Глава четырнадцатая. Пора

— Теперь-то вы понимаете, почему необходимо было выудить его?! Это мы еще легко отделались, а если бы ничего исправить не удалось до того, как они объединились снова? Я не могу таскать души в Теневую каждый день, это неправильно, это нарушает баланс! Почему вы так задержались? Что с тобой, Китаец, происходит, что ты не прогнал всех сразу, а принялся кормить… Чем там ты их кормил? Уткой? Кроликом? Это ты умеешь, пронырливый старик. Чуть всё не обрушили! Хранитель, друг мой, ты же тонкий ум, ты физик, ты, что, не мог этого понять? Ман, а вы, вы, дражайший профессор, вы не могли предугадать, что все они захотят оказать давление на Кристаллическую? Тем более, пока она способна воспринимать это давление, а она способна. Да что же вы стоите?! Уже и чай готов. Стоят, как не родные. Мальчика на диван. На диван, на диван. Ну-с…

Вновь оказавшиеся под шпилем были изрядно оглушены долгой тирадой Геометра на повышенных тонах. Они настолько привыкли переговариваться шепотом, что повышение голоса на полтона уже воспринималось, как крик. Тем более, недавнее происшествие настолько выбило всех из колеи, что привычное поведение Геометра казалось чем-то запредельно далеким. Опасения и сомнения одолевали всех троих. Вольский спал. Сила души, замирая, не решалась обнаружить свое присутствие, но ее страх и волнение ощущали все. Пёс осторожно опустил Володьку на диван. По привычке сжал руку в кармане и молча уставился на Геометра. Профессор и Китаец тоже молчали, остановившись в дверях.

— Ну-с… — Геометр явно призывал собравшихся к диалогу. Улыбка не сходила с его лица, скрывая тревогу. План по исправлению графика едва не провалился, и всё по вине того, на кого математик возлагал такие надежды. Хранитель с трудом уберег Избранника. — Да что вы? Заморозили вас, что ли? Где вы находитесь? Что вы тут столпились, право слово! — Геометр постепенно отходил от нервического напряжения. — Хранитель, Переговорщик, посмотрите, до чего довели! У вас души на Кристаллическую бросаются! Докатились! — чертежник поднялся и сунул в руки Пса стопку чертежей. — Живо на улицы и выпроваживать всех отсюда! Всех до единой, кто не получал чертежа в последние месяцы! Я сутки чертил. Сутки! Вы чуть всё не испортили. За что мне этот крест?! За что? — он остановился в центре комнаты. — Чего уставились? Вон! И не возвращаться, пока не разберетесь с ними!

— Но, Геометр…

— Никаких «но», профессор! Никаких «но»! Не понимаешь, чем чревато неудовлетворенное беспокойство?! Нарушение баланса. Вот что нам грозит! А если их сила перевесит? Нам никакая Кристаллическая не поможет!

Геометр перевел взгляд на спящего Вольского, на Пса и обратно. Изумленно приподнял бровь и улыбнулся. И что-то столь незнакомое и теплое было в этой улыбке, что пришла пора Хранителя недоуменно вскидывать брови.

— А что вы так на меня смотрите? Испугались, что я с мальчиком сделаю что-нибудь? Увольте, любезные, увольте, как же я могу, без Хранителя никак ничего не совершить в нашем замечательном храме науки, — чертежник обвел рукой маленькое помещение так, словно крохотная комнатка, набитая чертежами, бумагой, линейками и стопками книг, могла свидетельствовать о роскошестве храмового убранства. — Со спокойной душой...- Геометр изобразил некий пируэт, отдаленно напоминающий танцевальное па, и вновь улыбнулся, — можете отправляться исправлять последствия собственной безалаберности, а мы пока со стариной Китайцем пообщаемся.

Брезгливое движение пальцев, каким отгоняют назойливого уличного мальчишку, просящего мелочи, провожало Пса и Мана за дверь. Геометр приобнял Китайца за плечи, почти силой втаскивая его в круг вечно включенной лампы:

— Сколько лет, сколько зим, друг мой…

— Не один-с десяток, друг мой, не один-с, — Китаец прищурился.

— Все прячешься? — улыбка не сходила с лица Геометра, как если бы он встретил давнего приятеля или одноклассника, о котором слышал лишь какие-то обрывки сведений, а теперь рад был поговорить с ним лично.

— А как иначе-с, если Ваше Геометрическое Величество-с так и норовит испортить всё.

