Глава седьмая

Каждый селянин, если вышел из ползункового возраста, знает, что упыри смертельно опасны. Не каждый знает, откуда они берутся или как выглядят. Зато наставление при встрече с нежитью помнят на зубок: бежать. Если повезет и успеешь добраться до реки — считай, спасен. Доберешься до околицы — тогда хороши смола и огонь, всем скопом ходить на упыря сподручнее. А если не повезет… Что ж, нежить будет сытой, и в ближайшую седмицу у любителей поплутать будет больше шансов избегнуть незавидной участи, потому что сытые упыри бегают медленнее.

А еще сытые упыри медленнее прыгают. Это Ярину и спасло. Не потеряв равновесия, она рванулась влево, зажмурившись, выставила кинжал перед собой и замахнулась со всей силы, как учил отец. От воя взвились с облюбованной ими столетней ели вороны. Упырь впустую щелкнул клыками, обдав смрадом, завертелся по поляне, мотая покрытой струпьями башкой. Опомнившись, Ярина с изумлением обнаружила кинжал торчащим аккурат из левой глазницы беснующейся твари, куда он вошел по самую рукоять. Не иначе, с испуга получилось.

Праздновать было некогда, думать тоже, она бросилась наутек, не разбирая дороги. Упыри и вурдалаки, вопреки поверьям, были отдельными видами, а не переродившимися людьми, в отличие от Бродящих — восставших покойников, на тех серебро действовало губительно, а на первых — увы. Увешанными серебром путниками они закусывали с не меньшим удовольствием и изжогой не страдали.

Пусть тварь лишилась глаза, безопаснее она не стала. К тому же, Ярина припомнила: в лесу бродит еще одна, которая наверняка учуяла запах ее крови. Оставался еще и вурдалак.

«Дура!» — повторила она про себя, мчась со всех ног. Благие намерения на темную дорогу ведут. Куда сунулась, не подготовившись? Впрочем, на самобичевание времени не было, последние минуты жизни стоило потратить на что-нибудь более практичное. Например, придумать план спасения. Жаль, он придумываться не хотел. И на дерево не залезешь, и помощи ждать неоткуда. Хоть в сапогах бежать было легче, в валенках она давно бы поскользнулась на весенней грязище.

За спиной раздавалось утробное рычание. Неподалеку завыли потревоженные волки, заставляя вжать голову в плечи. По лицу больно хлестнула ветка, Ярина чуть не оступилась. Паника схлынула, пришло понимание, что она бежит совсем не к дому и не к опушке, а как распоследняя курица несется невесть куда.

Завывание слева заставило резко свернуть в другую сторону. К упырю присоединился его собрат. Ах, как не хватало сейчас ожерелья. Или магии. Или хоть чего-нибудь!

Она мчалась вперед, стараясь хоть немного сориентироваться. Знакомых троп не попадалось, одни ровные ряды еще не обрядившихся в листву деревьев. Слух улавливал только собственное клокочущее дыхание и неумолимый хруст веток за спиной. Вдруг хлюпанье под ногами привлекло внимание. Ручей! Рядом из-под земли бил ключ, вода собиралась в игривый поток и бежала дальше, теряясь между деревьями. Раздумывать времени не было, Ярина, едва не споткнувшись, кинулась туда. Если есть ручей, есть шанс наткнуться на большую воду. Вот бы к реке выйти. Или к озерцу. Да что там, она была бы рада и болоту, но топи проходили гораздо севернее.

Быстрей, еще быстрей. Внезапно зябкий ветер принес запах сырости. Река! Совсем рядом. До скособоченной ивы, свесившей ветви с яра, рукой подать.

Сзади зарычали, так близко, чуть не остановилось сердце. Ярина поддалась страху и завизжала. Твари загоняли добычу, она доживала последние минуты. Не успеть! От визга дыхание застряло в горле, ноги подломились, отказываясь держать. Она кубарем покатилась сквозь заросли ежевичника, последние сажени ничего не видя и не соображая.

Воды Хохлатки приняли в студеные объятия и сразу вернули к жизни. Спасением стал осыпавшийся крутой берег, с которого девушка и свалилась, оставив упыря — одного — без толку лязгать зубами. У страха глаза велики, еще минуту назад Ярина была уверена, что за ней гонится целый табун тварей, а оказалось, одноглазый в погоне то ли не участвовал, то ли отстал раньше. Иначе уйти бы не удалось.

