Глава 8

Сумерки сгущались стремительно, возможно такое впечатление складывалось из-за туч, гонимых прохладным северным ветром. Деревья потрескивали качающимися ветками, сбрасывая все больше пожелтевшей до ржавого оттенка листвы. Где-то вдали зажигались огни частных подворий, лаяли собаки на мелькавшую среди несущихся облаков луну. Вот спугнутые каким-то зверем, дорогу перелетели куропатки. Одна птица из стаи пролетела настолько близко, что зацепила отчаянно трепещущими крыльями Мосмера по лицу. Это изменило ход мыслей и он, подергивая плечами, зябко поежился, хотя холода по-прежнему не ощущал. «Горел бы, где костер, не согрелся бы, так хоть настроение себе приподнял» — эту мысль он должно быть очень отчетливо и громко сказал про себя. Идущие впереди спорщики разом остановились и одновременно обернулись.

— Вполне человеческое желание, — громко крикнул навстречу ветру Мовин, — я тоже не прочь посидеть у камина.

«Раз уж так, — Мосмер решил общаться с ним, не произнося ни слова, — пусть читает мои мысли. Разговаривать что-то совсем нет желания».

— Да я и не против, — Мовин развернулся, ответил и продолжил путь. Следующие его слова, хоть и воспринимались Мосмером, как прежде, но он уже не мог понять — произнесены они в слух или продиктованы ему мысленно:

— В такую погоду хозяин загородного особнячка любит посидеть у очага, нагреть вина и тупо смотреть на языки пламени. Особенно приятно, что каверзы погоды сильно влияют на его настроение, и он в такие дни засыпает в кресле перед камином в одиночестве. Тогда камин горит всю ночь. Хоть бы телевизор не забыл включить…

— Вы говорите: «Тупо смотрит», — Аркадич в задумчивости поднял палец вверх, — и что, в эти моменты в его голове совсем пусто?

— Абсолютный вакуум, — Мовин широко шагал, делая вид, что держит руки в воображаемых карманах, — иногда выходит из своего оцепенения, но в такие минуты лучше не слышать его мыслей.

— А все же, интересно …

— Скорее всего, такие проблески его сознания можно назвать муками совести. Отрывочно он вспоминает умершую супругу, а остальное — сплошная какофония из фрагментов его беспутной жизни.

Вопреки их ожиданиям, перед камином творилось нечто невероятное. Хорошо принявшие «на грудь» хозяин с приятелем развлекались сразу с тремя изрядно подвыпившими девицами. Все уже были раскрасневшимися, потными и испачканы помадой трех оттенков. Вокруг, прямо на полу валялись разбросанные вещи — халаты, полотенца, обувь. Ближе к камину, поблескивая острыми гранями, расстилалось битое стекло, в котором угадывались остатки бутылки и как минимум двух бокалов.

При виде такой картины Мосмеру тут же захотелось уйти, схожие мысли излучали и Мовин со Стариком. Немного постояв, все трое дружно покинули ранее гостеприимный дом.

— Взгляните, вон там, освещена часть лесополосы, — Аркадич протягивал руку к силуэтам деревьев, слабо различимых, на фоне ночного неба, — я знаю там одно место. Если там горит огонь, то там мои старые знакомые. Пойдемте, я покажу вам интересных собеседников.

Они двинулись в сторону указанную стариком. Внезапно Аркадич исчез. Мовин лишь хмыкнул и, точно так же без предисловий испарился.

«Я то, чем хуже? » — Мосмер включил воображение и через мгновение уже был в прежней компании.

Старик расположился у самого огня и рассматривал присутствующих. Собственно огонь разожгли и поддерживали два бомжа — мужчина и женщина. Они сидели под небольшим навесом, сооруженным на остатках будки путевого обходчика. Давно заброшенное строение не имело ни оконных рам, ни дверной коробки. От крыши осталось несколько балок, на которые были брошены несколько старых шиферных листов. Поверх всего этого неустойчивого сооружения было настлано несколько слоев полиэтиленовой пленки и куски брезента. Все это крепилось, связанными из кусков разной толщины веревками и крепилось за все, за что можно было привязаться. Женщина следила за котелком с каким-то булькающим варевом, в то время, как мужчина, периодически прикладываясь к бутылке вина, пытался при помощи стальной проволоки починить сильно изношенные ботинки.

