Глава третья

Грохот ураганом ворвался в сон, Ярина чуть на пол не свалилась. Спросонья не сообразив, где находится, она потревоженной птицей слетела с печки, порываясь кинуться то ли туда, где громыхало, то ли наутек. Домового же звуки не напугали — он даже головы не поднял, продолжая зашивать дыру на рукаве ее многострадального кожуха.

— Дедушка, что это?

Ярина сгребла валенки в охапку, готовая к чему угодно, вплоть до нападения вчерашних невидимых чудищ, но спокойствие хозяина было непрошибаемым.

— Опять пришли, — невозмутимо ответил он. В руках ловко сновала игла, кажется, еще немного, и даже следа от дыры не останется. — Ходют, ходют чевой-то. Все неймется.

— Это что, из деревни?

Дощатый пол был удивительно теплым, шлепая босыми ногами, Ярина подбежала к окну, но то, как назло, выходило на другую от ворот сторону, позволяя увидеть только бескрайний лес. Дед усмехнулся, щелкнул пальцами, стекло покрылось серебристой рябью, а потом изображение сменилось, теперь показывая двор по другую сторону избы. Разница невелика, но если частокол не выдержит натиска, хоть видно будет, кто ломится.

Валенки выпали из рук, Ярина аж на лавку села от удивления. Никогда, даже в сказках, домашняя нечисть не творила таких фокусов.

— Как же это? — ошалело спросила она, пытаясь высмотреть, что происходит за воротами, которые продолжали содрогаться от ударов.

— Магия, — улыбнулся, показав острые зубки, домовой.

— Твоя?

— Нет, что ты, девонька, это еще до хозяйки было. Кудесник в стародавние времена избу построил, он ее и заговорил. И ее, и подворье. Я в магичестве не больно силен, но хозяйка говорила, что таких заклятий сейчас не знает никто. Стеклы эти, волшебные, цены немереной.

Стоило домовому начать говорить о владелице избы, голос его сразу теплел, наполнялся грустью. Ярина пожалела старичка — нечисть редко привязывалась к людям, но, если такое случалось, разлуку переживала болезненно. Бывали случаи, когда нечистики даже уходили искать хозяев, успешно или нет — история умалчивала.

Горницу наполнял утренний свет, сделав ее еще просторнее и уютнее. Миски, из которых она трапезничала ночью, вымытые стояли на полках, а в печи поспевали пироги, наполняя комнату щекочущим нос запахом печеных яблок и свежей сдобы.

Прекрасное утро, если бы не настойчивые посетители у ворот.

— Раньше-то их леший не пущал, — продолжал как ни в чем не бывало домовой. — Но отправился он в путь-дорогу, две луны уж минуло. А эти как прознали, что путь свободен, все бродят вокруг. Внутрь еще ни разу не сунулись, значится, магия действует. Токмо чары ослабли совсем, еще немного — сниматься с места придется.

Закончив шить, он с невиданной силой встряхнул кожух и с улыбкой продемонстрировал свою работу, но взгляд то и дело возвращался к окну.

— Что им нужно? — все еще пытаясь разглядеть пришельцев, поинтересовалась Ярина.

— Поди разбери, — Торопий пожал плечами и переместился к столу, принимаясь бережно протирать его тряпицей, смахивая одному ему видимые пылинки. — Может, сокровища найти хотят, может, думают, что тут чудо-юдо поселилось. Хозяйку-то все знали. Часто раньше захаживали: то стрелы им заговори, то зелье опохмельное сготовь. А как сгинула она, да потом маг этот проклятущий появился, словно с цепи сорвались. Жадное до чужого добра ваше племя, ох, жадное.

Домовой потянулся, и соседнее окошко распахнулось, впуская в горницу вместе со студеным утренним воздухом обрывки разговора, от которого внутри все похолодело.

— Нет ее, говорю же. Зря только колдун нас гоняет. Не вернется. Раньше бы мы даже дорогу сюда не нашли.

— Отчего тогда дым из трубы? А ежели нет, пошуровать бы там. Чай, колдун не узнает.

— Не по-людски это. Али забыл, как ведьма твою жену от родильной горячки спасла? Ведьмовство здесь, опять же, на доме. Не помереть бы.