Порадоваться не вышло, в тело впились тысячи острых шипов. Река, только-только освободившаяся из зимнего плена, волокла ее вниз по течению, к Пожарищам. Одежда камнем тянула вниз, ноги свело судорогой. Больше пары минут в ледяной воде не выдержать. Хладный труп "ведьмы" селяне встретят с распростёртыми объятиями, а уж колдун обрадуется!

Ярина до крови прокусила губу и попыталась грести в сторону берега. У упыря не хватило мозгов, чтобы преследовать ее вдоль реки, и то хорошо, не придется выбирать: утонуть или быть съеденной.

До спасения оставалось не больше пяти саженей, когда ее дернули за ноги, утаскивая под воду. Ярина забарахталась, пытаясь вырваться. Перед носом мелькнуло перекошенное белое лицо с огромными бесцветными глазами, и девушка впилась ногтями в него, вкладывая в рывок всю ярость.

Она могла сколько угодно сочувствовать нечисти и любить мелких духов, но русалок не выносила. Нахальные пакостницы жили в речке возле их Заболотья. Серьезного зла не причиняли, никого не топили, за мужскую ласку или за гребень могли помочь по мелочи, но уж если им кто не нравился — пиши пропало. Семья Ярины в любимчиках у русалок не ходила. Мужчин они не трогали, скандалистку Нежку, с которой разлад и пошел, боялись, а вот им с матушкой здорово доставалось. То в кадушку с бельем тухлой рыбы накидают, то рубашку порвут, то просто обсмеют. Много ли нужно тихой девочке, которая специально уходила подальше от деревни, чтобы не слышать насмешек односельчан. И к порядку призвать их было некому, водяной в тех краях людей не жаловал.

Избежав огня и клыков упырей погибнуть из-за какой-то лахудры? Ярина отбивалась что есть мочи, пытаясь избавиться от русалки прежде, чем подоспеют ее подружки. Тогда останется самой ко дну пойти, будет шанс утонуть быстро. Воздуха не хватало, грудь сдавило тяжестью. Задыхаясь, она пихнула нападавшую локтем в лицо и толкнулась ногами, выныривая на поверхность.

Сил хватило только разок воздуха глотнуть, как за ноги вновь дернули, а в запястья впились когтистые пальцы. Не успела. Ярина не удержала вдох, протестующе булькнув. Вода хлынула в нос и рот, перед глазами полыхнуло чернотой…

В чувство ее привела пара хлестких пощечин. Кашель сдавливал горло, грудь огнем горела, руки и ноги повисли плетьми, не слушаясь. Когда девушка нашла в себе силы обернуться, то столкнулась нос к носу с недовольным водяным.

Перепончатая рука сжимала ворот кожуха, за который держал хозяин вод, не давая уйти под воду. Длиннющие усы, с вплетенными стебельками ряски и стрелолиста топорщились, желтые глаза из-под кустистых бровей смотрели неласково.

— Это что такое? — пробасил он, встряхивая ее, аж брызги полетели. — Что вы устроили? Девки!

Над водой начали появляться головы русалок. У одной на бледном личике красовались длинные борозды от ногтей. Ярина могла бы гордиться данным отпором, хоть глубокие царапины на собственных запястьях щипало и дергало.

— Батюшка! — покалеченная русалка спрятала лицо в ладонях, отгораживаясь еще и зелеными волосами. — Она меня… она…

Речь прервалась рыданиями.

Дрожь не желала униматься, трясло теперь еще и от страха. Это ж надо так влипнуть! Кто мог знать, что водяной в Хохлатке семейный, и русалки окажутся рожденными, а не утопленницами. Раньше она видела лишь тех, кого утянули в воду или кто бросился сам, переродившись в водную деву без памяти о земной жизни. Сейчас же вокруг плавали оба вида. Изучай себе на здоровье, только положение не располагало.

— А кто тебя просил лезть?

— Я… Она из леса вывалилась прямо в реку. Я смотрю — человек…

— И ты сразу топить полезла. Не разобравшись.

— Я думала…

Русалка плакала так горько, Ярину тут же заела совесть. Надо было правда утопнуть, хлопот было бы меньше. Осерчает водяной, превратит в рыбку или лягуху за то, что на дочку его напала. И будет она квакать свой недолгий век!

— Думать ты мала еще! Это дело нам с матерью оставь. Ты уж однажды надумала плыть к людям. Помнишь, чем обернулось? И вот, опять. Чуть лешачиху не утопила.

Ярина погрязла в самобичевании и не сразу поняла, как ее назвали, и почему русалки воззрились на нее с потрясенным недоверием.

— Ну, здравствуй, матушка! — Водяной развернул ее к себе лицом, продолжая держать за шкирку, как котенка.

