2. Танец с косой

— Шторм, у вас совсем мозгов нет? — рычит на меня Дракон.

Он сердит и кажется, что сейчас начнёт полыхать, вот-вот дым из ноздрей пойдёт.

— Оставьте, Рю! — вмешивается Медведь. — У девушки похоже и впрямь страха нет.

— В её случае это одно и тоже, — кидает ему через плечо Кохэку и смотрит на меня. — Где ваша защита? Или вы это называете защитой? Решето и то лучше справится.

Я скриплю зубами, но молчу. Ответить нечего, потому что Дракон прав — защита у меня фиговая. А лучше я сделать никак не могу. Ну не получается у меня концентрировать вигор на периферии таким образом, чтобы выходила стена. У меня вообще его удержать не получается. Собрать — получается, толкнуть — получается, довести до границ себя — получается. А удержать, выстроить щитом вокруг себя — нет. У всех выходит, а у меня — фиг! Хоть тресни.

— Эрика, — гремит Медведь, — вчера у тебя бодрее выходило. Чего сегодня так кисло? Соберись!

Я сжимаю кулаки и выдыхаю.

Да, знаю. Кисло. И с каждым днём всё кислее и кислее.

Я учусь здесь только месяц, но мне кажется, что прошло никак не меньше года. Ежедневные изнурительные тренировки отнимают все силы. Бег с препятствиями, лазанье, ползанье, прыжки, кувырки, боевые приёмы с косой и без — всё это с утра до вечера с перерывом на поесть и поспать. Только вот с последним у меня тоже проблемы. Я почти не сплю по ночам, три-четыре часа и всё. Остальное время читаю. Да, меня никто не заставляет. Это уже чисто мой выбор, моё решение. Я слишком хорошо помню, как на Тракте Эрстера моя глупость чуть не погубила сотни людей. Секач должен знать всё о своём деле. Я должна знать всё. Поэтому и не сплю ночами, а отупевшим от бесконечных тренировок мозгом пытаюсь переваривать информацию. И делаю я это как правило в библиотеке, пробравшись туда тайком, потому что с соседками по комнате мне не повезло.

Меня подселили третьей к магичкам второкурсницам. Они это восприняли без энтузиазма и радости. Косились на меня, держались сдержанно, натянуто. Я думала, что со временем пройдёт: поживём вместе, познакомимся, притрёмся — и всё будет путём. Но не тут-то было. Лаванда и Элена не желали притираться и хоть как-то знакомиться. Они напротив с каждым днём всё сильнее возводили стену игнора и холодного презрения. А недавно и вовсе принялись делать пакости. Например, три дня назад они свалили на пол всю мою одежду, которая висела в шкафу. А сегодня, вернувшись в комнату ночью, я обнаружила лужу на своей кровати. Это взбесило меня так, что я была готова расшибить стулья о их тупые лбы. Но вместо этого набрала воды и вылила на спящих дур. Да, эти идиотки сделали пакость и преспокойненько легли спать. Какой вой они подняли — мама дорогая! Сбежались, наверное, все, кто был на этаже. Но у меня не было настроения разбираться, я сгребла вещи и ушла в библиотеку. Читать. В итоге не выспалась совершенно.

Но сказать обо всём об этом Медведю, то есть инструктору по боевым искусствам Эдуарду Медведеву — здоровенному бородатому дядьке — не могу.

— Тебе репродуктат-то выдали? — спрашивает Медведь.

Мотаю головой. Мне его и в самом деле ещё не выдали.

— Как выдадут, так сразу принимать начинай, а то до конца года не дотянешь, — сочувственно басит Медведь.

И я мысленно соглашаюсь: не дотяну, как пить дать не дотяну.

А потом этот сочувствующий дядечка на пару с шипящим Драконом гоняют нас ещё два часа. Так что из тренировочного зала все выползают никакими. Но Пётр, Ник и бабушка Ше быстро восстанавливаются, глотнув репродуктата. Они протягивают и мне, но я отказываюсь. Мозгом я понимаю, что даже от одного глотка ко мне вернуться силы, но не могу отделаться от мысли, что этот глоток меня просто убьёт. Так что на занятиях по защитным амулетам я сижу полутрупиком и пытаюсь вникнуть в схемы этих амулетов и найти хоть какие-нибудь различия. Но не нахожу. А амулетов меж тем тьма тьмущая. Больше всего мне понравились амулеты от насекомых, от насморка и от спотыканий.