— Не помрем. Ведьмы нет, колдовство ее сгинуть должно было вместе с ней. Коли боязно, беги к жене под юбку. А мы с Годотой промеж собой каменья разделим.

— Хозяйке ларец драгоценный доставили, аккурат перед тем как сгинула она, — пояснил хмурый Торопий. — Прознали же, погань бледная. Ничего, будут им каменья. На всю жизнь запомнят.

Ноги околели, Ярине пришлось наклониться, чтобы надеть валенки, а когда она снова прильнула к оконцу, через частокол уже перелезал здоровенный детина — косая сажень в плечах. Как только веревка выдерживала! Но оказаться во дворе любителю чужой собственности было не суждено — миг, и грохотнуло, запахло паленым, а мужик с воплем свалился по ту сторону забора. Окрестности огласились неподражаемым фольклором в различных сочетаниях, Ярина стыдливо поморщилась — привыкшая к селянской брани, из этой прочувствованной речи она даже почерпнула пару новых выражений. И рада бы забыть, да не выйдет.

На лице домового застыло мрачное злорадство. Но торжествовать было рано, деревенские отличались упрямством и злопамятностью. Стоило подумать, что они отступят, чтобы вернуться позже с новой каверзой, как ворота вновь содрогнулись.

— Не попасть им сюда, не боись, девонька, — усмехнулся Торопий. — Пусть чары и ослабели, все ж держатся.

— Дедушка...

Сердце заходилось в дурном предчувствии, перед глазами, словно вчера это было, расцвело воспоминание: десять лет назад жители совсем другой деревни пытались поджечь стоявший на отшибе покосившийся домишко. Для них семья Ярины была чужой, никто за них не вступился. От участи сгореть заживо в только обжитой избе спас отец — селяне испугались высоченного витязя с мечом, отступили. Но своими в Заболотье стать не вышло. Отца боялись, а когда брат подрос, стали бояться и его, поэтому не трогали, но ни один из жителей не шел на поклон к пришлой знахарке, хотя своей в деревне отродясь не было.

— Дедушка, а от огня чары защитят? — обмирая от страха, прошептала она.

Судя по тому, что торжество на лице домового сменилось тревогой, эта мысль не приходила ему в голову. Слишком поздно! Первая горящая ветка упала на землю, ничего не задев, но, судя по ругани, останавливаться мужики не собирались.

— Рехнулся? Колдун нам головы открутит!

— Плевал я на колдуна! Сжечь надо мерзость эту ведьмовскую! А когда догорит — тогда сокровища поискать.

Следующая ветка упала на крышу давно опустевшего курятника. Так хороший пожар не устроить, но Ярине приходилось видеть, как полыхают дома, загоревшиеся от одной только лучины, поэтому обольщаться не стоило.

Паника сдавила горло, но окончательно остолбенеть не дал оклик домового:

— Собирайся, — велел он, вытаскивая из печи только что поспевшие пироги.

— Дедушка, но как же!

Ярина все еще не могла прийти в себя, хоть и понимала, что время дорого, если поджигатели разойдутся, то угореть в избе можно запросто. Это если не думать о том, как она будет добираться до Ольховника — без лошади, без денег — кошель вчера остался где-то в лесу, свалившись с пояса. Да и уходить вот так, тайком, оставляя доброго, пригревшего ее домового, который бессилен перед нападавшими! Домовые не живут на пепелище — куда он подастся?

— Может, можно что-то сделать? — нерешительно спросила она, все же вняв совету и принимаясь одеваться. Рубашка и штаны еще не успели просохнуть как следует, но влажная ткань, неприятно липнувшая к телу, была последним, что волновало Ярину сейчас.

— Ты богатырь али ведьма? — печально хмыкнул Торопий и, дождавшись печального вздоха, добавил. — Коли нет, чем ты собираешься с ними сражаться? Косами своими русыми задушишь?

Краска стыда залила щеки, и девушка принялась отчаянно бороться с застежками кожуха. Она ничего не могла: бесполезная, ни на что не годная девка! Но на самоедство времени не было.

— Держи, — стоило выпрямиться, домовой протянул ей пироги, крепко спеленатые в тряпицу. — На дорожку. Денег нет, не серчай; как сойдешь с крыльца, беги мимо колодца. Супротив него увидишь калитку. Пусть дорожка будет скатертью.

