Главы 12-14

ОГЛАВЛЕНИЕ РОМАНА:

Главы 1-4: writercenter.ru/library/filosofiya/roman/vopreki-vsemu-roman-o-suini-todde/389993.html

Главы 5-8: writercenter.ru/library/filosofiya/roman/vopreki-vsemu-roman-o-suini-todde/507514.html

Главы 9-11: writercenter.ru/library/filosofiya/roman/vopreki-vsemu-roman-o-suini-todde/507516.html

Главы 12-14: writercenter.ru/library/filosofiya/roman/vopreki-vsemu-roman-o-suini-todde/507519.html

Главы 15-17: writercenter.ru/library/filosofiya/roman/vopreki-vsemu-roman-o-suini-todde/507521.html

Главы 18-19: writercenter.ru/library/filosofiya/roman/vopreki-vsemu-roman-o-suini-todde/507523.html

Главы 20-22, эпилог: writercenter.ru/library/filosofiya/roman/vopreki-vsemu-roman-o-suini-todde/507527.html

Глава 12. ЕЕ ДУША

Прошла почти неделя со дня ареста Тодда, а Нелли продолжала терпеливо ждать. Привычная работа давалась ей с трудом. Чтобы трудиться, человеку нужен смысл — а для нее весь смысл жизни сосредоточен за пределами пекарни, отрезан от мира и людей. «Все у тех проходит вгладь, кто умеет ждать» — частенько повторял ее покойный муж. К чему вот только, не понятно. Что толку с этой бесполезной поговорки: даже душу отвести не годится!

Томительная неизвестность угнетала. Порою Нелл пыталась утешить себя отсутствием дурных вестей. Но чем дольше тянулось ожиданье, тем сильнее в ней укоренялась мысль, что если ничего не предпринять, Суини Тодд не возвратится на Флит-стрит.

На пятый день, собрав в кулак всю свою волю и оставив страхи дома — догорать в наглухо закрытой печке, Нелли отправилась в тюрьму. На что она надеялась? Ее не пропустили дальше караула, не дали ни единого ответа! Не позволили даже передать заключенному небольшую корзинку с едой. Нечеловеческим усилием сдержав отборные ругательства, вот-вот готовые сорваться с ее уст, она ушла. Вернее, часовые любезно выпроводили ее прочь, захлопнув двери.

Закинув голову, она брела вдоль каменной стены, пытливо вглядываясь в темные провалы решетчатых окошек. В какой же камере он заперт? В какой из них? Сколько будут держать его в этом зловещем капкане? И будут ли судить? А может, вовсе повесят без суда?!.. Отчаянно ударив кулаком по каменной ограде, Нелл с приглушенным стоном опустила руку. Корзинка с пирогами упала к ее ногам. Ей хотелось отчаянно разрыдаться, но глаза оставались сухими. Безысходность все туже запутывала свою паутину. Боясь остаться в опустевшем доме наедине с собой, Нелли долго бесцельно бродила по городу. Серые улицы, серые люди, серый дым из множества труб — все слилось в один сплошной лишенный красок бессмысленный, безумный хоровод. Были первые дни апреля, но весна не спешила в этот старый вертеп, именуемый Лондоном — лишь промозглая сырость угрюмо дышала в лицо. Тусклое пятно бесполезного слепого солнца — и ни единого луча надежды…

Усталость постепенно побеждала напряжение, и мысли обрывались, как в забытье. Где ты, расчетливая предприимчивая миссис Ловетт? Сейчас, когда ты так нужна, твоя растерянность похожа на испуг! «Боишься — иди навстречу страху», — так в детстве ей говорил отец. И она упрямо продолжала двигаться вперед, страхи же оставались глубоко внутри…

Но что это?.. Мало-помалу из тумана возникают лепные арки в виде мифических чудовищ, и к горлу подступает горький ком. Нелл хорошо знакомы дубовые резные двери с тяжелым позолоченным кольцом: сюда она тайком от мужа ходила, чтобы впервые в жизни попросить. Сюда глупышка Люси летела, как на крыльях, навстречу своей гибели, искренне веря, что ей обещали запоздалую помощь…

Остановившись, Нелли смотрит вверх, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь бархатные шторы. И снова серые химеры ехидно смеются ей в лицо, хищно оскалив каменные зубы.

Там за дверью, в роскошном уюте гостиной отдыхает последняя в Лондоне тварь! Или скоро вернется домой после пламенной речи в суде… А где же девушка, которую он отнял у отца?.. Как узнать, что с ней сталось? Может, он запер ее в приют для сумасшедших… или хуже?

Нелл решительно направилась к высокой резной двери.

Ее рука сама собой ложится на кольцо, и вдруг невольно замирает. Нелли крепче сжимает озябшие пальцы, раздается чуть слышный удар… Сердце часто-часто бьется, но она не отступает. Кольцо стучит уже сильнее, все громче с каждым разом. Проходит минута, другая. Из-за двери доносится неясный шорох, приоткрывается глазок — всего на миг…

— Эй, кто-нибудь! — настойчиво зовет она, пытаясь побороть волнение.

Но крохотный зазор уже закрыт.

— Эй, вы! — Негодованье притупляет в Нелл все остальные чувства.

Ответа не последовало.

Да, это логово хуже тюрьмы: в тюрьме, по крайней мере, было с кем поспорить! В последний раз со злости ударив каблуком ботинка по резному дубу, Нелл повернулась и зашагала прочь по улице.

Над городом сгущались сумерки, и редкие прохожие спешили вернуться в дом, чтобы согреться у пылающего очага в кругу семьи. Она одна не обращала внимания на холод. Без него ей не нужно тепла.

Нелли добралась до Флит-стрит, когда уже совсем стемнело, и стали зажигаться фонари. У дверей магазина с ней столкнулся незнакомый молодой человек. Сбегая с лестницы, ведущей на второй этаж, он второпях споткнулся о последнюю покатую ступеньку и в потемках едва не покатился ей под ноги.

— Простите, мэм! — поспешно извинился он. — Мое имя — Энтони Хоуп!

И тут же, не дождавшись ответа, продолжал:

— Я сегодня заходил несколько раз, но никто не открывал. Слава Богу, появились вы! А то я уж подумал, что дом просто вымер!

— Вроде того, — машинально согласилась Нелл, думая о своем. Имя юноши было ей знакомо: мистер Ти называл его как-то, они прибыли в Лондон на одном корабле…

— А где же мистер Тодд? — не унимался Энтони. Взволнованно теребя полы сюртука, он поглядывал то на Нелли, то на темные окна цирюльни. — А девушка, что здесь живет?.. Что-нибудь случилось? — спросил он наконец, заметив, что хозяйка подозрительно медлит с ответом.

— Они уехали, — упавшим голосом отозвалась Нелли, — и неизвестно, когда вернутся…

Она открыла дверь, и Энтони последовал за нею в пирожковую. Натыкаясь на стулья, они кое-как добрались до прилавка, и когда миссис Ловетт наощупь зажгла керосиновую лампу, он снова коротко спросил:

— Куда?

Молодой человек пробудил в ней доверие. Простая и открытая душа, в которой нет укромных уголков… Суини называл его достойным другом, и значит, это было так. Но сейчас она просто не могла говорить.

— На вот, выпей. — Нелли налила ему джина. Чуть помедлила, снова взялась за бутылку и до краев наполнила еще один стакан.

Они довольно долго сидели так вдвоем у остывшей печи в полутемной пустой пирожковой, не прикоснувшись к джину и не произнося ни слова.

Догадываясь, что внутренне она пытается собраться с силами, Энтони молча терпеливо ждал. Он не осмелился утешить ее вслух, а Нелли, опустив на руки голову, как будто слушала его молчанье, ловя себя на мысли, что рядом с ним ослабевают напряженье и тоска…

Позади тихо скрипнула дверь. Кто бы это мог быть? Оба вздрогнули и обернулись, стараясь разглядеть неожиданного гостя. Не веря собственным глазам Нелли порывисто вскочила. Позабыв об усталости, об Энтони, обо всем на свете, она словно на крыльях устремилась навстречу вошедшему, широко раскрыв ему объятья:

— Мистер Ти!

Или это иллюзия утомленного разума?.. Нелл подвела Суини ближе к лампе, как будто лишний раз хотела убедиться, что перед ней и в самом деле он. Ах, что они с тобою сделали? Красноватые тени под глазами еще глубже, а в трепетных отблесках пламени резко обозначились впадины на бледных щеках…

— Боже мой, ты сбежал? — выдохнула она и пошатнулась. Ей стало страшно и легко. Он выбрался! Неважно как — он рядом.

— Нет, миссис Ловетт, нет…

От голода или от сильного волненья у Нелли подгибаются колени, и Тодд, подхватив ее на руки, почти привлекает к себе. Ее ладонь сама собой ложится ему на грудь, и за короткие секунды Нелл успевает ощутить глубокие и частые удары его сердца.

— Сбежал? Откуда? Вы ведь уехали? — Пораженный услышанным, Энтони уже не в силах был сдержать поток вопросов.

Нелли вздрогнула и с досадой обернулась. Ну почему он так нетерпелив?

— Присядьте, миссис Ловетт, вы вся дрожите. — Суини усадил ее на стул, и осторожно выпустил из рук. — Дело гораздо серьезнее, Энтони. Я знаю, что могу довериться тебе. Возможно даже, мне понадобится твоя помощь.

На удивление послушно юноша присел на табурет, настроившись на долгий разговор. Похоже, сдержанный и рассудительный характер Тодда передавался всем, кто его знал. Для Нелли это было как болезнь, для Энтони — пример, достойный подражания.

Между тем, как Суини вкратце рассказывал другу о последних событиях, миссис Ловетт критически осмотрела свое оскудевшее за неделю хозяйство. Пройдясь по кухне в поисках какой-нибудь еды, Нелли с чувством вины и стыда обнаружила, что в доме, увы, нет ни крошки. Вернее, мука еще есть и джин, разумеется, тоже, но это ведь — не пирог. А мистер Ти наверняка ужасно голоден! В тюрьме не кормят, а лишь поддерживают жизнь. Она подбросила поленья в печь и разожгла огонь: в пирожковой было холодно, как в склепе. И вскоре печка задышала ей в лицо привычным жаром. Не тратя понапрасну времени Нелл принялась за дело, украдкой поглядывая в сторону Суини из-под полуопущенных ресниц. Любуясь бледным профилем на фоне темной комнаты, она в который раз признала с восхищеньем, что ни лишениям, ни боли не под силу стереть с его лица благородную, волнующую красоту. Речь даже не о красоте — от него исходило какое-то странное притяжение, неуловимый магнетический флюид. Ради него хотелось превзойти себя, ради его улыбки — пожертвовать всем…

— …и сегодня меня вдруг отпустили. Не знаю почему — и это настораживает, — закончил Тодд. — Человек, по приказу которого я был арестован, просто так не откажется от своих обвинений.

— Но на самом-то деле, почему эту девушку отнимают у вас? Вы заботитесь о ней совсем, как отец! Я знаю вас: вы не способны причинить кому-то зло! — горячо воскликнул Энтони, по привычке порывисто привстав с табурета.

Суини медленно провел рукой по лбу. Видно было, что он старательно подбирает нужные слова.

— История так запутана, что, не зная начала, ты не поймешь ее конца. Хотя, я надеюсь — это еще не конец! — В его глазах сверкнули угрожающие искры — и вмиг погасли, словно выпавшие из печки угольки. — Я сразу назову все своими именами. Человек, преследующий девушку, которую ты видел у меня, и называющий себя ее опекуном — судья Торпин. Почти шестнадцать лет тому назад он вынес мне фальшивый приговор, отправив на пожизненную каторгу, чтоб отобрать и погубить мою жену. Сам понимаешь: мое настоящее имя — не Суини Тодд. С тех пор моя жена исчезла, и осталась ли жива — известно только Богу! А девушка… Ты ведь уже догадался об этом: она на самом деле моя родная дочь.

Застыв на месте, Энтони, часто моргая, в молчаливом изумлении глядел на собеседника. Несмотря на предельную лаконичность Суини, этого было слишком много, чтобы переварить в один момент.

— Ее зовут Джоанна… — с грустной улыбкой прибавил Тодд.

И Энтони едва заметно улыбнулся в ему ответ. Суини взял в руки стакан, приготовленный Нелл, и сделал глубокий глоток: после промозглой сырости тюремной камеры огонь печи уже не согревал его.