Но не этих людей имел в виду старик, говоря о своих знакомых. С десяток, а может и больше, полупрозрачных силуэтов окружили костер. Они все были молчаливы и задумчивы. В самих позах призраков чувствовалась какая-то скорбь. На молчаливый вопрос Аркадича от общей массы скопления духов отделился один, подойдя вплотную к троим подошедшим, он стоял какое-то время, словно изучая пришельцев. Затем, протянув руку к старику, словно хотел положить ее на плечо, сказал:

— Пополнение у нас. Из тех, которые не часто встречаются.

— Вижу, что приветствовать всех присутствующих обычным приветствием было бы неловко, — ответил Аркадич, — Что же случилось?

— Вот, она, — силуэт, в представлении Мосмера постепенно принимавший очертания схожие с разбойничьим атаманом, указал рукой в направлении костра.

Будто, повинуясь приказу старшего, призраки стали раздвигаться и затем перешли в менее освещенные места. Вскоре Мосмер увидел женщину, сидевшую на корточках. Она, повинуясь какому-то внутреннему ритму покачивалась вперед и назад, лицо ее касалось языков пламени, но черт различить Мосмер пока не мог. Во всей ее позе виделась трагическая отрешенность. Присмотревшись, Мосмер заметил, что женщина прижимает к груди некое очертание свертка. «Неужели ребенок? » — колющая мысль пронзила сознание. Подошедший силуэт, видимо прочитав догадку, утвердительно кивнул:

— Сегодня выбросилась из окна вместе с младенцем. В ней сама пустота — ни мысли, ни слова. Так вот и просидела весь день.

— А в чем причина? — Мосмер всматривался в силуэт самоубийцы, и его фантазия дорисовывала черты лица и детали фигуры.

— Здесь не спрашивают. Хотя о причинах можно и догадаться — ЖИЗНЬ довела, —

дух на слове ЖИЗНЬ сделал многозначительное ударение.

— Пойдем и мы к огню, — Мовин прошел между ними и его силуэт перекрыл мутной пеленой полыхающий костер.

Сидя у костра, Мосмер все время всматривался в лицо женщины. Но ее отрешенность проявилась даже в нарисованном им образе. Она лишь синхронно покачивалась и больше ничего — ни единого жеста, ни эмоций на придуманном лице. Мосмеру стало жутко.

— Дочь художника несколько раз подумывала о том, что бы выброситься из окна башни, — призрак Старика — путешественника сидел рядом и так же, как Мосмер всматривался в облик женщины.

— Я подозревал об этом, но скорее думал, что такое желание могло возникнуть у отца, — шепотом произнес Мосмер.

— О! С отцом мне пришлось поработать в свое время. Конечно, и его посещали греховные мысли. Можно сказать, что я его вовремя останавливал.

— Значит, это было и не единожды?

— Отчаявшийся человек, — Аркадич покачал головой, — больше всего в жизни боится быть обузой, потому и работает по ночам. Сейчас, если вернуться туда, я более чем уверен, что не спит — жжет в буржуйке дрова и работает.

— Я еще хотел спросить …

— Слышу. Но все равно спрашивайте.

— Тот пейзаж …

— А, бухта? Да-а-а, — Аркадич задумчиво глядя куда-то поверх пламени, на минуту замер, словно вспоминая что-то, — это райское место. Это на островах в Тихом океане. Представляете, там вокруг ни одного живого человека. Цвет моря настолько волшебный в любую погоду, что глаз оторвать невозможно. Растительность невероятная в своем ассортименте, звери и птицы необычно яркой окраски. Рыбы — огромные, губастые. Они всплывают к самой поверхности, жадно хватают упавших насекомых и лениво возвращаются на глубину.

— Прямо райское место, судя из вашего описания.

— Возможно, что похоже — я то в раю не был, не знаю, — Аркадич улыбнулся.