— А ты, дедушка?! — у Ярины от отчаяния горло перехватило.

— Не боись, девица, — Торопий упер руки в бока, выпячивая грудь, хотя по всему видно — хорохорился. — Не пропаду. Я воробей стрелянный.

Отчетливо осознавая свою беспомощность, Ярина приняла подарок, часто смаргивая, чтобы не пустить злые слезы на глаза. Только и удалось выдавить:

— Спасибо, дедушка.

— В добрый путь, — серьезно кивнул домовой.

Прижимая к груди узелок, Ярина осторожно отворила дверь и выскользнула во двор, стараясь прижиматься к стене, хотя крыльца мужики, стоящие у ворот, видеть не могли. Мимо колодца даже при дневном свете бежать было жутко, но сейчас ее гораздо больше пугали не старые кости, а живые люди. На крыше пустого курятника

весело потрескивал огонь, несколько веток тлели на промерзлой земле, но поджигатели останавливаться не собирались — один из них восседал на ближайшей ели и командовал остальным, куда сподручнее кидать горящие ветки.

— О! Девка! — Ярина по давней привычке вжала голову в плечи, словно это помогло бы сделать ее невидимой, и опрометью бросилась к калитке.

— Держи ведьмино отродье! — раздался из-за частокола яростный вопль.

Калитка не поддавалась, старые петли лишь поскрипывали, насмешничая над её потугами, девушка потеряла драгоценную минуту, прежде чем удалось сдвинуть дверь так, чтобы протиснуться наружу. Она приготовилась припустить сквозь бурелом, но удар в спину заставил пошатнуться. Колени подогнулись, и она рухнула под ноги рослому мужику.

Грубые ручищи вздернули вверх, пальцы впились в плечи так, что Ярина не сдержала стона. В лицо пахнуло застарелым потом и перегаром. Единственное, что пришло в голову — ударить узлом с еще теплыми пирогами, но какой из нее был воин против этого медведя! Сальная ухмылка расползлась по одутловатому лицу — он прекрасно чуял ее страх. Выдернув из ослабевших пальцев узел, мужик бросил его на землю и демонстративно раздавил сапожищем. Узелок жалобно хрупнул, в воздухе пахнуло свежими пирогами, которые с такой заботой собрал для нее домовой.

Ярина забилась как птица в силках, но чем дольше она сопротивлялась, тем большим триумфом разгорался взгляд мучителя.

— Ну что?! — раздался вопль с другой стороны частокола.

— Пойма-ал! — откликнулся мужик, одной рукой резко, наотмашь, влепляя ей пощечину, от которой Ярина снова очутилась на земле, а на вторую крепко наматывая косу, так что шея хрустнула. — Ну, тварь. Добегалась!

Тащил он ее без церемоний, приподняв над землей и обхватив поперек живота. Все попытки пинаться или царапаться встречались только издевательским хохотом.

— Гляди-ка!

Возле ворот их встретили два мужика, одного из которых Ярина видела вчера в деревне — это он принял повод, когда она спешилась и направилась в харчевню.

— Выжила, — с удивлением сказал он. — Точно, ведьма.

Держащий дернул ее за косу, задирая голову вверх, Ярина попыталась подняться, чтобы уменьшить боль, но ноги не слушались, а на глазах выступали слезы. Ее попытки встретили глумливыми смешками.

— Отпусти девку, — раздался хриплый голос. Один из мужчин не смеялся — тот, кто отговаривал их лезть в дом, только у него был низкий севший бас. Невысокий, коренастый, в латаной-перелатаной куртке, он стоял чуть поодаль, хмурясь. Мужик был в годах, старше остальных, но больше Ярина разглядеть не могла — слезы мешали.

— А тебе-то что? Жалко?

Но тот, кто держал ее, все же выпустил косу, и Ярина рухнула на колени, остервенело вытирая глаза.

— Негоже девок обижать. Она сама нам все расскажет. Верно?

Говорящий сделал шаг вперед, но ее поимщик заступил дорогу, пока второй вновь принялся поджигать сухие ветки, с легкостью для своего мелкого роста бросая их через забор.

— Не лезь, Жит. В доме была, значит, ведьма! — мужик вновь схватил ее за косу, вздергивая вверх и хватая за ворот, тот затрещал, а Ярина зажмурилась, пытаясь побороть липкий ужас, комом вставший в горле. — Чего с ней цацкаться?