Последний бы мне явно пригодился. Пока спускалась с лестницы, успела три раза споткнуться. Силы идти придавала только одна мысль: что сейчас обед, и меня целый час никто никуда не будет гонять.

На подходе к столовой нас перехватывает наш врач и просит зайти в кабинет. В этом кабинете я бывала уже не раз. Кристофер Грин каждую неделю, а то и чаще приглашает нас для осмотра. За это время я успела познакомиться с его ассистентами, а вот долговязого дядьку с острым носом вижу впервые.

— Знакомьтесь, — говорит Грин, — это профессор Вивьен Эпайль, декан факультета магической медицины и…

— Кристофер, оставьте эти формальности! — вскакивает Эпайль. — Я очень рад наконец видеть тех, ради кого старался столько лет. И конечно, особо рад представить продукт своих стараний…

Дальше Вивьен Эпайль разливается соловьём про молодое, но очень перспективное направление в магмедицине — здоровьеохраняющие амулеты. Говорит, что в будущем такие амулеты смогут полностью заменить репродуктат, а пока же выступают мощной поддержкой для здоровья, усиливая действие зелья. Говорит, что эти амулеты уже раздали всем работающим секачам, и под конец вручает каждому из нас небольшую металлическую пластину с витиеватым узором. Взвешиваю её в ладони и припоминаю каким-то чудом отпечатавшиеся слова из сегодняшнего урока про то, что самые лучшие амулеты выплавляют из металла. Такой амулет может столетиями держать заклинание, в отличие от стекла, которое со временем трескается, а при первом же использовании лопается. Глина же вообще ничего не держит, только «след» смазать может.

Профессор Эпайль пожимает всем руки, ещё раз повторяет, что амулет обязательно нужно носить и по возможности не снимать, он, как и репродуктат, накапливает действие. И на этом прощается. А Кристофер Грин достаёт из шкафа пачку картонных упаковок и каждому вручает по одной.

На упаковке ничего не написано, но я понимаю, что это и есть капсулы репродуктата, которые нужно растворять в воде и пить. Каждый день. По литру. Каждый грёбанный день. По грёбанному литру. Литру!

Я один-то глоток с трудом пережила, а тут целую бутылину пить.

Об этом я безрадостно размышляю всю дорогу до столовой. Пётр беззлобно подшучивает надо мной, Ник понимающе кивает, рассказывая, как начинал принимать эту дрянь, как его скручивало всякий раз, но потом он привык. Это нисколечко не ободряет меня. А когда я захожу в столовую, то шепотки и косые взгляды напоминают о ночном происшествии.

Да твари ж вас забодай. Достали уже!

— Эрика, — рядом опускается бабушка Ше и кладёт на стол ключ от комнаты, — как доешь, сходи в общежитие, перенеси к нам свои вещи. Я поговорила с девочками, мы потеснимся.

Хлопая глазами, смотрю на бабушку Ше и чувствую, как глубоко внутри разливается согревающее тепло.

Хонг Ше, вечно молчащая, скупая на эмоции, сосредоточенная старушка, которая лучше всех орудует косой и смолит, как паровоз. Бабушка Ше, о которой за этот месяц я не узнала практически ничего, именно она протягивает мне руку…

Благодарно улыбаюсь, хватаю ключ и, бросив обед, выбегаю из столовой. И откуда только силы взялись? Буквально только что тащилась по ступеням сонной мухой, спотыкаясь на каждом шагу, а сейчас второе дыхание открылось. И мир вокруг будто бы преобразился. И снег под ногами скрипучий, искристый, и ветер не холодный, а просто свежий, и солнце из-за тучек выглядывает, глаза радует, и физиономии попадающихся на пути магов не такие противные. А ведь мне всего-то дали возможность съехать от двух дур.

Эх, была бы Верена тут, я бы уже давно у неё на плече поплакалась и помощи попросила. Но она три недели назад уехала на практику и вернётся ещё нескоро. У третьего курса долгая практика. Вот Астрид тоже на практику уезжала и четыре дня назад вернулась, но мы с ней всё пересечься никак не можем. Странная, конечно, ситуация: на одной территории и всё никак не встретимся. Если уж честно говорить, то бредовая. Но я реально не могу найти Астрид, она будто бы растворяется всякий раз, как я её замечаю. Напрягает это. Сильно напрягает. А на фоне всех этих взглядов, слухов про секачей и новостей про прорывы напрягает вдвойне.