— Что ж ты так, Китаец, не стыдно обзываться?! — Геометр капризно поджал губы, усаживаясь в кресло. Старик опустился на диван, умудряясь балансировать на самом его краешке, словно прикрывая тело Володьки собой.

— Да кто ж посмеет на тебя обзываться? Ты же вон как, маху-то даешь, дай каждому такого устремления.

— Это ты меня обвиняешь? Меня? Геометра? Ты хоть понимаешь, какой груз у меня на плечах лежит? — трагичности голосу Геометра было не занимать. И невозможно было определить, то ли он играет очередную сцену спектакля, то ли серьезно переживает о выполнении своих обязанностей. — Это тебе не технология. Это тебе не бумагу раскатывать да резать, в рулончики закручивать! Уселся на своих задворках, тишь да гладь, ни одна душенька не трогает, никто не дергает…

— Хочешь, поменяемся, — в глазах старика сквозил смех.

— Вот давай без этого, давай без этого. — чертежник рассеяно перекладывал на столе бумаги. — Ты тут сколько? Ни разу ни к одному из Нас не пришел и не сказал: «Помилуйте, любезные, отпустите пожить». Пришел? Верно. Не пришел. Всем доволен, стало быть. Всем?

— Да не на что жаловаться-с. Сумасшедших только много развелось.

— Это ты кого имеешь в виду? — Геометр обиженно заморгал. — Это ты опять на меня бросаешься? Да что я сделал-то тебе, старик? Я к тебе даже не хожу, Хранителя за бумагой посылаю. Не трогаю. Совсем не трогаю.

— А что ты учудил-с в итоге?

— Да неужто и ты не понимаешь?!..

— Да всё я понимаю, Геометр. Сколько знакомы. Сколько перевидал я вашего брата, а все одно. Как случится что, так вы в крайности. Не придете, совета не спросите. Раз в год появится долговязый хромой за бумагой и все-с, а мне, может, поговорить-помочь охота-с.

— Ой, уморил, старик! Ты чего это? — за насмешливым тоном Геометра скрывалось удивление.

— А что-с? Уж и поговорить по душам со старым другом нельзя.

— По душам, говоришь… — Геометр напряженно замер в кресле. Спина его выпрямилась. Пальцы вращали один из многочисленных карандашей, — по душам, говоришь…

— Говорю-с, батенька, говорю-с. Не поведаешь ли чего нового?

— Да ты и без меня знаешь. — математик кивнул на мальчика, тоскливо вздохнул и перевел взгляд в окно. — Видишь, как.

— Вижу, Семнадцатый. Вижу.

— И как помочь ей? Да и Избранник вроде неплохой. Нельзя график Кристаллической так исправлять, как я задумал.

— Да это сразу было известно-с. Только ты решил отчего-то, что справишься. Геометр, сколько лет уже ты чертишь?

— Не считал.

— Вот всё, как дети. — Китаец устало вздохнул, погладил мозолистыми пальцами жидкую бородку. — Сколько я тут живу, всё умиляюсь. Всё вымеряете, всё знаете, а до собственных лет никак не доберетесь.

— Ты что же, жалеешь меня?! Я Геометр!

Китаец поднялся резко, в один шаг преодолев расстояние между диваном и столом. Ни тени старческой сутулости не было в его движениях. Синий взгляд полыхал ледяным огнем.

— А я кто, по-твоему?!

— Друг мой, друг мой, да ты что? Давай-ка мы без Верховных сущностей обойдемся. — Геометр растерялся. Старика вывести из себя ему еще не удавалось, но рассказы, что чертежник слышал о нем, заставляли взвешивать слова. Китаец жил в Теневой с момента её создания. На его бумаге чертили судьбы все Геометры. Каждый оставлял воспоминание о Китайце, как о суровом и непреклонном, но всегда спокойном человеке, а тут, похоже, задела и его происходящая история, раз так ощутимо нервничает. Всего несколько раз за всё время своего черчения видел Геометр Китайца — сгорбленного старика, сыплющего шутками-прибаутками, скрывающего за ними невероятную силу, никогда не проявлявшего волнения. Сейчас же…

— Ты думаешь, я здесь просто так сижу в клубах дыма? Ты думаешь, силы черпать из миропотока — раз плюнуть? — фигура Китайца выпрямлялась, вокруг звенел воздух. — Ты думаешь, я не слежу за тем, что ты тут вытворяешь?!

Геометр примиряюще поднял ладони, но стойко выдержал долгий взгляд Верховного, не моргая. Китаец уже через несколько секунд вернулся в образ прихихикивающего старика и улыбался, не стесняясь парочки отсутствующих зубов. Глаза его подернулись серой дымкой, а вздох словно бы подвел черту спора.