— Зд-д-дравст-т-твуй, бат-тюш-шка. — Челюсти лязгали так, что любой упырь бы позавидовал.

— Чего бедокурим? Чего девочек моих обижаем?

Ярина, сообразив, что ни топить, ни превращать в водоплавающее ее прямо сейчас не будут, обмякла, потирая лицо окоченевшими пальцами. Единственная пришедшая на ум отговорка: «они первые начали» была глупой и не срабатывала даже в детстве, а больше сказать было нечего.

Не всем по вкусу холодная водица, и водяной это понял. Он решительно погреб к берегу, придерживая девушку над водой. Русалки потянулись следом.

Когда под ногами оказался вязкий песок, она была чуть жива. Кашель напал с новой силой, пилой вгрызался в кости холод. До дома она дойти не сможет, мокрая одежда убьет раньше и вернее любого упыря.

— Веток натаскайте, костер разведите, — приказал дочерям хозяин реки. Он остался на мелководье, внимательно разглядывая «улов». Ярина хотела бы ответить ему тем же, жаль, успокоиться не выходило. Ее все больше тянуло потерять сознание. Неожиданно порыв жгучего ветра коконом окутал тело, и спустя три удара сердца одежда была совершенно сухой и теплой. Водяной довольно хмыкнул в усы, поймав ее потрясенный взгляд.

— Сп-пасибо. — Она стиснула кулаки и призвала себя не трястись. Русалки, тем временем, уже развели костер и уселись вокруг него, выжимая липнувшие к телу драные сорочки. Им, в отличие от утопленниц, огонь был не страшен. Подсев к весело потрескивающему костерку, Ярина вытянула руки и блаженно зажмурилась. Хорошо! Тепло от кончиков пальцев расползалось по телу, только бы носом не начать клевать. Не проснешься.

— Я к тебе с претензией, хозяйка, — начал водяной добродушно. — Зачем барьер от людей сняла? Мы, было, обрадовались, думали, хоть порядок в лесу будет. Сами-то спокойно перезимовали, а встретил я одного моховика намедни. Тот таких ужасов порассказал — жуть взяла.

— А как ты понял, что я леший?

— Так же, как в воде тебя учуял. Кровь. Лес ведь с моей Хохлаткой неразрывно связан. Я ведь сразу понял, что новый леший объявился. Сеть колдовская полыхнула, не захочешь — заметишь.

— Кровь?

— На руку свою глянь.

Ярина глянула и поразилась: царапины от схватки с русалкой на удивление уже взялись коркой, а по запястью змеилась струйка крови из пореза ножом, хотя боли не было. Не мудрено, что она проворонила. Странно, ведь ранка была неглубокой, давно уже должна была перестать кровить. Нежданная мысль чуть не заставила вскочить.

— Батюшка водяной, упыри учуять могут!

— И ладно. Придут, мы их, как гостей дорогих встретим. Искупаем, девочки им подводные красоты покажут.

Русалки захихикали, не улыбалась только та, которая схлестнулась с Яриной в воде: сидела, понурив голову, и жалобно шмыгала носом.

«Она ведь совсем молоденькая», — сообразила девушка, вглядываясь в круглое, бледное до прозрачности лицо. Русалочка еще не вышла из детского возраста. Вовсе не бесцветные, светло-серые глаза были до того печальны, что чувство вины принялось грызть пуще прежнего.

— Я сделаю мазь, — наклонившись, прошептала Ярина, — намажешь, и царапины вмиг заживут.

Прежде чем русалочка успела ответить, водяной нарочито закашлялся:

— Хозяйка, не отвлекайся! Мы с тобой беседу ведем.

— Прости, батюшка.

— Эк тебя угораздило… Домовой угодил?

Ярина кивнула: угораздило ее по уши. А ведь еще месяц назад она мечтала о переменах. Вот и домечталась.

— Хороший мужик, хоть и пришлый. Прежний леший его очень уважал. Дернуло же его в путь отправиться. Ладно. О барьере. Когда вернешь?

— Не могу вернуть. — Ярина не рассчитывала, что ее поймут. Здешняя нечисть людей на дух не переносила. — Люди без леса погибнут.