— Почему бы вам там не остаться?

— Я уже подумывал было над этим … Да вот, знаете, тоска по родным местам все же наплывает временами. Где я только ни был — всюду одно и то же. Побудешь, некоторое время и все равно хочется увидеть наши березки, листву осеннюю, могилу супруги … Когда я молод был, то считал, что человек везде прижиться может, а поди ж ты. Вы себе представьте, там — на острове нет воробьев. Растения все чужие — вроде все зелено, а глазу непривычно …

Старик смолк, застыл в напряженной позе — обхватив колени. Мосмер понял, что говорить сейчас что-либо, было неуместным. В повисшей тишине лишь трещали дрова в костре, да женщина готовившая стряпню, бряцала ложкой о край котелка.

Какое-то еле заметное движение вывело старика из оцепенения. Он повернулся и увидел, что силуэты один за другим начинают подниматься и медленно уходить в темноту.

— Куда это они? — спросил Мосмер.

— Оооо… — протяжно вздохнул Аркадич, привстал и застыл на полусогнутых ногах. В его придуманных Мосмером глазах читался страх.

— Сейчас увидишь, если за ними пойдешь, — Мовин поднялся и, его тоже словно потянуло что-то в след, за уходящими призраками.

Все двигались молча. Чуть впереди Мовина брела женщина с ребенком. Аркадич понуро склонив голову, следовал позади Мосмера. Уходили вдоль лесополосы, затем вошли в лес. Уже давно остались позади деревья освещенные заревом костра, но выглянувшая из-за облаков луна освещала каждый куст, каждую ветку. В жутком голубоватом свете идущие призраки должно быть должны смотреться устрашающе жутко, но не в глазах самих духов. Вскоре лес поредел. За идущими впереди, угадывалось что-то, похожее на поляну. Там силуэты останавливались и сливались в плотную стену, теперь уже похожую на туман. Мосмер вошел в эту пелену и увидел впереди глубокий овраг, поперек которого лежал ствол огромного дерева. Сколько он ни всматривался, а так и ничего не разглядел под стволом — сплошная тьма. И вдруг эта ТЬМА, это темное пятно стало увеличиваться, вот уже и ветви, и обвисшая кора поваленного дерева стали еле различимы. И стало происходить то, что бурная фантазия живого человека с трудом смогла бы описать словами. От общей массы слившихся силуэтов стали отделяться отдельные, как расплывчатые пятна, призраки. Они медленно продвигались к центру темной бездны. Они не делали никаких движений, от них не исходило ни звука. Они просто растворялись в черной антимассе. Это было похоже на летающие пылинки, втягиваемые вентилятором — другого сравнения Мосмеру на тот момент не могло прийти на ум. Неожиданно Мовин горячо зашептал ему на ухо:

— Отойдем, срочно … Слушай, запоминай и не перебивай. У меня мало времени. Я тоже сейчас уйду.

Мосмер оглянулся на Аркадича, тот стоял ссутулившись, с поникшей головой и, лишь полуоборот головы выказывал, что старик все слышит. Мовин заговорил горячо и быстро, словно боялся опоздать:

— Я не знал тебя в жизни, но мы однажды встретились. Вспомни себя маленьким, стоящим на мосту над дорогой. Тебе тогда еще пяти лет, наверное, не было. У тебя в руках был кирпич завернутый в какую-то тряпку, обвязанный бельевой веревкой. Тебя все время тянуло на разные эксперименты, я это позже понял. То ты вечно что-то поджигал, то ломал или разбивал, то чуть не утонул. Но в тот раз, тебе приспичило бросить кирпич на проезжавший внизу автомобиль. Вспомнил? А-а… Вижу. Вспомнил. В той машине был я. Ты сразу же убежал и даже не видел, что автомобиль слетел с дороги и врезался в дерево. Погиб только водитель. Только я. Понимаешь, это я погиб от твоей шалости.

