрывалась за поворотом. Не сложно было догадаться, что наш путь лежал не в заросшую чащобу, чей финал наверняка заканчивался липкой хлюпающей грязью с крупными лужами от прошедшего на днях дождя.

— Ты помогала мне в создании универсального антивируса. Мы не знали, что и как делает Кронос, всё, что у нас было — данные о предыдущих пандемиях: юстинианова чума и чёрный мор. В конце девятнадцатого века зарождалась третья пандемия в Китае, однако к тому моменту мы уже научились справляться с очагами возгорания. Сейчас ты конечно этого не помнишь, но осознаёшь, насколько в нашем мире всё подвержено вакцинации. Теневой мир делал всё, чтобы спасти людей от последней эпидемии.

Столетиями учёные-вампиры создавали универсальный антивирус, благодаря которому можно было бы одним махом вылечить все вирусные заболевания мира: геморрагическая лихорадка, атипичная пневмония, вирус иммунодефицита и многие-многие другие. Мы делали всё, чтобы остановить проклятие, помня о сотни миллионов погибших во время прошлых эпидемий. И мы пришли к выводу, что антивирус, способный побороть любой вирус на планете, должен быть создан на основе генов создания, содержащего внутри себя самые разные сверхъестественные виды, способные бороться с чем угодно. Нам нужна была ламия и, к несчастью, вы рождаетесь слишком редко.

Когда Себастьян понял, кого я ищу, он сопоставил все факты и подключил меня к своему расследованию. Была запущена сложнейшая генетическая программа во всех развитых странах мира, тестировали каждого младенца. Это стало стандартной процедурой проверки рождающихся детей на различные генетические заболевания или отклонения. Параллельно появились некоторые программы в детских садиках, школах, проверяли бездомных, искали везде, где только можно, уделяя особое внимание детям-альбиносам.

Нам повезло, ты оказалась ближе, чем мы думали. Но в тоже время постигла и неудача. Врач, выславший партию анализов, среди которых была и твоя кровь, оказался достаточно сообразительным, чтобы понять — с твоей кровью что-то не так. До сих пор не знаю, что произошло на самом деле. Когда мы приехали за тобой, ты уже пропала без вести. Растворилась в воздухе, как будто никогда и не было. Из близких у тебя была только бабушка, но почему-то она считала, что ты погибла в аварии вместе со своими родителями. В какой-то момент я и сам засомневался в твоём существовании. Если бы не мелкие детали, возможные только в современном мире, я бы сдался и отказался от поисков. Тем чуднее было встретить тебя спустя столько лет.

— Так значит колдун дважды похищал меня? В детстве и прошлой осенью? Почему он не убил меня, если я так для него опасна?

— Ты спасительный круг, запасной выход, волшебная пилюля от всех несчастий. Хоть я и не думаю, что он относился к тебе также. Помнишь, я говорил о двойном смысле проклятия? Белая смерть, способная как одолеть чёрную, так и стать её частью. Думаю, поэтому он держал тебя подле себя — надеялся, что ты присоединишься к нему. К счастью, этого не случилось. Ты оказалась сильнее его желаний и надежд.

— А не слишком ли много возвышенных слов для меня одной?

Остановившись посередине моста, вынудила остановиться и Маркуса. Замерев друг напротив друга, вампир наткнулся на мой недоверчивый взгляд.

— Ты говоришь очень много. Слишком много для одной девушки без памяти. Говоришь про далёкое прошлое, про невероятное будущее, рассказываешь сказки про мою уникальность, но при этом в воздухе витает вкус недосказанности. Твоё имя — единственное, что я вспомнила. Только ты царишь в моих воспоминаниях, и я вынуждена перебирать по слогам это слово, пытаясь разбудить то, что было разбито на слишком мелкие осколки для одной личности. Я была уничтожена и собрана заново. Рождённая вновь, не собираюсь отказываться от своего прошлого, но прежде хочу быть уверенной в нём. Повторюсь: ты много говоришь. И я не могу поверить твоим словам.

Качая головой и руки подмышкой пряча, уверенно отвечаю на немой вопрос вампира. Мне и правда стало неуютно в его обществе. Потерялась в этом потоке слов. Всё слишком громко, слишком ярко. Кажется, что произошла ошибка и меня спутали с кем-то другим. Не верю в культ личности, отсюда холодом веет от его слов. Сомневаюсь в искренности вампира, поэтому сомневаюсь в его словах.

— Мы проиграли, Фрида. Бой прошёл, остались одни трупы.

Вампир протягивает руку и я, не колеблясь, принимаю её. Он ведёт меня вперёд к повороту, за которым скрывается мелкий перелесок, ведущий к обрыву, огороженному каменным барьером. Над ним открывается удивительный вид на зелёную долину, разбавленную широкой рекой. Вдалеке виднелся крупный город, теряющийся в холодной утренней дымке. Это было красиво и резко контрастировало со словами Маркуса. Переводя взгляд от обрыва к нему, удивлённо изогнула бровь. Мне нужны были объяснения.

— Видишь город? Это Нью-Йорк. Крупнейший город САГ. С населением включая пригороды почти двадцать миллионов человек. Сейчас он заброшен. Там люди больше не живут.

— Ты говоришь о пандемии.

— Вспомнила? — в голосе неподдельное волнение. Глаза широко раскрыты, он выглядит искренним.

Вновь спрятав руки в карманы, подошла к краю и присела на холодный камень, нахохлившись от промчавшегося порыва ветра, взлохматившего послушные волосы. Хотелось замереть на месте и ничего не думать. Не решать и не понимать. Слишком много всего. Всё слишком серьёзно. Слишком, слишком, слишком. Это не может быть про меня. Про кого-нибудь другого — да. Но не я. Отказываюсь в это верить. И в тоже время чувствую себя песчинкой, запущенной в круговорот жутких событий. Поэтому и отрицаю, в глубине души догадываясь — над такими вещами не шутят.

