Глава 1

Глава 1

Сентябрь выдался аномально знойным. И, несмотря на то что была последняя неделя перед Октябрём, столбик термометра днём не опускался ниже двадцати пяти градусов. Подростки все ещё умудрялись носить шорты и лёгкие кеды, а девушки по-прежнему радовали своими летними нарядами. Возле панельного девятиэтажного дома остановился красный «Матиз» с громкими лозунгами на дверях — «Доставка самой вкусной пиццы». Юноша, на вид не больше двадцати, с ещё несошедшими прыщами на лице вышел из машины, поправил фирменную кепку и достал из багажника термосумку, в которой лежала тёплая пицца. Доставщик подошёл к домафонной двери, нажал на кнопки «два» и «четыре». “Шестой этаж” — раздался женский голос. Парень открыл дверь и прошёл в прохладный подъезд. Лифт не заставил себя долго ждать, но доставщик пиццы успел за это время ознакомиться с «подъездным фольклором». На шестом этаже его ждала симпатичная девушка примерно его же возраста. Она стояла в дверном проёме в коротеньких шортиках и облегающем топе, через который пробивались наружу затвердевшие от прохлады соски. Первые несколько секунд он не мог поднять глаза выше её груди, и лишь еле слышное покашливание заставило перевести взгляд на что-то отвлечённое.

— Сколько с меня? — спросила девушка и словно нарочно выдвинула грудь вперёд.

— Эм-м… кхе-кхе, — парень замешкался, — четырнадцать пятьдесят пять.

Девушка достала из шорт помятую двадцатку и передала доставщику, который снова впал в гипноз её твёрдых сосков.

— Может, скидка? — кокетливо спросила девушка.

— Я бы с радостью, — на лице парня засияла улыбка, — но это деньги моего босса. Он убьёт меня.

— Жаль, очень жаль, — сказала девушка и прикрыла грудь рукой. Её план не сработал, и она получила свою положенную сдачу в пять рублей и сорок пять копеек. Она, молча забрала пиццу и закрыла за собой дверь, где ещё не терял надежды юноша.

— Ура! Пицца приехала, — раздался детский голос из гостиной.

— Даже и не надейся малявка.

— Девочки не ссорьтесь, — сказала мама, не отвлекаясь от телевизора. Шло вечернее шоу, где Максим Галкин пародировал очередную звезду. Публика смеялась, мама тоже.

Старшая дочь решила не оставаться на вечер для пенсионеров, и быстро съев отведённый ей кусок пиццы, пошла в ванную комнату, чтобы принять душ. Девушка заперла за собою дверь, повернула кран с горячей водой. Стянула с себя шорты с трусиками и топ. Несколько минут она стояла перед зеркалом и любовалась собой, как заметила струйки воды бегущие от потолка по стене.

— Папа, нас кажется затопили! — прокричала старшая дочь из ванны.

— Я же говорила тебе, что эта высокомерная сучка, та ещё дрянь. Чего сидишь, иди разберись, — набросилась супруга.

Муж молча встал с дивана, накинул тапочки и вышел из квартиры. Мужчина поднялся на этаж выше и несколько раз нажал на звонок квартиры «двадцать восемь». Спустя с полминуты, он надавил ещё раз, но уже сильнее. Всё равно никто не открыл. Тогда мужчина заколотил в дверь и несколько раз прокричал — “Соседка, вы нас топите. Откройте!”. Но ему никто не открыл. В этот момент он услышал, как в его квартире прокричала дочь. Мужчина ринулся обратно, вбежал в ванную и увидел свою дочку, которая, прикрывшись полотенцем, лишь указывала рукой на потолок и громко кричала. Стекавшие струйки воды постепенно становились краснее. Казалось, что через мгновение потолок рухнет и их зальёт кровью.

Несмотря на то что рабочий день уже закончился, Константин сидел за своим столом. Из динамиков старенького приёмника «ВЭФ-202» играла песня «Машины времени». Едва шевеля губами, он тихонько подпевал Андрею Макаревичу и листал свежий выпуск «Новости Минска». На первой полосе расположилось начало статьи о предстоящих депутатских выборах, которые следователь решил проигнорировать, далее шли городские заметки, несколько криминальных сводок (но в целом ничего серьёзного), затем шёл гороскоп, рецепты и советы. Последние две страницы уделялись спорту, на которых и остановился Константин.