— А колдун?

Хватка чуть ослабла, пока мужик размышлял. Ярина не стала медлить — хотелось сделать хоть что-нибудь! Убежать она не успеет, напасть не сможет, но на ее глазах третий подельник вздернул арбалет, куда был вставлен болт, обмотанный горящей тряпицей. Одно дело — ветки, но пара таких болтов в тёсовую кровлю, и изба займется пламенем, а потушить будет некому.

Глупо, но она больше ни о чем думать не могла. Воспользовавшись тем, что детина все еще размышляет, Ярина рванулась и вцепилась зубами ему в запястье.

— Ах ты!!!

Вопль оглушил, к горлу подкатила тошнота, но девушка не желала сдаться и разжать зубы — только ее мучитель опомнился слишком быстро. Удар по шее свалил с ног, охотничий нож взвизгнул в воздухе, она едва успела закрыть руками голову. Нож полоснул по левому предплечью, и руку пронзила боль. Задыхаясь, Ярина попыталась отползти, зажимая рану ладонью, но пинок под ребра отбросил назад, заставив приложиться затылком о ворота.

— Не трожь!

Поджигатели повисли на беснующемся подельнике, который напоминал разъяренного медведя, оглашавшего лес ревом пополам с отборной бранью, а Ярина сползла на землю, сжавшись в комок. Рукав быстро набряк от крови, боль уже не резала — дергала предплечье, перед глазами плыло.

Пока мужики продолжали бороться с ополоумевшим товарищем, она все пыталась найти в себе силы встать. Пока отупевшее от боли сознание не выцепило на земле что-то…

Тело окатило холодом, потом жаром, даже спина взмокла. Не давая себе задуматься, Ярина метнулась вперед и ухватила брошенный самострел, прежде чем мужчины успели опомниться.

— Уходите! — От страха у нее даже голос прорезался.

Болт был всего один, просмоленную паклю, вдетую в наконечник, зажечь она все равно не успела бы. Надежда, что мужики устрашатся самострела в трясущихся руках, была крошечной, но Ярина должна была попытаться.

Нападавшие прекратили бороться и уставились на девушку с гадливой опаской.

— Ты чего удумала? — вкрадчиво спросил владелец самострела. Сделав шаг вперед, он тут же замер, когда девушка подалась назад, вжимаясь спиной в забор, и вцепилась в спусковой рычаг.

— Я выстрелю. — Страх ушел, сменившись решимостью. Она обречена, как и разгорающаяся избушка за частоколом, но сдаться, не пытаясь сделать хоть что-то — этого Ярина позволить себе не могла.

— Уходите. — Удивление на обветренных лицах мужиков сменилось лютой злобой.

Заставить кого-то послушаться ей никогда было не под силу: единственная в семье, кто не унаследовал крутой нрав отца, она даже с младшим братом, родившимся на девять весен позже, с трудом справлялась. Но сейчас не отступила бы, даже будь выбор, ведь перед глазами так и стоял дед Торопий, бережно смахивающий со стола пылинки.

— Опусти.

Только один заложил руки в карманы, отступая, двое приближались плечом к плечу. Шаг. Еще шаг.

Она зажмурилась, когда мужики кинулась на нее, пальцы на затворе дрогнули. Выстрела не случилось, но и удара не последовало. В голове гудело, перед глазами заплясали ослепительные всполохи, пришлось открыть глаза, чтобы понять — это не разошедшееся воображение. На расстоянии вытянутой руки поблескивал прозрачный щит, полностью закрывавший и частокол, и ее. Мужики живописной кучей валялись в десяти шагах, отброшенные его силой.

Ярина ошалело вытянула вперед руку, и по кончикам пальцев словно пробежали искры.

Магия! Настоящее колдовство из стародавних времен окружало ее, защитив в последний миг.

— Уходите! — в третий раз повторила Ярина. Голос звенел от напряжения, но не срывался. — И не возвращайтесь!

Безумцами селяне не были. Сила щита была такой, что даже те, кто не владел колдовским даром, могли ощутить плещущуюся в воздухе магию.

Самострел девушка так и не опустила, а поджигатели и не подумали потребовать его назад.