— Догадалась. Ты не был бы таким трагичным, если бы не было трагедии. Все умерли? Конец истории? Тогда зачем тебе я?

— Это не конец. Ты спасла много жизней. Мы сделали это вместе. На основе твоей крови я создал антивирус. К несчастью никак не получалось его синтезировать, поэтому количество было очень ограниченным. Мы работали над этим долгие месяцы, а потом тебя похитили и на этом всё закончилось. Запасов хватило, чтобы спасти многих, но в масштабах цивилизации это была капля в море. Мир, каким мы его знали, больше не существует. Есть выжившие, небольшой процент с иммунитетом к вирусу. Есть сверхъестественные создания, оказавшиеся к нему невосприимчивыми. Есть те, кто являются носителями генов сверхов. И просто везунчики, оказавшиеся рядом со мной и получившие антивирус до того, как заразились. Мы проиграли войну. Но жизнь продолжится. Если ты мне поможешь.

— Не понимаю, — качаю головой, позволяя увлечься его воодушевлением.

Не спасла мир — какое странное чувство! Вроде всё должно было быть не так. В книгах и фильмах его всегда спасают в последний момент. Так что же это получается, я свой упустила? Хм. Очень сильное и непонятное чувство. В какой-то мере даже облегчение, что ничего не помню. Нет памяти — нет и чувства вины.

— Пандемия принесла на хвосте нового монстра. Мы прозвали их белыми упырями. Первые случаи были зафиксированы в городе Стонтон, Вирджиния. Там же терялись твои следы. Ты спасла жизнь маленькой девочке, а затем растворилась в дождливой тьме.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю настороженно, замечая, как он смотрит.

Это был взгляд исследователя, человека, любящего загадки. Искры безумия, свойственные сумасшедшему учёному. Мне не нравилось чувствовать себя в центре подобного внимания. И наваждение быстро слетело, уступив место маске всепоглощающей заботы и участии. Он менял их, как перчатки, за ними сложно было уследить.

— Я думаю Кронос что-то сделал с тобой в ту ночь, после чего появились эти твари. Они способны заражать больных «белянкой», даже тех, кто уже умер. То, что они делают, невозможно с точки зрения науки, потому что твари пожирают человеческую плоть, оставляя ровно столько, чтобы из остатков мог получиться новый пожиратель. Они как грибы плодились и размножались, ловко маскируя заражение, прорываясь через кордоны, захватывая город за городом. Зачастую они оставляли без внимания живых, торопясь поглотить как можно больше мёртвых. Теперь крупные города — это зоны карантина, белые зоны, в пределах которой обитают они. Спящие, ждущие новых жертв. Поглотители всего живого, они способны обращать и сверхъестественных тварей, создавая подвиды, некоторые из которых более опасны чем основной вид. Вот она, истинная чума. И я считаю, что только ты сможешь с ними справиться.

— Всё звучит так громко. Я по-прежнему не понимаю, что ты говоришь. Более того, воспринимаю слова как бессмысленный набор звуков. Ты понимаешь, что я отрицаю твои слова только потому, что они звучат слишком безумно? Ты назвал меня ламией, бессмертным редчайшим существом. Сказал, что я ключ ко всему живому, что моя кровь — уникальный антивирус, что с моей помощью можно исцелить человечество практически от любой болезни. И в тоже время заявляешь, что мы опоздали и мир уже мёртв. А потом добавляешь, что он ещё жив, но умирает из-за меня. В это трудно поверить, знаешь ли. Ты разбрасываешься слишком сильными словами для такой, как я.

Во взгляде царит истинная беспомощность, словно бы по-настоящему замерла на краю пропасти и вот-вот рухну вниз на острые как пики скалы. Это не шутка, разумеется нет. Не издёвка, не подлость, не обман. Но принять такую истину — выше моих сил.

Значит там, на линии горизонта, где виднеются небоскрёбы Нью-Йорка, обитают тысячи и тысячи белых монстров, жаждущих поглотить человечество? Почему должна верить в это? Что за сюр! Моя жизнь не должна быть такой. Ни у кого не должно быть такой жизни. Так не бывает, всё неправда, ложь. Вот, что должна говорить ему. Иначе сойду с ума.

А он стоит и смотрит на меня. С ожиданием, какой-то надеждой. Словно бы должна реагировать как-то по-другому. Словно я не я, а кто-то другой. Что потеряла на той дороге? Как мне это узнать? Как не запутаться в своих мыслях, что делать дальше?

Он протягивает руку, предлагая вернуться обратно в дом. Волнуется, замечая, как я продрогла. Говорит ободряющие слова и смотрит, смотрит — неоновый взгляд и прямо в душу. Он забирается ко мне под кожу, постоянно касаясь, как будто боится, что исчезну. Растворюсь в воздухе, брошу его в этом пустынном, заросшем бурьяном и травой, парке.

Мне хочется поддержать его, ободрить, сказать что-нибудь хорошее, но слова застревают в горле, выстуженные этим холодом, этим ветром с микроскопическими кусочками льда. В воздухе всё ещё чувствуется аромат прошедшей зимы. Земля, не успевшая прогреться, покрытая хрустальным белым инеем, смёрзлась и хрустит под ногами. Что я делала этой зимой и где была? Что такое случилось со мной, что оказалась на той дороге в лёгком летнем разорванном до крупных дыр платье? Босая, грязная, со спутанными волосами, слипшимися, а затем и смёрзшимися в один огромный дурно пахнущий ком? Узнаю ли когда-нибудь ответ на свой вопрос?