Глава вторая

Обычно в сказках прекрасные девы приходят в себя с первыми лучами солнца на руках у красавцев королевичей. Ярина ничего не имела против такого развития событий, но, увы, очнулась на стылой весенней земле, с которой едва сошел снег, и не под пение жаворонков — под глухие завывания из-за частокола.

Вряд ли обморок продлился дольше пары минут, но тело ломило, пальцы оледенели и едва гнулись. Насилу поднявшись на предательски дрожащие ноги, девушка бегло осмотрела появившиеся ворота, которых еще недавно не было, двор, слишком большой для лесной сторожки. Да и мрачная изба, казавшаяся такой же мертвой, как на первый взгляд, больше подходила не охотнику, а лесному колдуну, который явно решил затаиться. Небось пожалел, что впустил незваную гостью.

— Есть кто-нибудь?

Ответом стала звенящая тишина.

Зубы клацнули, пришлось изо всех сил сжать челюсти, Ярина дрожащей ладонью отерла залитое чем-то липким лицо и недоверчиво уставилась на пальцы — это надо, так оцарапать лоб! Рана пустячная, но кровила сильно, а под рукой ни одной завалящей настойки, все запасы остались в сумке, а сумка — в деревне, будь та трижды неладна.

На подгибающихся ногах девушка двинулась к крыльцу, надеясь дозваться таинственных хозяев. Добротная дверь оказалась заперта, а сквозь окна не удалось разглядеть даже очертаний комнаты.

Материал на окошках был на диво: не холстина или бычий пузырь, как в крестьянских избах, не слюда или дорогущие пластины горного хрусталя, а идеально прозрачная поверхность, гладкая и прохладная. Но сейчас у Ярины нашлись дела понасущнее, на робкий стук никто не отозвался, пришлось взять себя в руки и начать действовать. Первым делом, поискать колодец — умыться не мешало. Судя по неясному отражению в оконце, ее сейчас и кикиморой нельзя было назвать, те бы оскорбились сравнению с таким чудищем.

Колодец обнаружился за поленницей, но уж лучше бы его не видеть: от одного взгляда свалявшиеся в колтун волосы встали дыбом, а язык прилип к нёбу. И ворот и оголовок были сделаны из костей, плотно подогнанных друг к другу, сразу ясно — без магии не обошлось, а крыша затейливо украшена человеческими черепами. Пожелтевшие от времени, они скалились в ночную темень. Хорошо хоть не светились.

Ярина отшатнулась, подавив желание начертать перед лицом охраняющий знак, но справилась с собой и шаг за шагом двинулась вперед. Даже если есть причина бояться неведомых любителей диковинок, хуже, чем в лесу, вряд ли станет. Ведро, хвала богам, самое обычное, стояло рядом, с уже прилаженной к ручке веревкой. Девушка, недолго думая, плюхнула его в колодец, внизу звонко булькнуло, разгоняя отзвуком веющую жутью тишину. Ворот шел легко, хоть убедить себя взяться за костяную ручку сразу не удалось. Зато Ярина напилась вволю, аж зубы свело, до чего вода была сладкая и холодная. Потом долго отфыркивалась и шипела, промывая глубокие царапины на лице и ладонях. Теперь кроме усталости в разум начали просачиваться и другие ощущения: страх не вернулся, за вечер она набоялась столько — на год вперед хватит; но холод, почуяв, что жертва вновь приходит в себя, с радостью впился в тело тысячей иголок. Весна нынче была промозглой, а ночи — по зимнему холодными.

Вздрагивая и ежась — вода попала за разорванный ворот рубахи, отчего ткань мерзко липла к телу — Ярина вновь повернулась к будто застывшей в ожидании избе.

— Спасибо, что пустили! Не дозволите ли переночевать в доме? Отплатить мне нечем, но я отработаю. Я могу...

— Чего орешь, оглашенная? — раздался хриплый неприветливый голос.

С крыльца на нее взирало косматое существо, поблескивая в темноте алыми глазками.

— Сначала спаси ее, потом в избу пусти, — продолжило недовольно бормотать оно, — мож, тебя еще и накормить да в баньке попарить?

— Не мешало бы, — спокойно откликнулась девушка. Домовых она не боялась, но всегда относилась с должным почтением. Что хранитель дома ей не рад, ничуть не удивляло — она и вправду ввалилась среди ночи, наверняка перебудив своими воплями всех лесных обитателей.

— Ишь, наглая! Вы, дуры деревенские, шляетесь где ни попадя, еще требуете чевой-то. Много чести тебе.

На "дуру деревенскую" Ярина обиделась: пусть она и жила последние десять лет в деревне, но родилась в городе! Она уже собиралась возмутиться, но догадалась — домовой принял ее за одну из местных селянок. Вот только как убедить его в обратном? Начнешь отрицать — не поверит.

— Тогда зачем ты меня спас, дедушка? — пряча улыбку, поинтересовалась она.

Тот не смутился и выдал:

— Ежели бы они тебя рядом схарчили, кому хуже-то было б? Ходют тут всякие, оттирай их опосля от забора. На дворе переночуешь, не сахарная.