Он погрузился в долгое молчание, словно давая молодому моряку прийти в себя. А тот неподвижно сидел, уставившись в темноту, стараясь хоть на миг представить себе картину этих немыслимо жестоких испытаний, и не мог. Не мог принять несправедливый мир таким, как есть. Но, не приняв его, ты должен что-то изменить! Ведь именно людская слабость, лень и безразличие к чужой судьбе дают разгул пороку. Сегодня на другом конце земли страдает чужой, незнакомый тебе человек, а завтра — твой близкий друг и вместе с ним — ты сам!.. Удача переменчивей погоды. Почему же счастливые люди забывают об этом? Юноша чувствовал негодование и… стыд. За весь несовершенный мир и собственную слепоту.

— Я даже не подозревал, что вы прошли через такое, мистер Тодд!.. — воскликнул он. — Но это зло не может оставаться безнаказанным!

Суини встал и медленно прошелся по магазину.

— Не все так просто, Энтони, — ответил он совсем спокойно, без тени гнева. Но голос его был глухим.

Как обычно украдкой наблюдая за мистером Ти, Нелли невольно замерла на месте. В темных, сейчас почти черных, блестящих глазах ей приоткрылось нечто такое, от чего холодок пробежал по всему ее телу. То была роковая решимость в предчувствии последней смертельной схватки, которой уже не избежать. И лишь когда Суини повернулся к ней, она поспешно подхватила скалку и для порядка постучала ей о стол.

— Миссис Ловетт, вы не слышали, что стало с моей дочерью?.. — Мистер Ти смотрел на Нелли так, что сердце вдруг затрепетало у нее в груди. С робкой надеждой и глубокой тоской… «Моей дочерью…» — в его голосе сквозило столько нежности и невысказанной боли, что миссис Ловетт растерялась. Почти неделю в неведении, взаперти он думал только об одном — о дочери, попавшей в руки деспотичного судьи, а ей как на беду совершенно нечего ему ответить.

— Я пыталась узнать о ней хоть что-нибудь в доме Торпина… Я стучала, но мне не открыли. — Нелл виновато развела руками и замолкла.

Похоже, Тодд ничуть не удивился. Он понимающе кивнул ей головой:

— Вам лучше там не появляться: судья вас знает. Он может что-то заподозрить. Самое ужасное, — продолжал он, обернувшись к Энтони, — то, что сейчас этот беспринципный и порочный человек принуждает мою дочь стать его женой! В противном случае он угрожал упрятать ее в сумасшедший дом.

— Тогда…— Энтони запнулся. — Оттуда нам ее уже не вызволить?

— Напротив. — Суини порывисто шагнул к столу. — Так даже проще. Тебе известно, где все лондонские постижеры* добывают волосы на парики? В Бедламе: они срезают волосы у сумасшедших из дурдома. Я представлюсь, как мастер по созданию париков и тогда беспрепятственно проникну вовнутрь и заберу свою дочь!

Энтони слушал друга, затаив дыханье: его все больше поражали изобличительные факты и детали, о которых раньше он даже не догадывался.

— Но если Джоанна под замком в доме Торпина, спасти ее будет сложнее. Для начала, — Суини внимательно взглянул на молодого моряка, — мне нужно узнать, где она. Я не могу отправиться к судье: одна надежда — только на тебя.

Энтони не заставил его долго ждать ответа:

— Не сомневайтесь во мне, мистер Тодд! Скажите адрес, я пойду туда и все узнаю!

— Постой! — Суини удержал его за руку. — Ты должен быть предельно осторожен. Не стоит прямо подходить к дверям и звать привратника. Попробуй завести беседу с кем-нибудь из слуг, которые выходят за продуктами. Если повезет — со служанками. Просто приветливо поздоровайся и спроси, не требуются ли помощники: ведь у хозяина, по слухам, скоро свадьба… А там, слово за слово, ты постепенно разузнаешь все, что нужно. Ты понял, Энтони?

Тот часто закивал. Что спорить: его старший друг бесспорно опытнее и умнее!

— Ты знаешь, где находится Грейт-Джордж-стрит? — спросил Тодд.

— Да, конечно, это недалеко от Вестминстерского моста!

— Дом судьи — в самом конце улицы. Джоанна описала мне его: это высокий трехэтажный особняк из серого обтесанного камня, украшенный скульптурами. Ее комната где-то на втором этаже. Возможно даже, с окнами на улицу…

Пока Суини излагал своему другу план предстоящих действий, Нелли посматривала то на него, то на моряка. И от ее внимательного глаза не ускользнула интересная закономерность: они оба испытывали одинаковые переживания. Только немного по-разному. Когда мистер Ти говорил о Джоанне, его взгляд оживляла бесконечная нежность — так луч солнца проглядывает сквозь тучи в грозу. Когда же Энтони слышал ее имя, легкий румянец приливал к его щекам, и он смущенно отводил глаза. Но парень не умел скрывать ни чувств, ни мыслей. Эх, только бы не погубила его эта прямота!..

Наконец миссис Ловетт решительно прервала разговор двух мужчин, поставив перед ними блюдо со свежеиспеченным хлебом и полную кастрюльку дымящегося супа. В этот насыщенный волнениями вечер ей все же удалось их накормить вполне приличным ужином.

Энтони ушел довольно поздно, заверив Тодда, что вернется, как только разузнает что-нибудь. Не трудно было догадаться, что завтра он поднимется чуть свет…

Настало утро, на удивление прозрачное и ясное. Едва лишь первый луч пробился сквозь неплотно задернутые шторы, в потемках маленькой, но все же уютной комнатки раздался тихий обрадованный возглас:

— Ну, наконец-то!.. А я уж думал, в эту ночь не рассветет! — И кто-то торопливо соскочил на пол, ища ботинки.

Негромкий шорох у стены, где на крючке висит одежда, недолгий плеск воды в тазу — и Энтони, стараясь не шуметь, почти без скрипа открывает двери. Не зажигая лампы, юноша прокрался по коридору, спустился с лестницы и, отыскав в кармане ключ, беззвучно повернул его в замке. Пара шагов — и он уже на улице.

— Эй, ты куда собрался в такую рань? — высунувшись из окна, громко окликает его отец.

Не удалось-таки проскочить!.. Пожилой кузнец трудолюбив и аккуратен: встает чуть свет, ложится ровно в девять. Порядок у него на первом месте. Но не беда — отец и сын отлично ладят.

— Потом расскажу! Я, правда, должен идти! — кричит ему Энтони с другой стороны улицы, застегивая на бегу сюртук. И через несколько секунд его и след простыл.

— Ох уж эта молодежь, и вечно у них важные дела — важнее завтрака и утренних приветствий! Да ладно, сам такой же был, пока не получил в наследство кузницу да не женился. — И почтенный ремесленник неторопливо отходит от окошка, тихонько усмехаясь в густые рыжеватые усы. — Вот и Энтони скоро найдет себе пару, не успеешь и глазом моргнуть!..

Скромный домик Хоупов располагался на приличном расстоянии от Грейт-Джордж-стрит, но, несмотря на это, Энтони без труда добрался туда быстрее, чем за час. Вот он — тот самый особняк с готическими арками… Настоящая крепость! Но вместе с тем ему не приходилось видеть такой роскошной и величественной тюрьмы. Говорят, что жилище похоже на хозяина, как в чем-то схожи конь и всадник, охотник и его собака. Еще не видя самого судьи, Энтони сразу же представил его, глядя на серые, как пасмурное небо, стены, добротно сложенные из тесаного камня. Торпин словно стоял перед ним на пороге — неприступный, холодный и надменный, безразличный ко всему живому. Впервые молодой моряк ощутил нестерпимое до тошноты отвращение к богатству, праздности и блеску разряженных в шелка и бархат аристократов. До сей поры он не завидовал, не осуждал их за превосходство. Он даже не задумывался, что есть на свете люди, имеющие больше прав лишь потому, что платят больше денег. Намного больше тех, кто покупает только хлеб и целый день упорно трудится, чтобы его купить. Нет, никогда не станет угнетать себе подобных человек, достигший высокого звания честным путем! И невольно рождается возмущенная мысль — значит все, что стоит высоко — просто воры? Обычные бессовестные воры? Или хуже?..

Пытаясь разгадать эту жестокую загадку бытия, Энтони понял, что будь он хоть трижды моряком, ему так просто не распутать клубок узлов, концы которого — в воде.

Тем временем у двери дома остановилась небольшая открытая тележка, наполненная пышными букетами. Белые лилии, белый жасмин… Девушка в белом переднике весело спрыгнула с козел.

Едва не поскользнувшись на мокрой мостовой, Энтони стремительно метнулся к ней.

— Здравствуйте, мисс! — Он смущенно улыбнулся, стараясь побороть волнение.

— Здравствуйте, сэр! — полушутливо откликнулась цветочница. — Такое впечатление, что вы меня здесь поджидали! Вы кто?

— Я… — Энтони замялся. — Я просто собирался предложить свои услуги хозяину особняка… Помочь на свадьбе: например, носить букеты, — закончил он и с подозрением покосился на цветы. — Ведь это свадьба, я не ошибаюсь?..

— Конечно, свадьба! Посмотрите: какая прелесть — непорочная белизна и опьяняющий аромат! Мои цветы заказывают самые знатные персоны! И я этим очень горжусь!

С этими словами девушка протянула руку к тяжелому кольцу на двери, собираясь постучать. Но Энтони поспешно удержал ее:

— Один вопрос: а кто невеста?

— Почем я знаю? — Цветочница задорно рассмеялась. — Хотя… Наверняка она красива и молода: смотрите сколько нежности и белизны! Уж я то знаю толк в таких вещах. — И девушка решительно ударила кольцом по золоченной пластинке на двери.

Словно боясь, что ей откроет сам судья, Энтони быстро отбежал на противоположный тротуар. Дверь отворилась, вышла горничная… Но юноша уже смотрел поверх тележки и двух девушек, носивших в дом злосчастные букеты. Туда, где стрельчатые арки венчали рогатые химеры, застывшие с уродливыми хищными ухмылками на серых каменных губах. В окне под ними появился ангел…

Джоанна! Джоанна в белом платье, с фатой на золотистых волосах!.. До последнего Энтони верил, что все эти торжественные приготовления — какая-то немыслимая, нелепая ошибка. Но тонкие нити робкой надежды были резко оборваны в один миг.

Она заметила его. И, слегка отступив от окна, с опаской оглянулась вглубь комнаты. Ошеломленный, Энтони порывисто шагнул вперед, словно пытаясь удержать ее, но девушка, прильнув к стеклу, как будто предостерегая, прижала палец к сомкнутым губам. Юноша тут же осекся. Джоанна приложила руку к груди и грустно покачала головой. Казалось, будто она стыдится чего-то, и горькое чувство вины не дает ей покоя.

Но Энтони понял по-своему.

— Я знаю: это против вашей воли! — кричит ей его негодующий взгляд.

Из подъезда на улицу выезжает украшенный праздничными лентами экипаж, запряженный четверкой лошадей. Что же делать?! Ему вдруг становится трудно дышать. Готовый броситься за помощью, он напрягается всем телом и снова широко раскрытыми глазами смотрит вверх.

— Постой! Не надо! — доносится безмолвная мольба сквозь тонкую преграду стекол.

Но юноша уже не мог спокойно ждать: точно спасаясь от невидимой погони, он со всех ног помчался на Флит-стрит.

Едва лишь рассвело, Нелли не выдержала и поднялась в цирюльню. За всю ночь она так и не сомкнула глаз. Не потому, что через деревянный потолок над ее спальней все время доносился приглушенный стук шагов. И даже не из-за оттого, что под окном всю ночь орали песни пьяные гуляки: Флит-стрит отнюдь не пользовалась репутацией элитной улицы, и это еще мягко сказано. Ей больше незачем выдумывать предлоги, чтобы обманывать саму себя: душа Суини стала частью ее собственной. Да что там частью — он и был ее душой!

Через огромное окно на фоне красноватой полосы зари виднелись черные изломы крыш. Суини прислонился лбом к холодному стеклу и терпеливо ждал, пока проснется город. Когда он так стоял, безмолвный, неподвижный, словно статуя, казалось, его дух витает где-то между двумя мирами и не принадлежит ни одному из них. Недосягаемо-далекий, потерянный во времени… Ангел, у которого отняли крылья, заставив брести в одиночестве по острым камням. Нелли даже представить себе не могла, что ему довелось пережить — ей никогда бы не хватило мужества расспрашивать об этом. Но сейчас она чувствует то же, что и он. Так нелегко преодолеть незримую преграду и вдруг, не говоря ни слова, просто обнять его за плечи. Но она это сделала! Тодд слегка шевельнулся, однако не отстранился. Как необычно и до боли сладко удерживать его в своих руках, в то время, как он мысленно кружит над землей! Лишь тепло его тела сквозь одежду да легкий след дыханья на стекле выдают в нем живое существо. Их сближает не общая радость и не тихое безмятежное счастье — Нелли просто помогает ему ждать.