Несмотря на свой возраст (а было ему пятьдесят два) он не нуждался в очках. Нет, конечно, он их носил, когда дома усаживался в своё кресло и читал какую-нибудь документальную книгу или журнал, но лишь только из-за того, что после долго чтения уставали глаза. Усталость глаз переходила в головную боль, а головная боль в мигрень, мучащую следователя несколько дней. Но чтобы прочитать несколько спортивных заметок — очки ему были не нужны.

Юрий Шатунов сменил группу Андрея Макаревича и запел про детство. За окном раздался рёв мотора спортивного мотоцикла, затем резкий тормоз и звук сигнала. Константин отложил газету и подошёл к окну, чтобы посмотреть — что там стряслось. Но когда он выглянул — мотоцикла уже не было. Он слегка поправил галстук, взглянул на свои грамоты и благодарности, которые висели на стене за его рабочим столом, и окинул взглядом свой кабинет. Константин словно уже с ним прощался, хотя до пенсии оставалось ещё три недели. Если бы кто его спросил, ждёт ли он долгожданного отпуска, он без запинки заявил бы — да. Но в глубине души, он прекрасно понимал, что делать в квартире ему будет нечего.

Первое время он планировал почитать книги, которые давно хотел, но не находил на это время. Посмотреть с десяток фильмов, которые ему удалось запомнить или записать во время подслушанного обсуждения коллегами. Погулять по парку как это делает любой себя уважающий пенсионер. И он понимал, что этих занятий ему хватит максимум на несколько месяцев, а потом наступит серость одиночества в пустой квартире. В эти моменты он вспоминал про свой револьвер «Удар» калибра 12,3 миллиметра.

Константин вернулся за свой рабочий стол, взглянул на часы — «18:43», подумал: — “А не пора ли мне ехать домой?”, посмотрел на открытую газету, прислушался к Шатунову (которого никогда не любил), и решил, что двадцать минут на работе роли не сыграют. Он протёр свою ещё не совсем лысину, которая пробивалась через чёрные волосы, и вернулся к спортивным заметкам.

Чтение газеты прервал телефонный звонок. Константин, откровенно говоря, не хотел снимать трубку, но понимал, что по долгу службы обязан. Но пенсия уже была так близка…

— Слушаю, — сказал следователь. — У меня рабочий день уже окончен, и вообще… — не успел договорить Константин, — Хорошо, записываю.

Константин достал из верхней полки стола блокнот и записал адрес, который ему диктовали на другом конце провода. Следователь ещё раз перечитал записанный им адрес и понял, что ехать ему в другой конец города. Он взглянул ещё раз на часы и пожалел, что не покинул кабинет двумя минутами ранее. Подумать только сейчас он стоит в своём кабинете и жалиться сам себе, что его отправили на вызов, а ещё несколько месяцев назад он бы радовался этому как малый ребёнок. Он был готов нести ночные дежурства, лишь бы не оказаться одному в квартире, где его ждала тоска и одиночество.

Возможно, мысли о пенсии его немного разбаловали, ведь домой идти он не хотел. Но и работать тоже. Всё-таки его пенсионный возраст наступил семь лет назад, но он по-прежнему был в строю.

Константин достал из шкафа потёртую кожаную куртку, но одевать её не решился — ещё было слишком тепло, взглянул на себя в зеркало и понял, что слегка запустил себя. За последние годы он набрал лишних восемь кило, и теперь небольшой живот нависал над ремнём, как грозовое облако.

“Нужно начинать следить за собой, а то на пенсии окончательно заплыву жирком” — подумал следователь и несколько раз стукнул ладошкой себя по брюху.

