Алмазный грех

Дождь шел не переставая который день. Евгения поправила насквозь промокший капюшон и вздрогнула: в бликах мертвенно-бледных молний ей привиделся мальчик. Стоял на перекрестке, смотрел огромными, черными, как две бездны, глазами. Девушка сморгнула, и видение исчезло.

Ветер хлопнул парусиной, натянутой над входом в магазин и все одно уже не спасавшей от ветра, рванул объявление со столба и бросил его в лицо. Евгения сорвала листок, всхлипнув о несправедливости судьбы, и уже приготовилась смять, как глаза сами ухватили содержание:

«Ребенку 12 лет срочно требуется гувернантка! Педагогическое образование и опыт работы с детьми обязателен. Проживание с ребенком — обязательно! Стоимость… Адрес…»

Известная фамилия. Богатая. Странно, что они ищут гувернантку через объявление на столбе.

Может, это знак? Евгения доверяла знакам: когда все падало из рук, нечего было и думать начинать что-то новое. Когда она была совершенно не готова, вызывали не ее, когда Евгения целилась на первое место, а ей светило лишь второе — пару раз случалось чудо. То Анечка, всеобщая любимица, поскальзывалась на бревне и падала с открытым переломом, то заучка Олечка попадала в больницу с инсультом.

Но теперь, после года мытарств в столице, Евгения готова была решить, что ее звезда изменила ей. Идеальное лицо и тело — прекрасные орудия для соблазнения… все это было хорошо, но! «Не хватает перчинки», — говорили Евгении при очередном отказе. А быть подстилкой без надежды на будущее, живя у очередного любовника и перебиваясь случайным заработком, Евгении не позволял здравый смысл. Слишком очевидна была дальнейшая судьба — и неприглядна.

Выкинутая хозяйкой после недельной задержки оплаты провинциалка почти решила уехать домой, в глушь, охомутать любого подходящего жениха — ибо в столице подобный товар давно уже разобран — и выть по ночам от тоски и несбывшихся надежд.

Она уже готова была на все. Но только поработай по вызову — и в любое приличное агентство дорога будет закрыта. Всегда найдется парочка компрометирующих фотографий.

А предложенных денег хватит и на хорошего фотографа, и на приличную сессию. А с должным портфолио ее возьмут куда угодно. Правда, образования у нее не было. Однако наличие драчливых младших братьев — разве не достаточный опыт?

Адрес на смятом объявлении смыло дождем, но в городе каждый знал, где этот дом. Два квартала пролетели мгновенно, важный охранник, которому она ткнула в объявление, приоткрыл тяжелую кованую решетку сада и шепнул: «Проходите в зал, мэтр ждет».

Фонтан посреди громадного сада, идеальный газон, поделенный дорожками, альпийская горка с хвойниками, геометрически ровная изгородь, мраморные статуи — все дышало неподдельной роскошью. Уж не шутка ли это объявление?

Мокрые листья блестели, словно черные бриллианты, и Евгения поспешила в сторону дома.

Еще один охранник приоткрыл дверь в каминный зал. Из громадного кресла навстречу ей молча встал ребенок. Черная одежда, черные волосы и глаза. Красные блики пламени танцевали в глазах.

— Я по объявлению насчет работы… Меня зовут Евгения, с детьми я работала, красный диплом педагогического…

— Евгения? — повторил ребенок насмешливо, словно уловил ее ложь. — А по паспорту?

— Ева… — растерянно прошептала она. Имя, данное ей при рождении, она не любила.

— Вы приняты, Ева, — равнодушно произнес мальчик. — Меня зовут Амадей. Скоро приедет отец.

— Но, возможно, господин Татищев будет против…

— Он проиграл, — бросил Амадей. — Я говорил ему, что найду себе гувернантку не более чем за сутки. А спор — дело чести. Игра-игра! Что может быть забавнее?

Амадей ухмыльнулся, угольки в камине затрещали громче, и Евгения вздрогнула, сдержав желание выбежать прочь из этого дома.

— А если бы я отказалась?

— Тыкать в вас булавками я не буду, приставания отца… господина Татищева вам не грозят, он слишком устает на работе. Вы отказались бы от денег в пять раз больше того, что платят моделям? При том, что вам нужно всего лишь присматривать за мной. Учителей хватает. Петр часто уезжает, и мне скучно вечерами. Не с кем играть.

Ну, будь Ева ребенком, она тоже не стала бы играть с таким странным мальчиком. Взять хотя бы его глаза — черная радужка, в которой плясало багровое пламя.

Амадей пересыпал что-то мелкое и блестящее с ладони на ладонь. Песок, сверкающий острыми гранями даже в тусклом свете камина.

— Алмазы. Продавать их нельзя — нет паспортов, добыты еще в девяностые. Шахты все еще рабочие… Люблю играть, а вы?

— Обожаю, — честно призналась Евгения. — И поэтому никогда не играю.

— Со мной — можно и нужно. Выиграешь — получишь один камень!.. — и улыбнулся на этот раз приветливо. — Соврала насчет корочек?

— Как вы… — ахнула Евгения.

— Вы хотели получить эту работу. Разве это грех?

Появившийся под вечер Татищев-старший застал Еву и сына азартно играющими в карты и подтвердил вскочившей девушке, что она остается в их доме.

Чуть позже, когда новоиспеченная гувернантка спросила у него, почему он так вольно смотрит на увлечения сына, Татищев-старший лишь развёл руками и пояснил: «Понимаете, у него мать умерла родами...» После этого разговора Ева и наметила себе две цели. Стать другом Амадею и выйти замуж за Петра.