Суини поднял на нее глаза:

— Я забыл вас поблагодарить…

— За что?

— За напильник. Вы сильно рисковали ради меня…

— Не важно: главное — вы здесь.

И оба снова замолчали.

Шло время, минуты, часы… Для Тодда каждая минута была длиннее часа, а часы не имели границ. Миссис Ловетт пыталась накормить его завтраком, но он едва притронулся к еде. Предложила починить его порванный плащ — мистер Ти машинально кивнул головой и опять нетерпеливо зашагал из угла в угол.

Устроившись на старом скрипучем сундуке, Нелли, взяв себя в руки, принялась за шитье. Сосредоточиться почти не удавалось: несколько раз она теряла нитку и ненароком уколола палец.

Неожиданно Тодд настороженно замер; миссис Ловетт привстала, следя за ним взглядом.

— Это Энтони! — вымолвил он через пару секунд.

На лестнице снаружи раздался частый стук шагов и вскоре молодой моряк, запыхавшись, остановился на пороге. Он даже не пытался скрыть смятенье и растерянность.

— Она… Она… была одета в свадебное платье! — проговорил он наконец и виновато посмотрел на Тодда.

— Что? — миссис Ловетт не поверила своим ушам.

Лицо Суини исказилось так, что Нелл невольно содрогнулась. Из груди его вырвался сдавленный стон.

— Нет! Это невозможно! — Он резко повернулся, опрокинув канделябр, и бросился к выходу.

Энтони и миссис Ловетт едва успели удержать его у открытой двери.

— Слишком поздно! Вы все равно не успеете! Я видел у порога экипаж… Сейчас ее уже увозят в церковь!.. — Юноша крепко вцепился в руку Тодда, пытаясь поймать его взгляд.

— В какую?! — в исступлении крикнул он.

— Я не знаю!

Суини был обезоружен, однако все еще неудержимо рвался вперед — уже не тело, но его душа.

— Даже если б мы знали, где венчанье… даже если бы вы оказались там сейчас — что вы можете сделать? Только выдать себя!.. — продолжал убеждать его Энтони. Он старался заполнить словами угнетающую, напряженную тишину, сознавая, что в эту минуту молчание доведет его друга до безумия. — Вы слышите меня, мистер Тодд?..

Суини отошел вглубь комнаты и прислонился спиной к стене.

— Я должен был предвидеть это! — прошептал он, горящим взглядом устремившись в пустоту. — Сразу догадаться обо всем, как только вышел из тюрьмы! Ведь меня отпустили, потому, что она согласилась! Ее свобода — цена моей!..

Замявшись, Энтони попробовал найти слова, которые смогли бы его утешить, но рассудив, что это бесполезно, по-мужски протянул ему руку и серьезно спросил:

— Как вы намерены поступить?

Нелл с удивлением посмотрела на юношу: и откуда взялась эта зрелая рассудительность? Безусловно, у него был достойный пример!

Порою сдержанная дружеская стойкость убедительнее всяких утешений. И это возымело свое действие.

— Спасибо, Энтони. — Когда Суини Тодд ответил на рукопожатие товарища, его рука была вполне тверда.

Они вдвоем присели на крышку сундука.

— Я должен помешать ему… Сегодня же вечером. — Суини говорил спокойно, без тени гнева, но голос его был глухим.

— Позвольте мне быть рядом с вами! — воскликнул молодой человек.

— Нет, Энтони. Это слишком опасно. И не настаивай. Я должен пойти туда один.

— Но что вы сделаете? — Настойчивый вопрос был далеко не риторическим.

Суини подобрал упавший канделябр.

— Мне надо подумать, — ответил он только.

Понимая, что сейчас ему необходимо побыть наедине с собой, Нелли потихоньку вышла из цирюльни, и Энтони благоразумно последовал за ней. В теченье нескольких минут, которые тянулись дольше часа, им оставалось лишь гадать о том, на что способен решиться мистер Ти.

— Я подожду у вас, пока все не закончится, — заверил Энтони. — А лучше, — на всякий случай он понизил голос, — тайком пойду за ним и буду наготове!

Вскоре Тодд появился в пирожковой и спросил, где хранятся инструменты. Затем зажег фонарь и с полчаса возился в кладовой. Прислушиваясь к лязгающим звукам за тонкой дощатой дверью, миссис Ловетт пришла к заключению, что он подбирает железный рычаг, который заменит ему ключ. Ключ — под любой замок. Чтобы добраться до Джоанны, ему придется проникнуть в дом судьи, и если…

Раздался стук захлопнувшейся крышки, и Нелл поспешно отступила от двери.

Суини вышел из каморки, держа в руке небольшой сверток. Он был на удивление спокоен, как будто только что искал обычный гвоздь. Уж не приснился ли ей весь этот кошмар?.. Суини Тодд всегда умел держать себя в руках, но сейчас его сдержанность настораживала. Он словно заперся внутри себя — до нужного момента.

— Я закончил, — сказал он ей всего лишь два слова. И снова поднялся к себе.

Но миссис Ловетт было трудно обмануть, и все внутри нее болезненно сжималось при одной только мысли о том, для чего он берег свои силы. В нем зарождалось нечто неведомое ей — пугающее, скрытое в глубинах его духа, как сокрушительная сила шторма таится в недрах океана.

Сознавая, что сейчас он уйдет, избегая прощания, без объяснений, Нелли решительно направилась в цирюльню.

Она застала Тодда наедине с его серебряными бритвами. На тумбочке у зеркала лежала открытая шкатулка, а в углу — распакованный чемодан. Он отыскал их! Зрелище, открывшееся ее глазам, притягивало и завораживало одновременно. Впервые через столько лет Суини говорил со своим другом…

— Прости! Я ошибался: ты для меня — не просто серебро! — шептал он, вглядываясь в безупречно зеркальную поверхность, поглаживая остро заточенную грань.

Так смотрят в небо, дерзко вопрошая Бога, так воин проверяет острие клинка, прежде чем встретиться лицом к лицу с врагом. Его оружие! Другого нет. Наблюдая, как взгляд его бродит по лезвию бритвы, Нелли замерла, точно боясь потревожить их, оборвать этот странный разговор. Бесчувственное лезвие не плачет, не смеется — оно лишь отвечает хозяину холодным, ясным блеском, готовое безропотно служить.

— Миссис Ловетт, вы здесь? — неожиданно обратился к ней Тодд, заметив ее отражение в зеркале. Вопросительно, но не удивленно: он как будто предвидел ее появление.

— Да, это я… — чуть слышно отозвалась Нелли.

Спрятав бритву, Суини направился к ней. Или к выходу?..

— Что ты задумал? — спросила она тихо.

Остановившись у дверей, Тодд повернулся к Нелл. Он нашел в себе силы слегка улыбнуться ей, словно маленькой девочке.

— Я заберу свою дочь! — ответил он просто и коротко. И тут случилось невероятное: не дав ей возразить, Суини быстро привлек ее к себе. Нелли даже опомниться не успела, как прохладные губы едва ощутимо коснулись ее лба… И в следующий миг он осторожно отпустил ее и вышел прочь, не говоря ни слова.

Миссис Ловетт и грезить о подобном не смела. Но вместо сладостного трепета она внезапно остро почувствовала страх. Никогда он не вел себя с ней, как сейчас — даже когда в первый раз покидал ее дом! Суини Тодд поцеловал ее как дочь или сестру, и Нелли с опозданьем поняла, что он, возможно, попрощался навсегда.

— Бенджамин! — тихо позвала она. Но на улице не было ни души…

* Постижеры — мастера по изготовлению париков, усов, бакенбард, шиньонов из натуральных и искусственных волос. Кстати, люди такой профессии во все времена считались редкими специалистами.

Глава 13. ДО СИХ ПОР ЖИВА!

На город быстро опускалась темнота. У дома Торпина еще стояли экипажи, толпились в ожидании лакеи, сновали тени, мелькали огни… Окна нижнего этажа ярко освещали широкую улицу, у парадного входа зажглись фонари. Только верхний этаж оставался подозрительно погруженным во тьму. И, пристально следя за пестрой суетой внизу, Суини знал наверняка одно: пока эти окна темны — в комнатах нет ни души.

Тодд наблюдал за домом уже несколько часов. Ограда небольшого парка скрывала его от любопытных глаз, теперь же, под покровом сумерек, он мог покинуть свое укрытие. Звуки музыки стихли: торжество подходило к концу. Выйдя на улицу, Суини увидел, как отъехала первая карета. Прошло не больше получаса, и гости стали понемногу расходиться. Оживленные шутки, одобрительный смех… Скоро это фальшивое торжество завершится и наступит затишье.

В ночном тумане череда высоких окон сливается в единственное светлое пятно, и не часы, а сердце отсчитывает время, которого осталось так немного. Пора! Окна бального зала постепенно погрузились во мрак, и, как будто давая условный сигнал, зажигается свет наверху. Едва заметный сквозь задвинутые шторы, но это означает, что он там! У Тодда перехватило дыхание при мысли, что он может не успеть. Он быстро пересек пустую улицу и, торопливо оглядевшись по сторонам, нащупал на двери отверстие замка… Один из тонких железных рычагов со звоном покатился в темноту. Не тратя времени на поиски, Суини вытащил другой и осторожно повернул его в замке. Перепробовав несколько инструментов, замирая при каждом движении, он внезапно услышал негромкий щелчок. Его рука, державшая отмычку, дрожала так, что чуть не сбила механизм. Тодд ухватился за рычаг обеими руками — замок со скрежетом поддался. Не может быть!.. Прерывисто дыша, Суини прислонился к двери. Внутри ничто не нарушало спокойной тишины. Швейцар придет размеренным неторопливым шагом, только если услышит удары молотка.

Суини осторожно приоткрыл дверную створку — упругая пружина не издала ни звука. Темнота поначалу ослепила его: особняк точно вымер или — после похорон. Слуги отпущены, шторы задернуты. Пустота, гладкий мраморный пол, мягкий ковер… ступени!.. Он двигался неслышно, словно тень. Сердце все еще часто стучало в груди, только разум его был поразительно ясен — как будто скрытая неведомая сила уверенно и властно вела его вперед. Трудно поверить, что это происходит наяву: когда твой враг так близко, а ты готов на все. И, шаг за шагом приближаясь к цели, ты словно поднимаешься на эшафот — за чужие грехи, но по собственной воле!..

Вот она — полоска света на полу из щели приоткрытой двери… За нею — комната, откуда исходит свет. Непроизвольно Тодд остановился. Он знал, кого найдет за этой дверью: дверь в комнату Джоанны не может быть открыта! Устремиться сейчас в глубину коридора и пытаться ее отыскать — это значит отрезать путь себе назад.

…Чего ты ждешь — судья в твоих руках! Не ты ли говорил, что хочешь посмотреть ему в глаза?!.. Пальцы сами находят в кармане удлиненный чеканный предмет, холодок серебра обжигает ладонь. Разве со стервятником ищут соглашения? Вы сами объявили поединок, мистер Торпин — шестнадцать лет назад. Тогда вы первым нанесли удар, и рана до сих пор не зажила!..

Короткий шаг вперед, еще один. Чем ближе, тем труднее отличить горькую боль утраты от нестерпимой жажды мести. По спине пробегает озноб, но рука не дрожит…

Он сидел у огромного зеркала, подпирая руками тяжелую голову — незнакомый седой человек, удрученный глубокими думами. Разглядывая согбенную фигуру, Тодд усомнился было, что перед ним тот самый Торпин. Где ваши слуги, господин судья? Присяжные, полиция, тюремщики?.. Их нет, как вашей совести. Суини медленно приблизился к нему, и под его ногами вдруг скрипнули осколки разбитого стекла.

— Я же сказал: оставьте меня одного! — резко выкрикнул Торпин и обернулся. — Кто… в-вы такой? — с трудом проговорил он и попытался встать.

В ту же секунду сильная рука рывком вернула его на место. Он ощутил горячее дыханье… и стальной холодок — возле самого горла. Непроизвольно дернувшись вперед, он потянулся к шнуру звонка — и замер. Но его удержало не острое лезвие бритвы, а взгляд, — из зеркала, — вместивший все неистовые, яростные чувства, на которые способен человек. Взгляд, от которого бросает в дрожь и невозможно отвести глаза.

Оба смотрят в пространство — оба видят себя.