На улице ещё действительно было тепло. Константин держал свою куртку в руках пока не подошёл к машине. Белый «Пассат» пятой модели. Он открыл пассажирскую дверь, кинул на сиденье куртку и сумку, после чего сел на водительское сидение. Вставил ключ в замок зажигания и провернул его до отметки «СТАРТ». Машина дёрнулась, прокряхтела, но не завелась. Он ещё несколько раз подёргал ключ, и, издав звук между пердежом и рычанием — дизельный мотор затарахтел.

Старенький «немец» отъехал от здания следственного комитета, и, вклинившись в поток — двинулся на север. По радио сказали, что такая несвойственная погода для сентября продлится ещё несколько дней, а затем скандинавский циклон принесёт холодный ветер и дожди. Константина эта информация ничуть не расстроила, он перекрутил на другую радиоволну, и машина наполнилась песней группы «Весёлые ребята». Он все ещё ехал в приподнятом настроении (ведь зубры удачно стартовали в лиге) по указанному адресу. Ему сообщили, что кто-то покончил с собой, но толком ничего не объяснили.

Константина всегда раздражало, что каждым подозрительным суицидом должен был заниматься СК. Ни Милиция, ни прокуратура, ни мать его военные (которых пруд пруди), а именно следственный комитет. Словно на нём клин сошёлся. Он вспомнил, что дело касается суицида, как у него засосало под ложечкой. Это было необъяснимое чувство, просто дрожь при мысли о человеке, решившем уйти из этого «говёного» мира. Почему говёного? Да если бы он был наполнен радугой и единорогами, то навряд ли бы человек полез в петлю.

Спустя тридцать минут, Константин припарковался у девятиэтажного панельного дома. Рядом стояла машина ППС под номером «13458» и катафалка. Он ещё раз почувствовал, как по телу пробежал холодок, но постарался не подать виду и двинулся к подъезду.

У открытой металлической двери стоял парень с автоматом наперевес. В одной руке он держал мобильник, во второй дымилась сигарета. Константин подошёл почти вплотную к «бойцу» и лишь только тогда он его заметил.

— Тебе чего, дядя?

— А с каких пор мы с тобой на "ты"?

— Слышь, ты что, хамишь мне? — сказал парень, и, бросив окурок на бетонный пол — потянулся к автомату.

Константин молча поднял руку в которой держал раскрытое удостоверение. В первые секунды это изменила смелого милиционера в жалкого хлюпика. У него уже успели выступить капельки пота на лбу, а из трясущейся руки едва не выпал телефон. Он тут же выпрямился, спрятал телефон и прижал к себе автомат.

— Я так и не получил ответа, с каких пор мы с тобой на "ты"?

Парень ничего не ответил, лишь стыдливо отвёл глаза.

— Какой этаж?

— Что?

— Я спросил — какой этаж?

— Седьмой, — почти выкрикнул парень.

Константин прошёл в подъезд и едва ощутив его сырую прохладу — пожалел, что не взял с собой куртку. Пока он спускался на пол-этажа ниже, — чтобы добраться до лифта — в его спине что-то щёлкнуло и он, едва не согнулся пополам держась рукой за перила. “Пенсия, скорее бы пенсия” — подумал про себя следователь и доковылял до дверей лифта.

Поднимаясь на седьмой этаж, он лёгким движением тёр спину, чтобы хоть как-то смягчить боль. Казалось, что изнутри пробивалась раскалённая игла, даже скорее шило, которое вот-вот порвёт кожу. Константин пошарил в нагрудном кармане рубашки и достал пластинку обезболивающих. Оставалась только одна таблетка, которую он проглотил на сухую. Выйдя из лифта, он прижался спиной к стене и дожидался эффекта, который как гласила реклама наступит уже через минуту. Следователь и так знал, что таблетка действует действительно быстро, но никогда она не справлялась за минуту. Он взглянул на часы, дождался, пока секундная стрелка сделает полный круг, и с улыбкой на лице тихо произнёс: — “Опять не справилась”. Но боль действительно немного приутихла, и он уже смог без искривлённой гримасы спуститься на седьмой этаж.