Амадей, словно скучая, рассказал про отца многое. Забота по утрам, всегда хорошее настроение, домашняя выпечка… даже то, что женщин у отца не было уже очень давно.

Как ни странно, выйти замуж оказалось проще, чем стать другом этому странному мальчику, от которого у Евы временами мурашки бежали по коже.

Например однажды, зайдя без стука к отцу и застав в его постели Еву, он лишь улыбнулся привычно криво и произнес:

— Папа, она подходит. Ты же поступишь, как настоящий мужчина?..

Первый год щекотал адреналином. Ева пустилась во все тяжкие, прыгая с парашютом, забираясь на Эверест, погружаясь в пучины океана… Супруг отпускал — ведь Ева приезжала такая свежая, полная жизни и впечатлений, и секс получался настолько роскошный, что пожертвовать парой недель, скучая в одиночестве, Татищеву-старшему было не сложно. Тем более, огромная империя требовала пригляда. А Петр не доверял никому, кроме жены. «Тебе выгоднее моя жизнь, чем моя смерть», — усмехался он, подписывая брачный контракт.

Цель номер три отодвинула все мечты о карьере модели. Потому что… Потому что Петр, совершенно потерявший голову от красоты и обаяния новой супруги, подарил ей те самые, заброшенные в болотах Севера, алмазные прииски вместе с ювелирной сетью.

Ева повысила продажи в десятки раз. Потом — в сотни. Да, это было жестоко. А ведь идея выросла из той первой, смешной игры с Амадеем!

Ева вылупилась из Евгении, как бабочка из куколки. Она была прекрасна и совершенна. А еще она… объявила акцию «алмаз за грех», призывая приносить фото и видео своих грешков. То, что ей хотелось сделать самой и то, от чего дрожали пальцы и сладко сводило тело.

Что может быть проще, чем спереть шмотку из магазина? А переспать с мужем сестры? Или пройтись по улице голой?

Люди сходили с ума, греша и получая при покупке мелкие, но чистые дорогие бриллианты.

Амадей усмехался, Ева торжествовала, Петр радовался продажам. Полиция стояла на ушах, но сделать ничего не могла. Даже тогда, когда Еве захотелось большего, и она стала требовать больших грехов, а народ… народ и рад стараться. Грабежи, разбои, вандализм лишь подогревали интерес к мадам «Алмазный грех», по популярности затмившей звезд эстрады.

Официально предъявить ей было нечего. «Что вы можете?.. Я преступлений не совершала», — улыбалась она совершенными губами замотанным представителям полиции. И ей нечего было возразить. А потом и вовсе перекинула общение с ними на адвокатов, разговаривая лично только тогда, когда хотела развлечься.

Шквал преступлений все нарастал.

Вскоре «грешную» эстафету, между делом, подхватили другие магазины и сети, планету охватило безумие. Люди грешили уже просто так, и не просто грешили, а насиловали, убивали, жгли, разрушали…

Все делалось без Евы, но по ее слову и наущению. Она проживала каждый грех, присутствовала при каждом убийстве, а ее красота и молодость словно подпитывались этой игрой… Но когда-то все надоедает. Тем более, что муж в последние три месяца приходил домой, устало опускался в кресло, наливал себе и жене дорогой коньяк и мог просидеть так целый вечер, погружённый в свои невеселые мысли… Он даже редко стал хотеть Еву в постели, и её это сильно не радовало.

И вот сегодня ей нестерпимо захотелось пройтись пешком. Хотя отпустить охрану показалось глупой затеей. Ева подула в сжатые кулачки, грея руки, оглянулась в темень города. Путь от ресторана к дому казался таким коротким, да и… Надоело! Просто надоело бояться. Ей, кого называли «Самый большой грех»!

Дождь лил все сильнее, и когда две тени мелькнули вдали, Ева не выдержав, побежала. Но как в страшном сне, ноги переставлялись все медленнее, шаги за спиной все приближались…

Острая боль пронзила спину. Блики молний обрисовали контур ребенка с непроглядно-черными глазами, и все исчезло.

«Видимо, это все мне приснилось, — подумала она, когда мука отпустила ее. — Да-да, сейчас я приду в себя без денег и без Татищевых. Ну и черт с ними, уеду домой…»

И открыла глаза…

«Видимо, нет».

Если ад существовал, то она, похоже, попала именно в него: женщины качали и никак не могли укачать плачущих детей. Кто-то сражался с невидимым противником, кто-то плакал так, что у Евы остановилось бы сердце, если бы оно еще стучало. Целое поле призраков, вечно одолеваемых собственными кошмарами.

— Ад для каждого свой, — прозвучал ровный голос.

Она подняла взгляд и увидела говорившего: черная одежда, совершенный лик и огненная корона между рогов.

Вот теперь стало страшно как никогда в жизни.

— Не стоит бояться, Ева, — прозвучал голос в ее голове. — Ты достойна награды, не порицания. Ты привела столько душ! У меня для тебя новое задание. Хаммадэй, подойди.

Из темноты выступил мальчик.

— Амадей — выдавила Ева. Он все еще выглядел на двенадцать лет.

— Ева, я ждал тебя. Признайся, играть в жизнь и смерть было весело? — В черных глазах привычно заплясали огоньки пламени. — Мы начнем все сначала в другом мире.

— А если я не захочу?! — отчаянно вскрикнула Ева.

Хаммадэй усмехнулся и протянул руку:

— У нас впереди вечность, а ты… ты ведь тоже любишь играть.

(благодарю за идею Лекса)