От добродушия водяного не осталось и следа: глаза полыхнули зеленью, черты лица заострились. Река, словно почуяв смену настроения хозяина, пошла рябью. Волны попытались достать до костра, чтобы вернуть упущенную добычу, Ярине пришлось поджать под себя ноги и отодвинуться. Она ждала бури негодования, не от водяного, который молча кипел, переваривая «предательство» нового лешего, так от русалок. Но те ни словом, ни взглядом не выказали недовольства. Потупившись, девушка принялась перевязывать запястье платком. Леденящий холод отпустил, но сидеть на берегу, пусть и у костра, было зябко, а под осуждающим взглядом еще и неуютно. Хотелось поскорее оказаться дома, у печки или в бане, так недолго горячку подцепить. «Не о том думаешь», — мысленно укорила себя она. Разгневанный водяной, кажется, уже жалел, что вытащил ее из воды. В его власти было превратить ее в лягушку, утопленницу или донную корягу. Поддаться, оставив людей на голодную смерть, или обманом выторговать спасение? Недостойно и позорно. Ярина подняла голову, смело встретив тяжелый взгляд хозяина реки. Почему вообще нужно стыдиться и оправдываться?

— Люди разные. Что, всех теперь под одну гребенку? — упрямо напомнила она. — Я тоже человек.

Она будет твердить об этом каждой встречной нечисти, если понадобится. Местные озлоблены и жестоки, но она не станет убийцей.

Река вздыбилась горбом, плеснула во все стороны, окатив берег волной брызг, и опала. Водяной еще с полминуты буравил взглядом, а потом отмахнулся, сменив гнев на милость:

— Быть посему. Хозяйка лесная ты, выбор тоже твой. Не жалуйся потом.

— Как скажешь. — Ярина степенно поклонилась.

— Ох и дура! — Он хлопнул перепончатыми лапищами по пузу и сердито шевельнул усами. — Девки!

Из воды высунулись три утопленницы, на восковых кукольных лицах застыло подобострастие.

— Да, хозяин.

— Лешачихе препятствий не чинить, не пакостить. А вот рыбаков, кто от деревни далеко отойдет, топите, сети рвите, лодки дырявьте. Пусть им покоя не будет.

С этими словами водяной бултыхнулся в реку, только круги по воде пошли. Русалки снова захихикали, разглядывая ее в открытую. Неуютно стало под этими взглядами. Нельзя признаваться даже себе, что она бы предпочла компанию упырей, нежели дочерей хозяина вод. При батюшке они были вежливыми. Надолго ли?

— Мы и не знали, что лешачихой человек может стать, — протянула одна.

Ярина поморщилась: слово ей не нравилось, но речные девы враждебности не проявляли, дразниться не спешили, поэтому она смирила неприязнь:

— Я тоже не знала.

— Ты правда можешь царапины залечить? — Младшая русалочка потянула за рукав, пытливо заглядывая в глаза.

— Правда. Я принесу целебную мазь, она поможет.

— А гребешка лишнего у тебя нет? А то мы все рыбьими костями, — поинтересовалась другая, самая старшая. Ярина глянула на роскошные зеленые волосы и мысленно согласилась — такую красоту нужно чесать настоящим гребнем. Но русалки оставались русалками — будешь потакать, они на шею сядут. Поэтому она напустила на себя задумчивый вид:

— Я поищу.

— Я Рябинка, — продолжила старшая. — Это Осинка, Березка, а младшая — Ивушка.

Ярина в изумлении уставилась на девиц. Обычно русалки обходились без имен и в одежду закутывались лишь изредка, наматывая на себя клочки ткани, прикрывая совсем не те места, которые нужно. Эти же носили полноценные рубашки до пят, пусть и рваные. В распущенных волосах поблескивали жемчужные нити, шеи оплетали ожерелья из ракушек.

— Ты не сердись на отца, он из-за Дары, нашей берегини, на людей зол. Она ведь нам как родная.

— Дара? — Не сразу поняла Ярина. Вовремя вспомнился рассказ домового. — Это имя тот охотник дал?

— Он. — На лицах русалок появились печальные улыбки. — И замуж ее взял по своим обрядам. Он хотел ее к себе в деревню забрать, все уламывал. Сказал, что дом отстроил, что ребенку нельзя на берегу, ему к людям надо.

— И забрал?

— Забрал. А через два месяца погиб. Когда люди ополоумели, Дару со Смилом отец от огня спас. Почти все силы извел. С тех пор нет у нас с деревенскими мира.

Смил. У берегини и охотника родился сын. Ярина знала, что это значит: девочка была бы берегиней, как мать, а мальчик останется человеком. Люди его никогда за своего не признают. Не позавидуешь такой судьбе.

— Теперь они у нас живут. Отец им грот выделил, там они и зимовали.

— А ребенок?

— А что ребенок? — нахмурилась Рябинка. — Думаешь, мы своего обидим?