На полном ходу залетев в общежитие, сталкиваюсь с комендантом и весело сообщаю, что съезжаю от дур к Хонг Ше. Прощально махнув рукой, лечу к своей комнате, распахиваю дверь и тут что-то внутри меня натягивается струной, поводьями, вынуждая остановиться, замереть.

Чувство опасности.

Дракон говорил о нём, настаивал на том, чтобы мы прислушивались к своим ощущениям, внутренним голосам, интуиции. Он говорил, что секачам не раз спасало жизни вот это чувство — чувство опасности.

Но неужели здесь тварь? Прямо в комнате? Как она могла образоваться за такой короткий срок? Я же только ночью тут была и ничего не ощущала.

И что мне теперь делать? Бежать за Драконом? Или попытаться сначала найти её?

А вдруг это вовсе не тварь, а что-то другое? Что угодно же может быть опасностью.

Я медленно выдыхаю и, не переступая порога, оглядываю комнату.

Моя кровать в порядке, а вот чемодан явно трогали. Видимо пытались открыть. Но не смогли. И не удивительно. На нём висит парочка надежных амулетов от всякого ворья. Хотя опытный маг, думаю, эти амулеты расщёлкнет как орех. Значит, дилетант работал. Неужто опять эти идиотины?

Сжимаю кулаки и ещё раз обшариваю взглядом комнату: стены, кровать, пол, и прямо у самых ног на уровне колен замечаю протянутую от косяка к косяку тоненькую леску. Настолько тоненькую, что её почти и не видно. Двинься я хотя бы ещё на один шаг, то непременно задела бы её.

Осматриваю косяки, задираю голову и на невероятной конструкции из палочек и крючочков вижу огромную пузатую банку заполненную копошащейся дрянью. Многолапчатой и склизкой.

Если бы я задела леску, то этот тошнотворный комок свалился бы мне прямо на голову?

Уроды.

Две мерзкие, мстительные уродки.

Гораздо более мерзкие чем то, что сидит в банке.

Мерзкие и тупые. Если думают, что это им сойдёт с рук. Я же ведь тоже далеко не пай-девочка.

А что у нас, кстати, с защитой от насекомых?

Аккуратно, чтобы не коснуться ногой лески, заглядываю в комнату, оглядываю косяки, где обычно висят все комнатные амулеты, и вижу, что один сильно поцарапан.

Ну отлично просто. Неужели они решили загадить собственную комнату? Ведь вся эта склизкая лапчатая орава, упав на меня, расползлась бы по углам. В том числе и в их кровати.

Осторожно пролезаю в комнату, подхожу к кровати Лаванды и сразу замечаю сплетённый из проволоки амулет. Точно такой же висит и у Элены. Из сегодняшней лекции сразу припоминается, что проволочные амулеты гораздо хуже литых, но вполне ничего.

«Ничего» так «ничего». Пригодятся оба.

Беззастенчиво срываю их и упаковываю в чемодан вместе с остальными вещами. Но видимо, как-то неаккуратно, потому что боковой карман расходится, и из него вываливается моя обрезанная коса. Запихать обратно не получается, и я не придумываю ничего лучше, как обмотать её вокруг пояса. Затем очень-очень осторожно пропихиваю чемодан под леской, после чего выхожу из комнаты и рублю ногой по нити.

И захлопываю дверь.

У Лаванды и Элены сегодня будет незабываемый вечер. Приятного вам, девочки.

Зло чеканя шаг, поднимаюсь на два этажа вверх, затаскиваю чемодан в комнату к старушкам, а на выходе вижу Астрид. Она не спеша идёт по коридору прямо на встречу, но, заметив меня, как-то странно дёргается и… И пытается уйти? Серьёзно?

Да что происходит, твари тебя разорви!

— Астрид, привет! — кричу я и шагаю к ней.

— О! Привет, Эрика, — говорит она так, будто бы только что меня заметила.

— Давненько не виделись, — продолжаю нажимать я. — Уже месяц пытаюсь тебя поймать, но то у тебя практика, то ты просто убегаешь.

— Убегаю? — неискренне удивляется Астрид. — Ничего я не убегаю. Просто у меня дел много, вот и бегаю постоянно. И сейчас у меня тоже дела. Нужно срочно идти.