Дедок не желал сменять гнев на милость, и Ярину передернуло, стоило представить, какое живописное пятно красовалось бы на заборе, если бы не чудесное спасение.

— А что, дедушка, — вкрадчиво начала она, — есть ли другие деревни окрест леса? Поприветливей. А то я с Пожарищ еле ноги унесла.

Домовой поднял косматую голову, оживился, и следующий вопрос прозвучал гораздо радушнее:

— Ты откудова будешь?

— Из Белого Бора. — Перед отъездом мать строго-настрого наказала не сообщать о себе никому и ничего, но нечисти врать бессмысленно, лучше уж полуправда.

— А звать?

— Ярина.

Вряд ли домашний дух прознает, за какими бесами ее понесло за тридевять земель, и сможет кому-нибудь разболтать.

Домовой нахмурился, что-то припоминая, а спустя миг посветлел лицом:

— Далеко-о ты, девка, забралась. Но, так и быть, заходи. Был я в Белом бору. Много весен утекло с тех пор.

Дверь отворилась беззвучно, и Ярина, еще не в силах поверить, что ночевать будет не во дворе, ступила в теплые сени. Знакомый с детства аромат трав окутал мягким платом, вырывая тихий вздох и пробуждая неурочные воспоминания.

— А хозяин против не будет? — осторожно спросила она, смаргивая непрошенные слезы.

— Нету хозяйки, — погрустнел домовой и тут же засуетился, подгоняя. — Иди в горницу. Я тебе поесть соберу, баньку истоплю.

— Сам-то ты кто будешь, дедушка? — успела крикнуть Ярина вдогонку, переступая порог чистенькой просторной комнаты, которая встретила ее теплом и мягким светом трех волшебных светильников. Мощные колдовские предметы делали кудесники прошлого, сейчас если остались умельцы, уж точно не в Дивнодолье, где царские посланцы землю рыли, обещая золотые горы за утраченные знания.

— Торопий я. Или дед Тороша, как сподручнее, — раздалось из-за печи вместе с грохотом котелков. — Грейся, покудова я перекусить соображу. Сказывай, чего в мире деется.

Ярина прильнула к печке всем телом, стараясь не закрывать глаза и не сползать на лавку — если она сейчас сядет, то об ужине или бане не будет речи.

— Дедушка Торопий, а можно я тебе завтра все расскажу? — взмолилась она.

Глаза домового сверкнули из-под заросших бровей, но он хмыкнул, расставляя миски:

— Иди ешь, горемычная.

Ярина осторожно, переступая через нарядные, благоухавшие свежестью, половики, прошла к столу и уселась на краешек лавки.

Горница сверкала чистотой: блестели натертые полы, печь красовалась свежей побелкой, миски были недавно расписаны — в такой красотище поневоле почувствуешь себя замарашкой, но баня должна была это исправить, а пока девушка обратила внимание на скромный ужин.

Первой под руку попалась кружка с малиновым киселем, Ярина не успела опомниться как выхлебала половину, потом принялась за щи, пустые, на грибах, но такие вкусные, аж сводило живот. В последний раз есть довелось вчера утром: она, не слезая с лошади, умяла последнюю краюху черствого хлеба с солониной, и теперь любая горячая еда казалась пределом мечтаний. Когда на дне миски осталось морковное крошево, которое девушка принялась остервенело соскребать, обнаружилось, что домовой сердобольно пододвинул к ней тарелочку с пирогами, явно приготовленными для себя, такими маленькими они были, и смотрел так жалостливо, что краска бросилась в лицо.

— Спасибо, дедушка, сыта я.

Нашлась, умирающая с голоду! Объела хозяина, не для гостей же он щи готовил! Но обмануть домового не получилось, тот лишь головой покачал, но не стал настаивать.

— Иди-ка ты в баню, я там тебе одежу припас, а свою там брось, дюже грязная.

Ярине не хотелось никуда идти, хотелось прикорнуть прямо здесь, за столом, но лучше вымыться сразу, чем начинать завтрашний день с приступа чесотки, поэтому она через силу поплелась во двор. Баня обнаружилась слева от крылечка — из трубы низенького бревенчатого домика валил дым, и девушка поспешила туда, на ходу избавляясь от кожуха.

Как ни восхитительно окунуться в ворох щекочущих нос ароматов багульника, ромашки, липы, затягивать не стоило. Ярина мылась, не давая себе расслабиться, дольше всего пришлось провозиться с волосами, в которых запутались веточки, отчего голова стала похожа на раздербаненный веник.

Наконец, в чистой, как по ней шитой, рубахе, полушубке и валенках, надетых прямо на босу ногу, она вернулась в избу, разомлевшая и счастливая.

Домовой постелил ей на печке, видно не желая пускать в комнату хозяйки, но Ярина вымоталась так, что готова была отключиться и на лавке, поэтому без единого слова забралась под одеяло и тут же уснула под неумолкающую колыбельную ветра за окном.

Как было бы прекрасно после четырех дней пути проспать до полудня, но мечтам не суждено было сбыться: едва солнце выползло из-за холма, а первые лучи еще не решились проникнуть в горницу, ворота содрогнулись.