Пытаясь побороть нелепый бред, судья зажмурился: так видят сверху собственное тело в тяжелом сне, когда душа в смятении мечется над ним. Его снова преследует наваждение! Бесплотный призрак по ту сторону стеклянной грани, которого на самом деле нет! Порою, долгими бессонными ночами, ему мерещились подобные кошмары. Он убеждал себя, что искупил вину, заботясь о чужом ребенке, но совесть — этот тайный необъяснимый страх, идущий изнутри, упорно напоминала о себе. Чем ближе к вечности, тем чаще вспоминаешь Бога — это общий Закон, и, старея, ему подчиняется даже судья. При виде бритвы память внезапно приоткрыла перед ним туманную завесу: когда-то молодой цирюльник гостеприимно принимал его в своем уютном доме. Открытый и доверчивый, с душою, незапятнанной пороком, он так любил свою жену и дочь… Торпин забыл бы его имя, но год за годом рядом с ним жило напоминание о нем: Джоанна! Шестнадцать лет назад под именем ее отца судья собственноручно поставил подпись, а строчкой выше — роковое и непостижимое пожизненно! И все вопросы, оправданья и мольбы сливаются в сдавленный хрип:

— Вы… Бенджамин Баркер!.. — На этом обрываются слова, из горла Торпина исходит лишь тошнотворный запах алкоголя.

Его трясущиеся руки беспомощно хватают спертый воздух… И тут же молнией проносится в мозгу: не правда! Бенджамин являл собою свет — наивный, хрупкий, беззащитный!.. А этот — обычный грабитель, и если отдать ему золото — он уберется!

Но взгляд из зеркала ответил ему яростнее крика:

— Бенджамин Баркер!..

Суини словно оказался в прошлом: не в тесном каземате и не у треугольника под плетью палача, а на балу, где, задыхаясь от рыданий и стыда, бессильно погибала Люси. «И все стояли и смеялись!..» Что же ты не смеешься теперь?! Глаза — два мутных омута, две сточные канавы, а с пересохших губ срывается невнятный шепот:

— Пощадите…

Как это просто — нанести удар, когда перед тобой беспомощное существо!.. Именно так вы поступали, мистер Торпин! Вы всегда выбирали противников без оружия, даже без щита. Буквально ощущая, как уходит время, Суини все еще стоял не шелохнувшись. Его рука, сжимающая бритву, как будто налилась свинцом, не в силах сделать быстрое короткое движенье. И судья инстинктивно почувствовал это.

Они — у края пропасти, и нет пути назад: сейчас один из них сорвется вниз. Чего ты медлишь, Бенджамин?.. Еще минута или две — и ты не уведешь отсюда дочь!

Нет! Будь он хоть сотни раз невинно осужден, приговорен к мучениям в аду, к пожизненной разлуке с теми, кого любит, Бенджамин Баркер не способен так убивать! Не сможет уподобиться тому, кого так ненавидел и презирал!

— Вы гнусно насмеялись над беззащитной женщиной и просите пощады? Вы?.. — Смятенье снова уступило место гневу, но Тодду безразличен был ответ. — Из-за вас моя Люси умерла! — Слова острее лезвия вонзались в его собственное сердце.

И тут нелепое, немыслимое оправдание срывается с дрожащих губ судьи:

— Это… был… не я!

— Что?!

Торпин вдруг отчаянно вцепился в руку Тодда; по его телу пробежала судорога, лицо асимметрично исказилось.

— Я… п-подписал приговор… но не… трогал в-вашей жены… ее преследовал другой… — Язык не слушался его, в глазах застыло выражение какой-то странной неистовой мольбы. В них больше не было панического ужаса. Это было похоже на исповедь — горячую, настойчивую, какой не бывает ложь.

— Кто же тогда?.. — Непроизвольно Тодд ослабил хватку, но Торпин даже не воспользовался этим.

— Не важ-но… — выдавил он из последних сил, — Но Люси… до сих пор… жива!

— Что с нею сталось? Где она? — Суини напряженно вслушивался в прерывистое хриплое дыханье, склонившись к самому лицу судьи.

Удушье помешало Торпину ответить. Он снова конвульсивно дернулся — в последний раз. Его нога задела узкий туалетный столик; ночная лампа сильно покачнулась, упала на паркет, и масло, вылившись наружу, мгновенно вспыхнуло.

— Где?!.. — повторял Суини, исступленно глядя в потускневшие глаза, не замечая, как огонь бежит по длинной шелковой портьере к потоку.

Но судья больше ничего не слышал: не думал, не чувствовал, не понимал. Осталась лишь его пустая оболочка, подобно шелухе от сгнившего зерна. В надежде вырвать из оцепенения безвольно оседающее тело, Суини тряс его за плечи: он готов был молиться, чтобы Торпин воскрес! В тот самый миг, когда должна была вот-вот раскрыться правда, Ад отнял у него заклятого врага и дал взамен другого — без имени. Врага, который прятался под маской, ни разу не показав лица.

…А пламя плясало на досках паркета, рвалось к изголовью высокой кровати, лизало красный бархат покрывала. Его нельзя было уже остановить. Огонь стремился к отражению огня — зеркало треснуло от жара и брызнуло осколками разбитого стекла.

Суини бросился к выходу. Захлопнув дверь, наощупь он пробрался вдоль стены… Справа светится тонкая щель; его рука ложится на дверную ручку.

— Джоанна… — прошептал он в темноту. — Джоанна!..

Звенящая немая тишина… отчаянное биение сердца.

Прильнув к двери у самой скважины, не сознавая, почему, он был уверен, что почти нашел ее, и неожиданно услышал:

— Это ты!.. — короткий приглушенный возглас облегченья… и тревоги.

Из комнаты донесся звук отодвигаемой задвижки и скрежет мебели по полу, но дверь не поддавалась.

— Я заперта! — воскликнула Джоанна.

— Отойди: я сейчас! — Забыв об осторожности, Тодд изо всех сил налег на обе створки. Искать отмычку было некогда: по коридору уже разнесся едкий запах дыма. Нетерпеливо он ударил еще раз и с треском высадил замок.

— О Боже, ведь он услышит! — Джоанна широко раскрытыми глазами смотрела на отца.

— Не бойся. — Он прижал ее к себе так крепко, как только мог. На миг в его мозгу мелькнула мысль о том, что кровь судьи не пролилась по воле Неба, и будь иначе, он не смог бы, не посмел обнять свое дитя.

— Быстрее, в соседней комнате пожар! — Тодд осторожно разомкнул кольцо ее дрожащих рук. — Я расскажу тебе… потом! — И он увлек Джоанну за собой.

Они стремительно бежали по коридору. В огромном доме словно не осталось ни одной живой души.

— Здесь есть еще кто-нибудь из слуг? — спросил Суини на ходу.

— Им велели уйти. Они живут во флигеле, во внутреннем дворе… А где же… мистер Торпин? — неожиданно вырвалось у Джоанны.

Девушка еле поспевала за отцом; у лестницы они остановились, переводя дыханье.

Тодд повернулся к ней, стараясь разглядеть во мраке ее лицо. Звенящий напряженный голос выдавал ее испуг:

— Он… тебя видел?

Суини понимал, о чем она боится его спросить.

— Да, — коротко ответил он без колебаний. — Он умер. Но не от моей руки! — С последними словами волна какого-то неведомого прежде торжества нахлынула на Тодда. Он ощутил давно утраченную легкость, как будто с плеч его упало бремя, и заново рождается душа. Не оттого, что больше нет его заклятого врага: чужую смерть не празднуют. Он победил врага внутри себя — ту темную неистовую силу, что не давала ему быть самим собой. Нет, мистер Торпин, вам не погубить меня. Во второй раз — нет!..

Входная дверь была по-прежнему открыта. И только выбравшись на улицу, Суини обнаружил, что на Джоанне тонкое шелковое платье. Он быстро снял свой плащ и, как тогда на Лондонском мосту, заботливо набросил ей на плечи. Больше никто не отнимет ее, и они не одни в этом мире: разбитые разлукой судьбы соединятся — нужно только верить и терпеливо ждать! Тодд отвернулся от пылающего над слабо освещенной улицей окна и прошептал в сырую зыбкую ночную темноту:

— Она не умерла. Теперь я знаю точно: она жива!

— О ком ты? — Джоанна удивленно смотрела на него.

Суини глубоко вздохнул и, глядя перед собой в туман, почти позвал по имени — не призрак, а живое существо:

— Люси!

В одно мгновение его лицо преобразилось, а губы приоткрылись в трепетной улыбке — так улыбался Бенджамин Баркер. Он даже не заметил, как возле дома собралась толпа.

— Пожар! — воскликнул чей-то зычный голос. — Смотрите: в том окне!..

— Зовите помощь!

— Надо постучать! Есть кто живой?.. — Какой-то джентльмен кинулся к дверному молотку и со всех сил заколотил по позолоченной пластине.

— Нам надо уходить, — проговорил Суини, взяв Джоанну за руку. — Надеюсь, от пожара никто не пострадает…

Едва он повернулся, навстречу им из парка метнулась темная фигура.

— С вами все в порядке, мистер Тодд?.. — послышался знакомый, прерывающийся от волненья голос. Энтони!

— Я уже собирался войти вслед за вами, но тут прошел патруль… Потом — огонь!.. Я просто не знал, что и думать… Что там произошло? — Вопросы не давали юноше перевести дыханье.

— Так, пустяки: разбилась масляная лампа. — Суини удержал за плечи друга, иначе тот споткнулся бы о тротуар. Все пережитое смятенье на грани страха, нечеловеческое напряженье и затихающую лихорадочную дрожь он спрятал глубоко внутри себя.

— Пойдем скорее!

Молодой моряк привычно подчинился твердому уверенному голосу. Нет, Энтони не заблуждался относительно опасности, которая подстерегала его друга: он был наивен, но не настолько. Он просто молча восхищаться его выдержкой. В подобных случаях не спорят… А после все само собою разъяснится!

У поворота Тодд заметил свободный экипаж.

— Флит-стрит, церковь Святого Дунстана! — сказал он извозчику, отворяя дверцу.

Карета плавно покачнулась, и лошадиные копыта ритмично застучали по мостовой.

Джоанна отвернулась от окна. Высокий серый особняк исчез во мраке — навсегда остался в прошлом. Она склонила голову к плечу отца, угадывая в полутьме перед собой смущенный взгляд голубых глаз.

— Ваша дочь очень смелая, мистер Тодд! — сказал вдруг Энтони и тут же замолчал.

— Джоанна помогла мне обрести себя. — Суини в первый раз признался в этом вслух. — Спасибо, Энтони!

— За что? — встрепенулся молодой человек.

— За все, что ты сделал для нас. Я никогда об этом не забуду.

В одном из окон пирожковой за тонкой шторкой теплился едва заметный свет. Он был похож на слабый огонек надежды, которая упорно будет жить, даже когда сгорит фитиль свечи.

Суини отворил незапертую дверь, и колокольчик тихо звякнул. Нелли сидела у погасшего камина, откинувшись на спинку кресла; плед соскользнул ей на колени, а окруженные тенями усталые глаза, дремали под опущенными веками. Едва услышав, как открылась дверь, она встревоженно вскочила. Вернулись! Неужели это сон?! Нелли растерянно стояла, не смея сделать шаг навстречу своему видению. Но Тодд, не дожидаясь, подошел к ней сам, так близко, что в его глазах она как в зеркале увидела свое лицо.

— Я боялся этому поверить, — заговорил он, и голос его дрогнул от волненья, — но теперь я знаю точно: Люси жива! Жива!

Внезапно мир перевернулся, распался надвое. Она осталась по ту сторону обрыва. Он был рядом, держа ее руки в своих, а на губах его — почти улыбка… и это имя, что так безжалостно их разлучает!

— Как… ты нашел ее?.. — спросила Нелл, и ее голос показался ей далеким и чужим.

Суини даже не заметил, что миссис Ловетт обратилась к нему на «ты»: перед его глазами в этот миг стояла Люси. Нелли как будто ощутила ее присутствие: там, возле лестницы, ведущей на чердак, зашевелилось согбенная тень. Понурый взгляд из-под поношенного капора, поблекшие лохмотья, забрызганные грязью и дождем… Но не такую Люси видит он! Для Бенджамина Люси — это свет, невинный хрупкий ангел с ясными глазами цвета неба и белоснежной кожей. И даже сломленная одиночеством и горем в его воспоминаниях она останется цветком, прекрасным срезанным цветком. Как может он вообразить себе то падшее затравленное существо, в которое невзгоды превратили наивную и добродетельную Люси?

— Что с вами, миссис Ловетт, вы так побледнели!.. — Тодд заботливо усадил ее в кресло.

Джоанна потеплее укрыла Нелли пледом, а Энтони принес ей стакан воды. Но что-то словно оборвалось глубоко внутри нее. Все они снова были здесь, и только Нелли — бесконечно далеко отсюда.