— Так-с, милсдарь, так-с, давай-ка потумкаем чего-нибудь, пока господа наши разлюбезные-с усмиряют разгулявшихся. Чайку, что ли, налей, а?

Геометр улыбнулся. Позвякивая посудой, он наполнял чашки чаем. Не было никого из Верховных ближе, чем Китаец. Почему бумажных дел мастер получил такое прозвище, уже никто не помнил, но приписывали его происхождение тому занятию, что он избрал для себя. Почему за Теневой необходимо было приглядывать, почему Силы никогда не оставляли Геометров без внимания, никто тоже не помнил, но так повелось, что Китаец всегда был где-то поблизости в своем дымном отдалении. Редко он позволял себе показывать свою истинную сущность, но раз услышав голос его Кристаллической, больше спорить с ним не хотелось. Он умышленно лишал себя возможности слышать движения душ, но собственной силы его хватало для того, чтобы сохранять под контролем и чертежи, и Геометров, и их путь в Теневой. Китаец никогда не вмешивался в дела чертежников, но сейчас он чувствовал в первую очередь волнение души своего подопечного, Семнадцатого, и не мог оставаться в стороне. Сейчас Смотритель мог бы помочь. Сейчас Смотритель должен был помочь.

Они пили чай в молчании. Каждый был погружен в свои мысли. Думали об одном и том же и, но не говорили об этом. Стрелки медленно переваливали за полдень. Ближе к четырем. Володька спал, даже не шевелился. Что за сны видел мальчик? Его душа безмолствовала. Кристаллическая ошарашенно слушала диалог двух сильнейших в Теневой и не решалась что-либо говорить. Вокруг нее плотной стеной выстраивалось защитное кольцо, возведенное Хранителем. Ее не одолевали видения, что позволяло Избраннику отдыхать, а ей самой осмысливать происходящее, вглядываясь в стержень и нанизывая на него новое знание.

Очередная чашка наполнилась темным отваром. Геометр бросил взгляд на часы и достал новый прибор. Спустя несколько минут в комнату вошел Пёс, следом — бледный и измученный Переговорщик.

— Ну-с, как наши дела? — Геометр пододвигал чашки в направлении вновь прибывших.

— Как видишь, все графики розданы, многие вернулись Туда, — Хранитель, явно уставший, поднес чашку к губам, бросив взгляд на Вольского. — Всё еще спит?

— Не твоих ли рук дело? — Геометр улыбался, покачиваясь на стуле. Только на секунду Пёс стушевался, а затем медленно кивнул и сделал глоток чая. — Вот и правильно. Им необходимо отдохнуть, впереди путь долгий.

— Его Геометрическое Величество… — Китаец вложил чашку в руки Мана и хитро подмигнул профессору, — любезно-с посвятило меня в свои планы. Всё не так страшно-с, как вы, господа, успели уверовать. Я всё недоумеваю-с, позволите ли такое замечание, насколько же вы все нервные. Знаете ли, свежий воздух-с окраин повлиял бы на вас положительно в этом смысле.

— Это вы о чем?

— О столь любимых вами камушках, Хранитель, о них-с. Некоторые превращаются в камень преткновения, по сути, являясь пылью. Тут-с у нас не песочек, но всё же…

Китаец описал Гончему и профессору план Геометра по выпрямлению неверного графика. Чертежник молчал, зарывшись пальцами в волосы, и изредка кивал невпопад.

— … И в результате-с мы все снова собрались здесь.

— И что же мы должны делать в результате-с? — Пёс со звоном опустил чашку на блюдце. Наконец он понял то, что никак не мог постичь последние два дня, — почему Учитель вел себя столь странным и несвойственным ему образом. Геометр хотел спасти путь души, не позволить ей утянуть на дно Избранника из-за нескольких неверных разметок. Хранитель выдохнул, но задался новым вопросом: — Что же теперь?

— Мы должны исправить график, вернуть мальчику его душу и сохранить баланс, — Ман растеряно прихлебывал чай. Его пальцы подрагивали.

— Всего-то, профессор-с, всего-то, — Китаец хихикнул.

— Вот уж нашел время смеяться, — тяжелый взгляд Хранителя вновь схлестнулся с прозрачной синевой. Гончий запнулся и умолк. Что увидел он в этой прозрачности, никто не узнает, но плечи его распрямились, а вздох вывел Кристаллическую из теплого забытья. — Время пришло.

— Пришло. — Семнадцатый встал из-за стола. — Пора.