1

Что вы будете делать, если вдруг узнаете, что жить вам осталось ровно двадцать четыре часа? Узнаете из кошмарного сна, в котором древний старец выдаст вам наистрашнейшую тайну Вселенной, и именно из-за этой тайны вас и убьют, поскольку она настолько страшная, что может уничтожить мир? Скорее всего, ничего. Помотаете головой из стороны в сторону, стряхивая остатки морока, плеснёте ледяной водой в лицо, улыбнётесь своему отражению и пойдёте заваривать кофе, как обычно сокрушаясь, что забыли купить сахар… И я поступил ровно также. А потом умер. Просто вот так взял и кончился. Как фильм на самом интересном месте. Как чёртов убежавший кофе.

Интересное это ощущение — смерть. Мягкое, тёплое, ясное, словно небо в июле. Ничего больше нет. Никто не держит. Никому ничего не должен. Полная свобода. И чего, спрашивается, боялся, зачем цеплялся за это собрание нелепостей, именующееся жизнью? Давно бы мог вспороть вены, прыгнуть из окна, открыть газ, оставив на кухне зажжённую свечку, и забрать с собой целый дом… А сказал бы тебе кто-нибудь за это спасибо, в конце концов совсем и неважно.

Но вернёмся к тому чёртовому сну. Я почти ничего не помню. Только тёмный переулок неподалёку от паршивой забегаловки с не менее паршивым названием «У Джо». И старика. Да, точно, там был этот долбаный старик. Он почему-то парил над землёй в позе лотоса и хитро посматривал на меня прищуренным глазом. Не знаю, отчего я офигел больше — от трюка, не вошедшего в «Mindfreak», или от этого взгляда. Старик словно дразнил меня, звал подойти поближе. Ну, кастет всегда был при мне, так что, какого чёрта?..

С первого удара понял — что-то не так: я только замахнулся, а трюкач уже оказался за моей спиной. И снова хитро так посматривает из-под кустистых бровей. Шутник, мать его. Ладно, мне повторить не сложно. Но… Как он это делает, старая сволочь?! Да что я, здоровый лоб, его по стенке размазать не смогу?! Дай только подобраться поближе. Дай только…

А вы с ходу сможете вспомнить, сколько у вас во рту зубов? Я теперь точно знаю. Их было много. До встречи с асфальтом. А теперь осталось два. И те шатаются. Да ещё старик над головой противно так смеётся. Ух, я ему щас…

Зубов больше не осталось. Губы в кровь. Кастет отброшен далеко и надолго. Сижу, отплёвываюсь, дышу через раз — пытаюсь успокоиться.

— Ну что, может, поговорим? — уделавшая меня мразь спустилась на землю и теперь дружелюбно протягивала мне руку.

Как же мне хотелось схватить эту протянутую конечность, оторвать её и засунуть старику в зад. Так, чтобы ладонь вышла из его поганого рта. Но я слишком устал. Да и чертовски страшно. Страшно, что приветствовать случайных прохожих взмахами ладони изо рта придётся мне.

— Давай попробуем, — ответил я, нехотя принимая помощь этого непонятно откуда взявшегося старикашки.

— Ты зря боишься меня. Я вовсе не хотел причинить тебе боль.

— Да? Тогда поздравляю — ты охренительно облажался.

— Фи, что за лексикон! Я могу и обидеться.

— Хоть расплачься. Мне-то что до этого?

— А я ведь могу и по-другому. Вырвать твой грязный язык, откусить ухо и проорать прямо в мозг, чтобы лучше дошло, Самую Страшную Тайну Вселенной.

— Ты мне лучше расскажи, как летать научился. Я тогда таких делов наворочу! У меня все крысы, все стукачи, все уроды кровавой кашей умоются!

— Боже! Почему мне вечно попадаются такие непробиваемые идиоты?! Я не умею летать! Или ты видишь крылья за моей спиной?!

— Нет, не вижу.

— Молодец. Хоть в чём-то сошлись. А теперь, хочешь узнать Самую Страшную Тайну Вселенной?

— Да хоть десять тайн. Только отвали от меня. А лучше брось четвертак на пиво.

— Самая Страшная Тайна Вселенной в том, что её нет.

— Кого?

Ответить старичок не успел — его голова разлетелась с гулким хлопком, словно переспелый арбуз. Меня окатило волной его мозгов. Я даже успел попробовать старика на вкус. И вдруг проснулся.

А просыпаться оказалось негде. Не было совсем ничего. Ни тайн, ни Вселенных. Да и меня, в общем-то, не было. Проклятый старик. Ну, какого чёрта было распускать свой язык? Зачем было портить праздник? Тут я и понял, чего боялся, зачем цеплялся и что потерял. Человек боится не смерти, а того, что наступает после неё. Точнее, того, что никакого «после» не будет. Вот же ж гадство! А знать бы раньше, да я бы… Я… Теперь-то чего уж? Ни черта не изменишь, ни черта не вернёшь. Меня нет. А был ли?.. Даже ответить некому.

— Что-то неважно выглядишь, смертный. Может, всё-таки остановишься?

— Умолкни, чудовище. А тебе ведома смерть? Правда ли то, что я только что узнал?

— Ты спрашиваешь о смерти того, кто бессмертен и требуешь правды от того, кто породил ложь. Что же ты надеешься услышать в ответ?

— Я просто спросил, демон. Мне очень холодно.

— Холодно? Здесь? Ты случаем не болен?

— Тебе не всё ли равно?

— Нет. Видишь ли, даже если ты этого не хочешь замечать, я желаю тебе только добра, стараюсь помочь в меру своих скромных сил, но ты, ослеплённый желанием, одержимый страстью, не слышишь моих советов, не прислушиваешься к голосу разума. То, что увидел ты — самое начало, целомудренный сон. Готов ли ты погрузиться во тьму глубже? Так глубоко, что самый тонкий луч усталого солнца не сможет до тебя достучаться?

— Готов. Только скажи, правда ли то, что за чертой нет ничего кроме пустоты?

— Ты же уже за чертой. И как? Видишь пустоту?

— Я… За… Нет, не может быть! Ты врёшь, демон! Гнусное создание! Я нужен Лоргриму! Я НЕ МОГУ УМЕРЕТЬ!!!

— Ну-ну, успокойся. Истерика тебе не к лицу. Я и не сказал, что ты мёртв. Я говорил только о том, что ты за чертой. А умереть может каждый. Относись к этому проще. У вас, смертных, целая система выдумана. Что-то там про Колесо перерождений. Вот и думай, что совершит это колёсико очередной оборот, и вернёшься ты в свой Лоргрим в теле какого-нибудь смешного, розовощёкого бутуза Ладно, заговорился я что-то. Продолжать будем?

Ритуал в точности повторился. Только сейчас Родгрейв начал различать вкус напитка. И вкус этот даже показался благородному сэру приятным. «А демон, в общем-то, прав», — пронеслось в голове Родгрейва, — «Бояться смерти всё равно, что бояться комнатной собачки. Вреда она принести не может. Умеет только визгливо лаять. Но лай не может помешать спокойно продолжать путь».