Это что, меня культурно посылают, что ли? Да с какого праздника вообще? Что я сделала? Чем заслужила? Или…

Или это потому, что я секач? Одна из тех, на кого сейчас всех собак вешают, про кого сейчас модно сплетни в газетах писать, кто «вызывает тварей из иного мира». Так что ли?

Да быть этого не может. Ну не могла Астрид в эту ерунду поверить, повестись на такой откровенный вброс. Не могла! Она ж всегда была умницей, в школе одни пятёрки, да и тут красный диплом обещается быть. Ну не дура же она!

Смотрю на Астрид, пытаюсь поймать её взгляд, но она отводит его, прячет. И я кожей, нет, чем-то другим, на каком-то ином уровне ощущаю стену между нами.

Астрид не хочет. Она не хочет со мной общаться. Не хочет, чтобы кто-то видел наше общение. Не хочет, чтобы кто-то знал, что я её сестра. Не хочет, потому что…

— Ты что, боишься? — тихо спрашиваю я. — Боишься, что я стала секачом?

— Что за глупость? — дёргает она плечом.

— А чего бегаешь от меня?

Астрид заливается краской и зло смотрит на меня, буквально сверлит глазами.

— Нет, Эрика, я тебя не боюсь. Не льсти себе, родная, — выдавливает она каждое слово. — Но, видишь ли, у меня есть некоторые планы на будущее. Большие планы. У меня, в отличие от тебя, нет «гарантированной государством работы», мне придётся самой всё искать, устраиваться, крутиться. И я очень не хочу, чтобы мою фамилию связывали с секачами. Ясно?

Лучше бы на меня упала та злосчастная банка. Лучше бы встретится лицом к лицу с Лавандой и Эленой. Всё лучше, чем выслушивать от собственной сестры такое.

Я не знала, что так бывает, что так вообще может быть. Что одно событие — событие, которое я не выбирала, которое я не хотела, которое и врагу не пожелаешь, — перечеркнёт все отношения с родным человеком. Разрушит всё под основание. Такого не бывает. Ну не бывает так! Хочется вцепиться в Астрид, тряхануть, вмазать хорошенько. Да хотя бы просто наорать, высказать всё. Но стена, холодная непроницаемая стена не даёт сделать это.

— Яснее некуда, — отрывисто отвечаю я. — Тогда мой тебе совет: смени фамилию. Потому что я очень не хочу, чтобы мою фамилию связывали с дурой, вроде тебя.

Выплюнув всё это ей в лицо, я разворачиваюсь на каблуках и иду. Сама не знаю куда. Иду и всё. Гул шагов колкой болью отзывается в висках. В голове — ни одной мысли, в сердце — ни одной эмоции. И это хорошо. Да. Хорошо.

В ином случае я взорвусь.

Просто взорвусь.

Останавливаюсь я только перед большой дверью спортзала. Ноги сами принесли меня сюда.

— Шторм, вам отдельное приглашение нужно? — врывается в сознание въедливый голос Дракона. — Занятия уже начались.

Занятия — это хорошо. А тренировка — ещё лучше. Набить кому-нибудь морду — это то, что мне сейчас нужно. Это то, что у меня сейчас получится.

Захожу в зал, беру косу, встаю в свой привычный угол, вполуха слушаю Дракона. И активирую атис. Это у меня теперь выходит быстро, почти моментально.

Раз — и я проваливаюсь в глубину. Два — и вот уже росту. Три — и гоню вигор по жилам. На этом всё. Четвёртый шаг у меня не получается. Никак. Вигор не выстраивается щитом, не держит форму и плотность, дрожит, утекает. В общем, ничего не получается.

И сейчас тоже.

Это не щит. Это фигня какая-то.

Рушу его сама, пока Дракон не увидел, и начинаю строить заново. Толкаю по крупицам, леплю одно к другому, растягиваю перед собой, создаю форму… Мне хотя бы форму создать! Уже не до плотности. Не до жиру!

Но стена опять бугриться, лопается мыльным пузырём, и это выбешивает окончательно.

Всё!

Достало!

К тварям щит. К тварям Астрид. К тварям идиотов. К тварям все статейки, слушки, вообще всё пошло к тварям. И ты, Дракон, тоже к тварям вали!

А я буду рубить.

Мочи!

И начинаю со знака «дождь». Обычно начинаю со «стекла» или «взмаха», а сейчас вот с «дождя» пошла. И хорошо так пошла. Плавно. Затем «выстрел». Хрен его знает, почему. Просто хочу так. Дальше знак «здесь» и срезу «шаг».

