Начало

Солнце клонилось к закату, когда экипаж сэра Родгрейва пересёк границу Тёмного леса. В этой части земель Лоргрима никогда не кончалась ночь — свет просто не мог найти дорогу сквозь безумное переплетение узловатых ветвей старых деревьев. Крохотные огоньки факелов не разгоняли, а лишь сгущали тьму. Она наваливалась на странников, забивала собой ноздри и рты, воплощая в жизнь самые невероятные, потаённые страхи людей…

Испуганно ржали кони, удары кнута старого кучера уже не помогали. Раздражённо сплюнув, старик выбросил плеть и остановил лошадей.

— Приехали, сэр Родгрейв.

— Как приехали? Куда? Ты куда меня завёз старый чёрт?!

— Дальше лошади идти не могут. Придётся вам самому…

— Да я сейчас на тебе поеду! Негоже благородному человеку по буеракам всяким ползать, словно аспид.

— Здесь ваше благородие не стоит и ломаного пенни. Оглянитесь вокруг, достопочтенный сэр. Похоже ли это на ваши покои в Рочестерском замке, или на Главную залу в Донохью-Лэмб?

— Ты надо мной издеваешься, старик? Это же лес!

— Правильно, сэр Родгрейв, лес. Тёмный лес. Здесь все равны. Уже хотя бы потому, что в равной степени могут умереть от звериных когтей, разбойничьих клинков или чего ещё похуже. Поэтому настоятельно советую вам, благородный сэр, взять в руки факел, забросить на плечо походную суму и выйти, наконец, из кареты!

— А если не выйду?

— Ваше право. Мы просто уйдём без вас.

Недовольно качая головой, сэр Родгрейв выбрался из своего экипажа. На вид ему было чуть-чуть за тридцать, утончённое, слегка вытянутое лицо, тонкие губы, благополучно забывшие искусство улыбки, холодные, усталые глаза и медовые локоны, нежным шёлком укрывающие тонкие, высокие плечи. Он был хрупок и болезненно худ. Неестественно огромным и тяжёлым смотрелся притороченный к поясу длинный меч, спящий до поры в отделанных чернёным серебром ножнах. Сэр Родгрейв не был приспособлен к долгим пешим переходам — основную часть времени он проводил в карете или экипаже с открытым верхом.

— Куда мы теперь, Джо? — обречённо спросил Родгрейв своего кучера.

— Это вы нам скажите, сэр. Ведите. Только вам известен путь.

— Путь?

— В самое сердце ужаса. В самое сердце леса.

— А нам туда действительно надо?

— Оставаться здесь в любом случае бессмысленно. Ведите, сэр Родгрейв! Да будут милосердны к нам Боги.

Восемь отважных путников во главе с благородным сэром Родгрейвом неспешно двинулись в путь, освещаемый лишь изменчивым светом факелов. Всё глубже и глубже погружались они в душные объятья Тёмного леса, всё дальше от них был милый сердцу дом, всё сильнее крепла уверенность, что никому из них не суждено вернуться назад.

Родгрейв даже не заметил, как остался один. Кругом лишь безжизненные, уродливые деревья и ни одного человека на сотни лиг. Напрасно Родгрейв изрыгал проклятья, призывал все кары небесные на головы своих спутников — никто его не слышал, некому было ответить. В недружелюбном мраке то и дело порскали едва уловимые тени, от которых и оставался-то единственно изумрудный или рубиновый отблеск алчущих свежей крови глаз. Благородный сэр сначала кричал, потом хрипел, сипел и под конец расплакался как сущее дитя. Каждый звук, каждый шорох в ночи пугал его до безумия. Больше всего ему хотелось проснуться в Родгрейв-Хилл и за традиционным чаем повеселить собравшуюся публику рассказами о приключившемся с ним во сне, но, к величайшему его сожалению, это был не сон.

Где-то в пугающей тьме бледным лучом надежды загорелся слабый, мерцающий огонёк. Родгрейву ничего не оставалось, кроме как последовать за этим маленьким призраком, в тайне надеясь, что фантом сей приведёт его если не к спутникам, то, по крайней мере, к очагу или костру, где можно будет вытянуть ноги и, может быть даже, пригубить вина из походной фляжки. Впрочем, гораздо более вина Родгрейву хотелось варварски вонзиться зубами в исходящий жиром кусок мяса и проглотить его, не слишком заботясь о тщательном прожёвывании пищи.

Наконец, после долгих, изнурительных блужданий, трёх-четырёх оплеух от распоясавшихся ветвей, десяти падений и пробивания собственным телом зарослей терновника Родгрейв оказался на тихой поляне, освещённой мягким светом золотистого костра. Над костром висел небольшого размера котелок, из которого по всей округе разносился пленительный аромат. По обе стороны от очага были установлены грубо вытесанные деревянные скамьи. На одной из них восседал джентльмен пренеприятной наружности и помешивал огромной ложкой варево в котелке.

— Сэр Родгрейв, — промолвил джентльмен, не отрываясь от своего занятия, — что же вы стоите там, на краю поляны, словно бедный родственник? Присаживайтесь, будьте как дома. Через минуту подоспеет жаркое. Ах, если бы знать заранее, что будет столь почётный да знатный гость… Ну, да ладно. Вы же пришли сюда не для того, чтобы оценить изыски кухни, я прав?

— Правы, — промямлил Родгрейв, — но…

— Никаких «но»! Держите плошку крепче, не уроните. На пустой желудок дела не делаются. Сначала наполним чрева наши тем, что послали небеса, а там и о серьёзных материях говорить можно будет. Вкусно ли, сэр Родгрейв, не горячо?