Картина вдруг ясно нарисовалась перед Мосмером. Он вспомнил все до мельчайших подробностей. Он даже помнил жуткую череду звуков. В начале — удар, сминающий кузов автомобиля, затем звонкий шорох разбитого стекла, и уже позже, он отчетливо вспомнил шипение пробитого радиатора и секундой спустя, включившийся сигнал клаксона. Все эти звуки он слышал, когда был еще несмышленым пацаном, но сейчас … Сейчас, все встало перед глазами так живо, будто произошло совсем недавно. Ах, как ему вдруг стало стыдно и захотелось, куда бы то ни было, но спрятаться. А жаркий голос Мовина все не умолкал:

— Поначалу мне очень хотелось тебе отомстить и у меня, поверь, не возникло бы жалости к ребенку. Но что-то всякий раз меня останавливало. Я, став твоим ангелом — хранителем всякий раз откладывал, а позже и вовсе не мог решиться завершить твое существование. Всякий раз, когда тебе грозила смертельная опасность, я вмешивался, заставлял мозг лихорадочно работать. Ты помнишь тот день, когда волна накрыла тебя, и ты, захлебывающийся соленой водой, из последних сил оттолкнулся от дна? Тот глоток воздуха уже на поверхности ты можешь считать своим первым вздохом во второй своей жизни.

Вспомни взрыв и осколки, чудом пронесшиеся мимо тебя в другой раз. А все лишь потому, что ты сделал единственный шаг в сторону. От того, что ногой угодил в грязь, потерял равновесие и упал — только потому ты и остался жив.

Вспомни случай на пожаре, когда что-то заставило тебя оглянуться — тогда ты не сделал единственный шаг вперед, и горящая балка рухнула в сантиметрах перед тобой. Ты удивился моему имени, и тому, как я назвал тебя? Я вынашивал эти имена всю твою жизнь. Мовин — МОя ВИНа. Мосмер — МОя СМЕРть. Мне так хотелось, что бы ты узнал и меня, и обо всем. Нет, я не виню тебя и не говорю, что прощаю тебя. Узнав тебя в твоей жизни, я понял, что тебе будет достаточно лишь знать … Я, не требую покаяния, не хочу расплаты и не хочу слышать слов. Ни слов благодарности, ни слов покаяния. Все эти годы я только и хотел, что бы ты узнал то, что одним непродуманным движением ты можешь оборвать целую цепочку событий. Что, заставив сделать кого-то один шаг, ты можешь изменить целую жизнь. Я ухожу — видно пришло время. Я лишь, напоследок, хочу сказать …

Призрачные очертания собеседника стало поглощать темное пятно в окружении серой едва шевелящейся пелены.

Последние слова Мовина оборвались вместе с растаявшим силуэтом. Стоя на краю оврага, Мосмер загипнотизированно смотрел вслед плавно исчезнувшей белесой дымке. То, что оставалось от человека снова исчезло, и теперь это вновь случилось на его глазах. Он стоял, магнетически глядя во ТЬМУ, и не мог оторвать взгляд от неведомой пустоты, поглотившей его собеседника. Это продолжалось до тех пор, пока сама чернота, принимавшая призраков, не стала стремительно сжиматься, пока и вовсе не исчезла. Из оцепенения его вывел голос Аркадича:

— Достаточно. Пойдем уже …

Мосмер оглянулся. Они лишь вдвоем стояли на краю обрыва. Рваные клочья облаков то и дело заслоняли лунный свет, наполняя окружающий ночной пейзаж жуткими движениями теней.

«Что хотел сказать он? Он — МОЯ ВИНА. Неужели мне не узнать теперь, последних слов души человека, в смерти которого я повинен? » — мысли терзали его, пока он плелся следом за стариком. Он даже не пытался уклоняться от встречающихся на пути ветвей и кустов терна. И они проходили сквозь него. Или он проходил сквозь них …

«Снова запутался» — поймал он себя на мысли и в то же время мысленно задал вопрос старику, но ответа не последовало. Аркадич даже не оглянулся. Казалось, старик и сам был под впечатлением от увиденного, и услышанного. События этой ночи терзали эфирный мозг неприкаянного призрака. Так длилось до тех пор, пока они не подошли к уже знакомой ему башне.