Глава 4

В прозекторской он встретил еще один силуэт. Но старая бабка несла какую-то чушь, ему совсем не хотелось выслушивать ее причитания, и Мосмер пошел бродить между столами. На столах его не было. Он заглядывал под простыни, рассматривал лежащих и не накрытых покойников. Сначала не увидев своего тела, даже шевельнулась в нем какая-то призрачная (вот уж точное слово) надежда. Он даже попытался мысленно сострить, но вовремя спохватился. Уже подходя к холодильникам, он столкнулся с одним из работников морга, и эта встреча даже испугала его. Мужчина, уже пройдя сквозь Мосмера, вдруг остановился и очень медленно повернулся, внимательно сканируя взглядом помещение. Когда же взгляд его остановился на глазах призрака, Мосмеру стало жутко. Он направил взгляд в пол и посмотрел, уже в след ушедшему медиуму, только минутой позже. Теперь он стал вести себя осторожнее, держался все больше ближе к стенам и закоулкам. Заглядывая в камеры, Мосмер наконец таки увидел себя. Вернее он увидел бирку, привязанную к пальцу ноги. Он уже хотел пробираться в глубь камеры, что бы взглянуть на свое лицо, как его внимание привлек звук в конце помещения. Он оглянулся. Два человека катили каталку с накрытым телом. Какое-то ощущение дискомфорта пронзило его, когда каталка прошла сквозь него. Он резко отскочил в сторону и тут же услышал:

— Что тебя так кидает? Сядь уже, где то. Сядь и смотри.

Мосмер оглянулся на голос, но никого не увидел, рядом стояла каталка с телом, покрытым посеревшей от частого использования простыней.

— Что ты вертишь своей пустой башкой? Здесь я — под простыней.

Только по интонации он узнал Мовина.

— Давай, представляй скорее Джигарханяна, а то так и будешь в непонятках пребывать.

Последние слова уже начали приобретать знакомый, скрипучий оттенок.

— А зачем ты под простыню забрался? — шепотом произнес Мосмер, косясь по сторонам.

— А … Тебе пока не понять. Слишком мало времени тебя носит в таком образе, — силуэт появился над каталкой.

— Боишься встретить знакомых?

— Ну, ты, даешь, — Мовин искренне смеялся, стараясь приглушить голос, прикрывая рот руками, — Какие на хрен у меня здесь знакомые? Скорее у меня опасения завести новые знакомства. Мосмер осмотрелся по сторонам — отовсюду, изо всех щелей появлялись силуэты. Одни неодобрительно кивали очертаниями голов, другие панически махали руками, третьи просто смотрели в их сторону. Неожиданно откуда-то из-за холодильника или из дальней двери, Мосмер не успел рассмотреть, появился еще один силуэт, резво подскочил к ним и уши разрезал неприятный с подвизгиваниями голос:

— Эй, вы — ТЕНИ. А ну прикрыли вякалки. Забыли, где находитесь? Чмырье непогребенное. Ша обоим!

Мосмер вопросительно посмотрел на Мовина. Тот, перестав смеяться, сделал жест рукой и они, покинув помещение, пошли по коридору.

— Кто это?

— А! — Мовин отмахнулся, — Ну его к бесам. Местный маньяк. Постоянно здесь торчит и пялится на процесс вскрытия жмуриков.

— Мерзость какая. Как можно на это постоянно смотреть.

— Как?! Мне кажется, что он работал в морге или был садистом-насильником. Я часто вижу его здесь. У каждого свои тараканы. Твоя любимая фраза, — Мовин хихикнул.

— А тебя сюда, что тянет?

— Не знаю. Мне трудно ответить. Вот ты сам, тебе ведь хочется посмотреть, как тебя будут потрошить?

— И да, и нет. И тянет, и останавливает. Не знаю.

— Ты для начала взгляни, как вскрывают кого-то, а там решишь — оставаться тебе или нет. Вот ты подумай, а я посмотрю вокруг, может какую симпампульку призрачную встречу. Очень знаешь ли не хватает мне женского общества, — и Мовин заржал, как конь.

Они стояли перед фонтаном, во дворике. Звук падающих струй воды был приятен, хотя говорить приходилось громко.

— Ты спросил — почему я сюда прихожу. Я отвечу тебе. Я как-то слонялся по городу, по окрестностям. Мне было жуть как одиноко, — Мовин усмехнулся, протянул руку к фонтану и стал рассматривать, как струя воды пролетает сквозь ладонь, — Это должно быть смешно, слышать в откровениях призрака такие признания. Но было так, как я и говорю. Да мне было тоскливо. Мне надоело шляться по кладбищам. Надоело заглядывать в глаза прохожих, читать их мысли. Мне просто захотелось с кем-то поговорить. Принесло меня сюда непонятной силой, а уж тут… Их здесь всегда много таких как я, и таких как ты… В тот раз я познакомился с только что умершей молодой женщиной. Она все не могла отойти от своего тела. Смотрела на себя и тщетно пыталась поправить свои скомканные волосы. Мы тогда долго разговаривали. Я все пытался понять — что заставило ее принять яд. Тогда мы просидели на шкафу в коридоре морга всю ночь. А утром ее вскрыли. Она все видела. Изумлялась, возмущалась, ругалась. А после мы долго стояли в струях этого фонтана… К вечеру она ушла. Тьма поглотила ее, и мы даже не попрощались. Позже, я часто приходил, разговаривал с такими же, оставшимися. Но новые знакомства были какими-то несуразными. Бестолковая, и бессмысленная болтовня стала мне надоедать.

— Я не опоздаю? Когда моя очередь?