Прямые и косые удары сплетаются в один непрерывный узор. Красивый узор. И руки уже сами начинают выписывать косой «каплю», затем «слезу», а потом снова зачем-то «каплю», и завершают эту реплику резким знаком «танец».

Да, танец. Это и впрямь похоже на танец. Я не рублю, не атакую, а танцую. Косой, руками, всем телом. И сила, моя сила, мой вигор танцует тоже.

Знак «стекло» отдаётся в теле резкой болью, я выгибаюсь и черчу верхний «зонт», а затем падаю в нижнее «никогда», после — винтом «окно».

Танец. Танец под дождём. Это похоже на отчаянный одинокий танец под дождём. Танец, который держит и не отпускает. Дождь, который заслоняет всё вокруг. Я вижу его, я ощущаю его на своей коже, я ощущаю его в себе. Он проникает в меня. Он заливает меня. Капля за каплей.

«Капля». Я опять вывожу «каплю», а за ней «слезу». Тело гудит. Тело ломает изнутри. Вигор прёт вулканическим потоком в узкий канал, и я не справляюсь с ним. Я понимаю, что не справляюсь, что ещё немного — и меня разорвёт. В прямом смысле — разорвёт пополам. Но также я понимаю, что нужно дотанцевать. Обязательно нужно. Нельзя останавливаться!

Нельзя!

«Ка-апля»… Выписываю её собой и чувствую, как растягиваются нервы, лопаются от натуги жилы, трещат кости.

«Та-ан-нец»…

Отдираю левую руку от рукояти косы, но это не помогает. Поток не разделяется, потому что рука пуста. Она пуста, а нужен канал. Ещё один. Что-нибудь, что может стать каналом. Вторая коса.

Коса…

Изо всех сил тянусь к поясу и выхватываю обрубок своих волос.

«Взмах»!

С лёгкостью, с невероятной лёгкостью я выписываю этот знак двумя руками, двумя косами, и вигор больше не разрывает меня. Он течёт по двум каналам. Он снова танцует.

«Ключ» — танцую я сразу два «ключа»: жёсткий и гибкий, верхний и нижний. И перетекаю в знак «день», а завершаю всё летящим «небо».

А после опускается тишина. Она обступает со всех сторон, а дождливый танец отходит прочь. Я вижу замерших одногруппников. Вижу ошарашенного Медведя и перепуганного Дракона.

— Рю, ты видел? — гудит Медведь, и его громовой голос звучит, как сквозь вату. — Через меня будто прокатилось что-то. Это оно? Ты видел?

— Видел… Я такое уже однажды видел… — шепчет Дракон, а потом срывается на крик: — Не стойте истуканами! Хватайте её! Руки держите и ноги. Покалечится же…

И тут я чувствую, что меня подхватывают и стискивают здоровенными и сильнющими ручищами. Это, конечно, Медведь. Кто ж ещё! Пётр и Ник в ноги вцепились. Чего они всполошились-то так? Всё же нормально. Дракон, да скажи ты им…

Но Дракон пихает мне в рот какую-то тряпку, а потом зажимает между ладоней голову.

— Эрика, не волнуйся. Всё будет хорошо, — бормочет он, впервые называя меня по имени. — Сейчас начнётся откат. Будет больно. А учитывая силу выброса, будет очень-очень больно. Но ты потерпи, девочка. От отката ещё никто не умирал. Просто… потерпи, хорошо?

Его лицо так близко, что я вижу каждый капилляр в его испуганных глазах, вижу каждую морщинку на его лице, каждый волосок в седых усах. Дракон волнуется за меня. Реально волнуется. А мне почему-то становится смешно. Сама не понимаю, почему. Просто смешно.

А ещё щекотно.

Наверное, от того, что разбрызгана по всему спортзалу и даже за его пределами. Вишу этакими застывшими каплями-брызгами, будто бы фонтан, бьющий круговыми струями, внезапно заморозили. И эти капли-брызги начинают собираться, соединяться, стекаться обратно. В меня.

Щекотно это! А Дракон столетний глаза от страха пучит, ещё какую-то дрянь в рот напихал. Смешно же, честное слово!

Смешно!

Смех рвётся наверх, наружу, но рот эти придурки мне закрыли, поэтому смех разрывает горло.

В клочья…