«Я знала, что она жива! — стучало у нее в висках. — Бог свидетель, мистер Ти, мне было нелегко солгать тебе! Я даже не лгала — я просто скрыла правду! Ради тебя!»

— Вам лучше, миссис Ловетт? — спросил Суини, наклонившись к ней.

О, если бы ты только знал!..

Он все еще не выпускал ее руки. Но Нелл уже забыла о себе.

— А где же Люси?.. — ответила она вопросом на вопрос, оглядывая комнату поверх его плеча.

— Не знаю!.. — со вздохом отозвался Тодд. — Но мне известно, что она жива!

— Откуда же? — не унималась Нелли, всем существом боясь и требуя ответа.

— Судья признался мне перед смертью.

Миссис Ловетт испуганно вскрикнула, сжав его руку. «Ты это сделал!..» Интуитивно оба они сознавали, что так должно произойти, если роковые обстоятельства не оставят выбора. Почему же сейчас ее словно обожгло изнутри?.. Глядя на Тодда широко раскрытыми глазами, Нелли как будто видела петлю, безжалостно затянутую на его шее.

— Нет-нет, не бойтесь, я его не убивал! — поспешно успокоил ее Суини. — Судьба распорядилась по-другому: он был так жалок, что я не смог бы его убить.

Ей стало легче. Совсем немного — но мрачное видение уже исчезло.

— Расскажите мне все! — попросила она, умоляюще глядя на Тодда.

Он мягко удержал ее:

— Вам нужно отдохнуть…

Но Нелли показала головой. Она слишком долго ждала в неизвестности, чтобы щадить себя сейчас. Еще одно усилие — и пытка прекратится. Суини понимал ее, как самого себя. Без лишних слов он пододвинул стул поближе к ее креслу и сел рядом.

— Когда все гости разошлись, мне удалось пробраться в дом…

Стараясь быть предельно кратким, Тодд не рассказывал о внутренней борьбе, через которую пришлось ему пройти: для Нелл его душа давно уже была раскрытой книгой.

— Я поднялся наверх, и первое, что я увидел в темноте, была приоткрытая дверь. Я вошел и увидел его. Он был мертвецки пьян. При других обстоятельствах Торпин возможно меня не узнал бы, но когда он увидел мою бритву, то скорее почувствовал, кто я. И попросил пощады — у Бенджамина Баркера!.. Но в этом уже не было нужды: я испытал бы отвращение и стыд, лишая жизни жалкое, дрожащее от страха существо. И вдруг он признается, что другой преследовал мою жену, другой был человеком в маске на балу! Его последними словами были: «Люси до сих пор жива».

— И больше ничего? — невольно перебила его Нелл.

— От потрясения и изрядной дозы алкоголя с ним случился удар, и он умер, так и не назвав мне имя… того мерзавца, что бессовестно прятался у него за спиной. В агонии он опрокинул масляную лампу, и начался пожар, но мы с Джоанной быстро выбрались из дома. Я думаю, сейчас огонь уже успели потушить. — Суини замолчал и глубоко задумался. Его глаза сосредоточенно смотрели в полумрак, а пальцы машинально поглаживали бритву. — Я больше не раскрою это лезвие, — сказал он тихо, положив ее на стол перед собой. — Не хочу вспоминать… Теперь я знаю: месть не доставляет удовольствия и не снимает тяжести с души — ты убиваешь своего врага, а новый беспощадный враг рождается внутри тебя.

— Вы правы, — прошептала миссис Ловетт, прикрыв рукой граненую полоску серебра.

Подарок Люси, который сохранила Нелл — Бенджамин дважды принял его из женских рук. По воле роковой судьбы он слишком долго бродил по лезвию… Легко ли будет обо всем забыть?..

— А если судья солгал? — спросила она вдруг.

— Что Люси жива? — Суини устремил на Нелли изумленный взгляд.

О, в этом у нее сомнений не было! Торпин сказал ему чистую правду. Только она солгала!..

— Что это был не он, — поспешно уточнила Нелл, смущенно отводя глаза.

— Ложь не спасла бы Торпина от смерти, — убежденно заверил ее Тодд. — Он чувствовал, что умирает и говорил со мной перед лицом Того, кому не лгут. Подумать только: в юности я безмятежно жил с повязкой на глазах и даже не подозревал, откуда ждать удара!

И снова на него нахлынули воспоминания, что причиняли ему столько боли.

— Все было решено заранее: меня хотели выслать, а я не подчинился. Тогда со мной решили окончательно расправиться и гнусно обвинили в воровстве. Живейшее участие в судьбе безвестного цирюльника, почетная миссия в Бристоле… затем — арест, суд, приговор. Передо мой все время был судья! Один судья! Смотрел на Люси, точно видел пропасть под ее ногами — с каким-то странным сожаленьем, свысока, а я… был так наивен. И глуп, даже не представляя себе — насколько! — Рука Суини стиснула столешницу так сильно, что его пальцы побелели.

— Вы не могли догадываться, мистер Ти… — робко заговорила Нелл. Она не находила слов, которые могли бы ослабить его боль, но лучше разговор, чем тишина.

— Вот именно, — ответил Тодд уже спокойнее. — Судья был пешкой в этой отвратительной игре. А кто-то, явно занимавший более высокое положение, хладнокровно передвигал фигуры на доске. И до сих пор мне так и не известно его имя.

Негодование и гнев остались глубоко на дне его души: он снова трезво размышлял, оценивая положение вещей.

— А вы хотели бы его узнать? Не лучше ли оставить это в прошлом?.. — осторожно спросила миссис Ловетт.

— Нет, — коротко и твердо сказал Суини. — Лучше прямо смотреть в лицо опасности. Их было трое вкупе с Бэмфордом — три хищника из одной стаи. Сейчас, когда один из них внезапно околел, проснутся остальные. Чутье подсказывает мне, что зло, которое они способны причинить, еще себя не исчерпало. И первого удара нужно ждать от бидла: он вскоре постарается разведать, как вышло, что его высокий покровитель скончался сразу после свадьбы, и в ту же ночь исчезла его жена. Пока он рыщет неподалеку, я не могу быть окончательно спокоен за свою дочь. — И он с тревогой повернулся, ища ее глазами.

Джоанна хлопотала у очага. В большой корзине у печи она нашла немного овощей, и Энтони с готовностью помог ей развести огонь. Не спрашивая и не дожидаясь, пока ее попросят, она сама заботилась о близких, и это было самым малым, чем ей хотелось бы ответить им. Наблюдая, как юноша суетливо подбрасывает в пламя дрова, а Джоанна, склонившись над чугунным котелком, зорко поглядывает на закипающую воду, Суини неожиданно представил, что это мог бы быть их собственный очаг. Улыбка и тепло руки порою согревают сердце щедрее жаркого камина. Так было между ним и Люси…

Миссис Ловетт легко угадала его мысли. Как странно и печально сознавать: мужчина, у которого два имени, а судьба настолько переменчива, будто бы их несколько, — любил и любит лишь один раз. Так предначертано, и ей придется уступить. Уже сегодня. Смелые люди утверждают, что «суждено» — не приговор, а шанс проверить свои силы. Но Нелли не питала пустых иллюзий: она сама не полюбила бы вторично! Как и он.

— Мне не понятно лишь одно, — заговорил Суини, прерывая ее мысли. — Что побудило Торпина забрать к себе Джоанну? Желанье искупить свою вину?.. Но неужели совесть мучила его сильнее, чем того, другого?

— Возможно, Торпин поступил так потому, что не испытывал к вам личной неприязни… — неуверенно начала миссис Ловетт. — В отличие от своего сообщника, судья не жаждал вашей гибели, хоть это и не уменьшает его вины. Однажды, недели через две… после бала он снова явился сюда. В то время Люси… была уже не в состоянии сама ухаживать за дочерью: она лишь прижимала ее к себе и плакала часами напролет, отказываясь от еды. Порою, глядя на нее, мне становилось не по себе. Я опасалась оставлять ее одну. Мой муж настаивал на том, чтоб я работала, и мне нечасто удавалось менять пеленки и кормить малышку… Зайдя к ней в комнату, судья увидел Люси и понял все без слов. Он сразу предложил забрать ребенка — ненадолго, пока мать не поправится, и даже собирался поместить в больницу Люси. Но в тот день, когда Торпин прислал к ней врача, бедняжка сбежала… Так девочка осталась у него. Способен ли он был на искреннее милосердие, оказывал благотворительность или же, убоявшись Божьей кары, пытался таким образом искупить свой грех — нам не узнать. Судья унес этот секрет с собой в могилу.

Тодд мужественно слушал до конца, и только губы его плотно сжались, в то время как большие темные глаза почти просили Нелл не умолкать.

Она закончила, и между ними снова повисла тишина. Не тяжкое безмолвие, подобное стене — они лишь какое-то время обходились без слов.

— Возможно, в вашем доме меня будут искать, — неожиданно сказал он вслух.

Миссис Ловетт вздрогнула.

— Никому не известно, что Бенджамин Баркер вернулся… — прошептала она.

— А Пирелли? Ведь он обо всем догадался. Я выпроводил его прочь, но это вряд ли усыпило в нем подозрения. За крупное вознаграждение он может выдать мою тайну кому угодно в любой момент — через неделю, завтра… А может быть даже вчера. Все нити связаны одним узлом, и рано или поздно они натянутся. Сейчас, когда со мной Джоанна, я должен быть предельно осторожным.

— Я знаю. — Нелли грустно опустила голову. — Вы снова покидаете меня. Вы правы. Мне самой так спокойнее будет за вас. — Ей стоило немалого труда сложить в улыбку бледные трепещущие губы.

Суини ласково коснулся ее руки.

— Не надо. Ведь я вижу, что вы чуть не плачете.

Она едва заметно покачала головой, не в силах отвести глаза от его тонких пальцев. Ну почему он всегда так волнующе близок, перед тем как уйти?

— Вы многим рисковали ради нас, и я хотел бы, чтобы вы тоже уехали. Хотя бы ненадолго, недалеко — за город, к вашим родственникам.

— Я не боюсь, — возразила ему Нелл.

Когда он рядом, ей действительно не страшно. А если — нет, она боится только одиночества…

За ужином она почти не говорила. Весь этот день, как впрочем и последнюю неделю, ей было не до еды, и с каждой ложкой теплого отвара, с любовью приготовленного для них Джоанной, Нелл ощущала колющую боль внутри.

К счастью Энтони вскоре оживил обстановку, сообщив, что пока он «учился готовить обед», у него родилась неплохая идея.

— Я вам как-то рассказывал, мистер Тодд: у моего отца есть кузница. Заказов много, и он сильно устает. Просто не хочет в этом признаваться. Ему сейчас не помешает подмастерье. И я подумал — вы вполне смогли бы работать у него. Что скажете? — Юноша с надеждой ожидал ответа.

— Спасибо, Энтони! — Суини утвердительно кивнул. — Я не боюсь физической работы: похожим ремеслом я занимался целых пятнадцать лет. К тому же, в отличие от бритвы, кузнецкий молот вряд ли кому-нибудь напомнит о цирюльнике с Флит-стрит.

— Я предложил бы вам поселиться в моей комнате, — восторженно продолжал Энтони, ободренный согласием друга, — но, к сожалению, там не найдется места для мисс Джоанны. Хотя… неподалеку, совсем рядом, есть гостиница. Недорогая, но вполне приличная…

Они еще довольно долго обсуждали план ближайших действий, и Нелли вдруг поймала себя на мысли, что с каждым принятым решением ее тревога постепенно ослабевает. И наконец, исчезла неопределенность. Строят планы на будущее только те, у кого оно есть. А если есть надежда, то страхи отступают.

Джоанна не скрывала своей радости, услышав, что ее отец согласен поселиться рядом с домом молодого моряка. И когда ее взгляд устремлялся на Энтони, в нем читались доверие и теплота. Ее красивое, не по годам серьезное лицо, светилось умиротворением, как будто что-то новое рождалось в глубине ее души.

Прощаясь, Энтони смущенно улыбнулся девушке, набрался смелости и — протянул ей свою открытую ладонь. Ее щеки слегка покраснели, но она, не колеблясь, приняла эту руку. Так растение тянется к солнечному свету. Оба многому научились в этот день.

— Родители, наверное, переживают! — воскликнул Энтони, внезапно спохватившись. — Я буду ждать вас. Завтра утром, мистер Тодд! — напомнил он уже у самой двери и, выбегая, обернулся еще раз.

В теплой комнате слышно было лишь, как потрескивают сухие дрова в печи да мерное тиканье часов.