— Ты почувствуешь это. Не опоздаешь. Кстати, вспомнил… Ты чего вчера потерялся? Я понял, что тебя нет в доме лишь под утро.

— Как ты понять не можешь? Меня еще не похоронили, а я буду пялиться на оргии.

— Ты ничего не потерял. Они мне через час надоели, и я их в бильярдную спровадил.

— Снова в мозгах поковырялся?

— Ага, — Мовин хихикнул.

Мосмер был в шоке, если можно применить этот термин к призраку. Процедура вскрытия его словно загипнотизировала. Он от начала и до конца не сводил взгляда с патологоанатома, который отработанными, привычными движениями кромсал его оболочку различными инструментами. Отошел он от стола лишь после того, как его внутренности и мозг, разложенные в лотки с отверстиями для стока жидкости, унесли, и работник морга стал зашивать его брюшную полость. Он медленно двигался вдоль стены в полумраке коридора, когда перед ним возник силуэт, который недавно накричал на него и Мовина.

— Смотри не грохнись тут. Нашатырь тебе никто не принесет.

Мосмер застыл, вжимаясь в стену, не в состоянии о чем-то думать и уж тем более говорить.

— Шляются тут … — силуэт хамовитого призрака быстро прошаркал мимо и удалился в сторону прозекторской.

— Не обращай на него внимания, он на всех орет, — голос Мовина звучал приятно, почти, как родной, — пошли, я тебя в такое место отведу, там быстро в себя придешь.

Они перешли парк, вошли в какую-то дверь, затем коридорами, переходами и вскоре вошли в душевую. Это была женская душевая.

— Здесь я всегда отхожу после такого, — Мовин оценивающе рассматривал моющихся в открытых кабинках женщин, — Я вон к той. Ты тоже стань под струи воды. Саму воду не почувствуешь, но что-то остается после этого, не знаю, увидишь.

Мосмер вошел в одну из кабинок. Женщина приятной внешности, взбивая пену из мочалки, доливала прямо на тело гель для душа. Она стояла чуть в стороне, пучок падающих струек горячей воды был свободен. Он, как ни пытался, но так ничего и не ощутил. Ни влаги, ни температуры, даже скользкий на вид кафель поглощал протянутые пальцы. Он, как раз отвернулся и не заметил, как намыленная женщина вошла под струи воды и слилась с ним. Было непривычно и в то же время интересно. А еще что-то напомнило. Но от воспоминаний его отвлек голос Мовина.

— Твоя тоже хороша, — его руки скользили по гладкой мокрой коже женщины.

— Да ну тебя, — Мосмер выскочил из кабинки и быстро пересек помещение.

— В нашем с тобой состоянии наибольшие терзания происходят при виде еды, женщин, выпивки и курева. Вот одна из причин не поддаваться вредным привычкам при жизни. И еще одно — старайся не появляться у себя дома.

— Почему?

— Почему …, — Мовин остановился, они брели по аллее парка, листья поднятые ветром пролетали сквозь ноги, тонувшие в толстом ковре опавшей листвы, — тебя ждет столько разочарований, особенно, когда увидишь, кого на твое место приведет жена …

Дослушать реплику Мовина уже не получилось. Мосмер так усердно задумался, что в несколько мгновений уже стоял перед дверью своей квартиры.

— Ну что? Убедился? — Мовин встретил его у подъезда на лавочке, сидя между старухой опирающейся на палочку и молодой мамочкой, которая совмещала покачивание коляски и чтение журнала.

— Ничего такого не было.

— Себе не лги! Скандал сына с дочкой — это уже не ничего. Это только начало. Они всегда грызлись между собой. Сын хамил матери, пока ты пропадал днями на работе. Дочь заступалась за мать, но в его отсутствие, ей же и устраивала нервотрепку. Не уживаются взрослые дети с родителями — закон бетонных джунглей.

— Пожалуй, ты прав — мне не стоит сюда приходить.

— Не стоит, но приходить будешь. Думаешь, меня не тянет? Только сдерживаю себя и стараюсь бывать все реже.

Заплакал ребенок, молодая мамочка стала скрипеть коляской и, они отошли в сторону. — Куда сейчас?

— Пошли, по скверу пройдемся.

Они долго молча ходили по дорожкам, время от времени сквозь них пролетали воробьи, проезжали мальчишки на велосипедах. Было непривычно, но все же забавлял тот факт, что прохожие, подходя к ним лицом к лицу даже не пытались остановиться или хотя бы замедлить шаг, затем, словно бы растворившись на миг, уже возникали позади — спиной к спине.

— Я спросить хотел …

— Знаю. Но ты все равно спрашивай, — скрипучим, бархатным голосом Мовин действовал на Мосмера успокаивающе.

— Луч. Ну, те, кто по лучу уходят … Там, что?

— Никто не знает. Вернее знают те, кто ушел. Оттуда не возвращаются.

— А как же рассказы в газетах и по «ящику»?

— А никак. Все это болтовня. Газеты пишут живые люди, а не призраки. Я таких возвращенцев не видел. Не знаю я и того, что меня оставило в таком состоянии, как я теперь. Не знаю и того сколько кому отведено быть призраком. Я уж многих повидал. Одни совсем недавно мечутся. Другие, и таких немало, по две — три жизни человеческие маются, а что и кто ищет — так у каждого свое. Да и не все хотят об этом исповедоваться.

— Ты так мне и не ответил тогда. Я спрашивал о дате твоей смерти, но ты ушел от ответа.

— Я помню. Не скажу тебе и теперь ничего. Не сейчас. Должно быть когда-нибудь узнаешь.