Их торопливые шаги давно перестали разрушать весеннюю музыку леса, но Ярина все еще продолжала стоять столбом, ноги будто в колодки заковали — ни шагу ступить.

Горький ком начал подниматься в горле, девушка часто задышала, в который раз пытаясь прогнать слезы.

— Не реви, — раздалось сверху. На частоколе восседал домовой, разглядывая ее так, как голодный смотрит на поджаристые ватрушки.

Самострел выскользнул из ослабевших пальцев, Ярина, пошатнувшись, вцепилась в ворота, которые сей же миг отворились, совершенно беззвучно.

Боясь увидеть полыхающее подворье, девушка не сразу решилась оглядеться, но когда подняла голову, обомлела.

О пожаре напоминали только арбалетные болты, торчащие из потемневшего тёса: ни огня, ни дыма.

— Это не могла быть я, — забормотала она. — Я не колдунья.

— Конечно, не колдунья, — авторитетно подтвердил домовой, — сил в тебе, почитай, совсем немного. Магию почувствовать, заговор сотворить, траву целебную найти — для знахарки самое оно, но в чародейки тебе не выбиться. Однако ж, это ты дом спасла.

По мнению Ярины, она не сделала совершенно ничего: наставить самострел на мужиков — никакой не подвиг, а глупость, сделанная от отчаяния, но дед Торопий считал иначе.

— Говорил я тебе, — забурчал он, вертясь под ногами и подталкивая девушку к крыльцу, — что дом старый. Магией он полнится, хозяйка моя сколько билась, а до конца секретов его понять не смогла. А ты, девонька, я так мыслю, защитить нас с ним хотела, верно?

Ярина покивала: да, мол, хотела, но сколько она себя помнила, одного желания всегда было недостаточно.

— Вот магия и откликнулась. Так что, как ни крути, теперь ты тут новая хозяйка. Полноправная, раз дом тебя признал. Принимай хозяйство.

Ноги перестали держать, стоило переступить порог, Ярина плюхнулась на пол и принялась тереть лицо, пока домовой суетился вокруг, стаскивая с нее валенки и кожух. На слабые протесты он внимания не обращал.

— Дедушка, я не могу, мне ехать надо.

— Куды ж ты раненая поедешь? Дай перевяжу!

— К сестрице, в Ольховник. — Пришлось сказать правду, не станет же дедок её выдавать. Хотя наверняка у него возникнет закономерный вопрос: почему она добиралась в предгорья полузаброшенными путями сквозь мелкие веси, вместо того, чтобы ехать одним из трех южных трактов.

Домовой уставился на нее, как на блаженную:

— Одной, через нашу глушь? Без проездной грамоты? Девонька, да у нас с ранней осени кордоны стоят по ближайшим трактам. Как ты вообще проскочить хоть один умудрилась, хотел бы я знать. Как магики помирать начали, зашебуршило все кругом. Колдун окаянный нашего брата перебаламутил, гонять начал. К лешему приставал, дивья пустошь у него, видишь ли, гудит. А как леший ушёл, совсем житья не стало.

Тут дед Торопий замолчал и смерил её внимательным взглядом, дальше он продолжил тихо и вкрадчиво, у Ярины даже мурашки по спине побежали от непонятного предчувствия.

— Ежели ты кружным путём решила в Ольховник добираться, бумага надобна. А за ней к колдуну идти, только лучше тебе в деревне не появляться, потому как с этой сволочи станется тебя шпиенией посчитать. А вот если письмецо сестре твоей отправить, тогда дело другое.

Ярина не могла сказать, что письмо можно отправить только с доверенным человеком, а в лесу их не наблюдалось. Да и по всей округе тоже.

— Надо найти того, кто твое послание снесет до города, что-нибудь придумаем, а ты пока тут похозяйничай. Оправься, вон тебя как резанули. Живо на лавку. — Домовой продолжил бегать из угла в угол, то подтаскивая бадью с водой, то доставая из комодика корпию, а девушка все боролась с болью и слезами, вытирая окровавленную ладонь об и так уже изгвазданную рубаху.

— Просьба у меня к тебе будет, опять же, — Торопий присел рядом, алые глазки домового внимательно изучали ее. — Останься, детонька, помоги старику.

И Ярина согласилась.