Джоанна робко нарушила молчание. Она впервые задала вопрос, так долго не дававший ей покоя:

— Ты, правда, не осуждаешь меня, отец?

Суини долгим взглядом посмотрел в ее глаза и бережно привлек к себе:

— Я так горжусь тобой, — ответил он, целуя ее в лоб.

— Я по собственной воле совершила отчаянный шаг. Но иначе нельзя было поступить…

— Я все знаю, Джоанна…

Им нужно было многое сказать друг другу, и миссис Ловетт тихонько вышла, оставив отца и дочь наедине.

…Нелли упала на прохладную подушку, в изнеможении закинув руки к изголовью. Ее глаза бесцельно, не мигая, смотрели в потолок. Покой расслабленного тела не приносил ей облегчения. Звенящая тьма наполняла пустую просторную комнату, а в глубине ее сознания беззвучно вспыхивали горькие, похожие на эпитафию слова: «Она исчезла и уже не возвращалась… улицы Лондона безжалостно поглотили ее…» Да, все было именно так! И где-то, в эту самую минуту, угрюмо кутаясь в изорванную шаль, по скользкой грязи мостовой бродила та, кого при встрече Нелли, не показывая виду, узнавала уже не по лицу, а по лохмотьям. «Думаю, она умерла…» Да, уничтожена, потеряна, отвержена, но все еще страдает, а значит — она жива!

Нелл умолчала и о том, что Люси, возвратившись от судьи, пыталась отравиться, и доктор чудом спас ей жизнь. Что через месяц после ее исчезновения Альберт с руганью выгнал из дома какую-то нищенку, умолявшую дать ей приют. А потом оказалось, что это была миссис Баркер…

Нелли знала, что Люси приходилось не только просить подаяние, но за бесценок продавать последнее, что от нее осталось. И этим она выживала… до сих пор! От горя и лишений бедняжка перестала быть собой — снаружи и внутри.

Но как же можно было говорить… почти сказать, что Люси умерла?!

Нелли отчаянно пыталась заглушить укоры совести.

«Я не хотела, чтобы ты испил до дна всю правду!..» — упрямо повторяло ее сердце.

Довольно! Нет смысла искать оправдание тому, что его не имеет. Рассудок непрестанно твердил ей: ты солгала не столько ради Бенджамина — ты солгала ради самой себя. А стало быть, ее любовь — бесчувственный, жестокий эгоизм? Но все внутри нее сопротивлялось обвинению рассудка и приговору совести: для меня это горькая правда, для него — нестерпимая боль!

Глупышка Люси! Наивная красивая глупышка… Что толку с твоего упорства: тебя не смог купить за драгоценности богач, а ты теперь дешевле куска сухого хлеба.

…Перед глазами Нелли — клочок бумаги, исписанный короткими прямыми строками. Размашистый небрежный почерк, а вместо подписи — чернильное пятно.

— Прочтите, — шепчет Люси, испуганно оглядываясь, и тут же краска приливает к ее щекам. — Мне не с кем посоветоваться, кроме вас.

Нелли откладывает в сторону противень, вытирает передником руки.

— А ваш муж? — удивленно восклицает она.

Супруги Баркер жили душа в душу, и вдруг…

— Только не он! — И Люси еле сдерживая слезы, протягивает Нелли смятое письмо. А на ее ладони остается перстень с изумрудом. — Я обнаружила его внутри… — с ужасом шепчет она.

«Некто, жаждущий вашей любви…» — Так начиналась та бесстыдная записка, и обе женщины решили, что лишь судья мог написать ее!

Посланье, вопреки его началу, вовсе не было признанием в глубоких чувствах — скорее договор с открытой датой, который непременно должен быть подписан. А самым страшным было то, что независимо от ответа Люси, Бенджамин Баркер уже был обречен. И доказательством тому — его арест.

Бесспорно, неизвестный был, по меньшей мере, титулованной особой, однако не считал необходимым называть себя. Странные письма, которые он продолжал посылать, всегда начинались роковым, угрожающим «Некто…» Писавший требовал от Люси одного — слепого и безоговорочного подчинения. Не важно, как она посмотрит на него, когда придется встретиться лицом к лицу. Достаточно того, что снизу вверх.

…Сырой осенний вечер. Нелл возвращается из конторы нотариуса. Ей удалось отсрочить выплату долгов, которые нажил ее супруг, все тот же непутевый и несносный Альберт. Теперь ей придется трудиться и ночью, и днем — иначе скоро и работать будет негде!

Нелли быстро шагает по узкой слабо освещенной улице. Глухо хлопают ставни, закрываются лавки… Из таверны доносятся крики и смех. У дверей копошатся какие-то тени. Короткая возня, угрозы, ругань, женский плач.

— А ну иди отсюда, пока цела!

Растрепанная женщина с разбегу падает на мостовую, прямо в грязь.

— Ничего я тебе больше не должен! Десять пенсов — чего захотела!?* — кричит ей вслед порядком подвыпивший ремесленник, брезгливо оправляя помятую одежду. — Кому еще ты жаловаться будешь?..

Но женщина не издает ни стона, только беззвучно сотрясаются ее худые плечи.

Нелл в замешательстве сморит на спутанные золотистые волосы.

— Люси?!..

Невозможно поверить, но это и вправду она! Запавшие огромные глаза, во взгляде — испуг и голод… Но в сотни раз сильнее — нестерпимое жгучее чувство стыда!

— Стойте!..

Поздно: бродяжка со вскриком бросается прочь.

Прошел всего лишь год с тех пор, как Бенджамин был осужден…

Нелли больше не в силах была вспоминать.

Легче вновь оказаться во власти беспутного, деспотичного Альберта и терпеть эту пытку до конца своих дней, видя Бена в объятиях Люси, только бы не было ареста, суда и приговора!..

Время, минута за минутой, час за часом, сочилось ручейком навязчивых мучительных вопросов. Что толку изводить себя напрасными «ну почему?» и «если бы…» — ведь завтра на рассвете он уйдет!

Никогда она не привыкнет с ним прощаться!

Бог видит, ради его счастья она без колебаний готова умереть, но как ей снова жить в разлуке с ним? Сможет ли Нелли выдержать и это испытание? Сможет ли?..

* В исторических статьях о викторианской Англии упоминается, что уличные женщины зарабатывали за ночь всего лишь несколько пенсов — буквально на еду и ночлежку.

Глава 14. КОГДА СУДИТ БОГ

Она не уехала. Какое-то необъяснимое шестое чувство удерживало ее в этом, снова опустевшем, старом доме, где маленькая Нелли так рано перестала быть ребенком. Тогда она впервые поняла, что в лабиринте жизни есть и темные тоннели. И вместе с этим научилась верить, что, где-то впереди, за поворотом, еще незримый человеческому глазу, сквозь крошечную щель проглядывает свет. Здесь слишком многое напоминало ей о нем. Сюда он обещал прийти, как только сможет.

— Я все-таки останусь, мистер Ти, — проговорила миссис Ловетт, передавая Тодду чемодан, который так и не распаковала с того дня, когда… Нет, больше не бояться, не вспоминать о зле! А помнить волшебные три слова, которым нужно беззаветно верить:

— Все будет хорошо.

Ее лицо на удивление спокойно, а голос абсолютно не дрожит. Суини долгим взглядом смотрит на нее. Внимательно, немного с удивлением, как будто перед ним другая Нелли, родившаяся только этим утром.

— Ну почему вы так упрямы? — с мягким упреком говорит он ей на прощанье.

Утро сереет сквозь тонкие шторки, мелкие брызги дождя падают на стекло. Как же ей удалось отпустить его без единого вздоха?.. И тихо улыбаться, глядя в след? На самом деле, так, и правда, намного легче. Их судьбы похожи на чей-то безумный, болезненный бред. Но все наладилось и снова обрело опору. Пока…

Ближайшие несколько дней проходят размеренно, тихо, по-лондонски серо. Падения и взлеты позади, и жить становится на удивленье просто: в печи — огонь, а на прилавке — пироги. Ни слухов, ни сплетен, ни подозрений. Тарелки, миски, сковородки… тараканы — как ни старайся, не прогонишь эту нечисть! Как и печаль из сердца… Нелли устало присела на скрипучий деревянный стул. «Ну что ты? Ненадолго же тебя хватило!» — одернула она себя и тут же подскочила от испуга: у входа резко брякнул медный колокольчик. Табличка с надписью «Закрыто», по-видимому, не имела для посетителя особого значения. На улице уже смеркалось, и Нелли с опозданьем пожалела, что не заперла на ключ двери магазина.

Довольно плотный невысокий господин остановился на пороге, оглядывая слабо освещенную большую комнату. Круглый живот, упитанные щеки, неторопливые жеманные манеры… «Любитель сытно пообедать, — мелькнуло в голове у Нелл, — и крепко выпить», — мысленно прибавила она не без иронии, заметив дряблые мешки под маленькими глазками клиента. «По крайней мере, не грабитель, и не вор». Осмелев, миссис Ловетт направилась в сторону гостя:

— Простите, сэр, но на сегодня у меня закончился товар, и… — Что-то в его внешности вдруг показалось ей до остроты знакомым. Вглядевшись повнимательней в самодовольное одутловатое лицо, Нелл инстинктивно ощутила скрытую угрозу. Чутье подсказывало ей, что он уже здесь появлялся… и не раз.

— Я испугал вас? — ухмыляется толстяк, слегка приподнимая котелок, и не спеша заходит в пирожковую. И снова подозрительно оглядывается, словно желая убедиться, что они одни.

— Меня привел сюда не запах вашей выпечки. Хотя, признаюсь, я не прочь ее отведать — возобновить знакомство, так сказать. Я — бидл Бэмфорд, — заявляет он, усаживаясь поудобней у стола и пристально смотрит на Нелли.

Вот оно что! Охота началась, и первый пес уже бежит по следу! Подозревая, что затишье долго не продлится и в тайне опасаясь появления Пирелли, Нелл, несмотря на предостережение Суини, не ожидала этого визита. Ну что ж, расспрашивайте, если вам угодно, мистер Бэмфорд, я здесь затем, чтоб опровергнуть все ваши догадки и доказательства!..

— Плесните мне хотя бы немного выпить, — прервал молчанье бидл, скользнув небрежным взглядом по прилавку.

— Извольте. — Нелли неторопливо направилась к буфету. Противник сам дает ей время собраться с силами и приготовиться к защите! И миссис Ловетт осенила довольно дерзкая идея, когда ее рука нащупала на полке шкафа прохладное стекло бутылки. Возможно, это слишком смело, самонадеянно… Во всяком случае, попробовать будет не лишним, и она от души налила ему полный стакан.

— Хмм… Ваше заведение, конечно, уже не то, что прежде, — начал Бэмфорд издалека, сделав пару солидных глотков. — Но ведь бывало и похуже… Давненько я здесь не бывал.

Достаточно давно — еще бы столько же!..

— Я, собственно, зашел по делу. — Он выдержал значительную паузу, и, пожевав губами, продолжал: — Вы, вероятно, слышали: совсем недавно известный лондонский судья Уильям Торпин скончался при весьма таинственных и странных обстоятельствах?

— Примите искренние соболезнования, мистер Бэмфорд, — сдержанно отозвалась Нелли. Она была уверенна, что не побледнела.

— Мой друг и покровитель перед смертью женился на своей воспитаннице, Джоанне Баркер…

«Чего теперь он выжидает — неужто поздравлений?..» — Нелли пыталась подбодрить себя острым словцом, помимо воли ощущая, как внутри нее все туже натягивается струна.

— В ночь после свадьбы девушка исчезла. Как выяснилось позже, входная дверь была открыта самодельным подобием ключа: утром отмычку нашли у порога. При этом кто-то с силой выбил двери в комнату Джоанны, сломав замок…

— Возможно, это сделал мистер Торпин, — довольно нервно усмехнулась Нелли.

— Зачем, когда он мог открыть ее своим ключом? — возразил с возмущением Бэмфорд. — Кроме того, в его покоях в ту же ночь произошел пожар! По-вашему, он сам развел огонь?

— При чем тут я? — не вытерпела миссис Ловетт. Язвительный тон и пронзительный взгляд собеседника на миг лишили ее самообладания.

— Ну что вы, дорогая? — фамильярно ухмыльнулся пристав, отодвигая от себя пустой стакан. — Я разве обвиняю вас? И в мыслях не было! Но вы могли бы мне помочь. Я кое-что припомнил и сделал определенный вывод: у маленькой Джоанны есть защитник. Не знаю точно, что у него за интерес, — он иронически хмыкнул, — но девушка послушно следует за ним… уже не в первый раз! Вы знаете, о ком я говорю. Он вышел из вашего дома с ней вместе в тот день, когда был арестован! И вы будете это отрицать?