Дверь в квартиру «28» была открыта. Около квартиры дежурил второй парень из машины ППС, который должен был следить за порядком. Он сперва преградил путь Константину, но после понял, что делать этого не стоит. Следователь прошёл в квартиру и сразу заприметил сидящего мужчину в дверном проёме, ведущем в ванную комнату — судмедэксперта Вадима Буковского.

Вадим Арсеньевич был талантливым человеком, и в своей сфере плавал как рыба, что не удивительно, ведь ему было уже шестьдесят четыре года. Свои седые волосы он каждое утро аккуратно зачёсывал назад, по утрам пил крепкий кофе за главой мировой классики. Каждый раз, перед тем как сказать, что-то дельное он поправлял свои очки с золотой оправой и выжидал театральную паузу. Но в этот раз он слегка обеспокоился и попятившись вперёд сказал:

— Жикин?

— Так сказал, словно увидел привидение.

— Нет, я просто слегка удивлён, что приехал именно ты.

— А что тут удивительного? — спросил Константин и подошёл к Вадиму Арсеньевичу. Едва он заглянул в ванную, как его передёрнуло. Лицо побледнело, и земля ушла из-под ног. В последний момент он ухватился за дверной косяк и устоял на ногах.

— Ты как? — почти вскрикнул Буковский и поднялся на ноги так быстро, как только мог. Ведь его лишний вес давно опередил Константинов.

— Нормально. Все хорошо. Просто спину прихватило, вот ещё не совсем отпустило.

— Костя, тебе необязательно тут находиться, я все запишу и передам тебе завтра утром.

— Нет. Я же сказал, что все нормально. Что с ней случилось? — спросил Жикин, но он и так знал ответ. Он успел заметить лежащую девушку в ванной с порезанным запястьем.

— Девушка, — начал Вадим Арсеньевич, — на вид лет двадцать семь, тридцать два. Глубокий, тонкий поперечный порез на тыльной стороне руки. Смерть наступила поздно вечером или рано утром. На теле я не обнаружил каких-либо синяков, ссадин или следов борьбы, поэтому предварительная версия — суицид. Но, конечно, я дам более детальный отчёт после вскрытия. Сам понимаешь.

Константин молча кивал и почти не слушал своего товарища. Он был шокирован озером, даже не озером, а морем крови, которое залило весь пол в ванной. Вода смешалась с кровью и поднялась на несколько сантиметров, пока не просочилась на нижний этаж. Ему казалось, что из этой крови сейчас высунется чья та рука и утащит судмедэксперта, сидевшего так близко от этого кровавого озера. Он слегка дёрнул головой и вернулся в реальность, но стал под таким углом, чтобы не видеть этого бордового ковра.

— Да понимаю. Личность не установили? — спросил Жикин.

— Вроде нет, но тебе лучше поговорить с участковым. Я отпечатки снял, так что по базе пробьём.

Константин набрал полные лёгкие воздуха и заглянул в ванную комнату, чтобы ещё раз посмотреть на труп (хотя в этом случае он не хотел её так называть). Он посмотрел на её бледное, с лёгким синим оттенком лицо, с прилипшей прядью тёмных волос. С первого взгляда она показалась ему милой, симпатичной девушкой, но присмотревшись получше он, разглядел под толстым слоем макияжа уставшее лицо, не выглядевшее даже на тридцать лет.

Его руки затряслись, и он понимал отчего. Его дочь примерно того же возраста. Не виделись они уже два года, а последний раз созванивались как минимум полгода назад. Он сглотнул ком страха, которым параноил каждый следователь при виде «убитого» человека. Его рука потянулась к мобильному телефону, но остановилась. Что ей сказать? О чём поговорить? Да и захочет ли она вообще разговаривать? Это уже было неважно.

Жикин прошёл немного вперёд и осмотрел ванную. На раковине и пристенной полке ничего не стояло, что было несвойственно для девушки. Никаких гигиенических средств, шампуней, кремов и прочей косметики. Не было полотенец, моющих средств. Не было ничего. Ванная комната была абсолютна пуста.