— Нет. Просто… он же маленький, ему столько всего нужно, — смущенно пробормотала Ярина и поднялась. Лучше было оказаться дома и поскорее. Одним костром не согреешься. Она зябко дернула плечами, стараясь избавиться от вновь накатившей дрожи. А ведь оставались еще и упыри, которые бродили неподалеку.

— Я пойду.

— Постой. — Сестры переглянулись, беззвучно советуясь. Одна из них бегом направилась к воде, пока остальные поднимались и забрасывали костер песком.

— Мы проводим, — пояснила Рябинка. — Не хватало, чтобы тебя нежить загрызла или медведь. И царапины Ивушке смазать надо.

Ярина уже открыла рот, собираясь извиниться, но исчезнувшая русалка вернулась из воды со связкой еще трепыхавшихся карасей.

— Откупные. Мы ведь тебя утопить пытались.

Весна — голодное время. Девушка вспомнила о пустых щах и не стала отнекиваться, с благодарностью принимая подарок.

— Меня Ярина зовут, — спохватилась она, неловко улыбнувшись. — А вы не сердитесь? За барьер.

— Люди глупые и грубые, но без них совсем скучно, — веско сказала Березка — худосочная русалка с непривычно короткими, до плеч, волосами. — Они забавные всегда были, нас не трогали. Ну и мы их. Все тем летом началось, с появлением колдуна. А после ночи белой свиты* они совсем взбесились.

Расспросить поподробнее Ярина не решилась, но начало знакомству было положено.

Русалки шли по лесу свободно, не таясь. Они прекрасно знали, где находится избушка, а на вопрос только отмахнулись.

— Все знают. — Беседовала с ней в основном Рябинка, средние сестры были заняты — следили за Ивушкой. Маленькая русалочка оказалась до того любопытной, что удержать ее от попыток залезть в заброшенное волчье логово или на раскидистый дуб было непросто.

— Раньше мы старались оттуда подальше держаться. Илея не любила незваных гостей. Она и людей не любила, но никогда им не отказывала, наверняка полезными считала. Все маги такие, — Рябинка поймала скользнувшую мимо Ивушку за руку и невозмутимо продолжила. — По ней никто из наших особенно и не убивался. Только Торопий, но он пришлый.

Имя бывшей хозяйки избушки было непривычным, певучим. Хотя чему удивляться? Мало ли в Дивнодолье магов-чужеземцев. Колдовской круг располагался Рениме, столице соседней Арсеи, оттуда они и разъезжались по странам, которые признавали магов. Правда, обычно мастера своего дела не оседали в глухих деревушках. Но если учесть близость Пустоши… Вон, колдун, тоже по виду не простой, а кукует в этой дыре.

— А что с ней случилось? — Ярина поборола желание обхватить себя за плечи. Волшебство водяного иссякало, дрожь возвращалась, пришлось ускорить шаги.

— То же, что и со всеми. Ушла к Янтарной Пустоши и не вернулась. Бродницы ее на летний солнцеворот видели, с тех пор так и нет вестей. Тела не нашли. Маги постоянно пропадают, ничему их жизнь не учит.

Рябинка потерла плечо — сквозь прорехи в рубахе проглядывал белый шрам от ожога. Она говорила отстраненно, но последняя фраза отдавала горечью. Ярина не стала расспрашивать, они уже вышли на прогалину, где стоял дом.

— Ой, черепушки! — раздался звонкий голос. Бессловесные стражи вызвали у Ивушки бурю восторга. Она вырвалась и принялась прыгать у частокола. С ее ростом достать до верха не получалось, но русалочку это не волновало.

Черепа такое внимание не заметить не могли: глазницы налились светом, зубастые рты распахнулись. Ивушка взвизгнула от восторга, она бы вновь попыталась подпрыгнуть, как ворота отворились.

— Это что тут такое? — пробасил Торопий. — Кто балует?

— Здравствуй, дяденька! — Русалочка ничуть не смутилась, лихо поклонившись до земли. — Мы в гости.

Домовой, уперев руки в боки, разглядывал их пеструю компанию. Ярина не знала, что он разглядел на ее лице, но кустистые брови сошлись на переносице. Ничего хорошего это не предвещало.

— Лахудры в дом, — скомандовал он непреклонно. — Леший в баню. Да поживее!

Ярина тяжело вздохнула и поплелась. В баню так в баню.

__________________________________________

*Ночь белой свиты — двенадцатый день месяца темня (ноября). По дивнодольским поверьям в эту ночь Мороз со своей женой Стужей и всей свитой выезжают из высоких теремов на белых жеребцах и проносятся над миром, засыпая землю снегом.