Бэмфорд явно перешел в наступление, рассчитывая захватить ее врасплох. Он видел в Нелли ту же хрупкую чувствительную девочку, какой она была шестнадцать лет назад, забыв, что время беспощадно уничтожило ее.

«Вам не удастся одолеть меня так просто: по вашей милости я научилась выживать!» — мысленно отпарировала миссис Ловетт, а вслух произнесла, пожав плечами:

— Мужчина с девушкой снимали комнату на чердаке. Недолго. Но мне и в голову не приходило, что девушка — воспитанница Торпина. Как я, по-вашему, могла узнать Джоанну через столько лет? В последний раз я видела ее грудным младенцем. И как я могла догадаться, что мой постоялец — преступник? — почти возмущенно закончила Нелли. Еще немного, и она поверит в собственную ложь, а это маленькая, но уже победа!

Пристав насмешливо прищурил свои свиные глазки, кивая в такт ее словам.

— А после ареста того, кто якобы вам не известен, к нему в участок приходила женщина, по описанию похожая на вас…

Всего одной лишь меткой фразой он ловко выбил щит из ее рук. Что бы она сейчас не говорила, дрожащий голос выдаст ее бидлу с головой!

— Я мог бы привлечь вас к этому темному делу. Но я не доношу на женщин. — И на губах его мелькнула плотоядная улыбка. — Меня интересует Суини Тодд, — многозначительно прибавил Бэмфорд. — И в благодарность за мое молчание, вы скажете, куда он собирался ехать и где он может быть сейчас!

— А где он может быть сейчас, как не в тюрьме? Когда вы сами сообщили мне об этом! — Нелли нервно всплеснула руками, теряя терпение.

— За день до свадьбы его выпустили. Джоанна так просила за него судью! И даже согласилась выйти замуж за своего опекуна! Теперь я понимаю, в чем тут хитрость: он снова должен был прийти за ней! Наверняка, они любовники, ведь правда?

— Мой постоялец расплатился и ушел — дней десять тому назад и больше здесь не появлялся! — резко бросила бидлу миссис Ловетт. Под маской раздражения она с трудом скрывала охвативший ее страх. Она была в ловушке! И если не удастся выбраться, они погибнут вместе — и она и Бенджамин! Ей нужно выпроводить Бэмфорда во что бы то ни стало — ни с чем, потом она уедет и предупредит… А если за ней проследят?!

Неожиданно вкрадчивый голос прервал ее мысли:

— Ну, полно, не упрямьтесь, Нелли. На вашем месте, я был бы полюбезнее, гмм… в дань нашей старой дружбе. — Бэмфорд поднялся со стула и направился к ней неуклюжей развязной походкой. — Помнишь доброе старое время, когда я заходил в твой магазин отведать лучших в Лондоне черничных пирогов. — Он как будто бы невзначай перешел на фамильярное «ты».

— Тогда я был так молод… Но разве годы причинили мне ущерб? — Самодовольная ухмылка растянула его губы.

Нелли и впрямь не видела существенных различий… между молодым и старым свином: он был противен ей, как таракан, барахтающийся в супе! Но в данном случае ее саму вот-вот поглотит зыбкая трясина, а значит, нужно улыбаться и молчать! Вместо ответа миссис Ловетт снова щедро наполнила стакан и твердым, уверенным движением поставила его на стол. Еще усилие: короткий шаг к прилавку… Руки ее как будто жили сами по себе, но не имеющие смысла действия не возвращали сердце в прежний размеренно-спокойный ритм. А перед бидлом — аккуратная хозяйка старательно, пожалуй, даже слишком, стирала масляные пятна, смахивала крошки, переставляя стопки невымытых тарелок. Работы, к счастью, предостаточно!

— В ту пору я довольно часто приходил… к тебе! Правда, здесь постоянно торчал твой зануда-муженек, а ты все с нежностью поглядывала на этого… как же его… — Бэмфорд наморщил свой низкий лоб, тщетно пытаясь припомнить имя, но Нелли сразу поняла, о ком он.

Вот и коснулись старой истории. О, если бы ей только удалось умело повести беседу и выведать у бидла, кто на самом деле стоял за всей этой игрой! Нелли бросила взгляд на стакан: зажатый в толстых пальцах Бэмфорда он был уже наполовину пуст. Ничтожно мало, чтобы рисковать, расспрашивая обвинителя на собственном допросе!

Он подошел почти вплотную к Нелл.

— Бенджамин Баркер, ведь так его звали?.. — раздалось у нее за спиной. Миссис Ловетт замерла. В наступившей вслед за этим тишине громко зазвенело фарфоровое блюдце, и черепки рассыпались по полу.

— Вы приходили к Люси, не ко мне! — со злобой в голосе отрезала она, брезгливо отстранившись.

— Я?! — Бэмфорд прыснул и поперхнулся.

— А кто же — судья Торпин? — с иронией бросила Нелл. Нелепые фразы, спонтанно приходившие в голову, служили ей слабой, последней защитой.

— Ничуть не бывало: она не в его вкусе.

— Потому он прислал ей кольцо с изумрудом!

— Кольцо стащил пронырливый цирюльник, ее муж! За что и получил пожизненную каторгу! — Бэмфорд начал уже понемногу хмелеть, и почти не скрывал своего раздражения. Не понимая толком, к чему все эти странные вопросы, он приписал их женскому ревнивому капризу. — А жена его — та еще штучка: закрутила с одним из гостей на балу и забыла про беды и слезы. А ведь она явилась к Торпину подать на апелляцию!

Мало было назвать это просто бессовестной ложью! Но Нелли с честью удержалась от искушения вцепиться острыми ногтями в щеки бидла и выцарапать его лживые глаза.

— Да с кем же это? — усмехнулась миссис Ловетт так, словно похожденья Люси разожгли в ней самое живое любопытство.

— Ах вы, маленькая сплетница! — Бидл снова нахально придвинулся к ней. — Почем я знаю, если там все были в масках?.. Да сколько можно говорить об этих Баркерах, в конце концов? — Джин против ожиданий не развязал ему язык. Зато, хмелея, Бэмфорд, безо всякого стеснения, позволил себе распустить руки.

Но миссис Ловетт явно не стремилась потворствовать его развязным прихотям. На этот раз она не только отстранилась, но весьма ощутимо оттолкнула его прочь.

Бэмфорд икнул и, покачнувшись, оперся о дубовый стол. Не хватало, чтобы эта дурочка вздумала кричать и привлекла сюда пол-улицы! Ему не нужно славы — он скромный, но… кажется, под пирожковой есть подвал? Уж там они договорятся обо всем!.. Он ухмыльнулся, по привычке оправляя кружева своих манжет.

— Да что вы позволяете себе!? — И Бэмфорд принял вдруг официальный вид, насколько позволяло состояние. — В первую очередь я здесь по долгу службы! Видите ли, поступили жалобы по поводу удушливого запаха из вашей трубы, и мне необходимо увидеть ваш подвал. А заодно проверить, в каких условиях у вас хранится и разделывается мясо! Насколько мне известно, именно в подвале устроены большая мясорубка и большая печь?

Неуклюжей походкой бидл направился к низкой, обитой железом двери. Как оказалось, он прекрасно помнил каждый закоулок в этом доме, который так и не научился уважать.

— Откройте мне и посветите! — приказал он тоном, не допускающим ответных возражений.

Не нужно было обладать особой проницательностью, чтоб разгадать его коварный замысел. Там, в глубине глухого подземелья их никто не услышит. Вернее — ее! И все ниже спускаясь по длинной, узкой лестнице с короткими неровными ступенями, Нелл инстинктивно чувствовала, что движется навстречу какой-то роковой, зловещей неизбежности. Выбора нет. Осталось только несколько шагов… «Ты смогла пережить и нужду, и невзгоды, и разбитые вдребезги девичьи мечты, а во тьме ты лелеяла в сердце надежду на то, что однажды наступит рассвет…» Еще четыре шага. Три… Ей почему-то именно сейчас припомнились слова священника, который принял ее краткую, но искреннюю исповедь. То было накануне свадьбы с Альбертом. «Бог никогда не посылает больше испытаний, чем мы способны вынести…» — сказал он Нелл и отпустил ее грехи. «Ты выдержала бесконечные шестнадцать лет в разлуке с собственной душой — не дай же запугать себя сейчас! Ради него!» Осталось две ступеньки… Ее пальцы ложатся на холодный железный засов. Протяжный скрип еще одной тяжелой двери — и зловонная сырость пахнула ей в лицо. Похоже, эта участь не миновала Бэмфорда: поспешно вынув из кармана надушенный платок, он тут же прикрыл свой не в меру чувствительный нос. Пропустив миссис Ловетт вперед, он осторожно, при каждом шаге постукивая тростью по каменному полу, проследовал за ней. При тусклом свете фонаря Нелли увидела, как под ее ногами метнулось что-то темное. В углу послышалось шуршание и слабый писк. Извольте, сэр, вы сами этого хотели: добро пожаловать!

Внезапно миссис Ловетт содрогнулась: раздался гулкий звук захлопнувшейся двери. Тем лучше! Мы заперты в одной ловушке! Но вы забыли, что я тоже способна на борьбу!

Остановившись посреди подвала, пристав, брезгливо морщась, осмотрел его нехитрое убранство: большая мясорубка, большая печь, в которой, затухая, тлеют угли, а чуть поодаль — водосточный желоб, по стенам кое-где сочатся ручейки… Все как и полагается в подобных помещениях: длинный, темный приземистый коридор вел в зловонные лабиринты лондонской канализации.

— Хмм… Не особо здесь уютно, зато никто не помешает разговору! — заметил Бэмфорд. — Итак, на чем же мы остановились? Ах, да, — насмешливо продолжил он, — Суини Тодд! Уверен, что теперь вы мне расскажете, где скрывается этот человек!

«Разговор» сильно смахивал на допрос в камере пыток, но миссис Ловетт больше не пугали нападки самоуверенного пристава. Она, сама не понимая, почему, вдруг ощутила себя на равных со своим врагом.

Бидл Бэмфорд еще раз огляделся в полумраке. Довольная ухмылка скользнула по его губам, и медленно, подобно зверю, крадущемуся к жертве, он начал приближаться, выжидая удобного момента для броска… Огромная уродливая тень ползла по стенам за его спиной. Вот ваша истинная сущность — жирный ненасытный хищник, жаждущий легкой добычи. Вам лучше, как шакал, питаться падалью! Не ожидали, что охота превратится в схватку?

Нелл оперлась рукой о жерло мясорубки, следя за каждым его движением. Перед ее глазами вдруг пронесся хоровод разряженных аристократов — пестрая масса сотрясалась в приступе злорадного веселья. Свиные рыла и кабаньи морды, оскаленные волчьи пасти… Вы думаете, вы надели маски: вы их сняли!

— Не смейте! Прочь отсюда! Я вам не Люси! — в негодовании вскричала Нелл.

Она схватила толстяка за ворот и с силой оттолкнула от себя. В ответ послышалось утробное рычанье. Его намерения были очевидны: Бэмфорд избрал насилие угрозой, которая заставит ее заговорить. Они отчаянно боролись несколько секунд. Не издавая даже сдавленного стона, Нелл яростно царапала ногтями нависшее над ней лицо, а в это время мерзкие лапищи пытались разорвать на ней одежду. Ее безмолвное сопротивленье было вызовом, и бидла поразила ее реакция. На миг он выпустил из рук свою добычу, прикрыв рукой израненную щеку. Когда боятся, умоляют о пощаде, кричат и плачут — значит, миссис Ловетт не боится? Или боится, но не за себя?.. Да кто же этот чертов Тодд, который так ей дорог?

— Ты защищала бы так только одного! — со злобой прошипел сквозь зубы Бэмфорд. — Когда его отправили на каторгу, ты места себе не находила, точно готова была последовать за ним! — Он пристально уставился на Нелл… И неожиданное подозрение почти мгновенно превратилось в твердую уверенность.

— Это Бенджамин Баркер, ведь так!?

Нелли застыла, точно Бэмфорд одним ударом поразил ее насквозь. «Все погибло!» — звенящая тьма застилает ей глаза, а мысли ослепительными вспышками проносятся в мозгу. Даже не мысли, а инстинкты, молниеносные порывы, которые не передать словами. И между частыми толчками пульса — их сразу несколько. «Бежать, отрицать!.. Поздно!» Рывок — и она устремляется к выходу: «Замок! Скорее!.. Успеть!»

— Куда?! — Тяжелая рука отбрасывает Нелл назад, железный выступ мясорубки впивается в ее плечо.