Следователь ещё раз взглянул на девушку и увидел тонкие чёрные бретельки, которые не скрывались в кровавой воде. Это была ночная рубашка или топик от пижамы. На шее висело дорогое украшение, сделанное из золота. На мизинце «вскрытой» руки блестел драгоценный камень примерно в три карата на широком кольце из белого золота. На той же руке был надет широкий браслет все из того же белого золота. “Видимо, из одной коллекции” — подумал Жикин.

Следователь вышел из ванной комнаты и прошёл на кухню. Заглянул в кухонные шкафчики, в холодильник, поискал кухонную утварь — но ничего такого не было. Он заглянул в мусорное ведро. На дне лежала пустая бутылка французского вина и пакетик с молнией наверху. Пакетик был не больше спичечного коробка, в котором виднелись остатки белого порошка. “Наркотики”.

Жикин аккуратно достал пакетик и отдал его Буковскому, который слегка ошалел от увиденной находки. Следователь прошёлся по квартире и заглянул в спальню. Эта комната была так же не обжитой. Плед на кровати был смят — было видно, что кто-то спал, — на стуле висела женская одежда: серые брюки и чёрная блузка. Рядом стояли чёрные лакированные туфли. Девушка умела одеваться, и одевалась дорого. Константин осмотрел комод. Он хранил в себе лишь толстый слой пыли. Шкаф был также пуст.

Он все же решился достать блокнот и сделал несколько заметок, после чего спрятал его. Жикин вышел из спальни и прошёл в гостиную, где участковый беседовал с мужчиной.

— Это вы вызвали милицию?

— Что? — мужчина слегка подпрыгнул с кресла, в котором сидел и посмотрел на следователя испуганными глазами.

— Я говорю — вы вызвали милицию?

— Да, я.

— Из-за чего?

— Я немного не понял вопроса. — Мужчина посмотрел на участкового, словно спрашивая “Кто это такой?”.

— Вы услышали крики, звуки борьбы, мольбы о помощи?

— Нет! Ничего такого не было. Моя дочь решила принять душ и увидела подтеки на потолке. Я поднялся к этой квартире, чтобы сообщить её хозяйке, что она нас затопила, а затем услышал крик свой дочери.

— То есть дверь вам никто не открыл?

— Да.

— Давно вы здесь живете?

— Три года.

— Видели эту девушку раньше?

— Вчера увидел первый раз. Поздоровался, но она меня проигнорировала. Даже нет, она меня словно не заметила.

— Я же говорила тебе, что она шлюха! — раздался женский голос за спиной следователя.

Константин повернулся, посмотрел на женщину, которая прикрывала халатом свои лишние двадцать килограмм, и, обернувшись к участковому — спросил:

— Это кто?

— Это моя жена, — тихо сказал мужчина. По нему было видно, что ему не комфортно. Он постоянно ёрзал в кресле, пытался встать, откидывался к спинке кресла, а затем поднимался.

— А давайте ка вы подождёте на кухне, пока я договорю с вашим мужем. И да, будьте так любезны — не кричите мне на ухо.

Женщина фыркнула и скрылась на кухне.

— Хорошо, на чём мы остановились? — Жикин подошёл ближе к свидетелю, осмотрел его оценивающим взглядом и присел рядом в соседнее кресло. — Вы когда-нибудь видели, чтобы в эту квартиру кто-то входил или выходил?

— Нет. Я вообще думал, что хозяева за границей. Поймите, за три года я не услышал из этой квартиры даже шороха, не говоря уже о людях.

— И вчера, кроме неё, вы никого не видели?

— Нет.

— Возможно, слышали что-нибудь? Может, она с кем-то разговаривала, спорила или ругалась?

— Нет.

— Но вчера она показалась вам странной, так?

— Не сказать, чтобы прям странной. Просто она меня проигнорировала, словно не видела. Я уж подумал, что увидел призрака. Она была похожа на призрака! Вся бледно-серая, как мышь. Шла медленно, словно плыла.

— Но…

— Но как только мы с женой зашли в дом, она тут же назвала её шлюхой.

— Хорошо. Я думаю, вы можете идти. И да, заберите с собой супругу.

Мужчина кивнул и быстренько покинул гостиную.

