Листик

— Листик, — сосед тяжело опустил стакан на стол.

Вагон лязгнул, словно зубами вцеплялся, дернулся раз, другой — да так, что нас тряхнуло основательно — выдохнул с шумом и наконец остановился. Стало слышно, как барабанит дождь по железу.

Сам не пойму, как у нас разговор зашел за странные случаи. Хотя кому, как не соседу по купе, можно рассказать то, в чем страшно признаваться самому себе? На миг попутчик становится ближе, чем верная жена или преданный друг. Потому что вывернуть душу можно так, что потом, встретив кого-то похожего, отвернуться в ужасе узнавания. Не его — себя, того, каким показался, что рассказал.

— Листик ее звали. Выпивши я был, хоть и не сильно, но голову вело. Вот так же остановились, но не на станции, а между перегонами. Голову повернул — а она в стекло носом уперлась. Волосы во все стороны торчат, сразу видно — пушистые. Нос широкий, с конопушками, взгляд такой… Я и поманил ее. Мы, когда с вахты едем, на нас все вешаются. А она…

Стакан соскользнул со стола на пол. Сосед поднимать не торопился.

— Она у купе к нам четырем зайти не побоялась. А подошла ко мне. Наши заржали, да и вышли. Села на колени, лопочет что-то, обнимает, целует… Да! — рявкнул яростно. — У меня полгода бабы не было! Не железный я! Ну, как все случилось, голос женский ее позвал: «Листик, ты опять по вагонам!» Бабища заглянула, да как заорет «Малолетка она, а ты в тюрьму захотел! Денег давай!» Дал я больше от неожиданности. Не походила она на малолетку! «Больная она у меня на голову, вы уж не серчайте! Вы не думайте, чистая она, никого не было. Отец-алкаш-то умер, а одну дома не оставишь», — ухватила ее за руку и уволокла прочь. Та закричала так, словно ребенка отнимают!

Руки его дрожали.

— Женщины, да, были. Но что бы… — ударил в грудь с силой. — Чтобы вот так, как Листик, за душу взяла — нет. Может, зря я ее не остановил? Она ведь меня словно читала! Знала, куда коснуться, и что носом тереться люблю, и вот сюда, — ткнул в ключицу со злости, — вот сюда целовала! Откуда? Нежная, ласковая. Смотрит глазищами своими. Не прямо, а чуть искоса. А словно в душу заглядывает. Не дура она, ой, не дура! А я все езжу и езжу… Все надеюсь ее увидеть. Но так и… ай! — махнул рукой и закурил, глядя в окно.

Стекло стегал дождь. Полосы то набегали, то отступали прочь. Вагон дернулся и вновь поехал.