— Ни ты, ни твой любимый Баркер — не уйдете от суда!

Скользя по влажному от сырости железу, ее пальцы нащупывают деревянную рукоять… Прерывистое хриплое дыхание — снова над самым ухом. Тупой удар — истошный гневный вопль, падение грузного тела… Закрыв глаза, она не слышит больше ничего. Тьма становится белой, как снег, тело не чувствует боли. Мысли замерли, словно исчерпали себя. Время сочится где-то бесконечно далеко, за смутными пределами сознания…

Внезапно чей-то голос вырывает ее из забытья, прохладная ладонь приподнимает ее голову.

Нелли робко вгляделась во мрак. Воображение порою преподносит нам сюрпризы, играя с нами злую, но такую сладостную шутку! Мираж становится реальностью и обретает дух и плоть. Ты прикасаешься к нему и ощущаешь теплое дыханье…

— Миссис Ловетт, очнитесь! Вы ранены? — Большие темные, блестящие глаза с тревогой ищут ее взгляда. Черные волосы влажными прядями падают на бледное лицо, по лбу стекают капельки дождя.

Он возвратился. Как и обещал. А если обещал, то так и будет…

Суини осторожно приподнял ее с земли. В его объятиях тело становится невесомым, как воздух. Такое чувство, будто снова учишься дышать, пускай вокруг зловоние и сырость. Подвал! Нелли со страхом посмотрела в темноту поверх его плеча и различила очертания лежавшего неподалеку тела. А в двух шагах, у желоба — окровавленный топор.

— Я… убила его? — прошептала она. — Я убила его! Это правда?..

Тодд не ответил, только крепче прижал ее к себе.

— Он догадался, кто ты! — срывающимся голосом проговорила Нелл, и горло ее сжалось от рыданий. Внезапно слезы брызнули у нее из глаз. Сейчас, когда опасность миновала, силы, в конце концов, покинули ее: миссис Ловетт опять превратилась в беззащитную хрупкую девочку. Суини понимал, что каждая слеза излечивает раненную душу и помогает побороть свое бессилие. Он опасался, что жестокая, непостижимая измученному разуму реальность, заставит ее спрятаться внутри себя, и там останутся и боль, и страх, и слезы. Он был мужчиной, но ему понадобились месяцы, чтобы впервые после страшного удара вновь ощутить спасительную горечь слез, и годы, чтобы научиться их не проливать. Тогда он был совсем один… Но Нелли справилась. Когда ее рыдания затихли, Суини наконец решился с ней заговорить:

— Не вы убили Бэмфорда — он сам нашел заслуженную им участь, — тихо произнес он.

Нелли невольно поймала себя на мысли, что Тодд не задал ей не единого вопроса: он просто верил ей, ни минуты не колеблясь, и поэтому знал обо всем!

— Я попыталась выведать… имя человека в маске. Но не смогла! Теперь мы так и не узнаем, кто он… — Нелл подняла на него влажные, покрасневшие глаза.

— Не важно. Главное, что все закончилось. Почти. — И Тодд внимательно вгляделся в ее лицо, как бы желая убедиться, что она действительно пришла в себя. Им предстояло выполнить нелегкую задачу, и лучше было сделать это поскорее.

— Кто-нибудь видел, как он сюда входил? — спросил он, мягко отпуская миссис Ловетт.

— Не знаю… — в замешательстве проговорила Нелл. — Но он пришел один…

Суини медленно приблизился к печи, осматривая стену. Там, чуть поодаль, каменная кладка немного отличалась по форме и размеру кирпичей.

— Нужно избавиться от тела, — сказал он как можно спокойнее.

— И мы сожжем его в печи? — чуть слышно выдохнула Нелли.

— Нет, это слишком долго*… и отвратительно. К тому же, не удастся сжечь его дотла.

Вернувшись к мясорубке, Суини наклонился над лежавшим навзничь телом Бэмфорда. Сомнений не было: он умер, причем почти мгновенно. Лицо застыло, искаженное чудовищной гримасой, а неподвижные открытые глаза бессмысленно смотрели в потолок. Тодд набросил ему на лицо свой платок и подвел миссис Ловетт к стене возле печки.

— Послушайте, о чем я думаю, — ощупывая кладку, начал он. — Там, наверху, справа от дома — церковь святого Дунстана. А за перегородкой, по моим расчетам, расположен склеп. Если ее разобрать, мы попадем туда и спрячем тело в чью-нибудь могилу.

Нелл, затаив дыханье, молча слушала Суини. Щадя ее, он выражался лаконично, но действия и вещи приходилось называть своими именами. Могила, склеп… Живые никогда не ужасают так, как мертвые. Особенно давно усопшие… Но рядом был решительный и чуткий человек, готовый разделить с ней все невзгоды, и это возвращало силы жить, какой бы ни была их жизнь! Стараясь раньше времени не представлять себе пугающую мрачную картину, Нелли отправилась в кладовку. В последнее время они посещали ее слишком часто, а инструменты приходилось применять при обстоятельствах, которые хотелось бы забыть. Сегодня ей понадобится то, чем можно расшатать глухую стену… в небытие. И каждое движение впечатывалось в память, не оставляя шанса на забвение, а сердце билось коротко и часто, как будто не стена подвала, а крохотный уступ у края возбужденного сознания вот-вот обрушится, и все сорвется в темноту.

Лом, несколько железных кольев, большой тяжелый молоток… Руки Нелли до сих пор лихорадочно дрожали, когда она, спустившись в подземелье, передала все это Тодду.

— Хватит или нужно что-нибудь еще? — Она смотрела только на него: так было легче говорить.

— Достаточно. — Суини одобрительно кивнул. Он снял свой плащ и завернул повыше рукава рубашки. — Может, вам лучше подняться наверх? — спросил он, с беспокойством глядя на миссис Ловетт.

— Нет! Я останусь! — Нелл почти была готова уцепиться за его тонкое запястье, на котором виднелся побелевший от времени шрам. Она не бросит его, что бы ни случилось, не согласится трусливо отсиживаться в спальне! Или… она так сильно боится саму себя? Тем лучше! Но никакая сила не заставит ее сейчас уйти. И Тодд не тратил больше времени на споры.

— Хорошо, — сказал он только и молча принялся за дело.

Рассохшаяся кладка довольно быстро поддавалась, ссыпаясь после каждого удара молотка, и вскоре длинный острый кол вонзился в стену больше, чем нам половину. Предположения Суини оправдались — за каменной преградой оказалась пустота. Не отрываясь, он упорно продолжал работу, расшатывая каждый дюйм цемента по краю небольших продолговатых кирпичей, и монотонный стук железа о твердый камень помимо воли пробуждал в нем болезненные воспоминанья. Те же движения, те же усилия — дни напролет, месяцы, годы… Несчастные, отверженные Богом и людьми, покорно следуя жестокому приказу, бесцельно пробивались в темноту. По роковой иронии судьбы туннель, в конце которого уже не будет света, в последний раз становится для Бена тем самым рудником. Но в эту ночь он снова выйдет на свободу, а зло останется под каменной плитой. Здесь нет ничьей вины. Нет ненависти больше, нет угрозы…

Осталось вытащить еще десяток кирпичей, и перед ними приоткроются врата в небытие. Из черного провала повеяло колючим холодом, и Нелли, ощутив его, непроизвольно отступила. Если в подвале чувствовался дух огня и острое зловоние канализации, то эта беспросветная дыра дышала завораживающей, потусторонней пустотой, лишенной даже запаха. Отбросив инструменты, Суини повернулся к Нелл, переводя дыхание.

— Насколько мне известно, могилы в склепе очень давние и отравленье трупным ядом невозможно. Но все же я сперва проверю сам. — Он взял фонарь и, наклонившись, осторожно шагнул в тоннель. — Вы сможете немного подождать меня?

— Да, смогу, — ровным голосом ответила Нелли. Ей даже удалось поверить в собственную храбрость, хотя бы ненадолго.

Шаги Суини стихли где-то вдалеке, а свет совсем исчез из виду. И вот она осталась в полной темноте — наедине с собой! Что видят мертвые, когда закрыты их глаза? Как выглядит дорога в ад?.. Безмолвие становится пронзительнее крика, отрывистые звуки падающих капель врезаются в глухую тишину. В ушах стоит какой-то странный шум, похожий на шуршанье крыльев…

Под сводами подвала проносится сухой щемящий скрежет, как будто сдвинули тяжелую каменную плиту. Пора!

Суини возвратился через минуту, которая ей показалась вечностью.

Дальше все происходит как в тумане: тело, точно машина, повинуется разуму, короткие шаги — почти вслепую, и тяжело, безумно тяжело!..

Впервые в жизни Нелли испугала пыль, посыпавшаяся со стены; на глаза упала липкая полоска паутины. Даже при помощи Суини, ей стоило огромного труда протиснуть грузную бесформенную ношу в довольно узкое отверстие стены.

Ноги скользят по выщербленным плитам, порывистый сквозняк врывается в тоннель. Они в заброшенном церковном склепе, почти у края приоткрытой каменной могилы. И Нелл изо всех сил сжимает веки, боясь увидеть, чтó проглядывает между гробовыми досками, прогнившими от времени.

Бесчувственное тело, которое покинула бесчувственная, жалкая душа, соскальзывает в черную дыру. Без эпитафии, без отходной молитвы. Тодд рывком возвращает на место плиту… Все завершилось? Или новые невзгоды и страдания подстерегают их впереди? Перед рассветом ночь непроницаемо темна. Судьба непредсказуема, как эта ночь. Порою сила свыше останавливает нашу руку в тот самый миг, когда мы в ярости готовы отомстить. Но бывает и так, что Бог избирает орудием своей воли человека, чтобы свершить земное правосудие. Это самое трудное испытание, и его нужно выдержать! Несмотря ни на что.

Не выпуская руку Нелли, не оглядываясь, Тодд вывел ее из подвала и запер железную дверь.

— Я больше не оставлю вас, миссис Ловетт. Вы уедете вместе со мной, — сказал он ей.

Сквозь окна уже брезжила заря: прошло немало времени, пока они опять сложили кирпичи на место, закрыв зияющий провал в стене. Топор был убран, пятна крови смыты в водосточный желоб. И нет следов, как будто все произошло в бреду. Но они никогда не забудут об этом.

Нельзя по-настоящему понять чужих переживаний, не испытав их самому хотя бы раз. Нельзя судить о человеческих поступках, не ведая их истинной причины. Угроза, боль, отчаянье и безысходность, сплетенные в одну тугую цепь, лишают воли, увлекая нас на дно. Такая участь выпала на долю Люси Баркер, и Нелл на краткий час как будто стала ею в эту ночь. На грани между ужасом и полной отрешенностью она почти утратила себя. Но рядом с нею оказался друг. Он отыскал ее, помог подняться — и увел. А Люси некому подать руки! Как можно было даже в мыслях допустить, что ради Бенджамина Люси следует исчезнуть с лица земли лишь потому, что она больше, чем когда либо, нуждается в защите? И Нелл не вправе обрекать ее на одиночество! Бенджамин стал ей братом, даже ближе, не оставляя между ними места для другой любви…

Зыбкие призрачные тени отступили, как только они вышли за порог. Утро дышало влажной прохладой и едва уловимой горечью дыма — запахом будней в мире живых.

Тодд помог ей подняться в экипаж. Дверца со стуком захлопнулась, послышался сухой щелчок хлыста, и лошадь тронулась.

Нелли устало закрывает воспаленные глаза. Тело словно уносит по течению реки, странное чувство зарождается в душе. Он рядом, а тоска разлуки позади. Но труднее всего отпустить, не прощаясь, не выпуская его руки — навсегда отказаться от мечты. Нет, ей не обмануть себя: любовь не подчиняется законам, ее нельзя сослать в изгнание и не казнить, пока живет и бьется сердце. Но любовь измеряется жертвой ради счастья того, кого любишь. Это самая чистая боль, без которой скудна и бессмысленна жизнь. Для нее и для Бенджамина. И для Люси.

— Прости, любимый! Твое счастье будет горьким, как печаль. Но я найду ее и приведу к тебе. Чего бы мне не стоило, — чуть слышно прошептала Нелли, пытливо вглядываясь в темные провалы закоулков, как будто вопрошая свою судьбу. — Если еще не поздно…

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА:

* В бытовых условиях сжечь труп взрослого человека почти невозможно. Рассказы о сжигании трупа в печи за 3-4 часа следует считать вымыслом. Для сжигания трупа весом 60 кг Бруарделю понадобилось 40 часов, а А.С. Игнатовскому — 50 часов.

(Очерки судебной медицины (курс лекций) / Десятов В.П. — Томск, 1975. — С. 176-177).