— Нет-нет, в самый раз.

— Ну вот и славно.

Следующие полчаса прошли в священном молчании, нарушаемом лишь стуком ложек о дно плошки, да редким причмокиванием, означающим степень высшего блаженства от чревоугодия.

— Теперь и о делах можно, — сказал незнакомец и щёлкнул пальцами.

В мгновение ока исчез лес, котелок, еда, из-под земли выросли гранитные стены, в огромном зале зажегся камин, а Родгрейв ощутил себя утопающим в нежной мягкости кресла…

— Так о чём вы хотели поговорить со мной, сэр Родгрейв, для чего потревожили покой несчастного старца?

— Где я? — ошалело пробормотал Родгрейв.

— Там, где и должны быть — в Сердце ужаса, в Тёмном лесу.

— А где мои спутники?

— За них вам не стоит переживать. Понимаете, мой друг, всё в этом мире имеет свою цену. Имеет её и наш с вами разговор.

— Вы хотите сказать…

— Да. И не стоит делать вид, что вы не знали детали контракта. Лицедейство — не ваш конёк. Давайте лучше к делу. Кстати, пробуйте виски. Такого вы не найдёте нигде. Оно из моих личных запасов…

— Извините за любопытство, но…

— Любопытство я всегда поощряю.

— Они сильно мучились?

— Да неужели в вас проснулась совесть или сострадание? Бросьте! Как измельчали властители! В своё время они не моргнув глазом дарили мне целые деревни, а то и города… Отвечая на ваш вопрос, они мучаются до сих пор и будут мучиться целую вечность в клетках собственных кошмаров. Стало ли, милейший, легче от того, что открылось вам?

Кровь отхлынула от лица Родгрейва, он тяжело вздохнул, залпом опрокинул бокал янтарной жидкости и утёр рукавом выступившие слёзы.

— Нет, легче мне не стало. И уже не станет. Но такова судьба облечённых властью. Тяжко наше бремя, чужды простые человеческие радости… Никогда бы я не пришёл сюда, если бы не нужда крайняя. Назревает война. Лоргрим расколот. Мои верные подданные ждут, что поведу их на священный бой и принесу своему роду великую победу. Они верят в меня, а я…

— А ты всего лишь человек. Чего же хочешь?

— Избавь меня от страха. Лишь бесстрашные ведут за собой народы и покоряют континенты, лишь им улыбается удача остаться в легендах и песнях, обретая бессмертие, лишь они достойны победы.

— Как же всё-таки с вами скучно. Ваши победы и поражения, ваши высокие идеалы, ваша любовь — всего лишь пыль на сапогах безжалостного времени. Вас нет. Вы, не успев родиться, уже обречены могиле. Для чего ты просишь у меня бесстрашия? Для того, чтобы остаться в легендах, которые забудут после того, как они будут изречены?

— Нет, я прошу бесстрашия потому, что люди рода верят в меня, а я не могу оправдать их ожиданий, пока продолжаю бояться.

— Но ты понимаешь, что вернуть твои страхи назад я не смогу.

— Понимаю и не жалею о том.

— Есть ли способ переубедить тебя, заставить отступиться от желаемого?

— Я принёс тебе жизни семерых человек! Семерых самых близких людей! Могу ли после этого я отступить?

— Нет, не можешь. Хорошо. Пусть будет по-твоему.

Незнакомец снова щёлкнул пальцами, и очертания замка буквально расплавились от нестерпимого жара. Вокруг, насколько хватало взгляда, простирались лавовые поля, огненные реки бурлили среди тысячелетних скал. На маленьком островке посреди пылающего моря восседали Родгрейв и принявший своё истинное обличье джентльмен пренеприятной наружности. Сидели они друг напротив друга, и Родгрейв имел возможность пристально изучить облик существа, волею судеб оказавшегося в непосредственной близости. Роста в существе было около десяти футов, веса — стоунов до шестидесяти. Наружностью оно напоминало одновременно лису, дракона, слона и человека, имело четыре головы и двадцать острых, как бритва рогов, огромное брюхо твари рассекала рваная рана, при ближайшем рассмотрении оказывающаяся ненасытной пастью, усеянной десятками и сотнями клыков. Разговаривало чудовище низким, гулким голосом, который больше всего напоминал звон басового колокола в Честертонском соборе святого Павла. В одной руке демон держал серебряный кубок, в другой странно изогнутый клинок.

— Слушай внимательно, смертный. Второй раз повторять не буду. Чтобы стать бесстрашным, ты должен будешь выпить пять капель моей крови. Каждая капля — страх. Ты переживёшь пять снов или видений, называй, как хочешь. Каждое видение заставит тебя перевоплотиться в новое обличье и жить по законам того мира, в котором окажешься. С каждым новым сном ты будешь терять свои страхи и в конце концов обретёшь искомое бесстрашие. Помни, сделав шаг по этой дороге, вернуться назад будет уже невозможно. Если ты откажешься испить каплю, останешься здесь навечно, станешь пищей для моего изголодавшегося по свежему мясу чрева. Всё ли тебе понятно? Не хочешь ли, пока не поздно, уйти?

— Нет, не хочу.

— Да будет так.

Монстр отточенным движением вспорол себе запястье и выцедил в кубок одну-единственную каплю чернейшей крови. В то же мгновение наполненный до краёв кубок оказался перед Родгрейвом.

— Во славу Лоргрима! — прокричал благородный сэр и залпом осушил кубок до дна.