Константин дождался пока семейная парочка выйдет из квартиры и обратился к участковому.

— Личных вещей не нашли?

— Нет, только одежда, которая висит на стуле в спальне. Ни сумочки, ни телефона. Абсолютно ничего.

— Кто зарегистрирован в этой квартире?

Участковый помялся на месте, посмотрел на следователя и слегка откашлявшись, сказал:

— Никто. У меня квартира числится как пустая. Мы когда её вскрывали, я думал, что сантехника потекла. Зашли, я быстро в ванную — а там она.

— Ну, то, что в этой квартире никто не жил несколько лет — это видно, — сказал Жикин и осмотрел гостиную. Он словно попал в передачу квартирного ремонта пятилетней давности. Притом что ремонт сделали, а вот жильцов заселить забыли. На полу лежал ворсистый ковёр, на полстены стояла секция из ольхи, плазменный телевизор толщиной с крепкую мужскую ладонь, винтажный диван, — в котором пыли было больше чем во всей квартире, — картина над диваном «Вечерний закат» и люстра с множеством круглых кристалликов.

— Как думаете, она была проституткой? — обратился участковый к следователю.

— Все может быть. Вот только вопрос — что проститутка делала в этой квартире? Смысл? — Жикин сидел молча какое-то время, осматривая гостиную.

В этот момент в коридоре появился судмедэксперт и вырвал из задумчивости следователя:

— Костя, я закончил, тело забираем в морг. Да, и вот чем она себя так, — сказал Буковский и приподнял руку, показал пластиковый пакет, в котором лежал скальпель.

Константин подошёл к Вадиму Арсеньевичу и посмотрел на окровавленный хирургический инструмент. В его голове пронеслись сотни мыслей, но ни одна не задержалась и на секунду. Откуда скальпель? Почему именно скальпель? Почему в этой квартире? И главный вопрос — Кто ты?

Жикин поблагодарил Буковского, и уже было собирался уходить, как в коридор вынесли девушку. Её аккуратно уложили на носилки двое крепких парней, накрыли белой простынёю, которая в нескольких местах пропиталась кровью. Они медленно шли возле судмедэксперта, как из-под простыни вывалилась рука покойницы. Именно та самая рука, на которой был порез “длиною в жизнь”. По телу следователя пронёсся холод. Он буквально врос в пол, а его язык набух до таких размеров, что он не мог даже простонать. На лбу выступила испарина, по виску стекала капля пота. Он слышал, как кто-то звал его по имени, но звук едва доносился до него. Костя…Костя…КОСТЯ!

  — Что?

— Я говорю — мы поехали, сейчас криминалисты осмотрят квартиру, но я не думаю, что они что-то найдут.

— Да, хорошо.

— Все нормально? — спросил судмедэксперт. Он был слегка взволнован.

Константин кивнул и Буковский махнув рукой велел выносить труп. Труп. Как же Жикин не любил это слово. Следователь отвернулся и прошёл в гостиную. Он дождался, пока ребята вынесли девушку и после вышел вслед за ними. Жикин слышал, как они спускались по лестнице, как разговаривали о предстоящем вечере. Этот вечер они проведут, как и все остальные — за бутылкой дешёвого пива, которое можно сравнить разве что с ослиной мочой.

Следователь засунул руку в карман. К его удивлению, он понял, что он искал в кармане своих штанов. Сигареты. Константин не курил уже девять лет, но почему-то в этот вечер он хотел закурить. Все произошло настолько машинально, что он сперва этого не понял. Он забыл, почему бросил курить, почему он стал не любить слово труп, когда это касается суицидников. Жикин подошёл к окну на лестничной площадке и его словно обдали холодной водой. Его рука по-прежнему искала в кармане сигареты, а он уже спускался на этаж ниже.

Из подъезда он выбежал. Быстро дошёл до машины. Сел на водительское сидение. Завёл двигатель «Фольксвагена». Его взгляд был направлен в никуда. Он словно только что увидел призрака. Такого же, как видел мужчина из двадцать четвёртой квартиры. Но это был призрак прошлого.

Константин вспомнил 16 апреля 2007 года…